Книга: 37 девственников на заказ
Назад: Ментизм, “тампакс” и отпечатки пальцев
Дальше: Кира

Куриная гузка и мамочкин пояс для чулок

Проснулась я от странных звуков взлетающего самолета. С трудом разлепила глаза — темно. Вышла на гул и чуть не столкнулась с полной пожилой женщиной, таскавшей по гостиной пылесос. Она так обалдела от моего вида, что выронила щетку и заслонилась рукой.
Я вспомнила, что голая, вернулась к кровати и обмоталась простыней. Женщина так и стояла у работающего пылесоса с выражением недоумения на лице. Я нажала ногой кнопку и, когда стало тихо, предложила познакомиться.
— Клава, — тихонько пролепетала все еще чем-то страшно удивленная домработница.
— Фрося, — протянула я ей руку из простыни.
— Клава, — повторила она опять, осторожно пожимая мою руку кончиками пальцев.
— Фрося, — повторила и я и решила как-то разнообразить наш диалог: — А еда еще не появилась?
Она смотрела несколько секунд в мое лицо все с тем же странным удивлением, потом вдруг просияла всеми своими морщинками и радостно сообщила:
— Курица в майонезе!
— Шикарно! — одобрила я и побежала одеться к столу.
Когда я вошла в кухню в синей шелковой пижаме с яркими красными хризантемами, Клава выронила из рук тарелку, и та со звоном разбилась на оранжевых плитках пола.
— Боже ж мой, боже ж мой! — причитала она, не отводя от меня взгляда.
Я решила выяснить, почему эта женщина все время цепенеет, видя меня.
Оказалось, в этот раз ее изумила пижама.
— Это же ихнего мамы пижама, — объясняла она, — лучше бы вы ее сняли. Ей-богу, так будет лучше — не ровен час Кирьян Афанасьевич придет и увидит. Лучше снять и повесить на место! А я вам дам его рубашку…
Услышав, что Кира сам мне предложил эту пижаму, Клава вдруг сразу поверила и многозначительно заметила:
— И на старуху бывает проруха!
Я не стала выяснять, кого она имеет в виду — себя, меня или мамочку Ланского. Поинтересовалась, который час. Оказалось — десятый. Девять вечера и еще одиннадцать минут в придачу.
— А он что, не говорил вам обо мне?
— Как же, — кивнула Клава, водрузив на стол курицу в хрустящей корочке из майонеза с чесноком, грецких орехов и кукурузной муки, — они позвонили и сказали, что в спальне в постели гость, будет спать до утра, не беспокоить. Вы любите гузку?
— Что?..
— Гузку, спрашиваю, любите? А то Кирьян Афанасьевич очень до куриных гузок расположенный.
— В смысле — куриную задницу?
— Нет, — покачала головой Клава. — Гузка — это пупырка над задницей, это не задница…
Совершенно невероятно, но я так и не смогла найти свою одежду! Мы с Клавой перерыли везде, где, по нашим представлениям, одинокий мужчина может запрятать одежду заглянувшей в гости женщины. Ее нигде не было. В отчаянии я перешла к осмотру бытовой техники — начала со стиральной машины, кончила микроволновкой. Особенно жаль было итальянских туфель на каблуках. Видя степень моего отчаяния, Клава предложила выбрать кое-что из одежды мамочки Ланского, “раз уж он к вам такой расположенный и разрешил взять ее пижаму”.
И мы открыли заветный шкаф в комнате мамочки. Слабый запах лаванды, старенькая норковая шубка, платья, юбки, несколько пар туфель с заботливо засунутой внутрь бумагой, ридикюль мамочки — пустой, сумочка побольше — в ней фотографии немолодой женщины с ребенком на руках, часы “Заря” и колечко с бриллиантиком.
Клава протянула мне старинный пояс для чулок с застежкой из двенадцати пуговиц и серые шерстяные чулки.
— Колготок в этом доме отродясь не водилось, — объяснила она, видя мой изумленный взгляд. — С голыми ногами не пойдешь — на улице подморозило, глядишь, ночью снег выпадет.
Пояс был велик. Кое-как подкалываю его булавками, булавки же пригодились и для застежки длинной юбки. Блузка с рюшечками, жакет, сверху — оренбургский пуховый платок.
В коридоре я выяснила, что туфли мамочки тоже велики. Спадают на каждом шагу. Это переполнило чашу унижений, я села на тумбочку у зеркала и тихонько завыла. Голос Клавы то наплывал совсем близко — волнами, то отдалялся — как будто я глохла. Голова гудела, болело плечо, вывихнутое при падении с люстрой, запах лаванды довершал все это отчаяние, укутывая меня кладбищенским запашком.
— Не плачьте, останьтеся\ — просила Клава, сама едва сдерживая слезы. — Уж если они вашу одежду выбросили, значит, хотели, чтобы вы осталися\ Никогда они еще одежду своих гостей не выбрасывали…
Клава дала мне десятку на метро. Если этот… если Кира Ланский выбросил и мою сумочку, клянусь, я напишу на него заявление в милицию за изнасилование!
Я шла по улице, шаркая спадающими туфлями и кутаясь в платок. Только бы не потребовали предъявить документы!..
В десять двадцать, подходя к подъезду, я заметила свет в квартире Богдана. Бедная моя мама…
Назад: Ментизм, “тампакс” и отпечатки пальцев
Дальше: Кира