Александр Бергер
30 ноября 2001 года. Семенов
Надо отдать должное Бронникову – он воспринял весть о своем освобождении с потрясающим спокойствием. Не орал, дескать, вы отняли у меня целых пять дней жизни – бесценных дней бесценной жизни моей! Не грозился найти управу на всех тех, кто эти самые дни отнимал, а прежде всего – на главного своего супостата, следователя Бергера. Хмыкнул:
– Ну-ну! Это ж надо, сколько времени вы зря потеряли, пытаясь меня расколоть! Я же сразу сказал: не делал я этого, не де-лал! Небось следы настоящего преступника давно снегом замело.
Бергер покосился в окно. Да уж…
– Кстати, – поинтересовался Бронников, – а почему вы меня отпускаете? Законное время вышло? Прокурор санкцию на арест не дает, а вы не можете предъявить мне обвинение? Что-то у вас рассыпалось, да?
– Рассыпалось, – кивнул Бергер. – Именно так. Я вас отпускаю, но прошу все-таки дать подписку о невыезде.
– Откуда? – хитровато посмотрел на него Бронников. – Откуда я не должен выезжать? Из Семенова? То есть вы меня вместо камеры поселите в гостинице и будете содержать на казенный счет? Или из Нижнего? Но как же я тогда смогу к вам на допросы являться? Или можно считать, что я окончательно выпал из поля зрения следствия?
– Еще нет, – с сожалением признал Бергер. – Не окончательно. Думаю, мы с вами еще пообщаемся, а что касается подписки о невыезде, то явка в такой-то пункт по вызову органов милиции и прокуратуры не является ее нарушением. Понятно?
– Понятно. То есть в Семенов ездить можно, а на Риммину дачу, к примеру, в Соложенку, нельзя?
– Нельзя.
Возможно, он ответил слишком поспешно, слишком категорично или в голосе что-то такое прозвучало, но Бронников взглянул на него с любопытством. Еще не хватало – позволить ему ездить в Соложенку, общаться с Калинниковой, может быть, сбивать ее с толку! От бабки и так не бог весть сколько проку как от свидетельницы, нечего ей голову морочить.
– Да вы не беспокойтесь, Александр Васильевич, – сказал вдруг Бронников. – Не поеду я в Соложенку. Что я, неживой, что ли? Думаете, мне легко снова там оказаться? Все время представлять себе, что, вернись я раньше, может быть, застал бы ее еще живой, может быть, убийца бы до нее не добрался бы, а там, глядишь, и раздумал это делать. Нет, в Соложенку мне путь надолго закрыт, а может, навсегда. Там все Риммино, все ею полно еще. Я и домой-то вернуться могу более или менее спокойно только потому, что Римма у меня после развода моего с женой бывала буквально раза два, и то мимоходом. Моя квартира ею не пропиталась еще, понимаете?
– Понимаю.
– Ну и хорошо. Тогда я откланяюсь, как в книжках иногда выражаются?
– Не получится, Григорий Александрович, – мягко остановил его Бергер. – То есть пока не получится. Мне придется сопровождать вас к месту жительства. Я бы хотел, чтобы вы осмотрели свои вещи. Понимаете, если не вы стреляли в Римму Тихонову из того «вальтера», то есть я хотел сказать, если ее убили не из вашего «вальтера»…
– Ого, – быстро, негромко перебил его Бронников. – Ничего себе новость! Так вот вы почему решили от меня отвязаться… Не из «вальтера»? А из чего? И каким образом «вальтер» оказался валяющимся на дорожке?
– На эти вопросы я пока еще не могу ответить, – с усилием признался Бергер. – Следствие идет. Мы ищем, мы пытаемся найти настоящего преступника. Но давайте мы с вами посмотрим, не найдется ли в вашей квартире следов… ну, не знаю чего, может быть, взлома какого-то, что ли, а то вспомните какой-то эпизод, на ваш взгляд, к делу не относящийся, но который позволит нам понять, как же все-таки ваш «вальтер» попал в Соложенку и кто так тщательно пытался бросить на вас тень подозрения, сначала убив вашу любовницу.
И они поехали в Нижний. Бронникову позволили взять с милицейской стоянки его «БМВ», уже порядком занесенный снегом. Охранники даже помогли его разогреть, потому что машина попала на стоянку еще до морозов, масло застыло. А потом Бронников сел за руль, Бергер – рядом, и они отправились в путь.
Оба молчали. Бергер молчал не потому, что не о чем было говорить или вопросов больше не было. Нет: его покоробила откровенная радость Бронникова от встречи с машиной – по всему чувствовалось, любимой. А впрочем, имел ли он право осуждать человека, который провел почти пять суток в КПЗ, прямо скажем, не отличающейся повышенной комфортностью, а сейчас вдруг получил возможность поехать домой? Неужели кто-то на месте Бронникова не наслаждался бы свободой? Сейчас он может думать только о себе. Это психологически понятно. Наверное, к нему еще вернутся горестные мысли об убитой…
– Кстати, – сказал Бронников, – кстати, о моем «вальтере». Очень может быть, что в мою квартиру никто посторонний не лез. Вы ведь мне не раз говорили, что на нем не обнаружено отпечатков пальцев «третьего лица». И смазанных пальчиков нет. Знаете, почему? Возможно, «вальтер» увезла сама Римма. А убийца наткнулся на него там. И с ходу сообразил, как устроить так, чтобы подозрение пало на меня.
– А зачем бы ей увозить с собой пистолет? – повернулся к нему Бергер, пораженный не столько этим предположением, сколько неожиданным поворотом мыслей Бронникова. Только что сидел, весь разомлевший, в этом своем «БМВ», чуть ли не гладил его, как любимую женщину, а оказывается…
– Вопрос, конечно, интересный. Если бы я знал! Можно только предполагать. Например, неуверенно чувствовала себя одна в деревне. Ночью там, правда, страшновато – глухомань лесная, мало ли кто бродит по лесу и решит заглянуть в окраинный домик, где живет одинокая красавица… А вообще-то я ведь уже говорил вам – она любила оружие. Мне приходилось видеть женщин, которые, перебирая брюлики, испытывают от этого почти чувственное наслаждение. Римма в какой-то девчачий восторг приходила, когда брала в руки «вальтер». Я когда-то хотел купить ей такую игрушечку, даже предлагал добыть разрешение на ношение оружия, но она с сожалением сказала, что, во-первых, когда-нибудь не удержится от искушения пустить его в ход без всякой надобности, а во-вторых, наличие оружия защиты у какого-то человека само собой, спонтанно, может спровоцировать нападение на него. Для меня это слишком сложно, но… может быть, вы понимаете?
– Отчасти, – неуверенно сказал Бергер. – То есть получается, она взяла «вальтер» на всякий случай, а это против нее же и обернулось?
– Что-то в этом роде. Но элемента случайности я в этой истории не вижу никакого. Разве что в том, что убийца сообразил, как спутать следы и запачкать другого человека. А само по себе убийство было тщательно обдумано, время выбрано правильно, и вообще… Думаю, теперь, когда вы от меня отвязались и станете на ситуацию шире смотреть, вы рано или поздно выйдете на этого типа. И припрете-таки его к стенке. Надеюсь, ему не удастся отвести вам глаза и выйти сухим из воды.
Голос его задрожал, руки тоже. «БМВ» вильнул было в сторону, но тотчас выровнялся.
– Погодите, – нахмурился Бергер. – Вы на кого намекаете?
– Да я не намекаю. Я говорю о совершенно конкретном человеке. И не делайте вид, что вы его не знаете, его поганое имя уже всплывало во время наших разговоров. Забыли? Ну так я напомню. Это Никита Дымов. Художник. Красавчик такой, знаете, при виде которого чувствительные дамочки, вроде Риммы, ощущают сухость во рту и предательскую влажность в интимном местечке. Или вы станете меня уверять, будто у него не было причин убить Римму?
– У меня после разговора с ним создалось такое впечатление, что не было.
– А у меня были какие причины, по-вашему? Конечно, теперь дело прошлое, но, знаете, меня по-прежнему гложет любопытство: мне-то за каким чертом надо было убивать женщину, которую я много лет любил и на которой мечтал жениться? Так, на минуточку, откройте мне глаза на побудительные причины моего совершенно кретинского поступка!
Говорил Бронников вроде бы с легкой усмешкой, однако стрелка на спидометре медленно переползла за 100, потом за 120 километров…
– Мне кажется, я видел ограничитель скорости на подъезде к населенному пункту, – чрезвычайно вежливо произнес Бергер.
Бронников расслабился и, видимо, ослабил давление на педаль. Спидометр и Бергер вздохнули с равным облегчением: один тайно, другой – явно.
– Так как насчет причин? – опять начал Бронников, как только проехали Киселиху.
Бергер молчал, старательно делая вид, что дремлет. Он понимал законное любопытство Бронникова, и интересы следствия требовали продолжения разговора, однако… ну бывают люди, которые терпеть не могут превышения скорости! Можно, конечно, удивиться: какой же русский не любит быстрой езды? Так ведь это – русский. А он, Бергер, наполовину немец. Какие в таком случае могут быть к нему претензии?
– Спорим, я знаю, что вы скажете? – не унимался Бронников. – Ревность, состояние аффекта и все такое. Согласен – у меня были поводы для ревности, бессмысленно отрицать, хоть я и пытался поначалу. Но ведь они были не только у меня. Они были и у Никиты Дымова. Причем те же самые – ревность!
– Вы полагаете, он мог ревновать к вам?
– Ко мне? Чепуха какая. Стоило ему только пожелать, и Римма бросила бы меня в одну минуту. Я это прекрасно понимал, я на стенку лез, видя, как она у меня из рук уходит, вытекает, будто вода. Она – из моих рук! Вы не знаете, чем мы были друг для друга, пока не появился этот мальчишка, который ей душу выжег! Именно любовь к нему, вернее, не любовь, а какое-то безумное, неодолимое влечение изменило ее. Она была только моя, она мне принадлежала душой и телом, она была чиста, как алмаз, а из-за этого поганца стала настоящей блядью!
Бергера прижало к спинке сиденья. Стрелка опять поползла по спидометру, но он тупо поглядел на нее и как бы даже не заметил. Это не сила скорости – это догадка пригвоздила его к месту и заставила на мгновение онеметь.
– Ого! – сказал он наконец. – Так вот, значит, кто отправил Никите эти фотографии!
«БМВ» затормозил так резко, что Бергер непременно стукнулся бы о лобовое стекло, если бы не ремень. Бронников ударился грудью о руль и застонал:
– Черт! Идиот! Извините, это не вам. Это я себе. Ох… больно. – Он угрюмо потер грудь. – А откуда вам известно про фотографии?
– Мне их показал Дымов.
– Да ну? Сам показал?! Хитер, сволочь. Козыри из рукава вынул: я, мол, чист, аки ангел! Вы что, не понимаете, он сделал это, чтобы все подозрения от себя отвести? Боялся, что фотки так или иначе на свет вылезут. Не сомневался: тот, кто их ему послал, рано или поздно признается, что сделал это и зачем сделал.
– Ну вы признались, что это – дело ваших рук. А зачем вы их Никите послали?
– Что, не соображаете? – грубо спросил Бронников, трогая «БМВ» с места. – Я хотел, чтобы она с Никитой рассталась. Чтобы он ее бросил. Потому что хоть она там трахалась неведомо с кем, как ненормальная, все-таки сгорала-то от любви она по этому мальчишке. Не сомневаюсь – только потому и трахалась, что тот брюнет глазастый на него был похож. Небось представляла, будто она с ним, с этим… И называла этого стебаря не его собственным именем, а другим! Никогда! Никогда! – вдруг выкрикнул он яростно. – Дурак я! Это она не «Никогда!» шептала, это она «Никита!» шептала, а я просто не понял!
Бергер тоже мало что понял в этой путанице слов, но ему с каждой минутой все больше хотелось вынуть табельное оружие и хоть под дулом пистолета заставить Бронникова остановиться, а потом выйти из этого чертова «БМВ» и пересесть на рейсовый автобус. Он бы даже не поленился пару километров через заснеженный дачный поселок пройти, чтобы добраться до электрички, только бы не оставаться наедине с этим человеком, которого так корежило от ревности и горя, что ему, чувствуется, самому было сейчас все равно, жить или умереть.
«Бронников, немедленно остановите машину!» – хотел сказать он, а вместо этого сдавленным голосом пробормотал:
– А кто он… тот… на фотографиях?
– Представления не имею! – рявкнул Бронников, глубоко вздыхая и садясь прямее. – Знал бы – отрезал бы, что положено отрезать мужику в таких случаях. Но говорю: как я ни взбесился, увидев эти снимки, я сразу понял, что мужик – только средство. А цель – Дымов. Все из-за него и произошло.
– Кстати, а как вы раздобыли эти фотографии?
– Что значит – «раздобыл»? – косо зыркнул на него Бронников. – Да век бы их не видать, еще не хватало что-то там раздобывать!
– Откуда же они у вас взялись?
– Вы не поверите! – Бронников откинулся на спинку сиденья. – По почте пришли! К счастью, на домашний адрес. В отличие от той анонимки, благодаря которой все издательство узнало про красавчика-художника – бойфренда моей любовницы. Да, они пришли по почте… Первым моим побуждением было бросить их в физиономию Римме. Вторым – взять «вальтер» и пострелять всех на хрен. И ее, и того парня… вернее, тех парней. Но «вальтер» я не нашел. Может быть, Римма его уже к тому времени увезла в Соложенку, точно не знаю. Однако, покуда я его искал, кровь от башки немножко отлила, я дал себе труд задуматься.
– Насчет того, что овчинка выделки не стоит?
– Ого! – искоса глянул на него Бронников. – Мне послышалось, или в вашем голосе прозвучало явное презрение? Что, и нам ничто человеческое не чуждо, товарищ следователь? Вы бы на моем месте пошли-таки защищать попранную честь, да? А как же насчет пресловутой нордической выдержанности?
Бергер только и мог, что зубами скрипнул. Востер мужик этот Бронников. Востер, хитер, опасен… Конечно, не стоило бы его отпускать! Мало ли какие выводы там сделал эксперт Григорьев насчет пуль, гильз и всего прочего! От ошибок никто не застрахован, может, и непогрешимый Григорьев маху дал?
– Так вот, дал я себе труд задуматься… Эти фотки не с печки ко мне в почтовый ящик упали, верно? Их кто-то прислал. Возможно, тот самый волоокий стебарь, который так качественно охаживал Римму? Но это вряд ли. Это ведь в некотором роде самоубийство – вызывать огонь на себя! Думаю, он был не только для Риммы средством представить, будто она блаженствует в объятиях своего мальчонки. Он был средством для того, кто снимки делал, а потом мне присылал. Средством достижения какой-то цели. И тогда возник у меня вопрос: какая это была цель? Опорочить Римму в моих глазах? Или спровоцировать меня на какой-то непредсказуемый поступок? Скажем, на убийство Риммы? Или хотя бы построить такой прочный базис для моей ревности, чтобы потом, когда это убийство произойдет, можно было их использовать как непосредственный повод для объяснения моего поступка. То самое состояние аффекта.
– Вы, никак, имеете в виду, что Римму застрелил тот самый человек, который организовал эту съемку, а потом послал вам фотографии?
– В точку! – Бронников стукнул кулаком по рулю, а попал по клаксону. «БМВ» одобрительно рявкнул, словно порадовался догадливости хозяина. – Именно так. Найдете этого любителя фотографической порнушки – найдете и убийцу.
