АВГУСТ 2001 ГОДА, ЗЕЛЕНЫЙ ГОРОД
Зазвонил телефон. Анна задумчиво посмотрела на аппарат, размышляя, взять трубку или нет. Кто-то развлекается уже четверть часа, не меньше: звонит и звонит, но стоит Анне поднять трубку, бросает свою. Она уже подумала было, что какие-то неполадки на линии, соединения не происходит, но в последний раз, перед тем как в трубке раздались гудки, отчетливо услышала досадливый вздох.
Нахмурилась. Может, выключить телефон, и пусть себе тот, кто развлекается, продолжает играть сам с собой? Но она беспокоилась о пропавших Сереге и Марине. Они должны были вернуться из Нижнего часа четыре назад, однако так и не появились. А ведь уже девять вечера. Конечно, дело молодое и веселое, неведомо, куда могло их занести, но можно же позвонить, предупредить… Анна, устав тревожиться, сама набрала номер ресторанчика «Варяжский гость», куда сегодня ездила с обычной проверкой дел Марина, однако менеджер ответил, что Марина Николаевна давно уехала. Да, в ресторане все в порядке. Нет, не говорила, куда поедет. До свиданья, большой привет Петру Федоровичу.
Опять звонок, другой, третий… Анна неохотно потянулась к трубке, дав себе слово, что, если опять начнутся гудки, она и в самом деле выключит телефон. И у Сереги, и у Марины есть мобильники, захотят – сообщат о себе. Тут же вспомнила, что сама несколько раз набирала их номера, но ответ был один, что у Сереги, что у Марины: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
Ответа только два: что-то случилось – или ребята просто не хотят, чтобы их кто-то доставал. Может быть, Марина наконец решилась ответить на неотвязное обожание парня? А почему бы и нет, Серега милейший человек, хоть и простой, как табуретка, но надежнейший, кому об этом знать лучше, чем Анне…
– Алло?
Она почти ожидала снова услышать тишину, однако в трубке зазвучал возбужденный женский голос:
– Ой, куда это я попала?
– А куда вы хотели попасть? – вежливо поинтересовалась Анна, почти радуясь, что звонок не скрывал никакой загадки или неприятной новости.
– На юг, – бодро ответила женщина.
Анна опешила и не нашла ничего лучшего, как ляпнуть:
– Ну так вы ошиблись, это скорее север!
Опять гудки.
«К черту! – зло подумала Анна и потянулась к розетке. – К дьяволу, к лешему, к бесу! На юг! Ишь, веселая какая нашлась!»
– Кто звонил? – послышался голос мужа, и Анна увидела, что он стоит на площадке второго этажа.
– Да ну, какая-то идиотка развлекается, то трубку бросает, то сообщает, что она на юг хотела попасть.
– На какой юг? – недоумевающе спросил Петр.
– Вот этого она как раз не сказала. – Анна безуспешно пыталась дотянуться до розетки, но мешали книги и журналы, сложенные на столике в ненадежную стопку. Чуть шевельнешь, и все разлетятся по полу. Лучше их снять аккуратно, по одному.
– Погоди, ты что, телефон хочешь выключить? – Петр сбежал по лестнице. – А если ребята позвонят?
– Хотели – уже позвонили бы. Но ты на всякий случай включи свой сотовый. Надо думать, туда эта любительница юга не прозвонится.
И тут телефон снова разразился трезвоном!
– Погоди, я сам трубку возьму, – остановил Петр ее неудержимый порыв к розетке. – Успокойся. Алло? Здравствуйте, да, это я. Слушаю вас.
Анна просто ушам не поверила. Значит, телефонная хулиганка угомонилась и звонит какой-то нормальный человек? А почему у Петра стал вдруг такой резкий голос? Говорит какие-то обязательные вещи, да-да, нет-нет, спасибо, что, где, а голос так и дрожит от напряжения. Лицо, правда, никаких эмоций не выражает, но это ничего не значит: Петр тщательно следит за своей мимикой, убежденный, что всякое мимическое движение только усугубляет его уродство. Не без того, конечно, но какое это имеет значение для любящей жены?
Для любящей жены-то, может, и никакого…
– Вы абсолютно уверены? Ошибки нет? И «Круизер» видели? Ну, понятно. А скажите, нет ли у вас… – Манихин покосился на жену, словно только сейчас сообразил, что она стоит здесь. Вроде бы заколебался, а потом махнул рукой: пусть-де слушает! – Нет ли у вас ключа? Ну да, ключа от квартиры? Вот оно что… Отлично. Да, вы правильно поняли. Сколько? Ну хорошо. Так, скажем, минут через сорок. Да, где в прошлый раз, около автостанции. Только я буду на другой машине, не на «Круизере», как вы понимаете. На темно-сером «Пежо». Хорошо, давайте через час. Всего доброго.
Он нажал на сброс, задумчиво посмотрел на телефон и начал набирать какой-то номер, потом вдруг остановился, покачал головой и положил трубку. И двинулся наверх по лестнице, ничего не сказав Анне.
Та несколько оторопела. Прошел, как мимо пустого места, ничего не сказал, ни словечка…
– Это Марина? Серега?
– Нет.
– А кто?
– Да так, одна особа. Я ее просил кое-что уточнить, вот она и выполнила просьбу.
– Ты что, меня за дуру считаешь? – резко спросила Анна, и в голосе ее послышались ей самой незнакомые, истерические, даже стервозные нотки. – Ты же про наш «Круизер» говорил! Правильно?
– Да, но это ничего не значит.
– Как это – не значит?! – Анна с изумлением уставилась в сутулую спину мужа, поднявшегося уже на несколько ступенек. – Что-то случилось, я же вижу, что-то случилось! Марина и Серега… они в аварию попали?
– Нет, они вполне живы и здоровы. И крепко спят, – проговорил Петр с такой ядовитой иронией, что у Анны на миг дар речи пропал. Она никогда в жизни не слышала у мужа такого голоса!
– Погоди, погоди, Петр. – Она вскочила с кресла и побежала вслед за мужем. – Ради бога, что происходит?! Где они спят? Что эта за девушка, с которой ты говорил? Какой ключ тебе нужен? И куда ты собрался ехать?!
Последний вопрос казался сущей чепухой. Чтобы Петр сам, без водителя, куда-то поехал… Мало того, что он безмерно стыдился показываться на люди, он еще и опасался, что прогрессирующая дрожь рук и гипотония замедлили его реакции, боялся попасть на дороге в трудную ситуацию. Но, судя по разговору, он уже выезжал из дому тайком от жены! «Где в прошлый раз, около автостанции…» Или в прошлый раз его возил Серега?
Нет, она ничего не понимает. И уже не в первый раз, далеко не в первый его поступки ставят ее в тупик, разрывают сердце. И это ей надоело, надоело, надоело!
– Я поеду с тобой. – Анна ринулась к дверям в сад. – Слышишь? Я поеду с тобой. Пошла открывать гараж.
– Нет.
Голос мужа прозвучал так, что Анне почудилось, ее окатило ледяной водой.
– Почему?
– Я сказал – нет.
И тут она надломилась… Первый раз – за всю жизнь, полную скрытых сомнений и подозрений, которые гнала от себя, которые нипочем не хотела признавать, проклиная себя за них, считая недостойной той огромной любви, которую питала к мужу. Первый раз – за эти бесконечные месяцы его болезни, месяцы, исполненные сострадания, страдания и ужаса: а вдруг печать ляжет и на ее лицо? Первый раз… но и последний.
– Или ты скажешь мне, что происходит, – сказала она спокойно, – или больше не увидишь меня никогда.
Петр споткнулся, резко качнулся вперед, словно ему выстрелили в спину. Медленно повернулся:
– Анюта… ты что говоришь?
– А ты что? – выкрикнула она, прижав руки к груди и с ужасом чувствуя, как лопается, с треском лопается броня, которая сковывала ее все эти годы и, особенно, – последние месяцы. – А ты что делаешь? Думаешь, я ничего не вижу, не знаю и не понимаю? Я слышала ваш последний разговор с Меншиковым, когда тебе стало так плохо, – я знаю, ты теперь всех и каждого в нашем доме подозреваешь в предательстве, в измене, в том, что мы все вместе или каждый по отдельности продаем тебя Бушуеву! И разве только теперь? Ты ведь когда узнал о том докторе Андронникове, который на Дальнем Востоке живет, ты думаешь, я не понимаю, почему ты никого из нас не попросил к нему поехать? Ты боялся всех нас из-под надзора выпустить, из-под своего контроля! Именно поэтому обратился к Меншикову, да? А ты не подумал, что его появление вообще-то было неслучайным? Может быть, тебе только кажется, что он ненароком оказался в лесу в ту ночь, когда на тебя напали? А на самом деле он уже давно заодно с Бушуевым и подобрался к тебе так близко именно по его наводке? Почему ты не веришь нам, однако веришь этому подозрительному, скользкому человеку?
Петр обернулся и пристально смотрел на нее исподлобья своими слишком светлыми для этой темно-бронзовой кожи глазами.
– Теперь уже нет, – глухо сказал он. – Я верил ему только потому, что действительно видел в нем случайного человека. Он появился в моей жизни недавно, гораздо позже, чем я заболел. Именно поэтому я имел глупость думать, что он непричастен к случившемуся.
– А теперь что изменилось?
– Он с самого начала был в связке с Серегой. Каким-то образом им теперь удалось завлечь в заговор Марину. Но тут я еще мало что понимаю, может быть, ее присутствие там, дома у Меншикова, – просто случайность.
– Какая чушь, – беспомощно пробормотала Анна. – Как можно подозревать Серегу? Ведь ты ему жизнь спас!
– А как ты думаешь, почему я так ради него старался? – вприщур глянул Манихин.
– То есть как это – почему? Я же помню, как он валялся там на дороге, как шептал едва слышно: «Я Серега Лукьянов… Лукьянов моя фамилия… Сергей Николаевич…» Какой он был беспо…
И осеклась, перехватив мгновенную улыбку мужа.
– Неужели только… из-за имени? – пробормотала она тихо, впервые дав волю догадке, которая грызла ее с того самого дня, когда в их доме появился Серега Лукьянов.
– В первую очередь, – спокойно согласился Петр. – Ты же хорошо помнишь ту историю. Сколько крови нам Ванька Бушуев из-за покойного Николая попортил! Если бы ему так не хотелось меня в той крови измарать, у нас бы жизнь совсем по-другому сложилась, верно?
– Может быть, – пробормотала Анна, слабо соображая, что говорит. – Значит, ты все это время думал, что Серега – сын…
– А почему нет? По возрасту точно подходит. Я знаю, что Альбина Лукьянова была беременна третьим ребенком, но хотела от него избавиться. Потом, когда Николая убили, ей, конечно, не до абортов было, да и поговаривали, она решила дитя выносить и родить, вдруг-де мальчик будет, чтобы вылитый Коля… Мы из Заманихи вскоре уехали, не знали, как там у кого жизнь сложилась. Почему б нашему Сереге не оказаться тем же самым Лукьяновым? Ты же знаешь, Николай мне другом был, разве я отказал бы в помощи его сыну, если бы он пришел ко мне? Вот я и представил, что он как бы пришел за помощью… И я ему помогаю.
– Ну, я не знаю, мне тоже иногда казалось, что это сын Николая, а иногда – что чужой парень, – призналась Анна. – Но он же руки твои целовал, он для тебя как пес был! Или ты думаешь, что Бушуев его нашел, рассказал, кто его отец, заморочил голову этой старой историей и заставил Сергея поверить в то, во что сам Ванька верил целую жизнь? И он начал тебе мстить… Но почему ты не выгнал его? Почему не обезопасил себя?
– Ну, знаешь, как говорят на Востоке: тигр в пустыне менее опасен, чем змея в траве, – рассудительно ответил Петр. – Я подумал, пусть он лучше на глазах будет. И если честно, был убежден, что он не знает… не знает, кто мы такие, что мы были с Колей Лукьяновым знакомы и дружны. Ему просто некому было сказать об этом!
– Ничего не понимаю, никакой логики не вижу. – Анна нервно сняла со спинки стула легкий полотняный пиджак, набросила на плечи, потом снова повесила на стул. – То ты говоришь, что Бушуев его подослал, то уверяешь, что Серега ничего не знал о его подозрениях… Или Бушуев уже потом, когда узнал, что Серега у тебя живет, вмешался? Нет, я все же отказываюсь понимать. Ты ведешь себя странно, странно, может, скажешь, что ты и меня считаешь сообщницей Бушуева?
– Нет, даю слово, богом клянусь, что у меня и мысли такой нет.
Манихин приблизился к жене и осторожно поцеловал ей руку. Но Анна припала к его плечу. Она редко плакала, она по жизни была сдержанная, иногда замкнутая, но не заплакать сейчас было просто невозможно.
– Слава богу, слава богу! Если бы ты еще мне не верил, я бы… не знаю… я бы вообще… Но почему же тогда ты не попросил меня поехать на Дальний Восток? Может быть, сейчас этот Андронников уже был бы здесь, может, у нас появилась бы хоть какая-то надежда на твое выздоровление, мы бы что-то определенное знали! А впрочем, еще не поздно, я могу хоть завтра ехать…
– Нет, – опуская голову, проговорил Манихин. – Нет, ты не поедешь.
– Но почему, почему?!
– Да неужели тебе не приходит в голову, что я не хочу тебя отпустить, потому что не могу? Не в силах даже на день с тобой расстаться, потому что боюсь потерять? – глухо, с трудом выговорил Манихин. – До смерти боюсь! Я понимаю, что обрек тебя на жизнь затворницы, я вижу, что измучил тебя… но после того, как ради тебя я натворил столько глупостей и бед, я просто не могу тебя лишиться! Ты – оправдание всего, всей моей жизни, всем моим поступкам, добрым, злым… Если ты уйдешь, мне только и останется, что вены вскрыть. Или опять в гараж, как в тот раз, когда Маринка меня оттуда вытащила. Я тогда жив остался – и ужаснулся, что обрек бы себя на разлуку с тобой. Я любил тебя всю жизнь – и век любить буду. Не покидай меня, не покидай…
У Анны слезы так и хлынули из глаз. Припала к мужу, вцепилась в него, с восторгом ощущая, что вот – кончились все недомолвки и недоразумения, все страхи, разделяющие их, все сомнения ушли прочь, недоверию положен конец, они снова открыты друг для друга, как прежде… и хоть есть в ее жизни нечто, что она утаила бы даже от исповедника, лежа на смертном одре, и от Петра утаит, а все-таки высказанные им слова – оправдание всему, всему, она снова убедилась, что поступила тогда правильно, и, если бы время можно было повернуть вспять, она поступила бы точно так же! Ее любовь, ее безграничная любовь к мужу все превозмогла и все превозможет, только бы быть с ним рядом!
– Никогда не покину, никогда, – глухо твердила она, уткнувшись в его плечо. – Даже не надейся! Ты ведь тоже не знаешь, что я ради тебя сделала. Так что мы квиты в этих безумствах, которые друг ради друга творили. Главное, что ты мне веришь, веришь, что я люблю тебя, что я тебя не предавала и к твоей болезни не причастна.
– Верю, верю, – бормотал Манихин, прижимаясь щекой к ее гладко причесанной голове. – Верю теперь, верю!
– Ты опять говоришь – теперь. Почему именно теперь?
– Потому что ты… ты сегодня несколько раз упомянула Бушуева. Потому и верю.
– Ничего не понимаю. – Анна не знала, плакать или смеяться над этим очевидным бредом. – Ничего! Ну хорошо, как угодно, не хочешь объяснять – не надо. Только скажи мне еще вот что. Этот доктор – он чем тебя пронял? Почему ты вдруг начал ему доверять – да так безоговорочно?
– Ты не поймешь. – Муж прижал ее еще крепче, и по голосу Анна поняла, что он улыбается. – Ну вот не поймешь, и все.
– А ты скажи.
– Ну… мне был такой знак. Помнишь, когда он сюда ворвался как бешеный, Сереге даже пришлось его электрошокером вырубать, я потом напихал ему полные карманы денег. Помнишь?
– Конечно.
– Ну вот… Серега отвез его на берег озера и там свалил на травку, чтобы пришел в себя. А сам остался понаблюдать за ним – черт его знает, может, ему плохо станет, этому буйному парню? И я тоже смотрел – из окна кабинета. В бинокль смотрел… Он в себя пришел, но, видать, еще не очухался как надо, и начал знаешь что делать? Начал деньги из кармана вытаскивать и на берегу их раскладывать, как будто они промокли и их надо высушить. Меня как будто ударило. Я посмотрел на него и решил: вот этот человек мне и нужен. Но потом, когда он весть про Бушуева мне принес, и особенно сегодня… Что, Анюта?
Она пошатнулась. Ноги вдруг онемели, она перестала их чувствовать. Наверное, если бы муж не держал так крепко, упала бы. Сроду не теряла сознание, а сейчас вдруг поняла, как это бывает. Голова становится пустая, и внутри тоже пусто, словно бы душа твоя от тебя уже отлетела, и все немеет, от кончиков пальцев до самого сердца. Холодно так, губы похолодели и еле-еле слушаются…
– Так значит, это ты…
– Что? – Петр отстранился, заглядывая ей в лицо, нахмурился, пытаясь понять, что она говорит. – Громче, я ничего не слышу!
– О господи, Петя… Значит, это ты убил Колю Лукьянова?!
Он вздрогнул так, что оба, и он сам, и Анна, которую он крепко обнимал, покачнулись и потеряли равновесие. Теперь уже не он удерживал Анну, а она его. Держала что было сил, сжимала в объятиях, не давая вырваться, – и твердила, твердила:
– Ты ограбил кассу… ты взял деньги… и на песке в той заводи их сушил ты! И гнался за мной по реке тоже ты.
