– Вы не представились… Ох… – Юля сморщилась от боли. Фиолетовый обильно полил водкой ее живот, заливая порез и все пространство вокруг, после чего проворным движением смочил ватно-марлевый тампон и прикрыл им довольно глубокую кровоточащую рану. Затем распечатал коробку с пластырем и крест-накрест залепил ее этим пластырем.

– Сейчас кровь должна остановиться. Не представился. Ха-ха. Зови меня Сашей. Ну как, больно?

– А вы как думали?

– Молчи, несчастная, и скажи спасибо, что вообще осталась жива. Если бы ты знала, сколько во мне накопилось злости, ты бы и сама удивилась, что так легко отделалась. Я – сгусток ненависти, злобы. И давай не будем больше об этом… Нервы мои на пределе, сама это испытала на своей шкуре… Причем в самом прямом смысле этого слова.

– Знаете, Саша, я не уверена, что в состоянии сейчас ехать на квартиру к этой самой Гёл…

– Не Гёл, а Гел, – поправил он ее, убирая ножницы, бинты и шкалик водки в аптечку.

Он делал ей перевязку в салоне старых «Жигулей» с продавленными и запыленными сиденьями, вокруг стояла страшная вонь.

– Чем здесь так отвратительно пахнет?

– На этой машине один чудак развозил молоко. Хренов предприниматель. Терпеть не могу таких…

– Чем же он вас не устроил?

– Размахом. Точнее, отсутствием такового. Развозить молоко в пластиковых пакетах по Москве – это маразм. Ненавижу всю эту суетливую мелкоту. И вообще, ты мне зубы не заговаривай. Ты же обещала мне, что поедешь сейчас со мной.

– Но у меня кружится голова. Я же потеряла много крови.

– Женщинам полезно иногда пускать кровь. Вместе с ней из вас выходит вся дурь.

– Да вы, похоже, всех людей ненавидите. Зачем же тогда жить, если вокруг одни люди?

– Тебя еще раз пырнуть ножом? Больно разговорчивая стала. Поехали к Гел.

Она заметила (или ей показалось), что имя Гел он выговаривает с каким-то почтением и даже нежностью, и ей стало смешно. Она понимала, что ехать сейчас на квартиру Гел опасно. Во-первых, Фиолетовый ждет от нее расследования в полном смысле этого слова. Он надеется, воспользовавшись ее опытом, талантом сыщика и женской интуицией, понять, кто такая Гел, как она жила или живет, обжита ли квартира и, главное, как давно эта Гел покинула квартиру. Потому что словоохотливый бармен наверняка за определенную мзду объяснил ему, что Гел исчезла и что все попытки других людей встретиться с ней у нее дома закончились ничем, поскольку им никто не открыл, сколько бы они ни стучали и ни звонили. Если же Юля сейчас вместе с Фиолетовым проникнут в квартиру Гел, то ей будет весьма трудно убеждать этого мизантропа в том, что здесь давно никто не живет, поскольку, находясь там, три женщины успели наследить достаточно. Мокрые полотенца, какие-то свежие продукты в холодильнике, косметика всех сортов, духи! Кроме того, впопыхах они могли оставить там и какие-то свои вещи. Фиолетовый не дурак, и он сразу поймет, что она водит его за нос, а потому потеряет к ней доверие и, что не исключается, попытается даже избавиться от нее.

– Вы можете меня, конечно, повезти хоть к черту на рога, но я не смогу даже выйти из машины. Во-первых, повторяю, у меня кружится голова, во-вторых, меня тошнит. Что вы будете делать со мной, если я свалюсь, как куль, прямо на улице, перед домом вашей обожаемой Гел?

– С чего ты взяла, что она обожаемая? – Машина тронулась и, тарахтя и чихая, двинулась вдоль тротуара. Вокруг сверкала огнями Москва, в окно врывался свежий ветер – внешне все было настолько прекрасно, что захватывало дух: это сон? И только боль в животе напоминала Земцовой о том, что это раскинувшееся над ними небо и гигантский город – все же не сон и что она реально является пленницей чудовища в человечьем облике, способного в любую минуту лишить ее жизни и выбросить труп в первый попавшийся открытый канализационный люк.

– А где она живет?

– Как, разве я не говорил? На Софийской набережной.

– Это, кажется, в центре?

– Да…

– Вы обещали рассказать мне про эту Гел. Зачем она вам? Вы собираетесь ее убить?

– Дура. Наоборот – я должен оберегать ее как зеницу ока. Она несет в себе важную информацию, которую ей положено передать мне с глазу на глаз. И если она исчезла, то это могло быть срежиссировано только старым козлом Бахрахом. Но если это так, тогда какой же смысл было ему отправлять это письмо? Короче. Я и так много сказал. Главное сейчас – найти Гел. А там, уж будь спокойна, я найду с ней общий язык.

– Вы будете ее пытать, чтобы она передала важную для вас информацию? – ей стало страшно за Гел.

– Я что, похож на идиота? Да она сама ждет меня не дождется, чтобы я пришел и освободил ее. Ведь Бахрах мертв, и теперь ей ничто не грозит. Она отдаст мне то, что причитается, и улетит, куда захочет. Думаю, что за то время, что она работала на него, она успела озолотиться. И я не стану ей мешать жить. Мы разбежимся в разные стороны, как мыши, которых выпустили из мышеловки.

Юля, слушая его и понимая каждое его слово, немного успокоилась. Ей становилось ясно, что Фиолетовый ничего не знает о том, что находится у Гел. Он и представления не имеет, что Гел – всего лишь звено. И что у нее нет ни ларца с драгоценностями, ни микропленки, стоившей целое состояние, ни коллекции полотен Ренуара или Мане, на которой можно озолотиться, как он выражается. Он был бы очень разочарован, если бы, встретившись при других условиях с Гел, узнал, что Бахрах оставил ей на хранение лишь конверт, который она должна отдать только парню с фотографии. И Гел бы под пытками отдала ему конверт. И что дальше? Следующий адрес, следующая девушка – Марина Смирнова. Но она, как сообщила ей недавно сама Гел, погибла. Либо ее убили, вкатив лошадиную дозу наркотика, либо она, устав от жизни, наполненной стрессами и страхом ожидания, сама добровольно ушла… Список жертв Бахраха рос. Катя Уткина, Гамлет, Марина Смирнова. Кто следующий?

– Послушайте, ведь квартира Гёл никуда не уйдет…

– Я же сказал тебе, маленькая дрянь, что не Гёл, а Гел!

– Да ладно, какая разница?

– Какая разница? – Тормоза взвизгнули, и Фиолетовый, повернув голову, вперил в Земцову преисполненный злобы взгляд: – Чертова девка, и ты еще меня спрашиваешь, какая разница? А какая разница между «Черным мангустом» и «Черной лангустой»?

– Большая. Мангуст – это такой зверек, млекопитающее, большой любитель змей, в том числе и ядовитых, обитает в Азии, Африке и на прилежащих островах. Их еще держат дома…

– Ну и сволочь же ты… – Он снова завел мотор. Но по всему похоже было, что он немного успокоился.

– А вот лангуста – это уже представитель беспозвоночных. Она похожа на омара без клешней… – сказав это (про лангусту она вычитала еще дома в словаре), она поняла, что чуть не проговорилась. Ведь не каждый же человек обладает энциклопедическими знаниями по части земных тварей. Что, если Фиолетовый догадается о том, что она так хорошо выучила про лангусту не случайно? Но Фиолетовый лишь усмехнулся. Он ни о чем не догадался.

Инфузория туфелька, поставила ему диагноз Земцова и сразу же перевела разговор на другую тему:

– Значит, так. Можете меня резать и дальше, но я никуда не поеду, пока не поем. Едем в «Макдоналдс» на Пушкинской площади.

Он не стал возражать и припарковался неподалеку от памятника Пушкину. Они вышли из машины, и он, крепко держа ее за руку, повел через подземный переход к ресторану. Там ее должна была ждать Гел.

Они вошли в прозрачный аквариум этого скопища голодных людей, и Юля еле разыскала глазами притулившуюся за крохотным столиком Гел. Та потягивала колу и читала какой-то журнал. К счастью, неподалеку от нее освободился столик, и Земцовой пришлось приложить немало усилий, чтобы успеть первой занять его. От резких движений у нее снова открылось кровотечение. Она почувствовала, как потеплела повязка.

– Вы принесите мне что-нибудь, а я посижу, а то у меня совсем нет сил.

– А не сбежишь?

– С этим-то? – она приложила пальцы к повязке и показала ему выступившую кровь. – Снова пошла… Куда мне бежать? Разве что вызывать «Скорую».

– Сиди здесь. Никакой «Скорой». Я мигом. Тебе чего принести?

– Самый большой бутерброд и колу.

И Фиолетовый, как это ни странно, ушел.

– Гел! – позвала Земцова. Она находилась за два столика от нее.

Гел резко повернулась, увидела Земцову, показывающую ей знаками, чтобы она вела себя осторожно, что она не одна, но ей надо сообщить ей что-то очень важное.

Гел взяла сумочку и решительно направилась к ней.

– Гел, я с Фиолетовым. Он нанял меня, чтобы найти тебя. Он клянется, что не причинит тебе вреда. Он уверен, что Бахрах оставил у тебя что-то либо очень важное, либо дорогое. Он не знает ни про девушек, ни про адреса, ни про что. Ты отдашь ему конверт, предварительно спросив, от Дмитрия он или нет. Я думаю, что он проглотит эту наживку и оставит тебя в покое. Мы едем к тебе. Он настроен решительно. И если я не помогу ему найти тебя, он убьет меня. Эта свинья уже ранила меня в живот, и я истекаю кровью. Гел, поезжай немедленно домой, приготовь тот конверт, но положи туда записку с адресом Кати Уткиной. У нас нет такой записки, у нас есть письма, которые переадресовывают к Смирновой и Жене Рейс. Поэтому ее надо срочно написать. Постарайся подделать почерк Бахраха. Тебе надо успеть все это сделать до нашего приезда. Держи… – она достала из сумки пистолет. – Это на крайний случай. Этот мужик очень злой. Он – преступник. И мне кажется, я догадываюсь, кто это…

– А где Женька?

– Не знаю. Она исчезла из бара, не предупредив меня. Боюсь, мы ничего не знаем о Рейс… Она не простая девушка. Все, иди. Он не должен тебя здесь увидеть, иначе он все поймет.

– И что же? Вы сейчас приедете ко мне, и я должна буду отдать ему письмо, то есть первому встречному?

– Тогда придумай что-нибудь сама. Но тебе необходимо отдать ему это письмо, чтобы он кинулся искать Уткину. Он помчится в Саратов, а там узнает, что она мертва. Через знакомых выяснит, что она встречалась в свое время с Бахрахом…

– Через каких знакомых?

– Я уверена, что у него связи и в прокуратуре, и в суде… Я тебе потом скажу, кто он. Гел, иди, а то поздно будет…

Гел растворилась в толпе, а Земцова даже боялась повернуть голову, чтобы не встретиться взглядом с наблюдающим за ними Фиолетовым. Однако он пришел не скоро. Когда же он появился в поле ее зрения, она поняла, что он ничего не видел. В руках его был поднос, заставленный едой.

– Тебе как, получше? – спросил он участливо и вроде бы искренне.

– Вы – скотина. Я слишком молода, чтобы умирать, и, если только я почувствую, что теряю сознание, я стану кричать на весь «Макдоналдс», что вы – убийца и преступник…

– Тсс… Успокойся. Я погорячился. Но осталось ждать совсем немного. Поешь. Я решил, что если мы сегодня не найдем Гел, то мы взломаем дверь ее квартиры, и у нас будет хотя бы где провести ночь. Там я тебе сделаю еще одну перевязку. По дороге напомни мне купить шприцы. Я кое-что волоку в медицине, меня научили…

– …в местах, не столь отдаленных?

– Ты ешь и помалкивай, дура. Словом, нам некуда торопиться. Мы поживем пока в квартире этой стриптизерши. Пока ты не найдешь ее. Если понадобится, я привезу тебе врача. Правда, потом его надо будет убрать. Но это тоже не проблема.

– Вы убийца? И давно убиваете?

– Слушай, несчастная, так и подавиться можно. Убивать. Да что такое человек вообще? Тварь лесная чище и преданнее будет, чем человек. Бахрах был мне другом. Мы всю жизнь вместе…

– Вы – Нодень?

Фиолетовый замер. Вот теперь удар попал точно в цель.

– Нодень? – он поднял голову и смерил ее пронзительным взглядом. – А ты не так глупа. Прав был Ломов, когда говорил, что по жизни нужно окружать себя талантливыми людьми. И я рад, что не ошибся в тебе. Нодень. Тебе известна эта фамилия?

– Нефть. Газ под Волгой. Цветные металлы…

– Да… С тобой не соскучишься.

– Вам, кажется, за все ваши художества впаяли семь лет. А вы сбежали? Так это из-за вас Корнилов ночи не спал и пил?

– Он – сволочь. Я предлагал ему деньги изначально. Но он слишком долго думал, а потому я передал их другому человеку.

– Но если вы собирались откупиться, то сколько же вы потратили на взятку прокурору или судье, что вам дали все же такой большой срок? Три рубля и три копейки?

– Дура. Тот человек, которому я заплатил, свалился с инфарктом. Мне просто не повезло.

– Значит, надо было подстраховаться.

– Так я и подстраховался. Но этот старый козел Бахрах сдал меня. Подставил. Ну что, Земцова, поела?

– Да, спасибо. Все было очень вкусно.

– Это был последний в твоей жизни ужин.

Она поперхнулась, и кола коричневой пузырчатой жидкостью хлынула изо рта. На них оборачивались. Уж слишком странная была парочка: огромный седой господин с фиолетовым пятном во всю щеку и девушка в черном облегающем платье, под которым на животе торчит что-то большое и непонятное.

– Не поняла… – она подумала, что, может, пока не поздно, закричать на весь ресторан, вызвать милицию? Но тут же услышала:

– Шучу, дура. Поехали. Ты мне нужна, а потому этот ужин был предпоследний.

Она вернулась в машину сонная и разомлевшая от обильной еды и большой кровопотери.

– Поехали? Кстати, почему ты не напомнила мне про аптеку?

– Аптека на Тверской. Можно доехать, а можно и дойти.

– Зачем идти пешком, когда можно проехать на нашем лимузине?

Он еще острит. Гадина. Испортил мой живот. Ей захотелось к маме. Поплакать, прижаться к ее теплому и мягкому телу.

Фиолетовый остановился напротив аптеки «36,6» на Тверской, возле подземного перехода, и отправился за бинтами и шприцами, оставив Юлю одну. Он доверял ей, потому что был уверен в том, что она не сбежит, по многим причинам: она ранена, кроме того, она боится его! И он, как это ни печально, был абсолютно прав.

Оставшись одна, Юля достала телефон и позвонила маме. Уже несколько лет ее мать жила в Москве со своим новым мужем и была, судя по всему, совершенно счастлива. И единственно, что омрачало ее существование, это редкие встречи с дочерью.

– Ма? Это я…

– Юля? Ты? Откуда? – услышала она такой близкий и родной голос, и из глаз брызнули слезы.

– Я в Москве. По делам.

– Господи! Как же я рада слышать твой голос. У тебя все хорошо?

– Да. Работаю.

– Как я соскучилась по тебе. Знаешь, а мы тебя сегодня вспоминали. Я пекла картофельные оладьи и рассказывала ему, как…

– Ма, как твое здоровье?

– Все хорошо. Ну сделали мне операцию. Несложную. Слава богу, что все позади.

– И ты мне не позвонила? Не вызвала в Москву?

– У тебя дела, а операция пустяковая. Все в порядке, Юлечка. За мной тут хорошо ухаживали, да и врачи опытные. Удалили все, что уже не нужно… Поняла?

– Поняла.

– Ты плачешь?

– Нет.

– Но я же слышу. Ты не плачь, а лучше расскажи: что у тебя с Женькой?

Женькой она называла Крымова. Она в душе уже тысячу раз хлестала его по щекам, выговаривала ему все, что думает о нем, но в жизни не видела ни разу. Она не могла уважать человека, который столько лет мучает ее единственную дочь.

– Ничего. Слава богу, ничего.

– Ты с кем, с Шубиным?

– А ты откуда знаешь?

– Интуиция, доченька. Игорь – хороший человек, вот и держись его. Вы еще ребенка не ждете?

Юля провела рукой по животу. Ткань была влажной от крови. Она подумала о том, что этот разговор с матерью может быть последним. Что стоит ей сейчас попросить маму вызвать милицию к аптеке на Тверской, и у нее появится шанс остаться в живых. А уж как задержать Фиолетового, она бы придумала… Но она опоздала…

Перед ветровым стеклом промелькнула большая тень.

– Ма, все. Пока. Целую.

Она едва успела отключить телефон и сунуть его в сумку, как открылась дверца, Фиолетовый закинул на заднее сиденье зеленый пластиковый пакет с лекарствами.

– Все, порядок. Теперь можешь не переживать за свой дурацкий живот. Поехали.