ИЗ ПСАЛМА ДАВИДОВА
И воздал мне Бог по правде моей, по чистоте рук моих вознаградил меня.
Ибо я хранил пути Господни и не был нечестивым пред Богом моим.
Ибо все заповеди Его предо мною, и от уставов Его я не отступал.
Я был непорочен пред Ним и остерегался, чтобы не согрешить мне.
И воздал мне Господь по правде моей, по чистоте рук моих пред очами Его.
– У тебя нездоровый вид, Ефан, супруг мой, – сказала Есфирь, когда я вернулся в дом No54 по переулку Царицы Савской. – Расстроился из-за беседы с дееписателем?
– Мы говорили о казни. Она взяла мою руку.
– Да кто же таков этот Давид, сын Иессеев, что из-за него приходится бояться за свою жизнь? Бог сотворил равными и царя, и нищего, Он отпускает каждому свой срок, чтобы в назначенный час человек поник, будто колос под серпом жнеца. Может, нам лучше вернуться в Езрах, а, Ефан?
– Ах, Есфирь, – вздохнул я, – мы теперь точно овцы в загоне: куда ни ткнись, выхода нет.
На это она ничего уже не сказала.
Давно уже томит меня мысль о необходимости заняться историей Вирсавии.
Тут дело потруднее, чем эпизод с семерыми повешенными сыновьями и внуками Саула, ведь речь впрямую пойдет о мудрейшем из царей Соломоне, да и сама царица-мать Вирсавия жива-здорова.
В Израиле всем известно, что муж Вирсавии хеттеянин Урия погиб в подозрительно удобное для Давида время, благодаря чему Давид женился на вдове и сделал принцами обоих ее сыновей. Сплетничали об этом всюду, тем более что главные герои этой истории почему-то не особенно скрытничали, и все же отделить выдумку от правды здесь непросто.
Пророк Нафан довольно подробно описывает эту историю в своих воспоминаниях, и я склонен в основном поверить ему, ибо он был непосредственным свидетелем того, как зарождалась эта опасная связь и даже посвоему пытался повлиять на ход событий.
При всем свойственном историкам скептицизме я считаю, что нам повезло с Нафаном и книгой его воспоминаний, она вполне пригодный источник, если только не забывать, что ее писал человек себялюбивый и честолюбивый. Короче говоря, я отправился домой к пророку Нафану, коего застал в праздный час.
– Ах, это ты, Ефан. Едва я подумал о тебе, а ты и сам тут как тут.
– Ваш провидческий дар – одно из поразительнейших чудес нашего века. Воистину далеко не каждому посылает Господь сновидения, исполненные столь глубокого смысла, что наверняка способствует я написанию исторических трудов.
– Верно. Другие утруждают свою голову или роются в архивах, боятся, как бы не погрешить против фактов, я же просто жду наития от Господа.
– Но разве не надлежит воспоминаниям основываться на фактах?
– Чего стоит голый факт без живинки, без иносказания? Только не путай их с сумбуром и жалким лепетом у современных авторов, ибо та темнота не от Бога, а от простого неумения связно изъясниться.
– Полагаю, в вашем труде под предварительным названием "Книга Нафана" нашлось местечко для трогательной и прекрасной истории о том, как царь Давид полюбил госпожу Вирсавии?, и о том, сколь благословенно-сладостным оказался союз двух сердец, подаривший нам после множества злоключений нынешнего престоловладельца.
– Я старался изложить ее во всех подробностях.
– Смеет ли раб ваш надеяться, что вы предоставите соответствующие главы для использования их в Книге царя Давида; ваше имя, разумеется, будет должным образом упомянуто,
– Но мои записи хранятся в единственном экземпляре. Сам понимаешь, я не могу выпустить их из рук.
– Тогда нельзя ли прочитать их здесь?
– Когда на меня нисходит божественное наитие, я употребляю знаки и сокращения, которых тебе не разобрать. Впрочем, я сам тебе почитаю и даже отвечу на вопросы.
