Глава 27
Петр Филиппович вернулся домой ночью, когда Белла уже спала.
– Белла, проснись, у нас гости…
Она открыла глаза и сразу же зажмурила их от света.
– Ты извини, – услышала она взволнованный голос Володарского, – но ты очень обрадуешься, когда увидишь этого человека… Он оказался в нашем городе случайно… В принципе я знал об этом, но как-то мне было не до него… Вы с ним уже знакомы. Пойдем, он ждет тебя…
Белла, накинув халат, вышла из спальни и покорно последовала за Володарским в гостиную. Там в кресле перед камином сидел подчеркнуто аккуратный и хорошо одетый господин в очках с золоченой оправой. Это был ювелир Герман Леви.
Увидев Беллу, он привстал, чтобы поцеловать ей руку.
– Белла, я должен принести вам свои извинения. За Макса. Честное слово, я многого не знал… И когда вы позвонили мне по телефону, еще там, в Москве, я надеялся, что, побеседовав с вами, хоть что-то пойму из того, что наговорил мне мой племянник… Мне очень жаль, что все так произошло… Вы потеряли все: и мужа, и имя, и все свое имущество… Я знаю, что у вас были драгоценности, которые дарил вам Макс, но они пропали в результате пожара или ограбления…
– Вас прислал ко мне Макс?
– Нет. Я приехал сюда по приглашению Петра Филипповича как ювелир, которому есть что предложить прекрасной женщине… Но, пользуясь случаем, я все же приношу извинения за своего племянника и прошу принять вот эти деньги… – Герман достал из нагрудного кармана пиджака толстый конверт. – Я не скрою, что эти деньги мне передал Макс, когда узнал, что я увижу вас… Будьте благоразумной и примите их. Что касается остального, то извольте взглянуть вот на это… – с этими словами Герман Леви взял со стола большой сафьяновый тисненый футляр глубокого черного цвета, раскрыл его, и Белла увидела набор из колье, браслета, серег и колец, выполненный из золота и янтаря. Все изделия представляли собой сцены из жизни насекомых. Медовые тягучие капли застывшей янтарной смолы ювелир превратил в жужелиц и златок, сверчков и жуков; золотые граненые пластины, служащие основой для этого ювелирного изящества, Леви украсил изумрудными узорами, изображающими травинки или листья. Венцом коллекции было колье, представляющее собой выполненную с большим вкусом сцену… убийства. Золотой жук, пронзенный острым жалом крупной осы, сделанной из платины в сочетании с бриллиантовой пылью, умирал на янтарных, переполненных медом сотах… И это было так символично! Кто из смертных не увязал по самые уши в меду собственных и чужих грехов?
На спинке осы можно было различить небольшой вензель, отлитый из золота: «OSA». Точно такие же знаки присутствовали на различных фрагментах серег, браслета и колец.
– Тебе нравится? – услышала она голос Володарского и очнулась от цепляющихся друг за дружку невеселых мыслей, которые навеяло ей это великолепие.
– Да, у меня нет слов… Но скажите, – Белла подняла глаза на Леви, – ведь вы сделали это на заказ?..
Он чуть заметно кивнул головой. И Белла поняла: Макс познакомил своего дядю с Борисовым, который, очевидно, желая увековечить свой смертоносный, жалящий символ, заказал ювелиру этот набор.
– Это ОН придумал или ВЫ? – спросила Белла, хотя заранее знала ответ.
– Жалить может не только убийца и вор, если вы хотели услышать от меня правду, – довольно жестко проговорил Леви, – но и красота. – Он поднял голову и посмотрел на стоящего рядом с ним Володарского. – Вы, Изабелла, – само жало. Смотрящий на вас мужчина превращается в жука, сгорающего в огне собственной страсти… А вы все жалите и жалите, сами того, быть может, не ведая. Это я вам сказал не как ювелир, а как мужчина. Если бы вы были свободной женщиной, я бы предложил вам ВСЕ. Я эстет, это во-первых, а вы – большая умница, что тоже меня привлекает. Видеть вас каждый день, ощущать ваше тело… Это неслыханное счастье для мужчины. И поэтому мне очень сложно понять Макса… Вы, Белла, само совершенство… А что будет, когда вы по-настоящему расцветете, я даже не могу представить…
– Герман, вы опоздали, – произнес громким и сильным голосом Володарский, – я оценил эту женщину много раньше вас…
«Зу-Зу… Ты мой зверек, ты моя девочка, моя женщина… и я обожаю тебя… твои коротко остриженные волосы, все сто восемьдесят сантиметров твоего гибкого и стройного тела, твои длинные руки и ноги, длинную шею, длинные глаза…» – «Длинные глаза, это как?» – «У тебя действительно длинные глаза, похожие на туловища длинных и изящных рыбок…»
Белла слизнула выкатившуюся на губу слезу и всхлипнула: «Макс, как ты мог так поступить со мной?»
Она сидела, не слыша, о чем говорили в ее присутствии мужчины, смотрела на огонь в камине, а видела Макса, обнимающего Веру Фишер.
– …Надень, я посмотрю…
Она вздрогнула, понимая, что на этот раз обращаются уже к ней. Володарский жестом господина спустил с ее плеч скользящий шелк халата, обнажив Беллу чуть ли не до пояса, и сам собственноручно застегнул на ее шее замочек бесценного колье. На груди оно смотрелось как живое. Петр Филиппович продел ей в уши тяжелые серьги, надел на пальцы кольца с божьими коровками и светлячками, щелкнул замочком на браслете и, не удержавшись, поцеловал Беллу в обнаженное плечо.
– Сюда подойдет золотистая органза в сочетании с бледно-изумрудным атласом и розовым бархатом, – прошептал ювелир, глядя как завороженный на раскрасневшуюся, с блестящими от слез глазами Изабеллу. – Если бы мы были сейчас в Москве, я бы рекомендовал вас одной замечательной портнихе… Я не люблю слово «модельер», оно у меня почему-то ассоциируется с Мольером и эшафотом. Но у Эммы действительно золотые ручки… Я обязательно вас с ней познакомлю…
4 сентября
Утром Белла отдалась ему как хозяину. И он понял это.
Она лежала, уткнувшись в подушку, и думала о Максе. О Вере Фишер.
Володарский поднял ее, унес в ванную и поставил под душ.
– Все, я снимаю с тебя все обязательства… Живи как хочешь… Ты – свободна. Тот дом, в котором ты жила на Лосином острове, – твой. Купи себе квартиру в Москве, Париже, где хочешь…
На него было больно смотреть.
– Мне нужно время, чтобы привыкнуть к тебе, – сказала Белла и закашлялась от попавшей в рот воды. – Я не могу вот так быстро научиться улыбаться, а тем более смеяться… Может, я впала в анабиоз? Какое странное слово…
Петр Филиппович смотрел, как ее тонкое тело переливается под прозрачными струями воды, и его глаза потемнели при мысли, что он видит Беллу в последний раз.
– Ты уйдешь от меня?
– Да нет же… Никуда я не собираюсь уходить… Успокойся…
Она уже и сама пожалела о том, что заставила его так страдать.
– Кроме того, у меня тоже есть для тебя подарок… Ты мне подарил вчера «Осу», а я подарю тебе кое-что другое… Отнеси меня, пожалуйста, в спальню.
Он принес ее на кровать. Белла закуталась в простынку, открыла прикроватную тумбочку и достала оттуда зеленую папку.
– Представляешь, Макс оставил твою дурацкую генеральную доверенность в машине Губина… Того самого Губина, чей красный «Фольксваген» я угнала от магазина «Паритет»… В этом магазине он покупал щучью икру… Вернее, он покупал ее вместе со своей любовницей… И его даже не остановил тот факт, что он остался без машины… Удивительно, как вы, мужчины, нетерпеливы… Если бы я не угнала машину, то Губин со своей девушкой поехал бы куда-нибудь, где его не смогла бы достать жена, сделал бы бутерброды с щучьей икрой, а потом бы занялся любовью… А так он вынужден был привести девушку к себе домой… И они сделали себе бутерброды из щучьей икры (мне сказал об этом знакомый патологоанатом, который, кстати, и вскрывал впоследствии Губина), полакомились и легли в постель… Вот тут-то их и застала его жена… И убила его. Получается, что я косвенно причастна к его смерти… Это ужасно… Да ты, я гляжу, и не слушаешь меня… Чем ты лучше Макса?
Володарский мгновенно оторвал взгляд от разложенных на постели документов, которые он вынул из зеленой папки… Глаза его блестели.
– Я вижу, как в твоих глазах отражаются все банки Цюриха… – хмыкнула Белла. – Ты счастлив?
– Белла…
– Да, дорогой? Так мы едем покупать мне платье или нет? Я хочу сегодня выглядеть в тысячу раз лучше, чем выглядела 15 июля. И пусть у всех моих знакомых глаза ослепнут от моего нового колье…
– Для начала мы позвоним в загс… – тоном, не терпящим возражения, заявил Володарский. – Ты расторгнешь свой брак с Максом и зарегистрируешь брак со мной. Только после этого мы с тобой, так уж и быть, купим тебе платье… Если хочешь, я могу даже купить для тебя мороженое…
* * *
– Если честно, то я уже и не знаю, зачем еду на эту вечеринку, – говорила Белла Володарскому, когда они ехали на банкет в «Европу». – Как будто бы я со всеми разобралась: Борисов – подлец, я ему прострелила ногу, Макс – мерзавец – он меня предал и изменял мне со всеми подряд, но, правда, хоть пришел ко мне на похороны, Вера – как-никак соперница, но клянется, что машину не взрывала, Лора – пьет, и этим все сказано, Давид… Кстати, мне нужно вернуть ему деньги… Давай заедем к Пасечнику, я оставила у него кое-что… Он приглашен?
– Думаю, что да…
Скандинав, сообразив, свернул на улицу, где жил Пасечник.
Григорий Александрович, увидев на пороге Беллу, закутанную в розовый бархатный плащ, от восхищения и удивления потерял дар речи. Он стоял в смокинге и, судя по всему, тоже собирался на банкет.
– Кто это там, Гриша? – услышала Белла знакомый голос и увидела приближающуюся к ним Руфину в развевающемся черном пеньюаре. – Ба, кто к нам пришел?! Племянница?
– Здравствуйте… Вы извините, но мне необходимо поговорить с Григорием Александровичем, – улыбнулась Белла, прекрасно осознавая, какой удар она только что нанесла Руфине, показавшись перед ней в таком шикарном виде.
Рыжеволосая Руфина скрылась в спальне и затихла.
– Белла, проходи… Как я рад тебя видеть…
– Гриша, – прошептала Белла, обнимая его и целуя в крепко надушенную одеколоном щеку, – я пришла сказать, что очень благодарна тебе за все… Я никогда не забуду тебя… Больше того, мне бы хотелось, чтобы ты оставался моим самым лучшим другом…
– Савельев мне сказал, что теперь у тебя в друзьях ходят губернаторы… – Григорий Александрович взял ее руку в свою и потрогал новое обручальное колечко с бриллиантом, которое Белле надели на палец пару часов назад.
– Они не ходят, а все больше сидят в машинах, – она кивнула в сторону улицы, – или лежат… Как там Николай Васильевич? Скандинав должен был привезти ему какое-то лекарство…
– Кто-кто?
– Неважно…
– У него все в порядке… Просто переутомился мужик, вот сердчишко и схватило… Да еще и давление…
– Я заеду к нему в ближайшее время. Что касается моих вещей…
– Белла, я все приготовил, как ты меня и просила… – Пасечник принес откуда-то из глубины квартиры большие сумки и пакеты. – Вот здесь твоя одежда, косметика, все то, что было в сейфе, и вот эта спортивная сумка…
– Я должна тебе, Гриша… – Белла достала из одного из металлических ящичков, которые они с Савельевым добыли из сейфа ее сгоревшей квартиры, пачку долларов и протянула их Пасечнику.
– Белла, ты была со мной, а для меня это… высшее блаженство… Я никогда не забуду тебя, твои губы, твои волосы… Я люблю тебя… но… я должен подумать о своей старости…
– Надеюсь, что Руфина все-таки разведется со своим мужем и будет тебе по утрам варить какао и жарить гренки… – Белла, пожав плечами, спрятала деньги на место, открыла спортивную сумку и заглянула туда: там лежали деньги, которые, по ее расчетам, Парсамяны заплатили Ирине Цветковой за то, чтобы она забрала свое заявление назад. «Это для Гарика или Давида, они сами разберутся…»
– Тогда до встречи…
– Ты сейчас куда?
– Скоро узнаешь… Ты не поможешь мне донести все это до машины?
Григорий Александрович, подойдя к машине и увидев Володарского, покраснел, поздоровался и, поцеловав Белле на прощанье руку, поспешил уйти.
– Он влюблен в тебя, этот чертов Пасечник! – воскликнул Володарский, обнимая садящуюся в машину Беллу. – Иди ко мне, я никому тебя не отдам, так и знай…
* * *
Вечер выдался сухой и теплый. Легкий пряный ветерок кружил на площади перед рестораном крупные желтые и зеленые кленовые листья… Из приоткрытых окон лилась музыка, иронично-грустная, пронзительная… Множество припаркованных вдоль улицы роскошных, сверкающих хромом и лаком автомобилей, группа нарядных дам, весело и нервно щебечущих у крыльца ресторана, лоснящиеся смокинги мужчин и аромат их дорогих сигарет в сочетании с духами – во всем чувствовался праздник. Казалось, все богатые люди города съехались сюда отдохнуть и расслабиться, чтобы позже, на свежую голову, придумать что-нибудь небывалое, оригинальное, обещающее невиданные прибыли…
Ровно в шесть часов вечера двери ресторана закрылись. На улице не осталось ни одного человека, только случайный прохожий мог промелькнуть между рядами дорогих автомобилей. В банкетном зале, где каждому из приглашенных заранее было определено его место и столы, расставленные буквой Т, ломились от закусок и бутылок, теснившихся рядом с букетами свежих цветов и вазами, полными фруктов, вдруг наступила тишина. Все пятьдесят человек – члены местной администрации, крупные бизнесмены, банкиры, словом, представители элиты города с женами или любовницами – устремили взгляды на стоящего во главе этого огромного стола маленького темноволосого человечка, фамилия которого практически у всех ассоциировалась либо с композитором Вагнером и его знаменитым «Полетом Валькирий», либо со всей Германией сразу.
– Добрый вечер, уважаемые друзья, – произнес Вагнер и вздохнул, еще не совсем понимая, зачем вообще ему было поручено организовывать этот пышный прием. – Я пригласил вас сюда, чтобы, во-первых, всех вас увидеть вместе, во-вторых, чтобы в этом тесном кругу преданных мне людей предложить свой проект… Он одобрен нашим губернатором, и всем, кто примет в нем участие, этот проект сулит большую выгоду. Открываются перспективы…
Он ждал… Ждал появления Володарского. Вагнер, человек с большими амбициями, но не умеющий удержать на своей персоне и пяти минут внимания столь почтенной публики, был уже близок к отчаянию, поскольку понимал, что его речь подходит к концу, а что говорить дальше, он не знает, вдруг немного оживился, услышав приближающиеся к двери шаги. Он замер, устремив взгляд на дверь, и, когда она открылась, он довольно громко, почти непристойно вздохнул, как если бы кто-нибудь пришел, чтобы отменить назначенную ему казнь.
– Я приветствую вас, господа! – раздался властный, с приятным бархатистым тембром голос губернатора, Петра Филипповича Володарского. – Извините, что опоздал… Разрешите представить вам мою жену, Изабеллу…
В зале стало тихо, как на похоронах. Белла, сбросив с себя розовый плащ и оставшись в открытом золотистом платье, облегающем ее точеную фигурку, улыбнулась, дерзко всматриваясь в знакомые лица людей, часть которых она в последний раз видела на кладбище, на собственных похоронах, и, прошуршав шелком и позванивая дорогими украшениями, прошла к Вагнеру, слегка посторонила его и села в самом центре стола, нежным жестом приглашая последовать ее примеру Володарского.
– Поздравляю, – проговорил вконец растерявшийся Вагнер.
– Спасибо, – улыбнулась ему Белла, затем, подождав, когда ей наполнят шампанским фужер, подняла его и, невольно показывая всем свое обручальное кольцо, сказала: – Что же вы, господа, не поздравляете нас? Вы удивлены, увидев меня живой? И такое бывает в жизни… От недоразумений не застрахован никто, даже сам Господь Бог…
Она поймала наконец этот отчаянный и преисполненный горечи взгляд… Он был обращен к ней и буквально прожигал ее. Вера Фишер, казалось, гипнотизировала ее, глядя ей прямо в глаза и посылая невидимые, но вполне ощутимые отрицательные заряды.
Начались тосты, как на свадьбе. Белла смотрела на дверь. Она была уверена, что тот, кого она ждала, обязательно придет.
Но, пока его не было, она разглядывала остальных своих знакомых. Когда гости прилично выпили и закусили, включили музыку, и некоторые пары начали танцевать. Белла подошла к Давиду Парсамяну, красивому яркому армянину с белозубой улыбкой и серебристыми, красиво уложенными волосами. Увидев приближающуюся к нему Беллу, Давид так и замер с улыбкой на губах.
– Белла… Как ты нас всех напугала… Я выпил много, чтобы не свихнуться… Что с тобой произошло? Ты можешь мне объяснить? – Он взял ее под локоть и увел подальше от всех, в самый угол зала, где они сели на низенькие красные бархатные пуфы.
– Давид! – Белла открыла миниатюрную белую бархатную сумочку и достала оттуда деньги. – Это деньги, которые вы давали Цветковой… Я не могу тебе сейчас всего рассказать, но они совершенно случайно оказались у меня… Возьми их, они жгут мне руки…
Давид не пошевелился. Он ничего не понимал. Тогда Белла сама сунула пачку денег ему в нагрудный карман пиджака.
– Гарик же ни в чем не виноват… Отдашь ему эти деньги, пусть потратит на свою девушку…
– Белла, ты мне ничего не расскажешь?
– Извини, Давид, я бы, может, тебе что-нибудь и рассказала, да…
Она не договорила: к ним подошел Марк Фишер. Слава Богу, без Веры.
– Белла, что с тобой случилось? Расскажи, как ты воскресла?..
– Мне только что этот же вопрос задал Давид… Ребята, я бы вам все-все рассказала, если бы вы похоронили нас с Максом с музыкой… Но вы оказались чрезмерно рациональны… Так не поступают настоящие друзья… Зарыли нас в землю, как котят, и никто из вас даже слезу не уронил… И вы хотите, чтобы мы после этого еще и разговаривали?
Марк даже покачнулся, не в силах переварить услышанное.
– Белла, обещаю тебе, моя дорогая, драгоценная, вся усыпанная бриллиантами крошка, что в следующий раз я похороню тебя с симфоническим оркестром… Ты только дай мне водки, а то я сейчас свихнусь… – И Марк, качая головой, ушел, оставив Беллу наедине с Парсамяном.
– Давид, а где твоя супруга?
– Заболела. С Лорой вообще в последнее время что-то происходит…
– Она пьет?
– В том-то и дело, что нет…
– А что же с ней такое?
– Во-первых, она очень страдала, когда ты погибла… Это искренне. Она всегда относилась к тебе с трепетом… Но, похоже, она во всем винила Макса…
– В чем же?
– Не знаю… Она очень часто во сне произносила его имя, обзывала его всячески и говорила, что никогда не сможет его простить…
– Ты не знаешь, у него случайно не было романа с Лорой?
– У кого, у Макса? Лора – некрасива… Я ее хорошо одевал, но все равно… Мне хоть и неудобно говорить об этом… Белла, на твоем фоне Лора выглядела всегда слишком бледно… Но она моя жена, и я люблю ее. У нее чудесный характер. Если бы она еще не пила…
Тонкий голос Вагнера пригласил всех к столу: подали уху из стерляди.
В зале было шумно: все уже изрядно набрались…
И вот в самый разгар праздника чревоугодия, когда все присутствующие вдруг почувствовали себя членами одной большой и такой счастливой семьи, вдруг открылась дверь, и в зал вошла хрупкая девушка. Она обвела всех рассеянным взглядом, улыбнулась и чихнула. Все дружно зааплодировали. Все, кроме Беллы.
– Лиза! – позвала она девушку. – Иди сюда… – Она ничего не понимала. Всем стало интересно, что общего может быть у жены губернатора с этой невыразительной особой. На Лизе было одно из тех платьев, которые Белла оставила для нее у медсестры: голубое, с юбкой-гофре и золочеными пряжками на поясе. Белые волосы Лизы были красиво уложены, а губы чуть тронуты розовой помадой.
Раздался резкий звук: дверь распахнулась, и вслед за Лизой вошел… Макс. Он был бледен, его глаза кого-то искали. Увидев Беллу, он взглядом попытался у нее о чем-то спросить, но не успел, сразу же за ним появилась не менее бледная Лора Парсамян. Она была во всем черном. Темные круги под глазами говорили о болезни или нервном переутомлении. В эту минуту она показалась Белле, как никогда, красивой.
И вдруг кто-то ахнул… Кто-то из женщин, увидевших приставленное к спине Макса дуло пистолета, который Лора держала в вытянутой руке. Затем люди начали узнавать, собственно, Максима Лермана.
Началась паника, гости стали вскакивать со своих мест, но Лора – и откуда только у нее взялся такой сильный голос?! – прервала эту нервозную суету громким:
– Стоять! Макс, надеюсь, ты знаешь, как меня зовут?
– Да она сошла с ума!
– Она же пьет…
– Из клиники, что ли, сбежала?
– Макс живой, я ничего не понимаю…
– У них свои игры… В них сам дьявол не разберется…
– Но я же сам был на похоронах!
– Господа, – произнесла Лора уже менее решительным и уставшим голосом. – Познакомьтесь с моей дочерью… Лиза, доченька, поди к маме…
И Лиза, лицо которой было явно помечено печатью слабоумия, улыбнулась и подошла к Лоре. Белла почувствовала дурноту.
– Петр Филиппович, мне плохо… Откройте окно… Я ничего не понимаю…
Между тем все притихли: зрелище обещало быть интересным. Все уже представили себе, какой резонанс в городе вызовут события этого вечера, и даже успели почувствовать себя счастливыми при мысли, что им повезло оказаться в числе приглашенных. Еще бы – воскресшая из мертвых чета Лерманов, взявшаяся неизвестно откуда дочка Парсамянов, новая жена губернатора!..
Володарский дал ей пригубить холодное белое вино.
– Белла, тебе лучше? – заботливо спросил он, обнимая ее, но продолжая, так же как все остальные, смотреть на Лору, Лизу и Максима Лермана. – Что здесь происходит, в конце-то концов?! Как могли пропустить сюда эту женщину с пистолетом? Куда, к черту, смотрит охрана?
Но Белла и так поняла, что никакая охрана не смогла бы остановить известную всему городу Лору Парсамян, жену Давида, да еще и с этой худенькой беззащитной девочкой. Что касается Макса, то он всегда проходил везде, где ему было нужно. Очевидно, они и встретились в холле ресторана.
– Лора, – Белла двинулась ей навстречу, – откуда ты знаешь эту девочку?
– Это моя дочь, Лиза. Ее украли у меня, когда я гуляла с ней в парке… А вот этот человек, твой бывший муж, Белла, Максим Лерман – он и МОЙ МУЖ. Лиза – это наша дочь. Он бросил меня, когда познакомился с Верой Фишер… И на протяжении всех этих лет изводил меня, шантажировал, грозился убить, если я только посмею рассказать тебе о том, что я его жена… да, мы даже не были в разводе, когда он женился на тебе… Но сейчас, когда я увидела по телевизору свою Лизу, мне уже ничего не страшно… И я хочу сказать всем… Господа, не сочтите меня за сумасшедшую, но Макс Лерман – страшный человек… С ним опасно находиться в одной комнате… Он весь черный изнутри… Он – сущий дьявол!
– Лора, успокойся, ты же можешь убить его, – прошептала Белла, – одумайся, ведь ты нашла свою дочь…
– Белла! – Лора вдруг с необычайной нежностью привлекла ее к себе, и все замерли, ожидая, что Лора сейчас выстрелит в Беллу, уж слишком ласковым стал голос Лоры. – Белла… Прости меня… Ведь я не хотела тебя убить… Это я, понимаешь, я подложила тогда взрывное устройство в вашу машину… Потом я, как могла, задержала тебя… Ты же помнишь это? А вашу квартиру я подожгла, чтобы и духа этого страшного человека не осталось в этом городе… Я и дачу подожгла, все сразу… Я хотела доставить ему боль… И теперь, когда я вижу тебя, когда я нашла свою дочь и когда я держу на мушке Максима, я понимаю, что мне совсем плохо, что у меня нет сил… Что я ненормальная. Я не знаю, как мне жить дальше?..
Стало так тихо, что слышно было, как за окном шелестит листвой ветер.
– А где Наполеон? – спросила Лиза, оглядываясь и блаженно улыбаясь. – А когда мы пойдем к Татарину?
Лора вздрогнула, раздался выстрел. Макс упал. Лора швырнула пистолет на пол и пожала плечами:
– Он сам выстрелил…
Вбежавшие охранники замерли на пороге, ожидая приказаний Володарского.
– Так, – губернатор жестом приказал всем замолчать. – Закройте дверь и послушайте меня. Все, что произошло здесь сегодня, – вы должны забыть. Макса Лермана уже не существует. Лора Парсамян и ее дочь нуждаются в хорошем лечении. А ты, Давид, не раскисай… Отвези своих женщин домой и вызови врача, СВОЕГО врача… Тело Макса сейчас унесут, и мы все забудем об этом инциденте. В ваших же интересах помалкивать. Мы собрались здесь для того, чтобы обсудить ряд важных вопросов и заодно отдохнуть. Или наоборот: отдохнуть, а заодно и обсудить. Как кому нравится. Поэтому предлагаю не паниковать… Семейные сцены случаются в каждой семье. Будем же выше этого. Предлагаю выпить за упокой души Макса Лермана… Такие яркие люди, каким был он, сгорают быстро…
5 сентября
– Белла, ты спишь?
Она открыла глаза:
– Да вроде нет, а что?
– Ты же сама просила тебе почитать… Слушай. – Голос Володарского заставил ее окончательно прийти в себя. – «Венеция – удивительный город на 118 островах, связанных 150 каналами, через которые переброшены 400 мостов…»
– Петр Филиппович, вы бы почитали что-нибудь про Рим…
– Белла, ты опять обращаешься ко мне на «вы»… Ты что, ненормальная? Как можно спать с мужчиной и продолжать называть его на «вы»?
– А может, это из большого уважения к тебе… – Она вздохнула, потянулась и посмотрела в иллюминатор. – Сколько еще нам лететь?
– Да не больше сорока минут…
– А мне не приснилось все это: Лора, Лиза, Давид?..
– Сожалею, но нет… Зато теперь ты отдохнешь, а со временем и вовсе все забудешь… Ты так молода, Белла. – Володарский нежно поцеловал ее в висок.
– Петр Филиппович, ты сделал то, о чем я тебя просила?
– Если ты про деньги для Лены Овсянниковой, то я поручил это Вадиму… Кстати, ты классно придумала называть его Скандинавом… По-моему, это ему нравится…
Он говорил еще что-то, но Белла его уже не слышала.
– Зу-Зу!..
Она оглянулась. На соседнем сиденье спал какой-то толстый господин и уютно похрапывал во сне. Он тоже мечтал об Италии.
– Зу-Зу… Ты слышишь меня?
Она приникла к окну и увидела проплывающие мимо облака. Их было много, и они плыли, прекрасные в своей чистоте и недосягаемости… Розоватые отблески солнца время от времени пронзали их и делали небо похожим на опрокинутое золотисто-розовое море…
– Прощай, Макс… – прошептала она. – Прощай…