Господину профессору

Иоханаану Лейхтентрагеру

Еврейский университет

Иерусалим, Израиль

17 апреля 1980

Глубокоуважаемый коллега!

В последнем письме от 2 апреля с. г. Вы пытаетесь приписать мне начинающуюся фиксацию на феномене Агасфера.

О подобной фиксации, пусть даже всего лишь начинающейся, не может быть и речи. Хотя я и являюсь директором, однако прежде всего я остаюсь членом научного коллектива, поэтому моя исследовательская работа носит плановый характер, я отчитываюсь за нее перед коллективом. Агасфер интересует меня лишь как типичный пример религиозных предрассудков, из которых рождаются легенды; впрочем, на основе новых данных я готов признать за Агасфером существование реальное, но уж ни в коем случае не вечное.

Будучи приверженцем диалектического материализма, я всегда отрицал наличие каких бы то ни было сверхъестественных существ или явлений (см. мое письмо от 14.02.1980), хотя безусловно признаю, что ряд научных проблем еще не нашел своего разрешения, однако рано или поздно эти проблемы, несомненно, будут решены человечеством, если таковые окажутся для него достаточно важными. Тем приятнее для меня сообщить Вам, уважаемый господин профессор, что по крайней мере загадку Агасфера можно считать разгаданной. Правда, тут нет заслуги нашего института, тем не менее именно нашему сотруднику, доктору Вильгельму Якшу, который изучал диалектику формирования легенды об Агасфере, удалось разыскать публикацию, содержащую необходимые отправные моменты для решения проблемы; речь идет о статье Пауля Йохансена под названием «Бывал ли Вечный жид в Гамбурге», опубликованной в томе XLI «Трудов Общества по изучению истории Гамбурга» за 1951 год.

В своей статье Йохансен приводит убедительные доказательства того, что Агасфер и «лифляндский ясновидец» Юрген Майсенский суть одно и то же лицо. «Параллели в описаниях гамбургского Агасфера, с одной стороны, и призывающего ко всеобщему покаянию лифляндского проповедника и ясновидца — с другой, столь очевидны, — пишет Йохансен, — что не вызывает сомнений идентичность обоих». Уже хронологическое совпадение их появления так велико, что поневоле оба этих человека сливаются в единое целое, в одну фигуру.

Йохансен приводит самое старое из обнаруженных до сих пор описаний Агасфера, которое заимствовано из народной книжицы о Вечном жиде, напечатанной в 1602 году в данцигской типографии Роде; согласно этому тексту, Пауль фон Эйцен, тогдашний студент Виттенбергского университета, находясь зимой 1547 года в Гамбурге, «видел в церкви, во время службы, высокого мужчину с очень длинными, свисающими ниже плеч волосами, который стоял босой прямо против кафедры и внимал проповеди с таким благочестием, что нельзя было заметить в нем какого-либо движения, зато, когда упоминалось имя Иисуса Христа, сей человек низко кланялся, бил себя в грудь и тяжко вздыхал; а теплой одежды на нем в ту морозную зиму вовсе не было, только штаны протертые, сюртук до колен да худой плащ до пят».

Вероятно, Вам знакомо это свидетельство, дорогой коллега, однако я цитирую его, ибо оно дает основание для сравнения с описаниями прозорливца Юргена, или Йорга, Мейсенского, сделанными его современниками. Так, Иоганн Реннер, ставший впоследствии хронистом Бремена, а с 1556 года по 1558 год живший в Лифляндии, пишет: «В ту пору обретался в Риге человек по имени Йорген родом из Мейсена, что ходил нагой и босой и не принимал ни еды, ни питья, ежели того не заработал. Каждодневно призывал он всех горожан к покаянию. Он уже бывал в Риге девять Лет тому назад (т. е. тоже в 1547 году!) и призывал народ покаяться, не то покарает Господь пожаром, но люди его не слушали, а потому он ушел тогда отсюда».

Вскоре в Риге действительно случился большой пожар, от которого сгорели Домский собор и большая часть города. Зимой 1557/58 г. Йорг опять оказывается в Лифляндии, о чем ревельский пастор и хронист Балтазар Рюссов («Хроника провинции Лифляндии», издательство Барта, 1584 г.) сообщает: «Зимой того же года через Польшу и Пруссию в Лифляндию пришел странный человек по имени Йорг, ходил он босый и нагий, одетый только в мешковину дерюжную, волос у него долгий, по самые плечи. Одни называли его безумным, другие пустословом, а третьи говорили, что это знак Божий и быть теперь беде».

Ожидаемой бедой стало вторжение Ивана Грозного в Лифляндию. Тильман Бракель, лифляндский поэт, сочинил по этому поводу летучий листок «Христианское повествование о жестоком разрушении Лифляндии московитами», где говорится:

По Божьему соизволению В тот год явилось знамение. Блаженный некий человек На площадях народу рек. Что кара Божия близка, Ужо дождутся русака. И вот уж вправду полонит Наш край проклятый московит.

Йохансен приводит цитату из одного источника, согласно которому прозорливец Йорг был убит темными крестьянами вблизи от русской границы под Дерптом, однако Йохансен сомневается в достоверности этого источника и задается вопросом: с некой стати Йорг оказался у русской границы? И что имел в виду хронист Рюссов, когда писал, что Йорг затерялся где-то между Ревелем и Нарвой? Йохансен даже предполагает идентичность Агасфера-Йорга с Василием Блаженным, знаменитым московским юродивым, который бросал камни в черта и сулил Божью кару самому Ивану Грозному; именем Василия Блаженного был назван собор на Красной площади. Кроме того, замечает Йохансен, Василий Блаженный был сапожником, как и Агасфер. Однако почему — спросите Вы, дорогой коллега, — прозорливец Юрген назвался в Гамбурге Агасфером? Ведь обычно он странствовал под собственным именем?

У Йохансена есть на этот счет весьма убедительное объяснение. Он предполагает, что встреча Юргена с Эйценом, которого Йохансен считает автором, не вызывающим сомнений в достоверности сообщаемого, произошла в церкви Св. Николая, где в 1547 году еще висела большая картина, изображавшая персидского царя Агасфера (Артаксеркса) с его иудейской возлюбленной Есфирью, эта картина была уничтожена лишь в 1555 году, когда, согласно Гамбургской хронике, «в церковь Св. Николая ударила молния, отчего картина с царем Агасфером и Есфирью, а также рама рассыпались на куски». На Юргена, «человека странного», эта картина, по словам Йохансена, произвела столь неизгладимое впечатление, что он возомнил себя иудеем Агасфером. «Как бы то ни было, — заключает Йохансен, — именно в этой связи следует видеть принятие на себя Вечным жидом имени Агасфера».

Мои сотрудники и я разделяем гипотезу Йохансена, ибо она, по нашему мнению, основывается на убедительном свидетельстве о встрече Агасфера в Гамбурге с Паулем фон Эйценом, будущим суперинтендантом Шлезвига; следовательно, Агасфер был простым смертным, как Вы и я, а отнюдь не вечным.

Все мы с большим интересом ожидаем, дорогой коллега, Вашей реакции на сообщение о работе Йохансена, которая представила проблему Агасфера в совершенно новом свете и дала необходимые объяснения вполне естественного характера.

С совершеннейшим к Вам почтением и дружеским приветом,

преданный Вам

(Prof.Dr.Dr.h.с.) Зигфрид Байфус

Институт научного атеизма

Берлин, ГДР.

Господину профессору

Dr.Dr.h.с. Зигфриду Байфусу

Институт научного атеизма

Беренштрассе, 39а

108 Берлин

Германская Демократическая Республика

2 мая 1980

Дорогой, уважаемый коллега!

Ваше подробное, обильное цитатами и ссылками на источники письмо от 17 апреля с. г. доставило мне огромное удовольствие, поэтому я не преминул поделиться этим удовольствием с моим другом, к которому я поспешил на Виа Долороза, где он имеет не только обувной магазин, но весьма ухоженную холостяцкую квартиру. Господин Агасфер поведал мне, что он прекрасно помнит не только встречу с Эйценом, описанную в работе Йохансена, но и другие, гораздо менее приятные встречи с этим господином, ставшим впоследствии суперинтендантом Шлезвига; впрочем, Эйцен вообще был человеком малосимпатичным, ограниченным, до крайности честолюбивым, отличающимся большим самомнением и охочим до интриг. Кстати, статья Пауля Йохансена, опубликованная в «Трудах Общества по изучению истории Гамбурга», мне знакома, а не упоминал я ее в своих письмах лишь потому, что не придаю ей ровным счетом никого значения.

У Йохансена нет ничего, кроме домыслов, не имеющих под собой никаких оснований, способных претендовать на научную достоверность. То немногое, что мы знаем о прозорливце Йорге, доказывает, скорее, обратное, то есть его несовпадение с Агасфером; Йорг призывает к всеобщему покаянию, грозит карами небесными, Агасфер же далек от этого — он стремится переделать мир, но совершенно иным путем. Далее, ни свидетельств современников, ни каких-либо иных источников, которые утверждали бы, что Йорг рассказывал о своей встрече с Христом и был проклят им, как это имеет место в случае с Агасфером; мысль назвать себя Агасфером, да еще и евреем, под воздействием изображения персидского царя, висевшего в гамбургской церкви Св. Николая, могла возникнуть только у склонного к фантазиям Йохансена, но никак не у несчастного странствующего проповедника. Можно восхититься смелостью, которая позволяет Йохансену выдвинуть третье предположение, отождествляющее Агасфера с юродивым Василием Блаженным, однако тут нет и намека на какие-либо доказательства, если, конечно, не считать таковым профессию сапожника, общую для русского юродивого и еврейского вечного путника. Московский нищий как прообраз Агасфера? При всем уважении к великим достижениям русского народа — это уж чересчур.

Единственным верным в статейке Йохансена является факт пребывания Агасфера в Гамбурге. Он подтверждается не только собственными рассказами Агасфера, которые я слышал от него, но и соответствующей литературой. Тут мне хотелось бы сослаться не столько на многочисленные варианты народных книжек, появившихся после 1602 года, сколько на свидетельства самого Эйцена, запечатленные у Иоганнеса Моллера во фленсбургском издании «Cimbria Literata», вышедшем в 1744 году, и у гамбургского городского архивариуса Николауса Вильнена в его «Гамбургском пантеоне» за 1770 год; но особый интерес представляет, по-моему, документ, любезно предоставленный мне недавно господином Гервартом фон Шаде, директором Северо-Эльбской церковной библиотеки; этот документ был найден при переводе библиотеки в новое здание, и его подлинность не вызывает у меня сомнений. Речь идет о собственноручном письме Агасфера, содержащем любопытные сведения о гамбургском периоде его жизни и об его взаимоотношениях с Эйценом. Однако вначале, дорогой коллега, необходимо, видимо, пояснить, к какому отрезку биографии Эйцена восходит найденное письмо.

Личные причины, вроде распространяемых недругами слухов о непотребствах, якобы устраиваемых в разных злачных местах, а также антипатия со стороны главного пастора Эпинуса заставили магистра фон Эйцена вместе с молодой женой переехать в Росток, где он надеялся оказаться полезным местному университету; однако известные предубеждения мекленбуржцев против шустрых гамбургских ганзейцев не позволили ему там обосноваться как следует; пришлось возвращаться в родной город, где вскоре у него родился первый ребенок, девочка, которую назвали Маргаритой. Эта девочка, ставшая, несмотря на горбик и хромоту, любимицей у матушки, приобрела впоследствии весьма печальную известность: в сговоре с мужем, писарем герцогской канцелярии Вольфганом Калундом, Маргарита Эйцен убила своего зятя Эсиарха, бургомистра города Апенраде, за что и была казнена в 1610 году. Впрочем, эта детективная история имеет для нас лишь побочное значение; гораздо существеннее то, что благодаря объединенным усилиям собственной родни и семьи своей жены Эйцен получил наконец должность, хотя и не доходную, в качестве lector Secundarius, то есть второго проповедника при соборе; однако вскоре христианское усердие и абсолютная верность букве лютеровского учения создали Эйцену в Гамбурге такую репутацию, что после смерти Эпинуса гамбургский сенат, чуждый каким бы то ни было богословским новациям, наметил Эйцена преемником главного пастора и суперинтенданта. К сожалению, академических регалий, привезенных из Виттенберга, Эйцену для новой должности не хватало, поэтому ему пришлось вернуться обратно за докторским дипломом, а чтобы обеспечить успешную сдачу экзамена, его снабдили особым письмом теологическому факультету Виттенбергского университета; в письме авторитетнейшие гамбургские пасторы просили «споспешествовать коллеге и суперинтенданту Паулю фон Эйцену в получении докторской степени», причем указывалось, что вручением диплома факультет «окажет высокую честь и обяжет к большему усердию и глубокой признательности» не только «privatim M. Paulum, sed etiam totam nostram Ecclesiam et civitatem», то есть не только магистра Паулуса, но и всю церковь Гамбурга и его граждан. Подобному нажиму, поддержанному старой связью Эйцена с Меланхтоном, теологический факультет Виттенбергского университета воспротивиться не мог, поэтому, несмотря на все банальности и самоповторы в состоящей из пятидесяти пунктов и произнесенной устно диссертации, ученые мужи «споспешествовали» получению Эйценом докторского звания, что позволило новоиспеченному доктору сделать следующий шаг.

С этим следующим шагом, так называемым «Диспутом с жидом», и связано письмо Эйцена Агасферу от 14 октября 1556 года, копию которого я прилагаю. Эйцен защитил докторскую степень лишь в мае того года, следовательно, планировать и готовить диспут он начал сразу же по возвращении в Гамбург.

Разобрать почерк Агасфера непросто, тем не менее, я уверен, что Вы сумеете прочитать письмо. Укажу лишь на несколько мест, которые имеют, на мой взгляд, особенное значение; например, очень хорош зачин:

«Высокочтимый доктор, благодетельный господин суперинтендант, я, бедный и несчастный еврей, странствующий из года в год по городам и весям, много повидавший на своем веку, только все больше плохого, нежели хорошего, должен по воле и приглашению Вашего преподобия принять участие в большой и открытой disputatio, дабы свидетельствовать de passione Christi, о муках Христа, который проклял меня in aeternitatem, навеки, и сказать Альтонской еврейской общине ex ore testis, что Равви был единственным и истинным сыном Бога Яхве, да святится имя Его, а также Мессией, которого ждал народ израильский, и надлежит мне сделать это со всем благочестием, смирением и раскаянием ad majorem Dei gloriam».

Хорош и один из последующих вопросов: «А что будет, если я откажусь? Разве Вы и власть имущие не станут преследовать меня, чтобы погубить и растерзать меня, словно волки бедную овечку? Ad majorem Dei gloriam, говорите Вы, однако правильнее было бы сказать ad majorem gloriam достопочтенного доктора фон Эйцена, а не Бога, и ради этого я, бедный еврей, должен поставить себя в положение, которое не принесет мне никакого прибытку, зато может стоить головы?»

Еще ниже говорится:

«И все же я сделаю это для Равви, ради Него, ибо кто же и понимал Его по-настоящему, ежели не я?»

После чего следует приписка:

«Кланяйтесь Barbaram conjugem, я пошлю ей шесть локтей коричневой материи и подвески турецкие, а маленькой Маргарите чепчик. Остаюсь слугой Вашего преподобия странствующий жид Ахашверош».

Вот, дорогой профессор Байфус, что хотелось мне сообщить Вам по поводу домыслов Йохансена и подлинных событий, относящихся к гамбургскому периоду жизни Агасфера.

Дружески кланяюсь Вам,

Ваш Иоханаан Лейхтентрагер

Еврейский университет

Иерусалим.