ГЛАВА 19
Не надо беспокоиться о Цицероне
Магомед и лейтенант помогли мне подобрать документы, я сняла со стены фото, и мы покинули злополучный офис на улице Чекистов. У входа нас ждала машина. За рулем сидел соплеменник Магомеда, такой же небритый и молчаливый.
— Сначала его в больницу, потом ее домой, — скомандовал Магомед.
— Да я могу и подождать, — попробовал возразить лейтенант.
— Слушай, кто здесь командует — ты или я? — повернулся к нему чеченец. — Я сказал — тебя первого, значит, так надо, понял?
Тот больше не спорил. Мы завезли лейтенанта в областную больницу, потом меня доставили домой.
По привычке, выходя из машины, я внимательно осмотрелась. Магомед заметил это и усмехнулся:
— Слушай, тебе сейчас бояться не надо. Этот гад — трусливый. Мы всех его людей убили, он теперь в какую-нибудь щель забьется и тихо будет сидеть. Или убежать попробует. Ему сейчас не до тебя.
Я вынуждена была согласиться. Поднявшись на свой этаж и уже открывая дверь (как давно я здесь не была!), я внезапно вспомнила об одном деле, не терпящем отлагательства. Я словно услышала слова Жвания: «В каждой партии есть 5–6 упаковок с измененными свойствами, и вот они-то таят смертельную опасность». Я взглянула на часы — был третий час ночи, — секунду поколебалась, потом все же позвонила к Ольге Павловне. Вдруг она до утра почувствует себя плохо, примет заграничное снадобье, и именно эта упаковка окажется смертельной?
На мой звонок никто не откликнулся. Немудрено — спит, наверное. Я позвонила еще, потом еще раз десять. Тихо. Вот это уже странно: Ольга Павловна, я знаю, спит очень чутко. Если у меня допоздна засиживаются гости, она иногда жалуется, что не могла заснуть. Я еще раз взглянула на дверь, ведущую в соседнюю квартиру. Что таится за этим молчанием?
Потом открыла свою дверь. Я не была дома с того дня, когда меня вынес отсюда, завернутую в мешок, Спиридон. Все так же валялся опрокинутый в борьбе стул, лежал на столике оставленный Жвания договор, в котором были подробно описаны мои права на случай всяких непредвиденных обстоятельств…
Я не стала задерживаться, а сразу вышла на лоджию и заглянула на половину Ольги Павловны. Света в квартире не было. Может, спит? Но я-то не смогу заснуть, пока не буду убеждена, что с ней все в порядке!
Я перелезла через ограждение и заглянула через стеклянную дверь в комнату. Но разве в темноте что-нибудь увидишь? Я стала стучать — сначала потихоньку, потом так, что соседи снизу и сверху могли подумать, что к Ольге Павловне лезут воры. Никто не отзывался.
Тогда я решилась. Зазвенело разбитое стекло двери, я осторожно повернула ручку и вошла в квартиру.
Ольга Павловна лежала на своей высокой кровати. «Спит», — успокоенно подумала я. Однако, когда зажгла свет, убедилась в собственной ошибке. Ольга Павловна умерла, как видно, несколько часов назад — как раз в то время, когда я сама готовилась принять смерть. Тело ее еще не успело остыть. Рядом на столике красовалась раскрытая упаковка товара «А». Должно быть, одна из тех самых пяти…
…Когда все необходимые формальности были закончены, стало светать. В эту ночь мне так и не суждено было хоть немного поспать. А теперь уже было не до сна. Я вспомнила слова врача «Скорой». На мое предложение взять на анализ лекарство, он лишь пожал плечами:
— Ясно же, что больная умерла от сердечного приступа, не успев принять лекарство. Или оно не успело подействовать. Какие у вас основания в нем сомневаться? Об этом препарате везде самые хорошие отзывы. Наш облздрав рекомендовал его к широкому применению…
Я подумала о том, сколько смертей, подобных этой, никто и не подумает расследовать. Сколько человек уже погубило это поистине смертельное лекарство?! Надо действовать, и действовать быстро!
Я едва дождалась девяти часов — времени начала рабочего дня в редакции — и позвонила Илье. К счастью, он уже пришел на работу.
— Слушай, у меня к тебе просьба, — сразу взяла я быка за рога. — Мне нужно организовать пресс-конференцию.
— Тебе? — искренне удивился он. — Что случилось?
— У меня сенсационная и общественно весьма важная информация, — заявила я.
Кратко, не вдаваясь в детали, я рассказала ему о событиях, последовавших после нашей поездки в Павловск. Илья восхищенно причмокнул:
— Ну, ты молодчина! Такое дело раскрыла! Да, это настоящая сенсация. Так кто этот важный покровитель, чье фото ты видела в кабинете?
— Все узнаешь на пресс-конференции, не торопи меня, — отрезала я.
— А когда ты хочешь ее собрать?
— Как можно скорее!
— Но за несколько часов такие вещи не делаются. Ты ведь хочешь, чтобы на нее пришли не только я с парочкой друзей, верно? Тебе надо, чтобы были собкоры центральных газет, телевизионщики, в том числе с ОРТ и РТР, радио… Самое раннее, когда это можно организовать, сегодня к вечеру. А лучше всего — завтра часов в двенадцать.
Я вынуждена была согласиться с его доводами.
— Ладно, давай вечером. А где? Может, у меня в квартире?
— Зачем? Найдем помещение в нашей редакции. Но все же лучше было бы завтра — у них, наших местных, так программа построена. Придется говорить: «На состоявшейся вчера пресс-конференции»… А они слово «вчера» ужасно не любят.
— Нет, давай все-таки лучше сегодня, — продолжала упорствовать я.
Илья обещал позвонить ближе к вечеру и уточнить все детали. А я села готовиться. Я не собиралась рассказывать всю историю своих поисков — да это никому и не нужно было. Не хотела я подставлять Митрохина с Магомедом. Собственно, я намеревалась рассказать об одном — о системе торговли опасными для здоровья лекарствами и о роли в этом сильных мира сего: нашего знаменитого депутата и начальника облздрава. Доказательствами служили документы, найденные в кабинете Жвания, фотография, а также флакончик с лекарством, который я подобрала возле постели Ольги Павловны.
Был, правда, и здесь один скользкий момент — как рассказать о ночном поединке на улице Чекистов, не называя Магомеда. Я решила представить дело так: я проникла в офис, меня схватили, а затем я стала свидетельницей бандитской разборки, когда одни участники банды что-то не поделили с другими и поубивали друг друга. Еще когда мы возвращались из офиса, лейтенант из «Поиска», предвидя мои затруднения, обещал помочь объяснить ночной бой.
— Мы по своей линии предпримем усилия, чтобы все выглядело как можно убедительней, — обещал он.
Этой версии я и решила держаться: никакого Магомеда я не знаю, с Митрохиным не встречалась. Решила я молчать и о Марине Борисовне, о ее роли в этой истории.
Я успела набросать план своего выступления, даже написала его приблизительный текст. Приготовила я и ответы на наиболее каверзные вопросы — такие обязательно будут. Все было готово, и в это время позвонил Илья.
— Как я и думал, сегодня ничего не получается, — можно сказать, с радостью сообщил он. — Собкор «Известий» в командировке, вернется поздно ночью. Группа ОРТ вечером снимает рок-фестиваль — представляешь, помимо бандитских разборок, в городе еще кое-что происходит. В общем, все сошлись на том, чтобы встретиться завтра в 12.00 в нашем конференц-зале. Идет?
— Куда же деваться, если ты уже все решил? — нехотя буркнула я. — Я бы предпочла сегодня…
Что ж, делать нечего. В буквальном смысле: хотя накопилась прорва домашней работы и холодильник стоял пустой, делать сегодня что-либо, не имеющее отношения к расследованию, я была не в силах. Я буквально валилась с ног. «Посижу немного у ящика и лягу», — решила я.
Однако сидеть у ящика мне пришлось недолго, раздался звонок в дверь. Я вздрогнула — последние недели заставили меня плохо относиться к гостям, тем более поздним.
Взглянув в глазок, я увидела пустой коридор. Прислушалась. Глазок я устроила таким образом, что в коридорчике в общем-то не осталось «мертвых зон», где можно было бы спрятаться. Поэтому я рискнула, накинув цепочку, выглянуть.
На полу возле моей двери лежала коробка с видеокассетой. Конечно, она могла быть взрывным устройством, но шестое чувство подсказало мне, что угроза, исходящая от кассеты, иного рода.
Я схватила кассету и вновь закрыла дверь. Поставить кассету в видик было делом одной минуты.
После обычных технических титров я увидела пустую длинную комнату, напоминавшую бетонный сарай. Одна деталь сразу заставила меня вздрогнуть: под потолком от стены до стены шла железная штанга, и с нее свисали проволочные петли — я насчитала их семь.
Откуда-то сбоку в кадр вошел человек в маске и начал расставлять под петлями стулья. Их оказалось точно по числу петель. А затем… Затем в комнату другие типы ввели знакомых мне людей. Здесь были Женя Вязьмикин, его жена Лена, Николай с Леней (у Николая была забинтована рука, у Лени на голове виднелась свежая кровь), Татьяна Валерьевна, Марина Борисовна… Последней ввели трехлетнюю дочку Вязьмикиных. Малышка явно не понимала, что происходит, и первым делом бросилась к отцу с матерью, но люди в масках отвели ее к «своему» табурету.
Всем набросили на шею петли, заставили встать на табуреты. Затем зажужжал мотор, вал под потолком начал вращаться, наматывая на себя проволоку, петли натянулись. Я видела, как люди, спасаясь от удушья, встали на цыпочки, как их рты мучительно ловят остатки воздуха… Затем вал сдал чуть назад и в этом положении застыл. По экрану пошли полосы: «фильм» закончился.
Нужно было ждать продолжения, и оно последовало немедленно — зазвонил телефон.
— Ну как, Танечка, — спросил вкрадчивый голос, — как впечатление?
— Чего вы хотите? — спросила я.
— О, сразу видно, что мы имеем дело с деловой женщиной, — ответили в трубке.
Я заметила, что не могу определить тембр голоса звонившего — он все время менялся. Видимо, была задействована специальная аппаратура, маскировавшая голос, чтобы в случае записи нельзя было установить, кому он принадлежит.
— Я думаю, вы уже поняли, что никакой пресс-конференции завтра не будет?
— А что я получу взамен?
— Хотя бы то, что проволока не будет натягиваться сильнее.
— Убить людей можно лишь один раз.
— Вот тут вы ошибаетесь, драгоценная Танечка. Убивать человека можно бесконечное число раз. Убить — да, однажды. Но какой же олух будет убивать столь дорогих гостей? В общем, пункт первый: вы сейчас звоните вашему пишущему другу и отменяете завтрашнее мероприятие.
— А как я это объясню?
— Ну, как вы понимаете, не тем, что просмотрели некую видеозапись, и не тем, что вам кто-то угрожал. Сошлитесь на плохое здоровье, на необходимость тщательной подготовки — он ведь настаивал на тщательной подготовке, верно?
— А как вы узнаете, что я выполнила ваше условие?
— Об этом не беспокойтесь — это наши проблемы.
— Ваши, Иван Георгиевич?
На том конце провода расхохотались.
— Вон на кого вы грешите! Нет, дражайшая Танечка, наш общий друг Цицерон в такие игры уже не играет. У него на руках не осталось ни одного козыря… Только, ради Бога, без этих ваших сыщицких штучек — не пытайтесь угадать, кто с вами говорит. Короче, звоните Илье и отменяйте мероприятие. Потом наш разговор продолжится. Иначе станете свидетелем медленной и мучительной смерти ваших знакомых.
Колебалась я недолго. Мне не оставили выбора. Правда, надо было придумать еще кое-что. Впрочем, это заняло у меня немного времени. Я набрала номер Ильи.
— А, это ты, — без особого энтузиазма отозвался он. — Хочешь провести пресс-конференцию сегодня в полночь?
— Нет, хочу сообщить, что она не состоится.
— Как не состоится?! — Весь сон моментально слетел с моего собеседника.
— Тут неприятности…
— У тебя что-то случилось? — голос Ильи стал деловым.
— Да, заболела родственница в Пушкино… Помнишь, мы еще ездили к ним на твоей машине? Милые такие старики…
Ценная черта Ильи — он соображает очень быстро. Кроме нескольких «э-э…», он ничем не выдал своего изумления.
— Вот эта бабушка и дед Николай заболели. Так что мне завтра придется к ним ехать.
— Так мне тебя подбросить? — словно о чем-то вполне обыденном спросил Илья.
— Пока не знаю, — как можно небрежнее ответила я. — Может, поеду автобусом в 7.40.
— Понятно, — ясным голосом сообщил Илья.
Я была уверена, что он действительно все понял: что наш разговор прослушивается, что на меня оказывают давление и что я назначаю ему свидание в единственном приличном заведении города — ресторане «Семь сорок».
— Так что у меня просьба, Илья, обзвони всех и отмени мероприятие, — извиняющимся тоном попросила я.
— Может, не сегодня? — предложил он. — Все-таки уже поздно. Завтра с утра этим займусь.
— Идет, — согласилась я.
Кажется, мы с ним друг друга поняли: если ничего не случится, мы встречаемся у ресторана завтра утром. А если я не приду на встречу… Надеюсь, Илья найдет, что сообщить в этом случае. Пресс-конференция все же состоится — хотя что он будет на ней говорить?
Словно прочитав мои мысли, Илья спросил:
— Так о чем ты все же собиралась на ней говорить?
— Ну, о некоторых лекарствах. «Интеркардиостерон», например. О таких отличных адвокатах, как Жвания. И о простых депутатах…
Ну все! Больше испытывать терпение похитителей нельзя. Илья и так получил всю нужную информацию. Теперь в случае моей гибели он сможет повторить расследование и получить нужный результат.
— Ну, пока! — попрощалась я. — Как вернусь, созвонимся.
— Пока! — уже более твердым тоном попрощался со мной Илья. Мне показалось, что он посылает мне призыв держаться.
Как только я положила трубку, телефон зазвонил снова.
— Что это вы себе позволяете?! — мой собеседник был в ярости. — Вам что, хочется увидеть вторую часть фильма?
— А что такого? — как можно невиннее спросила я. — Я сделала все, как вы сказали, — и пресс-конференцию отменила, и насчет бабушки выдумала…
— Ну ладно, — смягчился мой невидимый собеседник. — Теперь слушайте дальше. Сейчас вы собираете все документы, которые взяли в офисе, и выходите из дома. За вами заедут. Да, и не забудьте фото.
— Ну уж нет! Вот так не пойдет, — как можно тверже заявила я. — Деньги против стульев, как поется в песне. Я должна убедиться, что мои друзья на свободе. Без этого я и шагу из дома не сделаю.
— И станете свидетельницей их мучительной смерти.
— Вы все равно их убьете после того, как покончите со мной. Не надо принимать меня за круглую дуру. Пока мои друзья не позвонят мне из безопасного места — никуда не выйду.
На том конце провода наступило молчание. Видимо, мой собеседник понял, что я намерена стоять на своем до конца.
— Ладно, — нехотя согласился он. — Мы освободим всех, кроме Вязьмикина-младшего. А то у вас исчезнет всякое желание выходить из дома. Придется устранять весь квартал… Шутка, шутка. Так, теперь вопрос: какое место вы считаете безопасным? Куда доставить ваших друзей?
Я на минуту задумалась. Ни одна квартира, ни один дом, как видно, не могут стать надежным убежищем для семьи Вязьмикиных и Марины Борисовны. Хотя нет — есть такое место. Я достала из бумажника маленькую карточку.
— Отвезите их в больницу! — скомандовала я.
— В больницу? — Мой собеседник, как видно, не ожидал такого.
— Да, в областную больницу, палата 36. Там лежит больной… — я назвала фамилию любопытного лейтенанта. В конце концов, он ведь разрешил прибегнуть к его помощи! — Пусть они позвонят мне оттуда, и он тоже. После этого мы можем встретиться. Но только еще одно условие.
— Не слишком ли много условий?
— Не слишком. Ни в какую вашу машину я не сяду. Жить, знаете, еще немного хочется. Давайте назначим место, я приеду туда на машине одного моего приятеля. Предупреждаю: он парень крутой, чуть что — сразу стрелять. Так что если вы поведете себя неправильно, шум будет.
— Вот как вы заговорили! — укоризненно произнес мой собеседник. — Так, так… Ладно, идет. Встретимся на набережной. Только не на той, где гуляют, — там нам могут помешать парочки. А в речном порту, у третьего грузового причала.
И учтите — никто вас убивать не собирается. Вам хотят предложить сделку, вот и все. Тем более теперь, когда вы сильно усложнили ваше возможное устранение. В общем, сидите у телефона и ждите звонка от ваших друзей. Потом обговорим детали.
Я положила трубку, потом снова сняла ее и набрала номер. Я молила об одном: чтобы Шурик не укатил куда-нибудь по своим яичным делам.
К счастью, он был дома. И даже не спал — видно, не с кем было. В сущности, он вовсе не бабник — просто жизнь не предоставила ему возможности встретиться с любимой женщиной.
Мое предложение прокатиться на грузовой причал ночью, чтобы там побеседовать «с одним человеком», при этом прихватить с собой пушку и «быть готовым ко всему» — вызвало у Шурика неподдельный энтузиазм. Все-таки в нем была авантюрная жилка!
— Скажи только, во сколько подъехать, и я готов, — твердо пообещал он.
Я сказала, что позвоню еще, и стала ждать. Вскоре раздался звонок. Я сразу узнала голос лейтенанта из «Поиска». Без лишних предисловий он сообщил:
— Тут со мной Лена с дочкой и матерью, еще одна женщина по имени Марина и два парня. Парням оказывают помощь — они серьезно ранены. Чем я еще могу помочь?
— Вы можете гарантировать их безопасность?
— Если число нападающих не превысит некоторый уровень — могу.
— Ну, на открытое нападение они вряд ли решатся…
— Я тоже так думаю. Вам лично чем помочь?
— Мне, к сожалению, помочь нельзя, — сказала я. — Я попытаюсь справиться сама. Спасибо вам!
Спустя несколько минут раздался еще один звонок.
— Ах, как трогательно! — с издевкой произнес плавающий, неуловимый голос. — Какое мужество! Ладно, к делу. Ровно в два часа ночи на третьем причале. Увидите черную «Волгу». Я буду в машине один. Вы сядете ко мне и передадите документы. Никто больше из вашей машины не выходит, из моей второй тоже.
— А будет вторая?
— Да, будет. В ней будет сидеть Вязьмикин. После передачи документов он пересядет в вашу машину, и вы все уедете. Еще какие-то условия и предложения есть?
— Вроде нет. Условия нормальные.
— Отлично. Тогда до встречи.
Я позвонила Шурику и сказала, что жду его. Спустя двенадцать минут под окнами раздался гудок. Я сложила в папку документы, захваченные в офисе, фотографию и спустилась вниз.
Шурик распахнул дверцу.
— Куда теперь? — спросил он, когда я села.
— В два ноль-ноль мы должны быть на третьем причале грузового порта.
Он присвистнул.
— Мрачное местечко! Там зимой двух ребят из группы Топора спустили под лед.
— В зале нашего местного Эрмитажа встретимся в другой раз, — предложила я.
Шурик не спешил — время еще было. Прежде чем заехать на территорию порта, он дважды объехал окрестности.
— Вроде нигде машин нет, — сообщил он.
Мы подъехали к третьему причалу. Возле опоры огромного крана стояла черная «Волга», чуть поодаль притулилась такая же, как у Шуры, вишневая «девятка» — ее бок ярко блестел в свете ртутного фонаря.
Я раскрыла дверцы, взяла папку с документами.
— Погоди, не гони, — остановил меня Шурик. — Дай мне тоже приготовиться.
Откуда-то из-под сиденья он извлек мешок, из него достал тяжелый пистолет с длинным стволом.
— Скорострельный, — с гордостью сообщил он. — Так что в случае чего я тебя прикрою.
Я заметила, что мотор он не выключил. Я вышла из машины и направилась к «Волге». Навстречу мне предупредительно распахнулась передняя дверца. Я села, дверца захлопнулась.
В салоне было темно, зеркальце предусмотрительно снято, так что я не видела даже силуэта своего собеседника. Однако, когда он заговорил, голос я узнала сразу. Я не раз слышала его по радио и с телеэкрана.
— Не оборачивайтесь, — предупредил он. — Иначе мне придется стать невежливым. Папку принесли? Давайте.
Я передала папку. В машине стало чуть светлее. Я поняла, что мой собеседник пользуется фонариком, чтобы просмотреть принесенные бумаги.
— Так, кажется, все, — удовлетворенно проронил он. — Я знаю, что ксерокса у вас дома нет и снять копии вы, видимо, не успели. Ну а если сняли… Кому-то из ваших друзей придется заплатить жизнью за вашу страсть к разоблачениям. Лично я трогать никого не буду, а за моих людей не ручаюсь.
— Я свое условие выполнила. Теперь ваша очередь, — как можно тверже сказала я.
— Выполним, не беспокойтесь, — ответил мой собеседник.
Он несколько раз мигнул фонариком в окно машины. Я видела, как из «девятки» вышел Вязьмикин и направился к машине Шурика.
— Ну, все? — спросил человек на заднем сиденье. — Мне вас проводить?
— Нет, не все, — сказала я. — Я не могу успокоиться, пока этот… Цицерон гуляет на свободе.
— Ах, вот вы о чем! О Цицероне не беспокойтесь — о нем побеспокоятся другие. Мне он больше не нужен, так что… Это не вопрос. Еще что нибудь?
— Еще о лекарствах. Они так и будут продаваться дальше?
— Нет, конечно. Эта партия сыграна. Собственно, это была не моя идея — этого негодяя. Дело казалось очень выгодным. А деньги знаете как нужны… Не мне лично — на избирательную кампанию, на нужды партии… Кроме того, есть еще люди наверху, которые очень любят деньги и не спрашивают, откуда они взялись. Это так удобно! Да… Но теперь — все. Это стало слишком опасно. И заниматься будет некому. Придумаем что-нибудь другое.
— Уж вы придумаете, не сомневаюсь, — со злостью сказала я.
— Что поделать, Танечка, политика — дело грязное. Ну, наше свидание, кажется, затянулось.
— Даже слишком, — с этими словами я вышла из машины.
Самым трудным было преодолеть расстояние до машины Шурика и не пуститься бегом. Мне все время казалось, что невидимый ствол целит мне под лопатку, я словно чувствовала, как пуля вонзается в тело… Отвратительное ощущение!
Успокоилась я, только когда мы выехали из ворот порта и покатили по ночным улицам.
— Что ж, выходит, ты так и не доведешь до конца это дело? — сочувственно спросил меня Шурик.
— Будем надеяться, что его доведут другие, — только и смогла сказать я.
