Книга: Флердоранж - аромат траура
Назад: Глава 11 ГЛАВНЫЙ СВИДЕТЕЛЬ
Дальше: Глава 13 ЧУДО-ПОРОШОК

Глава 12
ЧЕРНЫЙ ПЛАЩ

Лицо девушки — открытая книга. Читать по ней с легкостью может даже самый поверхностный наблюдатель. А Катя считала себя наблюдателем опытным и зорким…
Павловский подошел. Теперь Полина старалась не смотреть на него, но это давалось ей с трудом. Явление те же и Павловский и для самой Кати стало неожиданностью и испытанием. Она сразу же сделала для себя открытие: Александр Павловский вблизи, вживую совершенно иной, чем на телеэкране. Катя помнила его таким, каким он был в середине 90-х, когда редкий вечер обходился без его телерепортажей из горячих точек. Павловский был и военным корреспондентом, и продюсером, и режиссером документальных фильмов на криминальные темы, и политическим обозревателем. Репортажи его эпатировали, раздражали, порой ужасали натурализмом деталей, отталкивая и одновременно неудержимо привлекая зрителей к экрану. Так как Павловский умел снимать войну, политиков, трупы погибших, кладбища, мясокомбинаты, бойни, модные тусовки, байкеров, бродяг, конкурсы красавиц, венерические диспансеры, колонии строгого режима, отделения милиции и особняки олигархов — так все это ни до него, ни после не умел снимать никто. На пике его славы о нем писали все газеты, дружно ругая, называя то некрофилом, то экстремистом, то трубадуром трущоб. Однако никто из злопыхателей не в силах был обвинить его в отсутствии таланта и в трусости. В те времена Павловскому завидовали очень многие. И на какой-то момент он был абсолютным лидером, некоронованным королем журналистского племени, живущего событиями одного дня.
Так было в недалеком прошлом. А потом все изменилось. Павловский исчез с экрана телевизора. И сейчас перед Катей был он и не он; вроде бы все отдельные черты хорошо узнаваемого, примелькавшегося звездного облика были те же, прежние. Но сам Павловский стал каким-то другим. И в лучшую или в худшую сторону были эти перемены, Катя определить затруднялась.
— Полина, ты? Здесь?! — Павловский шагнул к девушке. — Я вас с дорога увидел. Да с кем это ты? …
— Со мной, — сказала Катя. Достала удостоверение, протянула.
— А, вот в чем дело, — Павловский покачал головой. — Ясно, ясно… Полина, а разве Отец… разве Михаил Петрович разрешил тебе уходить так далеко от дома?
Тон у него был встревоженный и недоуменный. И вместе с тем нарочито отеческий. Обращался он к Полине так, как обращается снисходительный пожилой дядюшка к своей избалованной любимой племяннице.
— Полине гораздо лучше, — сказала Катя, потому что девушка на вопрос Павловского так и не ответила. — Мы только что беседовали с ней…
— О чем? — спросил Павловский.
Катя смерила его взглядом. Быть чопорно-официальной, разыгрывая из себя аса правоохранительных органов в присутствии этого человека, который за свою жизнь сделал сотни криминальных репортажей и знал милицию как облупленную, было глупо и пошло. Катя инстинктивно чувствовала, что состязаться в чем-либо в открытую с этим ярким, своенравным, умным, дерзким типом ей явно не по силам. К тому же она прекрасно помнила, какое гипнотическое впечатление умел он произвести на женщин. Он был красив мужественной. Чисто мужской красотой. В каждом его движении чувствовалась сила и уверенность в себе. Цену этой уверенности он знал и всегда ставил на службу своим интересам.
Вот и сейчас он смотрел на Катю насмешливо, простодушно и нагло, задавая в упор по-репортерски совершенно неприличный прямой вопрос. Кате отчего-то вдруг вспомнился бандит Костальен, про которого сегодня столько всего было сказано. У него, наверное, было такое же лицо — такие же настойчивые, выразительные серые глаза, такие же чувственные губы, твердый подбородок с ямочкой, такие же плечи…
— Мы говорили с Полиной об обстоятельствах убийства ее жениха, — сказала Катя: что ж, на твой конкретный вопрос тебе будет от меня— конкретный честный ответ. В этом богоспасаемом Славянолужье слухи распространяются со скоростью света. Так пусть здесь узнают все: главный свидетель Полина Чибисова уже успела поделиться тем, что ей известно, с сотрудником милиции. По крайней мере, если у кого-то из местных были на ее счет в этом отношении какие-то темные планы, пусть он поймет, что опоздал.
Павловский вздохнул, наклонился к Полине, заглядывая ей в лицо:
— Ну? Что, малыш? — сказал он мягко. — Как ты? Не надеялся даже, что увижу тебя снова… Говорили, что ты в Москву уедешь. Увезут тебя отсюда. От нас.
— Нет, нет, что вы. Я никуда не поеду, — прошептала Полина.
— А я даже испугался, — Павловский грустно усмехнулся. — Увидел вас вдвоем. Думаю, кто это с тобой — чужой, незнакомый. Надо вмешаться. Из района еду, из нотариальной конторы, документы срочно на землю переоформляем… А на ферме Костя зашивается с покупателями, они скот сортируют. Как всегда, одни сплошные претензии… Звонил только что, меня ждет… Малыш, ну ты что? Что с тобой такое? Вся дрожишь… Ну? Видишь, из дома вышла наконец, и ничего страшного с тобой не случилось. Погода отличная. Если б не дела — будь они неладны, — я бы сам день-деньской на речке пропадал, как в детстве… А мопед твой цел, на ходу?
—Цел, — Полина подняла голову. Во взгляде ее, устремленном на Павловского, был и испуг и нежность.
— Ну! Красота. Завтра сядешь и поедешь. Вон и капитана милиции с ветерком прокатишь. А что? Знай наших, а? — Павловский улыбнулся. — Смотрите, а кто это к нам чешет сюда на всех парах? Эй, Христофорыч! Ты что, кросс на приз Динамо сдаешь?
Катя взглянула туда, куда указывал Павловский. Через поле широким журавлиным шагом к ним спешил участковый Трубников.
— День добрый! — приветствовал он их издали. Здоровался-то он бодро, но в глазах его, когда он поднялся на холм, Катя заметила изумление и тревогу. Трубников тоже явно не ожидал увидеть затворницу Полину здесь, фактически в непосредственной близости от места убийства. Однако встревожила его не эта нежданная встреча, а что-то совсем другое.
— Я иду из своей Столбовки в опорный — гляжу, ба! Три тополя на Плющихе, — Трубников пожал протянутую Павловским руку. — Как переночевали? — спросил он у Кати.
— Все хорошо, Николай Христофорович. Спасибо. Вот уже по окрестностям брожу. Полину встретила. — Катя едва удерживалась, чтобы не подмигнуть участковому.
Трубников посмотрел на присмиревшую Полину, на Павловского.
— Ты к себе едешь, Александр Андреич? — спросил он.
— Нет, на ферму, — ответил Павловский.
— Полина, а тебя дома не хватятся? — повернулся Трубников к девушке. — Отец, Елизавета Максимовна? Они знают, что ты ушла?
— Знают. Я теперь… Короче, Николай Христофорович, со мной все уже в полном порядке, — Полина говорила это тихо, не поднимая на Трубникова глаз.
— Ну и хорошо. И отлично. Я очень рад, — Трубников добродушно улыбнулся. — И все же. будет лучше, если ты сейчас вернешься домой. А я тебя провожу, лады?
— Нет, не надо, — Полина отодвинулась от Трубникова в сторону Павловского. — Меня что же, теперь так и будут по поселку с милиционером водить?
Трубников взглянул на хранившего молчание Павловского.
— Так, значит, ты на ферму, Александр Андреич, — сказал он. — Ну, счастливого пути.
Павловский улыбнулся. Кате показалось, что вот сейчас с этой улыбкой он скажет участковому: ну, а ты-то, ты-то что? Чего лезешь? Но Павловский только глянул на часы и заторопился к машине.
— Александр Андреевич! — воскликнула Полина. — Можно я с вами? Только до перекрестка, а там я сама до дома дойду.
— Айда в машину, малыш.
— Одну минуту, пожалуйста, — Катя решительно шагнула вперед. — Александр Андреевич…
— Что? Я вас слушаю, — Павловский заинтересованно обернулся.
Но Катя в это мгновение видела не его — Полину. Лицо девушки снова мертвенно побледнело, губы задрожали.
— Мне с вами необходимо поговорить, Александр Андреевич, — сказала Катя.
— О чем? Тоже об убийстве?
— Да. Вы человек опытный, умный, наблюдательный. Любые ваши показания нам очень помогли бы.
— Вам — это кому? Из вашей краснокожей книжицы я это так и не понял. Уж извините.
— Екатерина Сергеевна, как и я, занимается расследованием этого дела, входит в нашу следственно-оперативную группу, — дипломатично пришел на выручку Кате Трубников.
— Я в своей жизни, Екатерина Сергеевна, повидал немало милиционеров, — сказал Павловский. — Разные личности попадались. Иногда сносные, иногда малоприятные.
— Это как и везде. Я постараюсь быть сносной, — сказала Катя. — Так где и когда мы можем поговорить? Вы не могли бы сегодня выбрать время и приехать в опорный пункт?
— Ну уж нет. Дудки. Христофорыч, ты не обижайся, но в будку твою я принципиально не поеду, — хмыкнул Павловский. — Если хотите, Екатерина Сергеевна, приходите сегодня вечером ко мне домой, вон мой дом, отсюда видно. Там и поговорим. Только я поздно приезжаю, учтите. Нам, крестьянам, — Павловский смотрел на Катю снова простодушно и с вызовом, — отдыхать в это время года некогда.
— Вы и когда журналистом были, тоже редко отдыхали, — кротко заметила Катя.
— А вы что, еще помните времена, когда я был журналистом?
— А как же. Есть вещи, которые не забываются.
— Надо же… Вот чувствую — неспроста вы мне льстите. А поделать ничего не могу — чертовски приятно, когда тебя молодежь еще помнит. Низкий поклон вам за память, — Павловский приложил обе ладони к груди — в десять я буду дома. Заходите, не стесняйтесь. Думаю, темы для обсуждения у нас найдутся. Ну, малыш, ты со мной? — Он опустил руку на плечо стоявшей рядом Полины.
— Ну, что? — шепотом, сгорая от нетерпения, спросил Трубников. — Как наш свидетель драгоценный? Что сказала? Я, как увидел вас, — прямо обмер, глазам не поверил сначала. Она! И вы рядом. Как это вы, Екатерина Сергеевна, напали-то на нее?
— Случайно, — честно призналась Катя. Она смотрела вслед Павловскому, уводившему девушку к машине. — Я вам все сейчас рассажу.
И рассказала. И по мере того как рассказ ее близился к концу, лицо Трубникова менялось, выражая жестокое разочарование.
— И это все, что она помнит про эту проклятую ночь? — хрипло воскликнул он.
— Говорит, что все.
— Да это мы в общих чертах и без нее знали. Это из данных осмотра места происшествия вытекает!
— Она утверждает, что больше не помнит ничего. И того, кто на них напал, она не видела. Если честно, Николай Христофорович, — Катя вздохнула, — внутренне я именно к такому повороту была готова. В то, что Полина назовет нам имя убийцы, я не верила. Да и вы; по-моему, тоже. Если бы она знала или если бы хотела назвать, она бы это давно сделала, несмотря на весь свой шок.
— Я надеялся, что она хоть приметы нам какие-то даст, хоть какой-нибудь словесный портрет, — буркнул Трубников.
—Портрет? — Катя смотрела на удаляющуюся по дороге машину Павловского. — А знаете, мне сегодня намекнули, что этого самого портрета у нас может и вообще не оказаться. Или вдруг появится такой, какому мы и сами не поверим.
— Это еще почему? — нахмурился Трубников. — Кто это вам такое сказал?
— Да легенды тут у вас, оказывается, ходят разные про это место это роле.
— Тьфу ты! — Трубников в сердцах сплюнул. — Так я и думал! Вера Тихоновна снова свои астральные крылья распускает. Ну, старуха…
Катя посмотрела на него — злится. В памяти всплыли слова Колосова: Он местный… И порой выдает такие перлы, что хоть стой, хоть падай…! Интересно, что сам участковый говорил Никите обо всем этом?
— Вы что к нам так бежали-то бегом? — спросила она. — Встревожились, что Павловский тут?
— Ну, нет, конечно… так вообще, на всякий случай… Увидел вас, девчушку нашу и его… Чего ему от вас надо было?
— Да ничего. Сказал, что тоже заметил нас на холме и забеспокоился — с Полиной кто-то чужой. И в сущности, — в этом его поступке ничего такого странного нет. Вполне нормальная реакция после того, что здесь, на этом месте случилось.
Трубников совсем нахмурился.
— Уж и не знаю, как лучше, спокойнее было бы для нас, для дела, — сказал он, — когда девчонку дома держали под присмотром врачей или теперь, когда она в себя пришла, ходит, где ей вздумается, одна.
— Николай Христофорович, какие отношения были у Полины с Павловским до ее свадьбы? — осторожно спросила Катя.
— А ВЫ что, сами не видите какие? — Участковый поморщился как от зубной боли.
— Ну, положим, кое-что я в этой короткой встрече для себя увидела.
— То-то. А что спрашиваете тогда? Бегала она за ним как собачонка — вот какие отношения были. Год все это здесь длится, с тех самых пор, как он ее у хулиганов отбил. Влюбилась девка, и все. Ну и бегает. Здесь на холме она и раньше, до свадьбы, бывало часами его караулила. Тут вся дорога в обе стороны как на ладони — и от фермы, и от дома его.
— А он, Павловский? Как реагировал?
—Что — как? Ей двадцать — ему к сорока. Так и реагирует, сообразно…
— А Чибисов знает про все это?
— Конечно, тут все знают. У Михал Петровича с Павловским отношения хорошие, дружеские, бизнес соприкасается вплотную. Я так думаю: намекни Павловский, что хочет жениться на Полине, отказа ему бы со стороны Чибисова не было, несмотря на то что очень уж ему хотелось с Хвощевыми породниться. Но это только если бы речь шла о свадьбе, о слиянии, так сказать… Тут и разница в возрасте не помеха. А если б Чибисов прознал, что Павловский так, от скуки, с его дочкой шашни крутит, — разговор другой был бы.
— Значит, пока и намека нет на более близкие их отношения?
— Да вы их обоих видели только что, — буркнул Трубников смущенно. — Похоже разве, что они живут? Нет, не тот Павловский человек, чтобы Полина его заинтересовать могла.
— А с секретаршей Чибисова — Кустанаевой у него давно роман? — спросила Катя.
Трубников усмехнулся:
— Быстро вы в обстановку здешнюю вникаете; Екатерина Сергеевна. Дня не прошло, а вы уже того… Может, и правда не зря вас сюда направили. В главке тоже не дураки, знают, кто на что горазд…
— Вы мне в тот, первый раз не советовали расспрашивать о Полине Кустанаеву, — сказала Катя. — По этой самой причине, да?
— Так точно. По этой. Только упаси вас бог причину эту при Чибисове как-то озвучить. Сразу одним трупом тут у нас больше станет.
— Чьим трупом-то? — спросила Катя. Трубников тяжко вздохнул.
— Значит, насчет того, что опасались-то мы по поводу Полины — насчет насилия полового, — ложная тревога, выходит? — спросил он чуть погодя.
— Со стороны нападавшего этого не было, Полина отрицает. До этого физический контакт у нее был только с Артемом. Освидетельствование все равно необходимо. — Катя обернулась к Трубникову: — Николай Христофорович, а вы не знаете — у кого-то из местных имеется черный плащ-дождевик с капюшоном?
Трубников ответил не сразу, достал из кармана кителя сигареты, закурил.
— Не много нам наш главный свидетель поведал, — сказал он с досадой. — Ну, у меня такой дождевик есть.
—У вас?
— Плащ-палатку милицейскую у меня дружок в прошлом году похерил. Взял на рыбалку, да по пьянке и утопил вместе с лодкой. Купил я себе плащ в магазине Спецодежда. По участку-то в любую погоду мотаешься на мотоцикле.
— А еще у кого есть похожие плащи?
— У Бранковича есть. У него каких только балахонов нет — и кожаные, и такие, и сякие. Иной раз нарядится как горец Маклауд из фильма. И слова не моги сказать насчет этого балахона — потому что это, оказывается, какой-нибудь Версаче-хреначе… У отца Феоктиста тоже дождевик темный есть. Рыбацкий, настоящий. Он его из Швеции привез. Они в прошлом году от епархии с делегацией в Швецию ездили на закладку православного собора. И еще на одном нашем я такой дождевик черный видел.
—На ком?
— На Чибисове, — Трубников смотрел на Катю. — Хороший дождевик, дорогой, импортный. Непромокаемый.
— Надо вообще-то как-нибудь на эти дождевики взглянуть, — сказала Катя. — Попытайтесь под каким-нибудь предлогом, а? Вам это будет легче, чем мне. Только осторожно, не привлекая внимания.
— Времени уйма прошла, сто раз можно было кровь замыть, да и… Эх, если будем только на одни дождевики ориентироваться, далеко мы с такими приметами не уедем:
— Других примет пока все равно нет, — сказала Катя. — Что еще я спросить хотела… Павловский обмолвился, что к ним покупатели сегодня приехали…
— Ну да, оптовики, мясо-заготовители. Каждый месяц так, Я ж говорил — они московским ресторанам напрямую мясо парное поставляют.
— А это… как это называется… забивают скотину они где?
— Режут, что ли? — хмыкнул Трубников. — На бойню везут, когда на мясокомбинат. Ну а для себя когда или для наших покупателей — для того же Чибисова, — прямо тут, на месте.
— И как же это происходит?
— Обыкновенно. Как скотину режут?
— Сами, что ли? — Катя вздрогнула.
— Ну, зачем же сами? Они хозяева. На это люди у них есть специальные, нанятые. На ферме штат большой, не в пример колхозным — скотники, пастухи, ну и резаки тоже есть само собой. Туши разделывают, свежуют. Ну а как же? Это процесс такой производственный. Наша жизнь крестьянская.
— Никак не могу представить Павловского в такой обстановке — на ферме с быками, — призналась Катя. — Какой он раньше был…
— Ну а какой был? Денег вдоволь заработал и вложил с умом. Ферма хорошую прибыль сейчас дает. Начинали-то они с Тумановым два с половиной года назад. Рисковали деньгами сильно. Мало ли, что быки-то канадские, а случись мор какой, и все. Ухнули бы разом капиталы-то. Но обошлось. Рискнули по-крупному и выиграли по-крупному. Сейчас вон какое стадо — будь здоров, от покупателей отбоя нет. Я Павловского в прежние-то годы тоже часто по телевизору видал. Фанфарон он был, но парень отчаянный. А таких либо смерть за углом караулит, либо удача большая.
— И все же мне странно, что такой человек здесь у вас занимается сельским хозяйством, — вздохнула Катя. — А насчет забоя скота я спросила потому, что Полина сказала… Ей показалось — нападавший обходился с телом Артема Хвощева как мясник. Она сказала: Так мясо на колоде рубят. Надо проверить всех, кто работает на ферме.
— Да разве тут в округе одна только ферма? — хмыкнул Трубников. — А если взять каждый двор, то скотину-то везде по осени режут — на базар, в Москву, на продажу.
— Павловский тоже в своих репортажах часто бойни показывал, — сказала Катя. — Жуткое зрелище у него получалось. И еще знаете что он любил повторять? Я в какой-то газете про это читала.
—Что?
— Он говорил: труп оживляет кадр.
— Ну, если всем газетам верить, — Трубников снова хмыкнул, — Что, проводить вас сегодня вечером к нему? Давайте я к десяти подъеду.
— He надо. С этим я сама справлюсь, — сказала Катя. — А Колосов вам не звонил? Нет?
Трубников отрицательно покачал головой.
Назад: Глава 11 ГЛАВНЫЙ СВИДЕТЕЛЬ
Дальше: Глава 13 ЧУДО-ПОРОШОК