Татьяна Рябинина
Лекарство против мужчин
“…Тогда Герострат, который, наподобие старухи Шапокляк, считал, что хорошими делами прославиться нельзя, решил стать известным благодаря делу плохому. И поджег храм Артемиды Эфесской, считавшийся одним из семи чудес света. Когда суд установил причину преступления, было вынесено решение: “Забыть Герострата!” По домам днем и ночью ходили судебные исполнители и спрашивали: “Кого надо забыть? “ “Герострата”, - в обязательном порядке отвечали им. С тех пор прошли века, имена строителей храма канули в Лету, а имя Герострата помнит каждый школьник.
Нечто подобное происходит и с нами. Наверно, у многих из нас есть в памяти такой человек, который если не разрушил жизнь, то оставил тяжелый след в душе. Человек, которого надо забыть, и чем скорее, тем лучше. Но чем больше пытаешься забыть, тем чаще вспоминаешь, потому что тебе выпало любить Герострата!”
Откинувшись на спинку стула, я перечитала напечатанное. Никуда не годится! Напыщенно, претенциозно и… в общем, глупо. Статью о психологической зависимости, которую мне заказал один женский журнал, надо было сдать завтра. В самом крайнем случае, послезавтра. А у меня еще конь не валялся. И, похоже, валяться не собирался. Казалось бы, почему не написать “с себя” - опыта достаточно. Но вот не писалось.
Я встала, походила по комнате, покрутила во все стороны головой: в последнее время стоило полчаса посидеть за компьютером, и где-то между шеей и правым плечом начинало противно ныть. А когда-то ведь сидела по восемь-десять часов - и ничего. Как-то некстати вспомнился “Фауст”:
Лишь человеку минет тридцать лет -
Он как мертвец уже созрел для гроба.
Тогда и нужно всех вас убивать.
Если следовать этой логике, жить мне осталось меньше двух лет.
Может, сходить за продуктами? То, что холодильник напоминает пустыню Гоби, не беда, мне вовсе не повредит скинуть пару-тройку килограммчиков. Но вот кофе осталось на одну чашку, а это уже катастрофа. Без кофе я жить не могу. Пусть он будет самый дрянной, на который настоящие кофеманы и не посмотрят, - лишь бы в нем был кофеин. Без чашки с утра и еще нескольких в течение дня я не человек, а злобное унылое чудовище.
На пути следования попалось зеркало: не заметив, как, я добралась до прихожей. И правда, чудовище. Немытая, нечесаная, в затрапезном халате. Вообще-то временами я бываю очень даже ничего. Когда мне это надо. Правда, ничего хорошего от этого самого “ничего” пока не проистекло. Скорее наоборот.
Я рассматривала себя, вернее, свое пыльное смутное отражение.
Можно подумать, увидела что-то новое! Рост - от горшка два вершка, всего-то метр шестьдесят. Не худая и не толстая, но ближе к последнему. Не корова, конечно, но и не газель. Так себе фигура. На голове клочкастый рыжий веник, уложить который в прическу - сплошное мучение. Яна, моя парикмахерша, каждый раз грозится подстричь налысо. Обычно я себе не нравлюсь, хотя и пытаюсь убедить, что пока не полюблю себя сама, не полюбят и другие. Впрочем, другим, имеется в виду, мужчинам, я почему-то нравлюсь и так. Что же касается меня самой…
В моем активе пара-тройка школьных симпатий, семилетний брак, тихо скончавшийся три года назад, и несчастная любовь, которой недавно стукнуло шесть лет. Нет, я ничего не перепутала, просто несчастная любовь наложилась на брак, от чего тот и развалился. Вернее, и от этого тоже. С тех пор я одна. Временами с кем-то знакомлюсь, или со мной знакомятся, но дело ограничивается одним-двумя свиданиями, редко больше. И вовсе не потому что обжегшись на молоке, или потому что я такая разборчивая невеста, вроде Агафьи Тихоновны. Психоаналитик, наверно, сказал бы, что я просто боюсь снова полюбить и обломаться, но, скорее всего, дело в том, что я до сих пор люблю Герострата.
На улице гнусно и уныло. И это лето! Я родилась в Питере, тогда еще Ленинграде, прожила в нем до четырехлетнего возраста, потом меня привозили в гости к бабушке, наконец я вернулась. И третий год не могу привыкнуть к ледяному ветру, дующему со всех сторон одновременно, к сырости и к тому, что первым вопросом, возникающим каждое утро, является прогноз погоды. Лето для меня - это жара, духота и пляж до копчености. Хотя это и вредно. Хотя я, как и любой сочинский абориген, на море ходила раза три за лето. Но десять градусов тепла в июне - это уж слишком!
Наконец я мобилизовала себя на подвиг, почистила зубы, кое-как расчесала свою львиную гриву и натянула джинсы. Телефонный звонок застал меня в недрах шкафа, где я разыскивала свитер, который не надо было бы гладить. Нет, работа на дому разлагает до неприличия.
- Алла Валентиновна? - поинтересовался незнакомый мужской голос.
- Да, - ответила я с нехорошим чувством. Не люблю незнакомые голоса по телефону.
- Вас беспокоит капитан Зотов, уголовный розыск. Вы позволите приехать к вам минут через сорок?
Как любой редактор, я ненавижу штампы. Но как у обыкновенного человека сердце у меня упало в пятки.
- Можно поинтересоваться вашим именем-отчеством? И местом работы? - спросила я противным голосом.
- Пожалуйста. Алексей Степанович. А место работы - ГУВД, отдел по расследованию убийств.
Если сердце у меня упало в пятки еще до этих слов, то, интересно, куда оно провалилось теперь?
- Хорошо, приезжайте. Только снизу не звоните. Код - двести семнадцать.
Как только он отключился, я нашла в справочнике телефон дежурного по ГУВД и поинтересовалась, имеется ли у них в наличии такой капитан Зотов, Алексей Степанович.
- А зачем вам? - невежливо спросили на том конце.
- А затем, - ответила я, - что он только что напросился ко мне в гости. Если он ваш, то ладно. А если нет, то я позвоню в наше отделение, чтобы пришли на подмогу.
Дежурный посмеялся и подтвердил, что старший оперуполномоченный Зотов в наличии имеется. Но посоветовал все же не открывать, пока визитер не покажет через глазок удостоверение. Можно подумать, я отличу через глазок поддельное удостоверение от настоящего. Я и не через глазок-то не отличу.
В общем, веселее мне не стало. Наоборот. Что, интересно, понадобилось от меня старшему оперуполномоченному отдела по расследованию убийств? Какие мысли сразу лезут в голову в подобной ситуации? Правильно. Я позвонила маме на работу.
- Аллочка, это ты? - сладко спросил голос маминой начальницы Юлии Петровны, мерзкой, склочной тетки. - Уже вернулась? А мама вышла на минуточку. Что-нибудь передать?
Я сказала, что спасибо, не надо, и положила трубку. Спрашивается, мама когда-нибудь вообще бывает на рабочем месте? Сколько я ни звоню, она почти всегда “вышла на минуточку”. Или просто не хочет со мной разговаривать? Ладно, неважно. Главное, дело не в ней. А откуда это, интересно, я вернулась? Опять матушка что-то про меня наплела. Что делать, любит волшебные сказки, не про себя, так хоть про доченьку. Как-то я узнала от знакомых, что мне делал предложение английский аристократ, то ли шестнадцатый, то ли семнадцатый баронет, владелец огромного замка и личный друг принца Чарльза.
И все-таки, что же случилось? Увалов? Не исключено, конечно, но он давно обитает за границей. Отчим? А я-то здесь при чем? Кто-нибудь из питерских знакомых? Из сочинских? Ладно, чего гадать, подождем. Правда, над статьей придется сидеть ночью, сейчас мне явно не до нее. Будем надеяться, что визит капитана Зотова не выбьет меня из колеи настолько, чтобы я не смогла больше творить.
Ну да, надейся!
Так я мило беседовала сама с собой и увлеклась настолько, что напрочь забыла о кофе. Похоже, капитана угощать будет нечем. Ничего, обойдется. Раньше вон гонцов, приносящих дурные вести, вообще убивали. Что-то меня так и тянуло на убийства. Впрочем, неудивительно.
Зотов прибыл, разумеется, не через сорок минут, а через полтора часа, превысив лимит дипломатически возможного опоздания на семьдесят пять минут. Одна я на свете осталась пунктуальная. Если только статью сдам вовремя.
Удостоверение в глазок он мне показал, но кроме вишневых корочек я ничего не увидела. Капитан вошел, и в прихожей сразу стало тесно. Он был не так чтобы очень уж высокий или толстый, но какой-то громоздкий. И лохматый. Прическа у него была вполне по уставу: “короткая и аккуратная”, но все равно… лохматая. А еще капитан Зотов был похож на кота. На огромного взъерошенного кота. Хотя и без усов.
- Чай, кофе? - поинтересовалась я автоматически и тут же выругала себя последними словами. Ну когда же отучу себя предлагать что-то из вежливости? Человек ведь может и согласиться. Охота лишний раз выглядеть идиоткой!
- Нет, спасибо, - отказался он, и я вздохнула с облегчением. Наверно, слишком явно, потому что Зотов посмотрел на меня ошарашенно.
- Ну все равно, пойдемте на кухню, а то в комнате у меня беспорядок, я там работаю.
Вот так всегда! Вместо того, чтобы бродить из угла в угол и строить догадки, лучше бы сделала уборку. Беспорядок у меня там не потому, что я работаю. Он у меня там всегда. Впрочем, это смотря на чей взгляд. На мой, это творческая обстановка. По крайней мере, я в этом беспорядке ориентируюсь и ничего не теряю. Гости, за исключением привыкшей ко всякому соседки, у меня бывают редко, а если и приходят, то обычно по предварительной договоренности, так что прибраться перед их приходом у меня время есть. А вот антисанитарного беспорядка я не терплю, поэтому на кухню, в ванную и в туалет могу смело пригласить кого угодно и в любое время.
- Извините, а почему вы работаете дома? - спросил Зотов, устраиваясь в углу на табуретке. - Вы же, кажется, редактор в издательстве?
- Редактор в издательстве, - кивнула я. - Только издательство дышит на ладан, и нас отправили в бессрочные отпуска. Вот, компьютер дали в счет зарплаты. Если дела образуются, позовут обратно, если нет, то уволят. Такая петрушка со мной уже во второй раз. В тот раз дела так и не наладились. Ужасно неприятно. Лучше бы уж сразу уволили. Подрабатываю, где могу. Можете курить, кстати.
Зотов торопливо вытащил сигареты и затянулся, как будто не курил уже несколько дней. Или как будто это его последняя сигарета. Алла, Алла! Не увлекайся! И все-таки, зачем он пришел? Пора бы и начинать уже!
- Скажите, Алла Валентиновна, вы давно в последний раз виделись с Андреем Корниловым?
- Упс! - сказала я.
* * *
Прежде чем вдаваться в подробности, расскажу бородатый, как патриарх, анекдот.
Поручик Ржевский в дворянском собрании рассказывает, опять же, анекдот. “Господа, слушайте. Идут по пустыне пять, нет, десять верблюдов. И у каждого на горбу пять, нет, десять мешков с дерьмом”. - “Ржевский, а в чем соль?” - “Никакой соли, господа, только песок, верблюды и дерьмо”.
Так вот соль, а точнее, дерьмо всего анекдота в том, что Андрей Корнилов и был тем самым Геростратом, которого я уже шесть лет безуспешно пыталась забыть.
Когда я была совсем маленькой, моему отцу дали пять лет. Он работал прорабом на стройке, и на него, как водится, списали крупную недостачу. Через год в колонии произошел несчастный случай, и отец погиб. Я его, разумеется, не помню. У матери остался свадебный альбомчик и несколько мутных любительских снимков. Как-то раз мы с ней поехали отдыхать на юг, в санаторий, и там она познакомилась с Эдуардом Анатольевичем, врачом-физиотерапевтом. Через полгода мы вернулись в Сочи и поселились у него. Мама и Эдуард (я называла его именно так) поженились и стали жить-поживать, добра наживать.
Я росла самым обыкновенным сочинским ребенком, который, по определению, уверен, что весь мир отдыхает, развлекается и тратит деньги, и только местные обречены на каторжный труд. Училась весьма средне, но не потому что была глупой, а из-за фантастической лени. Выручала хорошая память и общая эрудиция: книги без разбора глотала лет с четырех. Мама с Эдуардом были больше заняты собой и своими делами, чем мной, к тому же я была ребенком, в целом, беспроблемным. Учителя на меня не жаловались, вела я себя прилично, особых притязаний на что-то у меня тоже не было. Зато была глубоко законспирированная личная жизнь, в которую я никого не посвящала.
Все дело было в том, что мне нравились исключительно те мальчики, которые даже не смотрели в мою сторону. Тех, которые смотрели, я просто не замечала. С первого по четвертый класс я была безответно влюблена в Сашку Зверева, который об этом даже не подозревал. Потом он перешел в другую школу, и его сменил Максим из параллельного 5-“Б”. В восьмом и девятом я дружила с соседом по парте Лешкой. Отношения у нас были странные: я любила его, а он плакался мне в жилет. Дело было в том, что ему нравилась девочка по имени Вера, которая, в свою очередь, не обращала на него никакого внимания. Я выслушивала все эти сопли-вопли, утирала ему слезы и демонстрировала сочувствие. Вера, с которой мы (только не падайте!) были в самых приятельских отношениях, удивлялась моему терпению и, как она выражалась, мазохизму. Я не спорила. Видимо, какой-то моей темной стороне нравилось ощущать себя жертвой. Что ж, Аллы всякие важны, Аллы всякие нужны.
А в выпускном классе в нашу школу перешел Мишка Увалов и потратил почти целый год на то, чтобы меня завоевать. И завоевал таки. Обычно я на таких “завоевателей” внимания не обращала. Даже не скажу точно, сколько их было, меня это нисколько не занимало. Кто хоть раз отдыхал в Сочи, знает, какая там атмосфера, круглый год, а с весны до осени особенно: густая, насыщенная адреналином и телесным электричеством. Девочки взрослеют рано. Физически, разумеется, не умственно. С умственным развитием, похоже, наоборот выходит задержка. Невинность теряют бездумно и истерично, часто с первым попавшимся. Просто потому, что пора пришла. Потому что подружки уже… Я же с детства была упрямой, как баран, но в стаде идти не хотела. Мне хотелось выбирать самой.
Однако Мишка взял меня измором. Легче было, как говорится, согласиться, чем объяснить, почему не хочу. Согласиться не на постель - это произошло позже, - согласиться влюбиться не по своему собственному выбору. Звучит по-идиотски! И тем не менее. Сначала я просто привыкла, что его улыбающаяся физиономия всегда рядом, а потом мне это даже понравилось. При этом Мишка был весьма хорош собой - высокий и широкоплечий, кудрявый шатен с голубыми глазами. К тому же он был весьма неглуп. Многие мне завидовали. Для моего дурацкого самолюбия это было немаловажно. На выпускном вечере он сделал мне предложение, и я согласилась.
Мама убеждала меня ехать поступать в институт в Питер. Главным аргументом было то, что мне не надо будет жить в общежитии или снимать угол, поскольку имеется бабушка Света с двухкомнатной квартирой. Я отбояривалась тем, что Питер для меня хоть и родной город, но абсолютно чужой, я его почти не знаю, к тому же мои школьные знания не позволяют рассчитывать на что-то серьезное. На самом деле загвоздка была в Мишке. Он-то уж точно не собирался никуда ехать, его дядя заведовал кафедрой в нашем педагогическом (кстати, филиале питерского “Герца”). Мишка подал документы на истфак, а за ним и я - на русский и литературу. Мы благополучно поступили (надо было быть совсем тупыми, чтобы туда не поступить) и продолжали встречаться, пока не “случилось страшное”.
Надо сказать, что при всей своей начитанности, в вопросах физиологии я была тогда полнейшим профаном. Когда сверх положенного по календарю накапало десять дней, я разрыдалась и бросилась маме на шею. Хорошо, я была идиоткой, но она-то чем думала? Всяких тестов тогда еще в продаже не было, но отправить меня к гинекологу она вполне могла. Вместо этого они с Эдуардом призвали нас к ответу: “Что вы намерены делать?” “Жениться”, - ответил Мишка. Его родители были не в восторге, но, как люди порядочные, противиться не стали. Мы подали заявление в загс, а через три недели я проснулась в луже. Была ли это задержка, или же я на самом деле забеременела и случился ранний выкидыш, так или иначе, я готова была провалиться сквозь землю. Но Мишка сказал, что умерла так умерла и мы все равно поженимся. Я согласилась, и это было первой из сборника Великих Глупостей, которые мне довелось совершить.
Дело в том, что все без исключения, даже моя мама, не говоря уже о Мишкиных родителях, у которых мы после свадьбы поселились, были уверены, что я обманом женила его на себе. Отношение ко мне было соответственным. Промаявшись пару месяцев, мы переселились к моим. Мама была не слишком довольна, но Эдуард, который на протяжении четырнадцати лет относился ко мне со швейцарским нейтралитетом, воспринял это спокойно. Он, похоже, ничего и не заметил. Скоро мы все узнали, почему.
Все эти годы он работал там же, в санатории, у него был свой кабинет, который он частенько использовал для скорострельных огневых контактов с отдыхающими дамочками. Так сказать, не отходя от кассы. Мама, конечно, догадывалась, но закрывала глаза, полагая, что негулящий мужчина в Сочи - это нонсенс. Главное, что возвращается домой. И вот однажды Эдуард возвращаться домой отказался. На той же самой кушетке, где вылупился их с мамой священный союз, вспыхнула новая страсть, на этот раз с молоденькой москвичкой. Девчонка уехала, Эдуард, не взирая на мамины слезы и уговоры подумать, подал заявление на развод и уехал за ней. Потом он появился на суде, получил все полагающиеся бумажки, забрал кое-какие вещи и исчез совсем, хотя из квартиры выписываться не стал. Мама поплакала, поплакала - и вернулась в Питер.
Так мы с Мишкой остались одни. И жилось нам весьма скверно. В смысле, голодно. Подкармливать нас было некому. Мишкины родители уперлись: раз уж вам приспичило жениться в восемнадцать лет, будьте добры обеспечивать себя сами. В общем-то, они были правы, но нам от этого было не легче. Я нашла несколько частных уроков, которые заключались в написании за оболтусов сочинений и прочих письменных работ по литературе. Этого хватало, чтобы заплатить за квартиру, коммунальные услуги и купить проездной. На еду опять-таки не оставалось. У Мишки были большие претензии, пост охранника или продавца мороженого его почему-то не прельщал. Он предпочитал быть бедным, но гордым. Репетиторы по истории были никому не нужны. Я покупала капусту и делала ленивые голубцы. Иногда в них добавлялись порезанные тоненькими кружочками сосиски.
И вот однажды фортуна то ли улыбнулась нам, то ли окончательно отвернулась, но Мишка выбился в люди. Каким-то загадочным макаром он влез в автомобильную мафию, сначала самой что ни на есть “шестеркой”, потом резво пошел в гору. Не могу сказать, что мне это очень нравилось. По моим понятиям, в бизнесе люди долго не живут. Единственный вариант: хапнуть побольше, побыстрее убежать и спрятаться. Что все и делают. Мне это было неприятно. Мишка орал на меня, как резаный, и я сдалась. Закрыла глаза и стала ждать, когда ко мне придет соболезнующий милиционер (так что визит капитана Зотова - это просто оживший давний кошмар).
Но милиционер так и не пришел, а денежек у нас становилось все больше и больше. Мы приоделись и отъелись. К тому самому моменту, когда нам вручили дипломы, Мишке удалось купить подержанный джип, отремонтировать квартиру и оборудовать ее по самое не хочу. Увалов продолжал вкалывать в своей мафиозной конторе, а я мыкалась без дела. Репетиторство мне надоело, преподавать русский язык в школе - об этом без содрогания нельзя было и думать.
Однажды я сидела дома одна и от нечего делать слушала радио. Местную станцию. Тогда она была у нас в Сочи единственная и только поэтому считалась Супер. Началась какая-то дурацкая игра, я взяла и позвонила в надежде выиграть билеты на дискотеку. И выиграла. Правда, не билеты, а майку с логотипом. Делать было нечего, я потащилась по дождю в гору за какой-то там майкой. Нужна она мне была! Но упертость - великое дело. Получив приз, я предложила себя в качестве бумажного работника с высшим образованием, владеющего компьютером и отчасти иностранным языком. Самое удивительное, что меня взяли! Редактором отдела новостей.
Мишка отнесся к этому скептически-философски: хочется бабе с ума сходить - пусть ее. Повскакивает недельку в полшестого и успокоится. Для моей совиной натуры это действительно было непросто, и первым моим утренним желанием было немедленно уволиться. Но, добравшись до станции, я уже просыпалась, и увольнение откладывала. Поначалу мне все безумно нравилось. Эдакая неофитская эйфория! Потом-то я поняла, в какое дерьмо вляпалась, но делать было нечего. Ничего лучшего на горизонте не маячило, а снова сидеть дома представлялось мне еще большим злом из двух возможных.
Получив первую зарплату, я пригласила Мишку куда-нибудь посидеть. Исключительно на мои деньги, которые позволяли навестить разве что пивбар “Золотой петушок”.
Посиделки проходили в нашем традиционном забавном стиле: молча и уныло. Казалось, лимит положенных нам разговоров исчерпался где-то курсу к третьему, и все наше общение, кроме бытовых моментов, сводилось к пятнадцатиминутному обмену новостями за ужином. Мы сидели и наливались пивом. Я ела уже второй аджарский хачапур, похожий на средних размеров лодку, и во все хачапурьи корки - про себя, разумеется - проклинала свою затею. Лучше купила бы себе что-то или пошла с девчонками “по пирожным”.
Обляпавшись растопленным сыром и желтком по самые локти, я пошла мыть руки, а когда вернулась, за нашим столиком полку прибыло. Увалов оживленно беседовал с каким-то парнем и тощей белобрысой девицей, на вид нашими ровесниками. Мы с парнем посмотрели друг на друга, и… Нет, никакая это была не любовь с первого взгляда. Я в это не верю. Но это была та самая крохотная искорка, которая, если ее вовремя не затоптать, может натворить больших бед!
Мы познакомились. Парень оказался Андреем, а девица - его невестой Милой. Выяснилось, что Андрей с Мишкой когда-то, сто лет назад, вместе ходили в спортивную секцию и не пересекались уже лет пять. Для Сочи это невероятно много. Здесь сложно специально встретиться с родственником, живущим на соседней улице, зато случайных знакомых видишь на каждом шагу.
Банкет развернулся не на шутку, и все мы здорово напились. Я исподтишка разглядывала Андрея и Милу. Она мне не понравилась сразу. Писклявая кривляка. В общем, дура плюшевая. Андрей мне не понравился тоже. Но в нем было что-то…. Что-то странное. Я только потом поняла, в чем дело. Он смеялся, шутил, рассказывал анекдоты, а в глазах плескалась мировая тоска. Как у сенбернара. В целом же в нем ничего особенного не было. Таких тринадцать на дюжину, пройдешь мимо и не заметишь. К тому же невысокий блондин, а ниже этого в моей табели о рангах значились только лица кавказской национальности.
Зашел разговор о свадьбе. Оказалось, что они еще точно не решили, когда. Как-нибудь попозже. И тут я поняла, что мне это все не нравится. Ну, “не нравится” - это, наверно, громко сказано. Меня как будто что-то слегка оцарапало…
* * *
- Алла Валентиновна!
Похоже, я слишком увлеклась воспоминаниями, и капитан Зотов решил напомнить о себе. Черт! Черт!!! Когда после его звонка я думала: кто? - именно Корнилов мне в голову и не пришел. Хотя вообще я думаю о нем часто. Слишком часто. И даже сегодня, когда сочиняла эту дурацкую статью. Впрочем, это не новость. Так было и раньше, в Сочи. Стоило подумать о нем, я тут же встречала где-нибудь или его самого, или наших общих знакомых, которые, ничтоже сумняшеся, выкладывали мне о нем что-нибудь новенькое.
В желудке образовался кусок льда. Я укусила себя за палец и сказала:
- Это смотря что вы подразумеваете под “виделись”. Если просто когда я его видела в последний раз, то прошлым летом, в Сочи. Я там отдыхала. Случайно встретила на улице. Он меня не заметил. Или сделал вид, что не заметил. А если когда мы общались, то… Года три с половиной назад.
- И он вам не звонил в последнее время?
- Куда, сюда? - изумилась я. - Да он и телефона моего не знает. Мы вообще никаких отношений не поддерживали.
- Алла Валентиновна, - укоризненно протянул Зотов. “Семен Семеныч!” - вспомнила я “Бриллиантовую руку”.
- Вы отправляли Корнилову открытки, поздравляли с праздниками. В стихах. Видимо, собственного сочинения.
Он процитировал пару строк, и я покраснела. В таком контексте стишки звучали особенно глупо. И телефон я действительно в один конверт в последнюю минуту затолкала. На отдельном листочке.
- Извините, забыла, - пробормотала я. - Впрочем, он мне все равно не звонил ни разу. Ни в последнее время, ни вообще. Кстати, может, вы мне все-таки скажете, в чем дело? Он что, убил кого-то? Или, - я неожиданно для себя всхлипнула, - его?..
Зотов мой вопрос проигнорировал, и я начала закипать. Ненавижу эту хамскую манеру: упиваться своей крохотной, с ноготь, но все-таки властью и делать вид, что остальные - просто грязь на дороге.
- Эти открытки хранились у Корнилова дома вместе с вашими фотографиями. В отдельном конверте. Все остальные… девушки располагались в альбоме. Следователь предположил, что у вас были особые отношения, - слово “особые” он густо выделил.
- Я не знаю, что для вас значит “особые”.
Эту мою реплику Зотов тоже пропустил мимо ушей.
- Все дело в том, - наконец снизошла я, - что отношения эти, как вы говорите, были очень короткими, и мы их не афишировали. А если вы немедленно не объясните мне, в чем дело, я больше ни на один вопрос не отвечу. Я с вами вообще разговаривать не обязана. Если надо, вызывайте повесткой к следователю.
Зотов призадумался.
- Хорошо, - сказал он. - Слушайте. Андрей Корнилов случайно стал свидетелем убийства. Ну, не совсем, конечно, случайно, у него и самого рыльце в пушку, но, в общем и в целом, он не слишком виноват. Поскольку в это дело замешаны очень большие люди и очень большие деньги, он благоразумно скрылся. В Сочи установили, что он уехал сюда.
- Не смешите меня! - перебила я. - Вы хотите сказать, что разыскиваете его для того, чтобы спасти от нехороших дяденек? Сделаете пластическую операцию, снабдите новыми документами и определите на жительство куда-нибудь в Австралию? Да он вам нужен как свидетель, только и всего. Если вы, конечно, меня не обманываете.
- Не обманываю, - заверил Зотов. - Он действительно нам нужен как свидетель. Это наш единственный шанс закрыть, как вы говорите, нехороших дяденек.
Отбил-таки подачу!
- И что? В лучшем случае вы обеспечите ему отдельную камеру, где на следующее утро его найдут аккуратно удавившимся. А дяденек, если они такие крутые, вам все равно закрыть не удастся.
- Не исключено, - пожал плечами Зотов. - Но есть шанс, что этого не произойдет. Если же его первыми найдут бандюганы, то шанса не будет вообще.
- Вы так спокойно об этом говорите?
- А что я могу сделать?
Действительно, а что он может сделать?
- Не думаю, что он придет ко мне. Мы расстались не лучшим образом. К тому же у него в Питере есть родственники и знакомые.
- Ни к родственникам, ни к знакомым он не пошел. Это мы уже выяснили. Алла Валентиновна, я вас очень прошу. Если появится, убедите его связаться со мной. Я вам оставлю телефон. Это в его же интересах. А возможно, и в ваших.
- Так может, его и в Питере-то уже нет. У него девицы по всей стране.
- Может, и нет. Но если все-таки…
Я выпроводила настырного капитана и опять вспомнила о кофе. Ветер, завывая, швырял в стекло пригоршни капель, карниз громыхал, угрожая сорваться и улететь. Ларек, в котором я обычно отоваривалась, было видно из окна, но идти все равно не хотелось. Пошарив по ящикам, я нашла завалявшийся одноразовый пакетик “Нескафе”. По крайней мере, до завтра проблема решена. Остатки допью сегодня, а пакетик оставлю на утро. А там будет видно.
* * *
“… Некоторым людям, на первый взгляд, постоянно не везет в личной жизни, несмотря на массу положительных качеств. Либо они без конца страдают от неразделенных чувств, либо снова и снова влюбляются именно в тех людей, которые доставляют максимум огорчений и неприятностей. Не надо быть психоаналитиком, чтобы понять: человек без принуждения или крайней необходимости делает только то, что хочет сделать, что ему нужно и важно, пусть даже он не осознает этого. И если вы раз за разом выбираете объект, заставляющий вас чувствовать себя несчастной, то стоит задуматься: может это ощущение себя как страдающей стороны вам жизненно необходимо?..”
Вот так! Мало понять, откуда ноги растут. Надо с этим смириться и принять как данность. Мало сказать себе: хочу быть счастливой. Надо признать, что для этого тебе как раз нужно немножечко несчастья. Когда у меня все складывалось отлично, мне было скучно. Стоило начаться неприятностям, я заорала: караул, умираю! Но, тем не менее, это была жизнь. А что сейчас? То есть, что было до сегодняшнего дня?
Прищурившись, я посмотрела на часы. Кукушка забастовала с неделю назад, и без звукового оформления было сложно. Очки я не ношу принципиально, поскольку уверена, что мне это не к лицу. Зрение начало портиться еще давно, лет семь назад, видимо, от неумеренного потребления печатной продукции. Но как только я начала помимо произвольной программы исполнять еще и обязательную в виде чтения потока графоманских опусов, процесс пошел быстрее. Оставшихся ресурсов пока еще хватало, чтобы таращиться в компьютер невооруженным глазом, но вот знакомые начали обижаться, что я их не узнаю и не здороваюсь.
Я скорчила невероятную гримасу, при этом в глазах что-то как-как сфокусировалось, и удалось разобрать, что уже половина третьего. Нормально. Я всегда готовилась к экзаменам по ночам. Увалов поражался, как можно просидеть над учебником до шести утра, потом выпить ведро кофе и бодро идти сдавать. А нам это все равно что пальцем моргнуть. Легче не ложиться вообще, чем вставать рано.
Наморщив мозг, я сочинила последний абзац и перечитала свой шедевр. Не фонтан, конечно, но читали мы и похуже. С утра позвоню в редакцию, доложусь, что готово.
Кое-как поплескав на себя теплой водой из ковшика (горячую воду, разумеется, опять отключили), я рухнула на диван, даже не потрудившись его разобрать. Я так частенько поступаю, когда ложусь поздно. Это не диван, а монстр, чтобы привести его в спальное положение, нужна, по идее, рота грузчиков. Если я утром складываю его, то засчитываю этот процесс как утреннюю гимнастику. Мамочка презентовала на новоселье. А себе купила новый. Ее последний муж Кирюша, всего на семь лет старше меня, - парень денежный, но экономный. Зачем, говорит, вещь выбрасывать, если она еще может Аллочке послужить.
Я лежала и таращилась в потолок, считая отсветы фар. Сон не шел.
Андрей. Андрей Корнилов. Герострат. Чертова гадина!
Это в его стиле - влезть в какашку, затащить туда кого-нибудь еще и с милой улыбкой убежать, оставив компаньона расхлебывать последствия.
В конце концов, какое мне дело до него! Хватит! Когда я сидела в жалкой норе в Верхнем тупике, без копейки денег, он мне помог? А теперь я должна ему помогать?!
Ну ты же этого хотела, Алла Валентиновна! Неужели не помнишь, как сидела на крылечке из трех гнилых досок, смотрела в звездное небо сквозь фиговые листья (спелый инжир падал прямо на голову) и мечтала: вот Герострат, весть такой несчастный, приходит и умоляет: “Аля, помоги!”. А что ты ему говорила, когда в последний раз на шею вешалась, в прямом и переносном смысле? Не помнишь? Как же, прекрасно помнишь! “Если тебе нужна будет помощь, всегда можешь на меня рассчитывать!”. Вот и радуйся теперь!
Бред какой-то!
Я встала, вышла на кухню, выпила противной кипяченой воды прямо из кувшина, пролив половину на футболку. В дурацких рукописях, которые я читала в издательстве, герои и героини в подобных обстоятельствах пили кофе и смолили сигареты, одну за другой, красиво подперев голову рукой.
Я тоже села за стол и подложила под щеку ладошку, как в русской пляске. Курить я не курю, а кофе все равно нет.
Кто сказал, что Корнилов обязательно позвонит?!
Этот кошачий капитан? Много он понимает!
А если позвонит? Если все-таки позвонит?
Но я не хочу! Не хочу возвращаться в прошлое! Или все-таки хочу?
Так сладко и так больно всплыло воспоминание. Июньский день, одуряющий запах белой акации. Маленькое кафе “Домино” на перекрестке двух тихих улиц, тогдашнее место сборищ телефонных сутенеров и югославских строителей. “Можно, я отковыряю кусок твоего мороженого и брошу в кофе?” - спросила я. О чем мы говорили? Разве вспомнишь! Зато ощущение острого, как высокая скрипичная нота, счастья никак не хотело уйти в небытие...
* * *
Проснулась я поздно. Плед сполз на пол, шея задеревенела от лежания на жесткой думке, набитой рваными колготками. Телефон надрывался от крика.
Корнилов! Меня так и подбросило.
Во вратарском прыжке я схватила трубку и поморщилась. Звонили из журнала. Заведующая отделом психологии, с которой я познакомилась в поезде, когда перебиралась жить в Петербург. С тех пор мы взаимовыгодно сотрудничаем. Она время от времени заказывает мне статьи на всякие глупые темы, а я звоню своей сочинской подруге Кате, когда Галина собирается в отпуск и хочет, чтобы ее недорого пустили на постой.
Галя сказала, что сегодня в редакции какое-то торжество и поэтому меня не ждут, а завтра ее не будет. Договорились, что я привезу статью в пятницу.
Скучен день до вечера, коли делать нечего. Я переложила с места на место пару одежек и книг, что символизировало уборку, допила последний кофе, разложила пару компьютерных пасьянсов. Стирки накопилось - просто горы Бордильеры. Но машина стиральная у меня тоже из маминого отвала, далеко не автомат, не то что воду греть, даже отжимать белье не умеет, а таскать горячие кастрюли в ванную ну совершенно не хотелось.
Короче, целый день я только и делала, что... Правильно, ждала звонка. Ну надо же быть такой дурой! Я даже выгладила парадный свитер, накрасилась и заколола волосы в улитку, выпустив две длинные вьющиеся пряди. И при этом не уставала угощать себя самыми сочными и изощренными эпитетами. Когда я читала рукописи, частенько выписывала себе в блокнотик интересные фразы, в том числе и ругательные. Ну не пропадать же знаниям без применения.
Погода к вечеру стала еще гаже. Дождь то моросил, то лил, как бешеный, ветер завывал, жестяной карниз грохотал, возомнив себя коршуном на привязи. Голод стал совсем не теткой, и безумно захотелось курицу-гриль. Тем более совсем недалеко – очаровательный ларечек с черепичной крышей и вывеской “Кура-гриль Жанна д’Арк”. Но я напомнила себе, что на куру имени национальной французской героини денег не хватит. А из-за пакета цветной капусты вылезать на улицу не стоит.
Соорудив бутерброд с засохшим сыром, я устроилась перед телевизором. Погуляла по каналам, и, не обнаружив ничего стоящего, отшвырнула пульт в сторону. Потом подумала и позвонила Динке.
Динка - моя соседка и ближайшая подруга. Она живет прямо за стенкой, в двухкомнатной. За эти без малого три года мы стали почти родными. Дня не проходит, чтобы не посидели на той или другой кухне за чашечкой кофе, обсуждая мировые и сугубо частные проблемы. Мы с Диной ровесницы. Она, как и я, выскочила замуж в восемнадцать лет, но через год развелась. Вообще-то, зовут ее не Дина, а Диана, но имя это Динка не выносит, считая собачьей кличкой. А Дина - это, как она говорит, от слова “динамо”, что очень ей подходит, во всех смыслах. Она действительно такая, активная динамистка. Красивая брюнетка с фигурой топ-модели, кавалеров у нее как грязи, но повторять брачный опыт желания нет. Как только отношения проходят конфетно-букетную стадию, она их аккуратненько разрывает. Работает Динка врачом-ортодонтом в суперпрестижной стоматологической клинике, где поставить брекет для исправления прикуса дешевле, чем за пятьсот долларов, считается дурным тоном. Поэтому в пожилых денежных кавалерах не нуждается, предпочитает молодых и привлекательных.
Динка, недавно расплевавшаяся с очередным Аленом Делоном, оказалась дома.
- Уже приехала? - обрадовалась она.
- Откуда? - удивилась я.
Сначала Юлия Петровна, теперь вот и Динка. Я три дня безвылазно сидела дома за статьей. Конечно, подобную дребедень можно сочинить за час, но я человек ответственный, к тому же мне постоянно кажется, что я написала еще хуже, чем это только возможно. Когда я работаю, то предупреждаю Динку, и она меня не трогает. Так было и в этот раз. Четко сказала, что пишу статью.
- Ну не знаю, откуда, - фыркнула Дина.
- Я не уезжала никуда.
- Правда? - недоверчиво протянула подруга. - Значит, мне показалось. Сегодня у нас что, среда? Значит, это было в понедельник, утром. Я шла на работу, а ты ловила такси. С большой синей сумкой. Я тебе крикнула, но ты не услышала, села в тачку и укатила.
- Да ничего подобного! Это была не я. Я с воскресенья из дома не вылезала. Кстати, у тебя кофе нет?
- Не-а, - вздохнула Дина. - Я думала, у тебя есть. Значит, все-таки придется выходить. Тебе надо что-нибудь купить?
А я-то думала, как получше подкатиться, чтобы упросить ее выйти в магазин! Не дай Бог, я уйду, а тут Герострат объявится. Рассыпаясь в лицемерных благодарностях, я накидала ей поручений и поставила чайник.
Электроплита в квартире не менялась с момента постройки дома, три конфорки из четырех еле грели, а четвертая не работала вообще. Мастер разводил руками и советовал разориться на новую плиту. К сожалению, у мамы в доме плиты газовые и рассчитывать на обноски не приходится.
Чайник только-только начинал парить, когда раздался звонок. Путаясь в ключах и замках, я открыла.
- Так, держи. - Динка протянула мне два набитых пакета. - Я была тебе должна сто двадцать, потом ты мне полтинник, потом еще я... Короче, теперь никто никому ничего не должен. Пошли ко мне кофе пить.
- Динуль, давай лучше у меня. Я уже и чайник поставила.
- Ну, Аллочка, пошли ко мне. Я тебе новую блузку покажу. Мы у тебя уже три раза подряд сидели.
Я замялась.
- Дин, понимаешь, я звонка жду...
- О-о! - хитро улыбнулась Динка. - И как его зовут, звонка этого?
- Да нет, - покраснев, выкручивалась я. - Это Галка должна позвонить из редакции, когда статью привезти.
- Сказки мне рассказывай, Андерсен! Ты на себя посмотри!
Я дернула себя за раскрутившийся локон, открыла было рот и тут же прикусила язык. Дина была в курсе всей моей любовной опупеи и, в отличие от меня, смотрела на явление по имени Герострат беспристрастно. Явление ей не нравилось. “Аналогичная история произошла с козой Манькой! Мой муженек был того же типа! - вопила она, расхаживая взад-вперед по своей нарядной кремовой кухне с ярко-желтыми занавесками, а я в это время грызла ногти, погрузившись в глубины тупой депрессии. - Ласковый дебил с садистскими наклонностями. К тому же неспособный жить с одной женщиной более нескольких месяцев. Плавали, знаем, почем хрен на базаре. Только я с таким больше ни за какие коврижки не свяжусь, а тебя пальцем помани - и побежишь, ломая ноги. Ах, милый, на тебе палочку, тресни меня еще разок по башке дурацкой!”
Впрочем, Динка, несмотря на ядовитый язык, девушка добрая и злится только потому, что ей меня жаль. Во всяком случае, я так думаю. У нас с ней полное доверие и тайн нет. Я в любой момент могу пойти к ней похныкать, но одно дело жевать сопли по тому, что было когда-то, а другое - признаться, что как раз и палочка, и башка дурацкая уже наготове.
- Знаешь, Дин, я, наверно, пока ничего говорить не буду, - глупо хихикая, я попыталась изобразить идиотизм первичной влюбленности.
- Сглазить боишься?
- Угу.
- Ну хоть что-нибудь расскажи! Где ты его подцепила?
- В метро, - ляпнула я сдуру.
Динка скривилась. Она категорически не признавала подобный сорт знакомств.
- Рехнулась?!
- Да нет, там все было интересно, - начала отчаянно врать я. - У него машина сломалась, вот и решил пару остановок на метро проехать. Спросил, сколько жетон стоит, ну и разговорились.
Тут забытый на плите чайник напрягся и издал победный свист.
- Ладно, - сдалась Динка. - Сейчас только продукты брошу и приду. Только человечий кофе вари, не вздумай растворимую бурду подсунуть, я финский купила, с пенкой.
- А “Пеле”? - заныла я.
- Перебьешься. Нечего печень гробить. До чего ж ты, Алка, ленивая, просто поражаюсь.
Это точно. Лень обогнала меня с рождением не меньше, чем на пару лет. Впрочем, когда надо сделать глупость, я становлюсь очень даже деятельной.
Мы выпили уже по две чашки и съели пакостный рулет с абрикосовым кремом (опять Динка поленилась дойти до кондитерской, схватила в универсаме первую попавшуюся плюшку, она к сладкому равнодушна), когда раздался звонок. Сердце сразу выдало ударов сто пятьдесят, а руки затряслись, как у дедушки Паркинсона. Динка фыркнула и подавилась.
Но это оказалась всего-навсего мамочка. Не давая возможности вклиниться хотя бы словечком, она задавала мне вопросы, тут же сама на них отвечала, выкладывала новости про Кирюшу, жаловалась на мигрень, Юлию Петровну и новую краску для волос. Под конец она порадовала меня предстоящей покупкой холодильника (их старый на порядок лучше моего “Донбасса”), высказала надежду, что у меня все хорошо, и отключилась.
- Вот черт, забыла спросить, куда это матушка меня в очередной раз отправила. Не иначе, на Канары или в Майами-бич. - Я рассказала Динке про вчерашний разговор с маминой начальницей.
- Странно, - нахмурилась Динка, отставив чашку. - Я на сто процентов была уверена, что видела тебя. Твоя бежевая ветровка, джинсы, футболка черная. И сумка как у тебя. Рост, фигура, волосы - все. Ладно, черт с ним. Лучше еще расскажи про свой новый предмет. Как его зовут-то?
- Андрей, - дернул меня черт за язык.
- Везет же тебе на Андреев. Надеюсь, этот не такой урод. Ну, рассказывай!
Я фантазировала вовсю и даже развеселилась. Деталь громоздилась на деталь, подробность на подробность. Я была страшно горда собой. Может, мне начать сочинять дамские романы? Но Динка, слушая меня, постепенно скучнела и мрачнела.
- Ну хватит! - Она надулась, как жаба на печи. - Хватит врать! Не умеешь - не берись. Ты что, за идиотку меня считаешь? Или у тебя приступ мифомании? Не хочешь рассказывать - не надо. А то “дома сидела, статью писала, Андрей из метро”.
Динка встала и пошла в прихожую.
- Дин, ну Дина, - я попыталась ее остановить, но та стряхнула меня с рукава, как моську.
- Открывай! - рявкнула она.
Я закрыла за ней дверь и вздохнула. Надо же, как она разозлилась. Нельзя сказать, чтобы мы совсем не ссорились, иногда накричим друг на друга и разбежимся по своим норкам, а на другой день как ни в чем ни бывало сидим, пьем кофе. Но сейчас она, похоже, обиделась всерьез. А что, надо было ей все рассказать? И выслушать поток комплиментов в свой адрес? Проще было промолчать, конечно, но что поделать, если язык длиннее извилин?
В среду Корнилов так и не позвонил. Четверг тоже прошел в тупом ожидании, хотя наряжаться и делать прическу уже не хотелось. В конце концов мне надоело бродить по квартире взад-вперед, поглядывая на телефон, и я объяснила себе, что ждать звонка не стоит.
Динка признаков жизни не подавала. Попив чаю с пряниками, посмотрев по телевизору какой-то ущербный детектив, я решила лечь пораньше и воевала с диваном, когда телефон вдруг ожил. От неожиданности я выпустила тяжеленное раскладное днище из рук, и оно пребольно ударило меня по колену. Завывая и прихрамывая, я добралась до телефона.
- Слушаю! - рявкнула я так, что собеседник должен был получить акустический шок.
- Аленька, здравствуй! - тихо сказала трубка. - Узнаешь?
В этот момент до меня дошло, что в своих ожиданиях и переживаниях я упустила, так сказать, криминально-милицейский аспект дела.
- Через десять минут перезвони по этому же телефону, но последние цифры - как номер автобуса, на котором ты тогда ездил на работу, - на предельной скорости протараторила я и бросила трубку.
Главное, чтобы он понял. Если уж Корнилов так им категорически понадобился, то кто мешает поставить мой телефон на прослушку? Вдруг позвонит! У Динки такой же номер, как у меня, но последние цифры - 10. Именно на “десятке” Герострат ездил на работу, когда начался наш роман. Но кто об этом знает?
Я бросилась к Динке. Звонить пришлось долго. Из-за двери доносилась веселенькая музыка в стиле “Рамштайн”: только Динка могла заниматься аэробикой под нечто подобное. На нашей радиостанции такое было, как мы говорили, вне формата.
- Ну, что тебе? - хмуро спросила она, соизволив наконец открыть. На ней были фиолетовые лосины и черная майка. По лбу стекали крупные капли пота.
- Динуленька, ну не сердись, прошу тебя, - я разве что хвостом не виляла. – Ну прости. Остапа понесло.
- Ладно, - смилостивилась Динка. - Завтра поболтаем, я сейчас занимаюсь.
- Дин, мне позвонить сейчас должны...
- Ну и что?
- На твой номер...
- Это еще почему? - возмутилась Динка.
- Понимаешь, я телефон уронила, и теперь он хрипит, ничего не слышно. Ну, я и сказала, чтобы к тебе позвонили. Это очень важно. Я тебе потом все объясню.
В этот момент раздался звонок. Дина возмущенно дернула плечом и сняла трубку.
- Тебя, - сказала она ехидно. - Приятный мужской голос. Тайны мадридского двора продолжаются.
Я взяла трубку. Подтянув лосины, Динка ушла в комнату, хлопнув дверью.
- Аля, я в Питере, - сказал Герострат. Судя по шуму, он звонил с улицы. - Мне очень нужна твоя помощь.
Зная в чем дело, я успела уже раз сто прокрутить в голове предстоящий разговор. И каждый раз разговор этот представляла себе по-разному. От “не пошел бы ты лесом” до “я жду, приезжай скорее”.
- Ко мне приходили из милиции, - выдала я непредусмотренный вариант.
- Уже? - устало удивился Корнилов. - Быстро. Значит, к тебе мне нельзя.
- Послушай, у тебя есть где переночевать?
- Найду.
- Завтра я поеду в редакцию...
И я объяснила ему, где и когда мы могли бы встретиться.
Когда я положила трубку, лицо у меня горело, а руки и ноги наоборот заледенели. В ушах стоял противный звон. Не хватало только упасть в обморок, как институтка. Динка выглянула из комнаты и посмотрела на меня с любопытством и жалостью.
* * *
Обычно если я плохо сплю одну ночь, то уж на следующую-то дрыхну, как сурок. Но, как говорится, не в этой жизни. Снова я лежала и смотрела в потолок, хотя и диван был разобран, и подушка под головой нормальная, и вместо скользкого пледа теплое верблюжье одеяло с дырочкой в виде головастика.
Поговорив с Корниловым, я поняла вдруг, что появление его мне и на самом деле в тягость. Романтики были правы, ставя саму мечту гораздо выше ее реализации. Это уже банальность: будь осторожен в своих желаниях, иначе они могут сбыться. Но деваться было некуда.
Чтобы хоть как-то примирить себя с действительностью, я стала вспоминать то, что происходило шесть лет назад. Но воспоминания, такие неотвязные, когда я хотела от них избавиться, сейчас расползались, как мокрая газета. Начинала думать об одном, перескакивала на другое, невпопад вспоминала о третьем.
Я встала и достала из шкафа альбом с фотографиями. Перелистала несколько страниц. Вот она!
Сочи. Паром “Дагомыс”, капитанский мостик. В центре Милка в капитанской фуражке и с биноклем, рядом Мишка обнимает за плечи Татьяну, которая держит за руку Костю. Вот я с бутылкой “Балтики” и блаженной улыбкой от уха до уха. А вот и Герострат. Белые джинсы, зеленая футболка. Светлые, недавно подстриженные волосы смешно топорщатся. Руки в карманах.
...Через пару недель после знакомства в “Петушке” мы с Мишкой получили приглашение на день рождения Милы. Кроме нас была еще одна пара. Кому в голову пришло “прокатиться на кораблике”, не помню. Стоило удовольствие не так уж и дорого, в программе - три часа ночного плавания вдоль берега плюс бар и дискотека. Купили билеты, загрузились, сначала пивка для рывка, потом вино на пиво - это диво. В честь торжества нам разрешили зайти в капитанскую рубку и сфотографироваться.
Через час мы с Костей сидели на корме и травили анекдоты. В разгар веселья появился Герострат (тогда он, разумеется, еще не был Геростратом). “Чего это вы тут смеетесь?” - ревниво поинтересовался он. Мы с Костей зарыдали от смеха и упали друг другу в объятья.
И тут наши с Андреем взгляды встретились... Та крохотная искорка, которая пробежала между нами в “Петушке” и, незатоптанная, тихонько притаилась в глубине моей души, вдруг вспыхнула в огромную змеящуюся молнию, в фейерверк, в ядерный взрыв...
Музыка, яркий свет, воздух - горячий и густой и от табачного дыма. Я танцую с каким-то парнишкой лет семнадцати, который шумно пыхтит мне в ухо. И вдруг каким-то чудом вместо него - он! Я прижимаюсь к нему, как утопающий хватается за змею. Я задыхаюсь, меня начинает колотить дрожь. И вот мы на палубе, стоим рядом, смотрим на дальние городские огни, пьем по очереди вино из одного стакана. И молчим. Потому что не надо слов. Потому что и так все ясно. Все будет потом - боль, стыд, угрызения совести, отчаянье, унижения. Но в тот момент я была счастлива, как никогда прежде и никогда потом...
Снова и снова я вглядывалась в эту фотографию. Других снимков Герострата у меня не было.
Стоп! Ведь и у него могла быть только одна моя фотография! Эта самая. Больше мы нигде не фотографировались, и никаких своих снимков я ему не дарила. Я вообще плохо получаюсь и фотографироваться не люблю. Но капитан Зотов сказал, что Андрей хранил в отдельном конверте мои открытки и фотографии.
Нечего придираться к словам, сказала я себе. В конце концов, он же не сам видел этот пакет. Он в Питере, а в Сочи в корниловских вещах рылся кто-то другой. Сказали Зотову “фотографии”, он мне так и передал. Не все ли равно?
Не все ли. Стихи Зотову ведь не по телефону процитировали, переслали по факсу. Как самое важное свидетельство. Чего? И Зотов их тут же наизусть заучил, да?
Мне стало как-то холодно, и я закуталась в плед. Что-то, какой-то внутренний голос, говорил, что Зотов ни в коем случае не говорил мне правду. Но парадоксальным образом, я знала, что при этом он меня не обманывал.
А кого видела Динка именно в тот момент, когда другие люди были уверены, что я куда-то уехала? При любых других обстоятельствах я бы не обратила на это внимание, мало ли совпадений. Внешность у меня достаточно стандартная, одежда тоже не от кутюр. Что касается мамы, то она уже столько ерунды про меня сочинила, не сосчитать. Но сейчас...
Нет, хватит себя накручивать, так можно черт знает до чего додуматься.
А может, позвонить маме? Нет, начало второго. Мамуля уже в одиннадцать крепко спит, положив Кирюшу под бочок.
Не подумайте, что с мамой у нас плохие отношения. Странные - да, но плохими их назвать трудно. Просто я почему-то чувствую себя старше и снисхожу до ее образа жизни как до детских шалостей. Мама всегда была занята собой, и мы никогда не были особо близки. Я не делилась с ней своими проблемами, она - тем более. Пока мы жили в Сочи, я воспринимала ее не только как маму, но и как даму. После развода с Эдуардом она стала теткой, которая хочет быть дамой. В Питере у нее уже третий муж за десять лет (а всего, стало быть, пятый), причем каждый новый моложе предыдущего. Впрочем, Кирюша - мужик неплохой и обеспеченный, так что корысти какой-то у него по отношению к маме быть не может. Хотя мама на двенадцать лет старше, выглядят они ровесниками. Живут уже третий год вполне мирно. Ну и флаг им в руки. Правда, лет через десять мама будет уже пенсионеркой, а Кирюша - парень еще хоть куда. Ладно, поживем - увидим.
Не помню, как мне удалось уснуть. То сидела, то лежала, то вставала и по квартире бродила, а потом вдруг открыла глаза - за окном солнце. Было только-только начало десятого, а в редакции меня ждали после обеда. Чтобы хоть как-то отвлечься от тяжелых мыслей, решила все-таки устроить постирушку.
Когда я вышла на балкон повесить белье, увидела на соседнем Динку. Если мой балкон - это хозблок, то ее - совсем наоборот. Цветы, столик, стульчики. По утрам Динка вкушает там кофей.
Увидев меня, она только головой мотнула и буркнула что-то невнятное. Подхватила поднос и ушла в комнату. Понятно. По-прежнему дуется.
Развесив свое бельишко, я споткнулась о лежащую на балконе лестницу, наследство прежних жильцов. Давно надо бы ее убрать, да куда? Вроде, и не нужна, а выбросить жалко. Тем более, что один раз пригодилась.
Затем целый час ушел на приведение себя в пристойный вид. Несмотря на солнце, на улице было холодно, градусов пятнадцать, не больше. Северный ветер трепал белье на балконе, как флаги. Я вытряхнула из шкафа все свое барахло и наконец остановилась на светло-сером костюме из тонкой шерсти - брюки и длинный жилет. Вполне пристойный костюмчик, из тех, которые и в пир, и в мир, и в добры люди. К костюму я подобрала водолазку из синего джерси “с сединой” и серые лодочки.
Так, теперь умеренный макияж. Волосы закалывать не стала, просто прихватила “крабиком”. Золотая цепочка, опаловые серьги - недорогие, но хорошо сделанные, еще Мишкин подарок. Очень идут к глазам, которые у меня неопределенного цвета, все зависит от освещения, то серые, то голубые, то совсем зеленые. Впрочем, глаза спрячу за темные очки от “Лагерфельда” - Кирюшин презент на день рождения. Немножко “Madame Rochas” за уши, духи давно немодные, но мои. Вполне благополучная молодая женщина, почти средний класс. В последний раз Герострат видел меня (если, конечно, заметил) в дурацком сарафанчике на завязочках, а до того - и вовсе бедную родственницу в старых джинсах.
Спрашивается, ради чего я выпендриваюсь?
У подъезда стояла бежевая “Тойота Марк”. Накачанный парень с бычьей шеей курил, опустив окошко. Рядом сидел другой, помельче комплекцией, весь в черном и с отвратительной кривой усмешкой. Они оба так и впились в меня глазами. Вообще, я люблю, когда мужчины обращают на меня внимание, если без нехороших последствий, но этот их общий взгляд мне совсем не понравился.
До метро я шла пешком и, хотя была одета достаточно тепло, под ледяным ветром промерзла насквозь. “А в Сочи сейчас жара!” - пришла в голову крамольная мысль. Не успела я ее додумать, как слово “Сочи” оказалось перед глазами в крупно напечатанном виде.
“Депутат Госдумы застрелен в своей сочинской вилле”, - вопил газетный анонс. Я схватила газету со стенда и начала лихорадочно листать страницы. Вот!
“Депутат Государственной Думы, бывший председатель совета директоров такого-то банка, общественный директор-распорядитель сякого-то фонда Георгий Ладынин...”
- Эй, тут тебе не изба-читальня! - рявкнул продавец. - Хочешь читать, покупай и читай.
Я не глядя сунула ему десятку и пошла в метро, забыв о полутора рублях сдачи. Едва удержалась, чтобы не начать читать прямо на эскалаторе. Вошла в вагон, села в уголке и впилась в статью.
“...Трагедия произошла в ночь с понедельника на вторник. Ладынин был убит двумя выстрелами из пистолета Макарова - в грудь и в голову. Из этого же, по данным экспертизы, оружия был застрелен личный телохранитель Ладынина Олег Демьянов. Он также получил смертельное ранение в голову. Прибывшая на место происшествия оперативная группа обнаружила тело Ладынина в его рабочем кабинете. Тело Демьянова лежало в коридоре, рядом с дверью в кабинет. Сотрудник охраны дома Андрей К., чья смена была в эту ночь, скрылся. По словам оперативных сотрудников, нет оснований подозревать его в совершении преступления. Молодой человек оказался случайным свидетелем происшествия и благоразумно исчез. В настоящее время ведется его розыск. По слухам, у следствия есть достаточно обоснованная версия случившегося, поделиться которой с прессой оно отказалось”.
После этого газетного шедевра, подписанного неким “спецкором” Е.Капитоновым (мой одноклассник Женька Капитонов по прозвищу Байбак?!), красовался жирно набранный текст: “Когда номер был подписан в печать, из достоверного источника нам стало известно, что правоохранительные органы утаили от журналистов важные факты. Оказывается, трупов было не два, а четыре. В кабинете вместе с Георгием Ладыниным было обнаружено тело сотрудника одного из сочинских банков Павла Олейникова, а недалеко от дома в машине - труп помощника Ладынина Семена Комиссарова. Подробности нам пока неизвестны, но мы будем следить за ходом следствия, надзор за которым будет осуществлять сам Генеральный прокурор России”.
Кошмар! “Будем следить за ходом следствия”! Впрочем, кошмар не в этом. Кошмар в том, что Андрюша действительно крепко вляпался. Интересно, а почему Зотов намекнул, что у него у самого рыльце в пушку?
Стоп! Стоп! Зотов приходил ко мне во вторник, ближе к вечеру. А убийство произошло в ночь с понедельника на вторник. Это что же получается? Корнилов еще не успел до Питера добраться, а бравые менты уже знали, что он здесь, да еще должен именно ко мне податься?! Даже если предположить, что он прямо с ладынинской виллы направился в аэропорт, сел на первый самолет до Москвы, а там пересел на питерский... Все равно не могли наши местные менты буквально за несколько часов узнать, что я имею к Корнилову какое-то отношение и опросить всевозможных знакомых на предмет наших взаимоотношений. Такие резкие движения не делаются даже ради опасных преступников, что там говорить про свидетелей. Или мне планомерно вешали на уши самые длинные макароны? Просто тайна двух океанов. Нет, ничего не понимаю. Ни-че-го-шень-ки!
Тут я сообразила, что чуть не проехала свою станцию. Поезд, громыхая, влетел на “Сенную”. Толпа потащила меня к эскалаторам, и какое-то время мои мысли были заняты только тем, как сохранить в давке человеческое подобие, а также туфли и сумку.
Пройдя через площадь, отбившись от назойливых нищих и продавцов лотерейных билетиков, я свернула в переулок Гривцова. И вдруг увидела, как в стороне Садовой мелькнуло что-то бежевое.
“Тойота”. И не просто, а “Марк”!
У меня есть права и я могу даже ездить - по ровной дороге, в отсутствие транспорта и пешеходов. Но вот в породах машин я абсолютно не разбираюсь. Могу даже новую “десятку” принять за иномарку. И только проклятый “морковник” не спутаю ни с чем и ни при каких обстоятельствах.
Все дело в том, что когда Мишка добирал последние сотни баксов до покупки машины, он буквально бредил этим “Марком”. На мою беду, в Сочи их было немало, и стоило Мишке увидеть подобный экземпляр, он надувался, как индюк, и начинал читать мне лекцию о коробках передач, электропакетах и прочей дребедени. По его словам выходило, что “Марк” - это восьмое чудо света. Мне “Тойота” не нравилась, я бы предпочла “Ауди”, но чтобы переорать Мишку, надо было быть двойным Мишкой. И все же мне повезло: нам предложили очень симпатичный джип по совершенно смешной цене, и Мишка не устоял. “Но следующим будет “Марк”!” - заявил он, бросая ключики от джипа в бокал с водкой.
Паранойя какая-то! Наверняка в Питере бежевых “морковников” не меньше, чем в Сочи. Не меньше, а больше. И машину-то я видела буквально секунду издали. Но почему-то была уверена, что это именно та “Тойота”, которая стояла у моего подъезда.
Начинается!
Похоже, я попала в одну из дурацких детективных историй, которых за два года в издательстве прочитала хренову тучу. Однако как я ни выворачивала шею во все стороны, больше “Марка” не увидела.
* * *
Редакция малопопулярного дамского журнальчика “Нить Ариадны”, специализирующегося на гороскопах, кулинарии, светских сплетнях и псевдопсихологических статьях, располагалась на втором этаже странного серого дома дореволюционной постройки. Когда-то это было дешевое доходное здание, потом его превратили в общежитие с коридорной системой, а после капитального ремонта здесь обосновались всевозможные мелкие конторы и фирмы.
Через застекленный подъезд с козырьком я вошла в крохотный холл с охранником-жлобом. Всех входивших он приветствовал весьма оригинальным образом: “Куда?!” Можно было подробно объяснить, а можно - просто ответить “туда” и спокойно пройти. Что я и сделала.
Из холла на второй и третий этажи вела “парадная” лестница из поддельного белого мрамора. На площадках пристроились поддельные пластиковые фикусы. От площадок вправо и влево отходили длиннющие коридоры с множеством дверей. Одни были попроще, другие посолидней, встречались даже вполне роскошные. Помимо “Ариадны” в здании поселились еще одна захудалая редакция из двух комнат, парочка адвокатов, нотариальная контора, торгово-закупочная фирма, психотерапевт, мелкое кадровое агентство, представительство косметической фирмы из тех, которые занимаются сетевым маркетингом, - короче, весь тот набор, который заводится в офисных зданиях третьего сорта.
В концах коридоров были две “пожарные” лестницы. Левая - глухая, выход наружу с нее заколочен, поэтому и двери на этажи обычно закрыты. Зато по правой можно спуститься и через вечно открытую дверь выйти в проходной двор. Почти половину третьего этажа в правом крыле занимал склад учебной литературы, который работал - это я знала точно - только в первой половине дня. Именно поэтому и назначила Герострату рандеву на чердачной площадке правой лестницы - вероятность встретить там после обеда живого человека была минимальной.
Но сначала я все-таки отнесла Галине статью.
Галка сидела в крохотном кабинетике размером примерно с мой балкон. Там помещались только стол с компьютером, стул для посетителя и сама хозяйка, весьма пышная, слегка усатая хохлушка. Заходя к ней, я сразу же чувствовала себя чем-то избыточным.
Галина, прижав к уху бурчащую телефонную трубку, одной рукой держала сигарету, другой мучила мышку, просматривая что-то на экране компьютера. Переведя взгляд на меня, она хмыкнула и округлила глаза. На ней была такая же “седая” водолазка из джерси, как и на мне, только зеленая.
Не прерывая разговора, в котором на ее долю доставались только “угу” и “ага”, Галя протянула руку. Я достала из сумки дискету. Пристроив сигарету на краешек стаканчика с карандашами, Галина впихнула дискету в компьютер. Все так же повторяя свои “угу” и “ага”, она пробежала статью, при этом кривила пухлые губы и сурово ворочала брежневскими бровями. В первой раз это напугало меня чуть ли ни до слез: тогда я решила, что статья моя просто на уровне унитаза. Теперь-то я знаю, что дело не в статье, просто таким образом Галина оформляет мыслительный процесс.
Закончив, она проворковала в трубку: “Пусик, я позвоню тебе позже” и уставилась на меня. Подумав с минуту, изрекла:
- Сойдет.
Таков был ее обычный вердикт.
- Следующий номер пропустим, а потом я тебе позвоню. Надо будет что-нибудь эдакое... Про трудных подростков.
- Галя, помилуй! - взмолилась я. - Детей у меня нет. Братьев и сестер тоже. Сама я трудным подростком не была. Не пила, не курила, разве что замуж в восемнадцать лет вышла. Даже у соседей мерзких детей нет.
- Печально... Нет, хорошо, что нет мерзких детей, печально, что написать не сможешь. Ладно, что-нибудь придумаем. - Галина замолчала. Наступал самый ответственный момент - тягостный для нее как представителя редакции и вожделенный для меня. - Хочешь сказать, что тебе нужны деньги?
Нет, можно подумать, я пишу всякую дребедень из любви к искусству!
Галина набрала номер и печально сообщила в трубку:
- Светик, сейчас к тебе придет девочка. По фамилии Мартынова. Выдай ей как обычно.
Получив сиротливую сиреневенькую бумажку, на которую мне предстояло существовать примерно неделю, я перешла из левого крыла в правое и поднялась по лестнице.
На верхней площадке, привалившись к металлической чердачной лесенке-трапу, сидел и курил мрачный бомж в грязном камуфляже. Я уже хотела выругаться, но сообразила, что бомж - это и есть Герострат. Андрюша Корнилов. Или, как метко выразилась одна детективная дама, сволочь ненаглядная.
Выглядел он, мягко скажем, неважно. Нет, псиной от него не пахло, но если раньше он всегда казался эдаким беззаботным мальчиком-побегайчиком, то сейчас на меня хмуро смотрел побитый то ли молью, то ли жизнью мужик.
- Привет! - сказал он.
- Привет! - ответила я.
Далее повисла пауза. Андрей молчал. Я тоже не знала, что сказать.
- Давно ждешь? - удалось мне выдавить наконец.
- Нет.
Можно подумать, это не он звонил мне и взывал о помощи, а я в очередной раз пришла навязывать ему свои давно осточертевшие нежные чувства. Что бы еще спросить? “Как дела?” “Что случилось?” Или может, на манер голливудских идиотов, “У тебя проблемы?”
- Андрюш, - робко мяукнула я.
- Ну что? - рявкнул он с таким раздражением, что я осеклась.
“Мы мирные люди, но наш бронепоезд...”
Внутри меня начала образовываться кипящая серная кислота, но усилием воли процесс удалось подавить.
- Ничего, извини, - ответила я сладко и начала спускаться вниз.
“Цок-цок” - говорили мои каблуки. И еще раз “цок-цок”. И еще.
Я была уже почти на втором этаже, когда наконец-то услышала:
- Аля, подожди!
Герострат смотрел на меня сверху, свесившись через перила. В его неожиданно темных для блондина глазах с длиннющими ресницами стояла все та же тоска больного сенбернара, поразившая меня в самую первую встречу.
Уже понимая, что снова проиграла, я стала медленно подниматься. Очень медленно и будто бы нехотя.
- Прости, - сказал он и аккуратно меня обнял. Вполне платонически.
- Где ты ночевал? - спросила я.
- На вокзале снял у бабки комнату. На одну ночь. Даже помыться толком не смог, воды нет горячей.
Я достала из сумки газету и протянула ему. Он пробежал статейку и отшвырнул газету в сторону.
- Фактически все так и было. Мужик этот из банка, Олейников, маленький такой толстячок, пришил Ладынина, а потом Олега, охранника. Вернее, он в Олега выстрелил и даже не посмотрел, убит тот или только ранен. А Олег полежал-полежал, встал и банкира прикончил. А потом уже упал и умер.
- Это при тебе произошло? - удивилась я.
- Не совсем. Я был в сторожке у ворот. Но изображение с видеокамер из дома идет на мониторы. Поэтому меня и не подозревают в убийствах - посмотрели запись и поняли, что к чему.
- А кто убил помощника?
- Семена? Его убила какая-то баба. Кстати, вот в его-то убийстве меня как раз могут подозревать. Поэтому, наверно, и разыскивают. Ты говоришь, к тебе из милиции приходили? Что-то слишком быстро.
- Я тоже удивилась. Это было во вторник, где-то часов в шесть.
- Хочешь верь, хочешь нет, но я приехал в Питер только вчера вечером. Сразу позвонил тебе.
Я присела на ступеньку рядом с Андреем.
- Ничего не понимаю. Откуда они могли узнать, что ты позвонишь именно мне?
- Не знаю. - Андрей закурил очередную сигарету. - О наших с тобой отношениях в Сочи знали только три человека: Мишка, Мила и этот ее хахаль, с которым она была в кафе. Если ты, конечно, еще кому-нибудь не проболталась.
- Нет. Знает только моя подруга Дина, но она живет здесь.
- Мишка живет в Греции, Милка, кажется, в Москве, парня ее я и вовсе не знаю. Впрочем, Сочи...
- Город маленький, - закончила я. - Нет, тут что-то не так. Просто мне сейчас никак мысль за хвост не поймать. Надо спокойно подумать. Послушай, а из-за чего все произошло? Ты знаешь?
Андрей молчал, глядя себе под ноги. В искусстве держать паузу он далеко обскакал несравненную Джулию Ламберт из моэмовского “Театра”. Он просто игнорировал ваш вопрос, если не хотел на него отвечать. Собеседник начинал беситься и мог даже сам ответить на свой же вопрос, но Герострат был непробиваем. Когда-то я тоже бесилась, а потом научилась молчать в ответ. Кто кого.
На этот раз перемолчала я.
Андрей вздохнул и вытащил из внутреннего кармана куртки что-то квадратное, размером с пятирублевую монету.
- Все из-за этого, - сказал он.
- Что это?
- Это мини-диск, - ответил Андрей.
- Да ты что! Я что, мини-дисков на радио не видела?! - возмутилась я.
- Значит, микродиск, - пожал плечами Корнилов. - Вставляется в приборчик размером с сигаретную пачку, пачка присоединяется на кабель от компьютера - и пожалуйста, на мониторе информация. Или записывается с компьютера. Я должен был отдать диск Семену. Когда все это произошло, я позвонил ему. Он сказал, чтобы я срочно уходил оттуда. Я вышел, у поворота стояла машина. Я в нее сел. Семен был за рулем, а сзади сидела какая-то женщина, я ее не разглядел, еще темно было.
- И что?
- И то. Семен говорит: давай диск. А я ему: сначала деньги. Баба сзади мне протянула деньги, пока я их в карман запихивал, она Семену в висок выстрелила. Ну, я понял, что следующий, дверцу дернул. А машина стояла прямо у обочины. Да какая там обочина, сразу вниз подпорная стена, метра три. Ну, я и ухнул вниз. Как только кости не переломал. В кусты - и деру. Она пару раз выстрелила наугад, не попала.
- Андрей, а где это все происходило?
- На Мамайке. Знаешь Ландышевую улицу? Там, где коттеджи?
- Ну!
- Ну и вот. Огородами выполз в лес, к утру до Дагомыса добрался. Смотрю, автобус междугородний, до Краснодара. Влез в него. Водитель был очень недоволен, пришлось ему двадцать баксов дать. Доехал до Горячего ключа, вышел. А там товарняк стоит, раз - и тронулся. Вроде бы на север. Я влез и поехал. И очень быстренько добрался до Курска. А там поезд как раз подошел, даже не знаю откуда, то ли из Краснодара, то ли из Ставрополя. Но до Питера. Дал проводнику на лапу и прекрасно доехал.
- То есть в Питер ты попал случайно? - уточнила я.
- Не знаю, - вздохнул Герострат. - Говорят, случайное - это частный случай закономерного.
Что же мне с ним делать?
Я сидела и усиленно грызла ногти. Сколько труда приложила, чтобы отучить себя от этой мерзкой привычки, но стоит приключиться чему-то экстраординарному, пальцы так и лезут в рот, как у младенца.
- Ты, вроде, говорил, что у тебя в Питере куча знакомых. И родственники какие-то.
- Да, есть. Но к ним идти я не могу.
- Почему?
- Совсем дура, да?
Как-то я читала книгу одного жутко умного экстрасенса, который уверял, что когда женщина стойко и безропотно терпит унижения от любимого мужчины, этим она очищает свою душу. Если поверить, то моя душа уже должна бы светиться.
Чего тут непонятного! Просто родственники и знакомые не будут с ним возиться, как с писаной торбой. Вот Бог, а вот и порог. Андрюша только пыжится изобразить, какой он крутой, просто как яйцо. А на самом деле случись что - и ему нужен полный гигиенический ассортимент: жилетка, чтобы плакаться, носовой платок вытирать сопли и так далее. Кто может это обеспечить по полной программе? Правильно, Алла Валентиновна.
- У тебя есть деньги? - спросила я.
- Ты что, совсем меня не слушала? - окрысился Корнилов. - Двадцать штук зеленых, за вычетом дорожных расходов.
- Сколько?!
У меня даже голос сел от изумления.
- Я же в машине успел бабки в карман положить.
- Ты хочешь сказать, тебе заплатили двадцать штук за этот диск? - никак не могла поверить я. - Интересно, сколько же тогда стоит информация на диске?
Помолчав секунд двадцать, Андрей ответил:
- Лимон. Долларов оф Ю Эс Эй. Там на диске номер счета в швейцарском банке и код.
- То есть? - не поняла я.
- Элементарно. Счет, с которого снять деньги может любой, кто знает номер и код доступа.
- Понятно, - медленно сказала я. - Послушай, ты получил эти двадцать штук исключительно по недоразумению. Уж не знаю, каким чудом тебе удалось удрать. Да они с самого начала планировали тебя убрать, как только дело сделаешь. И ты согласился?!
- А что мне надо было делать? Если бы я не согласился, меня убрали бы сразу. А так был хоть какой-то шанс смыться.
Ага, рассказывай! Как говорит Динка, Андерсен! Был бы ты умный, согласился бы и тут же убежал на край света. А так захотел и рыбку съесть, и... Авось, пронесет, удастся капусты настричь влегкую. Вот и бегай теперь, как заяц! И менты тебя ищут, и, боюсь, бандюки тоже. Чует мое серденько, не зря этот “морковник” с жуткими харями. Совсем не хило, лимон баксов! Да за такие денежки не то что в куски порвут, на пряжу распустят.
- Может, тебе квартиру снять? - спросила я.
- И что? - изобразив высшую степень иронии, поинтересовался Герострат. - Это только кажется, что в большем городе спрятаться легче, чем в поле. Чем больше глаз и ушей, тем больше они видят и слышат. Мне же придется хотя бы за продуктами выходить.
- Допустим, я могу привозить тебе продукты.
- Ребята, да она точно без мозгов! - восхитился Корнилов. - Если уж менты про тебя узнали, то проследить, куда ты ходишь, - как два пальца описать.
Может, я и без мозгов, но понять, куда ты, дорогой, клонишь, вполне могу. Хоть ты и говорил, что ко мне нельзя, но, выходит, очень даже можно. Ты будешь у меня потихоньку жить-поживать, а я буду тебя кормить, пусть даже на твои двадцать тысяч. Главное, говорить потише, чтобы соседи не услышали. И в гости никого не приглашать. А самое главное - это как попасть ко мне, чтобы никто не увидел.
- Видимо, мне придется какое-то время пожить у тебя, - со странной вопросительно-директивной интонацией подтвердил мои мысли Герострат.
Не заметив на моем лице бурного восторга, он сделал ход, отбить который я уже не могла:
- Впрочем, если ты против... Я понимаю, часто люди обещают что-то, просто не задумываясь, что же именно обещают. Красивые слова говорить легко...
Мне показалось, что у меня начинает быстро расти полосатый хвост. Каким-то чудом удалось загнать тигра обратно. Да, Алла... Интересно, я действительно была искренна, когда обещала ему помощь в любой ситуации?
Решение проблемы созрело на удивление быстро.
- Мне надо позвонить, - сказала я.
Корнилов протянул мне мобильный.
- Надо же! - усмехнулась я.
- До Гоши я работал в “Би Лайне”, - гордо изрек Андрей.
Ага, в “Би Лайне”! Кому ты там нужен! В лучшем случае сидел в лавке на Торговой галерее и торговал мобильниками.
Полистав записную книжку, я нашла рабочий телефон соседа сверху.
- Славик, привет, это Алла из сто пятой квартиры, - защебетала я в трубку приторным до отвращения голоском. Ну просто Мисс Диабет. - Славик, если ты окажешь мне услугу, я прощу тебе ремонт.
Зимой, под самый Новый год, Славик капитально затопил мне кухню и часть прихожей. Мы с ним долго обсуждали проблему ремонта, Славик не отказывался, клятвенно обещал оплатить и помочь, но прошло уже полгода, а воз известно где. И вот теперь я предлагала ему сэкономить полтыщи долларов. По данным Динки, которая училась с ним в одной школе, Славик получал очень нехило, но всегда был жадноват, за что его когда-то во дворе частенько били. Работал он в фирме, торгующей бытовой техникой, как сам он говорил, “менеджером по перевозкам”. Как раз это обстоятельство и было мне сейчас очень даже на руку.
- Что ты хочешь? - насторожился Славик.
- Солнышко, мне надо перевезти домой одну тяжелую вещь. Но нет ни тары, ни машины. Поможешь?
- О чем речь! - радостно завопил сосед. - Говори адрес. Сам приеду.
- Да зачем же тебе напрягаться? - я так и сочилась сиропом. – Пришли машину, пару грузчиков и коробку от холодильника.
Я продиктовала Славику адрес, и мы стали ждать. Предварительно пришлось потребовать у Андрея денег “на расходы”.
Через час в проходной двор въехала симпатичная грузовая “газелька”, раскрашенная рекламой всяких холодильников и кондиционеров. Из нее вылезли два парня в одинаковых зеленых комбинезонах с большой коробкой.
- Мальчики, здравствуйте, - сладенько заулыбалась я. - Вы коробочку занесите вот сюда на лестницу и ждите в машине. А когда мне барахло накидают, я вас позову. А то там охранник строгий, не разрешает посторонним находиться.
Грузчики занесли коробку на лестницу и вышли.
Я выглянула в коридор первого этажа. Никого. Тогда я закрыла дверь, прилепила на нее “Орбитом” написанное от руки объявление: “Ремонт” и подперла со стороны лестницы притащенным со двора ящиком. На наше счастье, двери были не стеклянные, а самые обычные, фанерные.
Подтащив коробку поближе к лестнице, я махнула рукой Корнилову, который наблюдал за моими операциями сверху, свесившись через перила. Ступая на цыпочки, он спустился вниз. Где-то на середине последнего марша ему пришлось протиснуться сквозь лестничные прутья и сверху уложить себя в ящик. Я закрыла крышку и позвала грузчиков.
- Только осторожнее! - умоляла я их, когда они принялись лихо закидывать коробку в машину.
Всю дорогу я болтала без умолку, боясь, что Корнилов начнет возиться, чтобы устроиться поудобнее, и грузчики его услышат. Все шло хорошо, но уже в парадном произошло непредвиденное.
Парни втащили Герострата в подъезд, и мы стояли в ожидании лифта, когда с улицы вошла Динка. В своем роскошном, черном с серебром плаще она выглядела очень эффектно. Грузчики уставились на нее, как коты на сало.
- Ты что, купила холодильник? - удивилась Динка.
- Да ты что, - фальшиво возмутилась я. - Это мама купила, а мне, как всегда, отдали старый.
Грузчики, как по команде, приподняли брови. Уж они-то могли отличить по весу холодильник от... нехолодильника.
Подъехал лифт, парни схватились за коробку, но то ли засмотрелись на Динку, то ли не знаю что, не удержали и уронили. Вместо ожидаемого грохота раздался приглушенный вопль.
Динка, посмотрев на меня с отвращением, зашла в лифт и уехала.
Грузчики молча таращились то на меня, то на коробку.
- Мальчики! - взвыла я голосом театрального привидения. - Умоляю вас, никому ни слова. Там, в коробке, мой любоу-уник. Его жена в бинокль следит за моим подъездом. Каждый раз нам приходится придумывать что-то новое, чтобы хоть немного побыть вместе.
Парни молча и абсолютно синхронно пожали плечами. Когда они, затащив Герострата в квартиру, пошли на выход, я протянула им по пятьдесят долларов. Они удивились, но взяли.
- Только Славе не говорите! - трагически шепотом попросила я.
* * *
Следующие два часа ушли на хозяйственные дела. Я нагрела воды и, пока Герострат мылся, сходила за продуктами. Денег Андрей мне отсыпал щедро, так что впервые за долгое время я могла ни в чем себя не ограничивать. При этом лицемерно говоря себе, что покупаю карбонат и черную икру исключительно для дорогого гостя.
После ужина мы сидели на кухне и пили кофе. Пили молча, потому что говорить, вроде, было не о чем. Невольно я вспомнила последние годы семейной жизни. Обычно мы с Мишкой или смотрели за едой телевизор, или читали. Но у меня на кухне телевизора, к сожалению, нет.
- Расскажи хоть, как ты жил все это время? - не выдержала я.
- Да как? Нормально. Из “России” уволился, потом знакомые в “Би Лайн” пристроили.
- А... на личном фронте?
- Без перемен.
- То есть по-прежнему по три бабы одновременно? - не выдержала я.
Корнилов только плечами пожал. Не человек, а птица, так и машет крыльями.
- А у тебя? - спросил он. - Кстати, почему ты из Сочи уехала? Я и не знал, пока от тебя открытку не получил.
А дело было так. После нашего с Мишкой развода Герострат, вопреки ожиданиям, вовсе не кинулся в мои распростертые объятья. Более того, он дал мне понять, что наши отношения несколько подзатянулись. Агония была долгой. Я никак не могла принять отставку и продолжала колотить лбом в закрытую дверь. Мне казалось, что если поговорить, объясниться, все еще вернется. Я искала Герострату оправдания, подводила какую-то психолого-философскую базу, на что-то надеялась. Даже снова стала ходить в церковь и молиться, забыв, что Бог не помощник в дурных делах. Но все было бесполезно. Нет, пару раз мы все-таки еще оказались в одной постели, но это уже ровным счетом ничего не значило.
При всем при том я никак не могла отделаться от ощущения, что Герострат, одной рукой отталкивая меня, другой все же держит и не отпускает. До него я не переживала еще ни одного разрыва с любимым человеком (Увалов не в счет), но почему-то была четко уверена: все должно происходить совсем не так. Не так ведет себя мужчина, когда женщина ему надоела и он больше не хочет иметь с ней ничего общего.
Но и это было еще не все. Не прошло и месяца, как из Москвы вернулся Эдуард. У него жизнь шла сплошным анекдотом. В свое время он ушел от мамы к москвичке, а теперь - от нее снова к сочинке, которая приезжала в Москву в командировку. Загвоздка была в том, что Эдуард жил в Москве на птичьих правах, а у дамы его в Сочи своего жилья не было, только комната в общежитии на двоих с пожилой мамой.
Пару раз Эдуард намекнул, что земля предков ждет меня, но я сделала вид, что не понимаю. Тогда он стал вежливо меня выживать, создавая целый пакет всяких мелких хозяйственных неприятностей. Я сразу смекнула, куда он клонит, но уступать не хотела. Мама к тому времени домучивала второй питерский брак с Павлом Петровичем, ей было не до меня. Бабушка Света умерла, в ее квартире жили тетя Катя с Валеркой. Короче, ехать мне было некуда.
Наконец Эдуард потерял терпение и пошел ва-банк. Наверно, проблему можно было решить мирно, но Эдуард мирно не хотел, а я с детства была упертой и не терпела насилия. Возможно, со стороны это выглядело захватом лубяной избушки, который произвела бедная лисичка, но не забывайте, в этой квартире я прожила двадцать лет. Не говоря уже о том, что мы с Мишкой сделали из нее конфетку, насколько это возможно по отношению к двухкомнатной хрущобе-распашонке на первом этаже.
Эдуард понял, что выставить меня на улицу не удастся. Все ж таки я была в его квартире прописана. К счастью, он не относился к криминальной породе, иначе вряд ли бы я осталась в живых.
Размен представлялся делом безнадежным. Жили мы на Донской - одной из самых грязных и шумных улиц. С одной стороны окна выходили как раз на нее, а с другой - на бензозаправку. Но Эдуарда, видно, припекло, он подзанял деньжат и принялся за поиск вариантов. Для себя он хотел однокомнатную, я была согласна и на “малосемейку” - это такое общежитие со своим туалетом, душем и общей кухней.
Тут подоспела еще одна неприятность. Видимо, тот бумеранг, который я бросила своим адюльтером в Мишку, вернулся ко мне с целым букетом гадостей. Меня поперли с работы.
Когда я только туда пришла, все никак не могла понять, почему меня взяли. Но как выяснилось позже, директору станции просто приспичило устроить одного своего знакомого, полнейшего кретина с непроизносимой фамилией и бархатным голосом. Поскольку кретин не мог самостоятельно связать двух слов, должность поделили надвое. Я стала редактором, а он - диктором, который читал по бумажке сочиненные мною выпуски новостей. Та еще была работенка! Новости не нравились никому, и немудрено. В трехминутный выпуск надо было втиснуть пару рекламных роликов, билборд (типа “Выпуск новостей представляет магазин сантехнического оборудования “Ласточка”), курс валют со своим билбордом и “развлекушку” вроде конкурса на самый вонючий ботинок или мальчика, сожравшего рекордное количество гамбургеров. Что можно было сказать за оставшееся время, думаю, объяснять не надо.
Потом директора ушли, а с новым у нас любви не случилось. То он пытался перевести меня “по производственной необходимости” в офис-менеджеры, то пытался уволить по сокращению штатов. Как он сказал мне в конфиденциальной беседе, “ты для меня слишком интеллигентная. Я люблю тех, кто ругается матом”. Ругаться матом я вполне могу (“мне филолог, я можно”), но делать это для того, чтобы остаться на работе?!
Тут в стране грянул кризис. С легким сердцем шеф уволил полстанции по сокращению и тут же принял всех обратно по контракту, который необходимо было подписывать каждый месяц. При этом мы лишались оплачиваемого отпуска и медицинского полиса. А через месяц, “в связи с тяжелым материальным положением организации” всех, без кого можно было обойтись, отправили в бессрочный отпуск без перспектив на его окончание.
Я кинулась искать работу, но не тут-то было. Не хотели брать даже в секретарши. Видимо, то обстоятельство, что меня турнули из средства массовой истерии, производило на потенциальных работодателей не лучшее впечатление.
Постепенно я осталась без денег. Валютный вклад в “Инкомбанке” накрылся медным тазом. Чтобы не взять случайно в долг, пришлось потихоньку продавать украшения. Эдуард предложил мне несколько вариантов для переезда, один хуже другого, но я отказалась. В конце концов мы разругались в хлам, несколько дней я жила у подруги, а потом Эдуард позвонил и сказал, что нашел для меня жилье и, если я не соглашусь, он сделает все возможное, чтобы я переехала жить на вокзал.
Состояние мое тогдашнее описать трудно. Я чувствовала, что вокруг меня все рушится. Поддержки ждать было неоткуда. Даже близкие подруги, которые вроде бы мне сочувствовали, в душе - я чувствовала это - злорадствовали. Они не знали подробностей, но и того, что знали, было достаточно: Алка променяла мужа на любовника, а любовник ее отфутболил.
Каюсь, я дрогнула и согласилась не глядя. Ох, лучше бы я соглашалась на предыдущие варианты. Эдуард нашел для меня половину частного домика на улице с говорящим названием Верхний тупик. Горячей воды, разумеется, не было, холодная - из крана во дворе, туалет - там же. А сосед - жуткий толстый полугрузин-полуосетин, отсидевший семь лет за изнасилование.
Как я там жила, вспомнить страшно. Лучше не вспоминать. Могу только сказать, что если бы не мысли об Андрее и не дурацкие надежды на то, что все вернется, не знаю, как бы я это пережила. Так что надо сказать Герострату спасибо. Хотя и не хочется.
Так продолжалось почти полгода, а потом пришло спасение в лице бывшего супруга. Все эти месяцы мы ни разу не виделись, я даже не знала о нем ничего. Фактически же мы по-прежнему оставались мужем и женой, поскольку о формальностях никто не позаботился. И вот однажды он заявился в мой тупик с тортом и бутылкой вина, сочувственно покачал головой, предложил денег и наконец приступил к делу. Выслушав его, я минут пять плакала от смеха.
Оказывается, у Михрютки организовался жгучий роман с некой Василисой, семнадцатилетней гречанкой из очень непростой фамилии. Девчонка забеременела. Надо же, в двадцать пять лет не научиться пользоваться презервативом! И теперь Мишке надо срочно жениться, пока никто не заметил. В противном случае он рискует оказаться за решеткой за совращение несовершеннолетней. Так что не могла бы я...
Не могла бы, с приятной улыбкой ответила я. Мишка оторопел. Я разъяснила, что по закону совместно нажитое имущество делится при разводе пополам. Я вовсе не претендую на машину, дачу и всякое барахло, но вот денежками будь добр поделиться. Бывший супруг открыл рот и с полминуты не мог ничего сказать. Потом его прорвало. Надо же, вопил он, семь лет прожил с бабой и даже не подозревал, что она такая, такая... Сначала наставила ему рога с другом детства, а потом еще требует денег.
Вот тут-то со мной приключилась форменная истерика. Я рыдала, топала ногами и вопила, что не окажись в этой вонючей норе, и не подумала бы требовать что-то, и развод он получил бы за пять минут. Мишка растерялся, начал меня утешать, и в результате мы оказались в постели.
Когда я утром проснулась, его уже не было. Я чувствовала себя распоследней мерзкой тварью. Подумав, позвонила ему и сказала, что согласна на развод. Без всяких условий.
Видимо, Мишка дал кому-то в загсе на лапу, потому что свидетельства о разводе нам выдали тут же, без какого-то срока “на примирение”. А через пару дней он приехал снова и с порога заявил, что даст мне денег на однокомнатную квартиру с условием, что я уеду из Сочи. Почему, удивилась я. А потому, что он не уверен, не повторится ли это опять, а он этого не хочет. Я не стала уверять, что тоже не хочу, а просто согласилась. Тогда мне казалось, что это лучший выход...
* * *
Я подошла к окну, и вдруг судорожно вцепилась в подоконник. В горле образовался комок, который мне никак не удавалось проглотить. Во дворе стояла бежевая “Тойота Марк”.
Сдавленно мыча, словно меня хватил паралич, я замахала Андрею, подзывая его к окну.
- Смотри! - прохрипела я, показывая на “морковник”.
- Ну и что?
- А то, что эта машина стояла здесь утром, а потом я видела похожую на Садовой.
- Ну и что?
- Да что ты заладил! Они за мной следят.
- Аля, у тебя мания преследования.
- Скоро узнаем, - процедила я сквозь зубы.
К “Тойоте” подъехала еще одна машина, черный джип размером с танк. Из джипа выбрались трое мужиков стандартно-бандитского вида, а из “Тойоты” двое утренних. Лиц я, конечно, с девятого этажа не видела, но вполне могла разглядеть, что один быкообразный, а второй помельче и весь в черном. Посовещавшись, “морковные” сели в машину и уехали, а остальные двинулись к подъезду. Загудел лифт.
Мы с Андреем застыли на месте, глядя друг на друга. Потом я на цыпочках подобралась к двери. Клацнули створки лифта. Мужики шли к моей квартире. Я съежилась и присела. В дверь позвонили, один раз, другой, третий. Потом дверь подергали. Я старалась дышать через раз.
Про дверь разговор особый. Она, а точнее, они, потому что дверей две, достались мне от прежних хозяев. Стоили двери, наверно, как полквартиры. Внешняя - металлическая, обитая реечками, а внутренняя - обычная, под кожу. На каждой по два замка, причем на внешней один - магнитный, чудовищно сложный. Когда я однажды оказалась без ключей, пришлось звонить в службу спасения. Взломать такую дверь вряд ли возможно, разве что взорвать или автогеном замок вырезать.
Я прислушалась. Один из мужиков звонил куда-то по мобильнику.
- Мы с Коляном останемся здесь, покараулим, а Лысый съездит за отмычкой. Тут дверь железная, как сейф, и замок магнитный.
Я осторожно посмотрела в глазок. Так, один сидит у лифта, на подоконнике, второго не видно. Или вышел на лестницу, или спустился вниз. Впрочем, неважно. Путь отрезан.
Я отползла обратно на кухню.
- Что там? - прошептал Корнилов.
Видок у него был неважный. Скажем так, бледненький.
В двух словах я обрисовала ситуацию.
- Времени у нас мало. А деваться некуда. Выйти из квартиры нельзя. Спрятаться негде.
- А на нижний балкон спуститься?
- Не выйдет. И внизу, и вверху не балконы, а лоджии, да еще и застекленные. Они через этаж идут. Может, в милицию позвонить?
- Совсем дура?!
Кажется, где-то я это уже слышала.
Андрей вытащил из кармана диск.
На главную: Предисловие
