Я открыла глаза.

Я лежала на потухшей арене, поджав под себя ногу и неудобно навалившись на правую руку. Ломило шею. В голове колом застряла неловкая — не острая, а скорее утомительная — боль. Передо мной стоял Родион и держал в руке табличку. Ту самую, поняла я по выражению его лица.

— А, босс, — выговорила я, — что ж вы в вашей табличке поставили против меня? На Ольгу? Ставка на… проигравшего?

— Эх, Мария, Мария, — отозвался он, — это я виноват. Каюсь. Думал, что неведение — лучший помощник в оперативной работе, не дающий лазеек для отступления. Ан нет… Ну ничего, все хорошо, что хорошо кончается. Оля, иди сюда.

Передо мной возникла моя недавняя соседка по квартире, соперница в дурацком этом бою. На ее лице блуждала настороженная усмешка.

— Вот, Мария, познакомься…

— А мы знакомы!.. — прервала его я. — Вы, босс, полагаете, что…

— Спокойно, — сказала Ольга, — не кипятись. Помнишь, я тебе все время хотела сказать, чтобы ты по-быстрому «слила» бой и не сопротивлялась? Когда загорелся багровый цвет поражения, это стало лучшим прикрытием для…

— Для захвата, — проговорил Родион. — Тихо и без шума.

— Помнишь, я говорила тебе, что ты — подсадная утка? — произнесла Ольга. — Так вот, я тебя, так сказать, оклеветала. Ты не можешь быть «уткой». Потому что «утка» — это я.

Я резко села, недоуменно уставившись на нее.

— Если уж говорить совсем точными терминами, то она, Ольга, не утка, а «крот», — заметил Родион. — Поэтому ее внедрили в эту структуру под фамилией Кротова. Шутка по-гэбэшному. Помнишь, я еще смеялся, когда ты сказала, Мария, как фамилия твоей соседки и будущей соперницы? Я просто не ожидал, что я и мой однокурсник, полковник Крыжалов, Василий Алексеевич, столкнемся так — напрямую — через наших людей. Василий, иди сюда!

К нам подошел человек в серой куртке. Это он, поняла я, командовал захватом.

— Василий, вот это и есть Мария. Они с твоей Олей немного не сошлись характерами. Но, думаю, это пройдет.

Полковник Крыжалов сухо кивнул мне и отошел. Ольга проговорила:

— Значит, ты Мария? Вовсе не Лена?

— Да… а ты, наверное, не Ольга?

— Да нет, я Ольга. Только не Кротова, а Вербицкая. Лейтенант госбезопасности. А ты здорово дерешься, Мария. Там, на отборе, я тебе немного поддалась, хотя потом пожалела. А вот сегодня работала на полную катушку, и все равно проиграла. Ты уж прости, что я тебя доставала и пилила. Так полагалось по роли. Ты нам здорово помогла. Хотя в результате мне попало на орехи.

— А мне, пожалуй, еще покрепче, — призналась я. — Ну ладно. Никаких обид.

Я протянула ей руку, и она ее с готовностью пожала.

— Но как же ваши проникли в зал? — спросила я у Ольги. — Ведь сюда не доберешься…

— Проникнуть в зал — не такая уж большая проблема, как повод, которым это проникновение можно обосновать, — замысловато ответила Вербицкая. — А проникли наши, как, быть может, ты догадываешься, через эвакуационный тоннель, который я открыла. Если бы этого не сделала я, это сделал бы твой босс, а нет — так просто взорвали бы решетку, хотя был риск, что в этом случае могла обрушиться галерея.

— Значит, ты убила того охранника?

— Да.

— Но почему вы не ворвались сразу, а выжидали, пока пройдет почти половина этого жуткого шоу? Выжидали, пока убьют Веру и покалечат еще нескольких девчонок?

— Чтобы весь состав преступления был налицо, — ответил за Ольгу Родион.

Я промолчала. Логика была жестокой, но неопровержимой. В самом деле, что ярче свидетельствовало против содержателей «Бункера», чем труп Веры?

Ничто.

— Так что вот такие дела, Мария, — проговорил Родион. — С полковником Крыжаловым мы решили сработать сообща. Я координировал операцию. Но в конечном счете всем мы обязаны именно тебе. Хотя ты еще и не осознаешь все полностью.

— Вот уж спасибо, — сказала я. — Вы ведь, Родион Потапович, еще Виталию Храмову толкали теорию, мол, какая полезная штука — неведение.

— Не сметь обижаться! — сердито-шутливым тоном рявкнул на меня Шульгин. — На обиженных воду возят!

— Босс, я устала, — обронила я. — Потом… потом поговорим. Я только хочу предупредить вас, что в инвентарной комнате третьего уровня я оставила Геннадия Благовещенского, который сознался в том, что собственноручно убил пятерых девушек из «Эдельвейса», участниц «бункеровских» шоу. Имена их хорошо вам известны, Родион Потапович. Да, думаю, и тебе, Ольга…

В эту ночь я наконец-то спала у себя дома. Впрочем, мой дом — это не моя крепость. Поскольку на первом этаже размещен наш офис, и в частности кабинет босса, а на всех прочих этажах жилые комнаты Родиона, его жены Валентины и их сына Потапа (о, ужас!), в сокращении — Тапика. Весь наш дом объединен локальной телефонной связью, так что я нисколько не удивилась, когда в восемь часов утра телефон на моем прикроватном столике пискнул и тут же замолк, автоматически включилась громкоговорящая связь, и голос босса произнес:

— С добрым утром, Мария! Как спалось?

Я не сразу поняла, что, собственно, от меня надо и кому, и босс тотчас же поставил на своем ноутбуке какую-то жизнеутверждающую попсовую песенку, от которой немедленно хочется зарыться головой в подушку и никогда уже больше не просыпаться.

Но дело сделано. Сон как рукой сняло. Я промычала:

— Ну что за выкрутасы… Родион Потапыч? Сколько сейчас? Я же, наверное, спала часа два?

— Все пять! — воскликнул он. — Одевайся, Мария, и спускайся вниз. У нас гости.

— А они пораньше прийти не могли? — съязвила я.

— Не могли. Так ты спускаешься или как?

— Или как! — отрезала я, а потом, помолчав, добавила: — Спускаюсь. Через пятнадцать минут.

— Через десять! — сказал босс и отсоединился. «Ничего не поделаешь — подумала я. — В очередной раз придется наплевать на нужды организма и идти на поводу у Шульгина».

Только тут пришла мысль, что, быть может, сам он всю ночь не спал и только что приехал в офис. Ведь он отправил меня домой прямо из «Бункера», потому что мое состояние, откровенно говоря, было далеко от нормального.

Оно было далеко от него и сейчас, но все-таки мне хватило восьми минут, чтобы умыться, одеться, причесаться, даже навести легкий макияж, и ровно через десять минут я постучала в кабинет босса и спросила:

— Можно?

— А, Мария. Входи. Мы вот с товарищами сидим и кумекаем, что к чему. На улице страшный мороз, так что мы согреваемся коньячком. Если хочешь, присоединяйся.

— Коньяк с утра? Нет, спасибо.

— Для кого утро, а для кого еще вчерашняя ночь не кончилась, — заметил сидящий на «приемном» диване седеющий мужчина, в котором я без колебаний признала полковника Крыжалова… Василий Алексеевич, кажется, так его называл Родион.

Помимо полковника в кабинете присутствовало еще одно знакомое мне лицо, а именно Ольга Кротова, оказавшаяся лейтенантом Вербицкой. Она держала в руке полный бокал коньяка и попеременно нюхала то его, то дольку лимона. Ее лицо казалось серым. Она пристально глянула на меня и заметила:

— Ну что ж, сегодня ты выглядишь свежее.

— Не могу ответить тебе тем же.

— Конечно, я ведь сегодня и спать не ложилась. И еще неизвестно, когда лягу. Мы тут с Родионом Потаповичем и Василием Алексеевичем думу думаем. Вот, тебя решили позвать. Ты же все-таки палочка-выручалочка.

— Поостругали только палочку изрядно, — заметила я.

— Это называется издержки производства, — заметил Крыжалов. Нить беседы перехватил Родион:

— Итак, Мария, почти все фигуранты арестованы. Храмов и Благовещенский дают показания. Благовещенского ты так обработала, что он уже написал чистосердечное признание.

— Надеюсь, что слово «чистосердечное» он написал слитно, а не как братки: «чиста-а сердечное»? — осведомилась я.

— Он грамотный. Признался, что девчонок убирал сам. Нюансы поднимем позже. А вот Храмова пришлось раскручивать. Тут у нас Ольга Дмитриевна постаралась. У Храмова волосы на голове дыбом встали, когда она приступила к допросу.

«Еще бы, — подумала я, — накануне у них были совсем другие беседы. А эта Ольга — психолог еще тот. Это она нарочно, что ли, — переспала с мужиком, чтобы потом его допрашивать? Хотя говорят, что через постель узнаются все слабости, и не только физические, но и психологические. Крутанула… Ловкая дама, ничего не скажешь».

— Мы давно пытались подступиться к этим товарищам — Храмову, Ованесяну, — сказал Крыжалов. — Да вот подходов не было. Сначала их вели по МВД, затем налоговая пыталась подковырнуть, а потом поступили нехорошие сигналы, и дело передали нам. Все-таки бесследное исчезновение более сотни гражданок из Украины, Белоруссии, Грузии, Эстонии, Латвии, Таджикистана, Армении, даже Польши, Румынии и Финляндии — это серьезно! Больше всего, конечно, пропадало девушек из наших бывших союзных республик. Мы хотели внедрить к ним «крота», но как-то не получалось. К тому же у них свой знаток спецслужб сидит, наш бывший коллега Бражнин. Тот еще прожженный старый лис, его просто так вокруг пальца не обведешь. Но пока что не будем о Бражнине. Пока — о Храмове и Ованесяне. Нам удалось выяснить, каким манером они вербуют девушек. Вам, Мария, было чуточку проще, потому что вы шли по следам Инны Малич. А нам пришлось торить дорожку самим. Так уж получилось, что вы и Ольга были взяты на работу одновременно. Ольгу еще могли не принять — тоже из-за вас! Но мы поднажали, и все обошлось. А потом вас поселили в одну квартиру. У них принято селить в квартиру девушек, между которыми плохие отношения. Кстати, это Благовещенский порекомендовал, чтобы вас спаровали.

— Нисколько не удивлена.

— А потом, Мария, оказалось, что ваш босс — это мой однокурсник Родион, с которым мы поддерживаем отношения. Установить это удалось почти сразу, но Ольге и вам ничего не сообщили, чтобы сохранять достоверность негативных отношений между вами. В том, что вас определят в одну пару, мы не сомневались. А тут еще и Родион затеял комбинацию.

— Комбинацию? — переспросила я. — Да, пожалуй, следовало бы объяснить, почему вы, босс, указали мне именно на Благовещенского?

— А тут все очень просто, — отозвался он. — До смешного просто. Повезло. Наконец-то повезло. Помнишь, ты установила «жучок» в квартире Храмова?

— Ну конечно.

— «Жучок», как мы все тут знаем, может срабатывать на звук. Я запеленговал сигнал, и оказалось, что это не что иное, как разговор между Храмовым и Благовещенским, касающийся как раз убитых девушек и по ошибке убранного Гараняна.

— Разговор? Телефонный?

— Нет! Прямой! Виталий Храмов искал убийц своей девушки, а убийцы сидели буквально за стеной и обсуждали, как понадежнее спрятать концы! Михаил Сергеевич костерил Геннадия и говорил, что Ованесяна все равно нужно убирать и находить исполнителя, иначе Бражнин не продаст его акции. Я попросил тебя намекнуть Благовещенскому, что из тебя могла бы получиться неплохая кандидатура на эту роль. Вот, собственно, и все. Слишком просто, правда? Храмов потерял самоконтроль и прокололся, как дилетант. Впрочем, теперь и он, и Ованесян сядут, и очень плотно. А акции…

— Что — акции?

— Акции, вероятнее всего, достанутся этому генералу Бражнину, который, наверное, и затевал свару между двумя компаньонами, чтобы выиграть самому. Молодец! Все сделал технично. Жаль, что я не могу поблагодарить его лично.

— Почему, босс?

— Да потому, что не знаю, где его искать, этого хитрого Бражнина!..

— У нас, конечно, есть на него досье, — отозвался полковник Крыжалов, — но все данные устарели. Да и подкопаться к нему куда сложнее, чем к Храмову и Ованесяну. Не говоря уже о пешках типа Каморина и Благовещенского. Кстати, судя по всему, решение Храмова убрать Ованесяна оправдано. Не по Уголовному кодексу и не по-человечески, а чисто логически: Ованесян, по нашим данным, намеревался в свой черед убрать Храмова. Быть может, Бражнин обещал ему то же, что и Михал Сергеичу. Приезд Гараняна, Отпетого бандита, из Краснодара едва ли можно назвать случайностью.

— Все ясно, — сказала я. — Потом была операция по захвату «Бункера», доступ к главному залу был получен через эвакуационный тоннель, который открыла вам Ольга, и даже если бы не она, то все равно он был бы открыт так или иначе. Я повела себя так, как и должна была вести при том минимуме информации, который у меня был. Все хорошо, что хорошо кончается.

— Особенно для генерала Бражнина, — заметила Ольга и залпом выпила бокал коньяка, который она мусолила в руке, наверное, уже с полчаса.

— Да, — кивнула я, — и еще неясен момент, а кто же все-таки убил Гараняна? Кто был первым исполнителем того, к чему хотели подтолкнуть меня?

— Чисто логическая задача, — сказал Родион. — Довольно интересная, хотя и необязательная к решению.

— И все-таки хотелось бы найти ответ. Ведь вы, босс, говорили первый, что Инна Малич пришла именно к нам, и нас это ко многому обязывает.

Босс передернул худыми плечами:

— Говорил. И не отказываюсь от своих слов. Ну что же, попробуем рассуждать здраво. Ясно, что Гараняна убила одна из пяти девушек. Заказ был дан Амалии Шпеер. Но в этот день на сцену она не выходила и просидела в знакомой тебе, Мария, гримерке. Да и тебе, Оля, тоже. Она передала заказ одной из четырех выходивших в этот вечер на арену профессионалок. Смешно предполагать, что она сделала это для отвода глаз, чтобы убить Гараняна все-таки самой. Это было бы нелепо. Итак, Амалию Шпеер мы исключаем сразу. Далее. Катя Деева. По алфавиту она идет первой, точно так же она и была убита — первой. Ее мы исключаем, равно как и идущую вслед за ней по списку Марину Иванникову, — сказал Родион.

— Почему же?

— Потому что я навел о них справки. Обе не числили в своих достоинствах такое, как меткость.

— Сомнительное суждение. Уж не у Гены ли Благовещенского вы спросили?

— А что? Почему бы и нет? Ладно. Не будем препираться. Остались две дамы: Петра Ионеску и Инна Малич. Петра Ионеску совершенно подходит для роли киллера — подготовлена физически, крепка, атлетична, прекрасно владела всеми видами оружия, включая злополучные дротики… но есть один нюанс. Ионеску и Шпеер ненавидели друг друга, это я узнал доподлинно. Никогда, никогда Петра не стала бы выполнять просьбы Амалии, особенно такой просьбы.

— Мне кажется, босс, что вы вешаете нам лапшу на уши, — сказала я. — Я же чувствую. По вашему тону. Ну-ка говорите начистоту. Вы и без того долго водили меня за нос.

Родион Потапович рассмеялся, а потом, почесав в голове, сказал:

— Ты права. Я с самого начала знал, кто убийца. Помнишь, Виталий сказал мне, что Инна путала правое и левое? В самом деле, есть такая болезнь. Так вот, я специально пошел в «Бункер» на это шоу — о, какого риска мне это стоило! — чтобы подтвердить свою догадку. Благовещенский сказал, что в ложе сидели только Ованесян и Гаранян. Ованесян всегда сидел на своем месте, то есть слева. Бросок дротика производился в тот момент, когда освещение зала приобретало багрово-красный цвет — цвет поражения. При этом сохранялся минимум видимости, так, чтобы движений киллера нельзя было зафиксировать. Правда, белые тоги посетителей видны и при таком освещении, особенно при хорошем зрении и хорошей координации движений. Именно такие качества были у Инны Малич. И именно поэтому она идеально попала в глаз расположившегося в той самой ложе человека, но не господина Ованесяна, сидящего слева, а сидящего справа — Гараняна.

Мы молчали. Родион продолжал:

— Из разговора между Храмовым и Геной мы знаем, что нужна была смерть Ованесяна. Почему же был убит Гаранян? Киллер промахнулся? Какая нелепость! Человек, попадающий с десяти метров в глаз дротиком, не может промазать аж на два метра! Инна Малич просто перепутала, где право, а где лево. Это ее качество, отмеченное ее женихом, помогло нам узнать убийцу. Правда, когда это было слишком поздно. К тому же Инна Малич, очевидно, сама бы созналась в преступлении. Нам с тобой, Мария.

— Почему вы так думаете?

Родион Потапович усмехнулся:

— А ты поставь себя на ее место. Тем более тебе это и не так уж трудно — ты почти что была на этом месте. Думается, девушке очень нужны были деньги, если она согласилась исполнить заказ за Амалию Шпеер. Убийство Гараняна скрывают, ретушируют, а потом начинается отстрел девушек. Когда Инна понимает, по какому принципу их убивают, она приходит в отчаяние. Что ей делать? Бежать! Но еще оставалась в живых и она сама, и Амалия. И Инна не села на поезд на Воронеж, она идет к нам. В милицию ей нельзя, а нашу фирму, вероятно, кто-то порекомендовал. Не знаю, как она повела бы себя в дальнейшем. Но мы не взялись бы раскручивать клубок преступлений Храмова, Ованесяна и компании без полной картины событий — это очевидно. Быть может, она хотела рассказать нам то, чего мы еще не знаем. И может, не узнаем никогда.

— Ну что же, — сказал Крыжалов, — картина, не лишенная логических изъянов, но в целом удобоваримая.

— А ты, Василий, как был педантом, так им и остался! — кольнул его Родион.

— От педанта слышу! Моя сотрудница хоть знала, что будет твориться в «Бункере». А ты молчал до последнего.

— Ну, уел, уел, — смущенно пробормотал Родион Потапович, пожимая плечами.

В этот момент раздался звонок в дверь. Кто-то пожаловал. Я вышла в приемную и глянула на монитор. Черт побери! Там красовалась постная добродетельная физиономия Виталия Храмова…