ГЛАВА 3
…«Она была очень странной женщиной. Она любила свою свекровь, ни разу не изменила ни одному из мужей, ее совершенно не раздражали ее собственные дети и бесконечная возня на кухне.
Вот такой вымирающий экземпляр Homo Domesticus.
Вдобавок она была потрясающе красива, и окружающие тихо ненавидели ее. Она знала об этом и очень горевала.
— Эти противные огромные голубые глазищи и ненавистные белокурые кудряшки! Эта омерзительная бархатная кожа и дурацкие длинные ноги! И кому я такая нужна! — тосковала она перед зеркалом.
И действительно — из-за своей красоты она долго не могла выйти замуж. (Как позже из-за своего ума — развестись.)
Одни мужчины считали, что она абсолютно недосягаема, другие — что сверхдоступна. А уж когда и те и другие узнавали, что она к тому же и чертовски умна, — они бежали от нее, как от крымской геморрагической лихорадки. Ее несостоявшиеся свекрови только подгоняли их — в образе этой странной женщины неземной красоты, невероятного ума и небывалой кротости перед ними представал худший из возможных вариантов невестки.
Она ходила по городу, как инопланетянка, она посылала письма в колонки брачных объявлений, она перезнакомилась со всеми мужчинами в подъезде и до 26 лет оставалась девственницей.
Она добилась своего.
Когда ей было 28, весь город уже знал, что она хочет замуж.
А когда ей стукнуло 30, ей подарили первого мужа… Он тоже был ненормальным. Уважал действующего президента, не пил, не курил, ненавидел футбол и рыбалку, любил свою работу и не считал, что ему за нее мало платят»…
С самого утра Леонида лежала на пляже в тени и пыталась читать новый роман своей любимой Риты Прусской, удивляясь, как можно не любить такого замечательного автора. Солнечные ожоги почти прошли, но теперь она, во избежание новых неприятностей, пряталась под навесом, кутаясь в легкое темно-синее платье-халатик с длинными рукавами. Позаботилась она и о том, чтобы как следует намазаться кремом от загара, — в этом ей помогла Инесса Казимировна.
Почему-то сегодня ей не читалось. Весь день она продолжала в душе вчерашний спор с нелюбезным Сергеем Александровичем — да, накануне вечером Ирина и Инна во всеуслышание сообщили, что именно так его зовут. Что ж, ей вчера довольно популярно объяснили, что между ними не может быть ничего общего. Так оно и было. Ну и что? Стоило ли ей придавать этому значение, если перед ней лежала «Смерть под ореховым кустом»?
Она попыталась заставить себя читать, ведь занимательная книга обещала несколько часов полного отключения от действительности, а действительность была такова, что хуже некуда.
Предложений руки и сердца пока что не поступало, так что все ее переживания и страхи по поводу данного накануне обета не имели смысла. Она даже посмеялась над собой и из-за этих страхов, и из-за самого обета — надо же, что себе навоображала!
Навоображала она себе действительно много. Она так и сяк оценивала проживающих в отеле мужчин, прикидывая, кого бы хотела видеть своим мужем.
Конечно же, она сразу исключила Витька — это был просто шут гороховый! Утром она встретилась с ним в холле, он возбужденно разговаривал с кем-то по телефону. И опять голый! Ну никакого стыда у человека! Хоть бы прикрылся, увидев ее. Так нет же, он, наоборот, так и пожирал ее глазами, словно это не он, а она в полном неглиже.
Ненамного лучшего мнения она была и о Платоне Августовиче — этот человек вообще не вызывал у нее никаких чувств.
Семен Самуилович, несмотря на их якобы идеальную совместимость, исключался сразу — глупо было и думать о таком мезальянсе! Кстати, возраст почтенного старичка не играл никакой роли. Вот ей, например, очень нравился Михаил Егорович — за таким мужем она бы чувствовала себя спокойно и уверенно, но он ведь уже занят.
Оставался все тот же Сергей Александрович. Тоже не подарок! Леонида чувствовала к нему сильную неприязнь, которая резко усилилась после того, как он, в компании с Витьком, с раннего утра отправился на нудистский пляж, переполошив этим демаршем все дамское население отеля.
Ну и кого же она собирается тут охмурять?
Ей вдруг послышался ехидный голос подруги: «С твоей разборчивостью ты никогда не выйдешь замуж!»
А может, Татьяна права? И вместо того, чтобы выискивать в каждом окружающем мужчине плохое, стоит поискать хорошее?
Вот, например, сейчас, на пляже она не знает, как ей отделаться от назойливого Платона Августовича. Этот странный человек вчера за обедом подсел к ней за столик и ни с того ни с сего предложил поиграть в интересную, как он сказал, игру — «ассоциации».
Поведение малознакомого человека показалось ей странным, однако его общество все-таки меньшее зло, чем одиночество, — как-то так вышло, что она не смогла сойтись с местными дамами. Может, они правы и она действительно «холодная, бесчувственная, высокомерная, сухая зануда»?
Короче, она согласилась поиграть, и до конца обеда ей пришлось обмениваться с новым знакомым словами-ассоциациями, которые возникали у нее в ответ на слова партнера. Какая-то чушь, бессмыслица: «за бугром — гостиница; отдых — деньги; зарплата — контора; шеф — муж; свадьба — мечта…» Однако эта чудаковатая забава сблизила их, и у Леониды появился первый приятель в этом отеле.
Конечно, вскоре выяснилось, что «приятель» и «приятный» — хоть и однокоренные слова, но не синонимы: уже к вечеру Леонида начала уставать от навязчивого внимания Платона Августовича. В его компании ей было мучительно скучно, она с трудом подавляла зевоту. Может быть, она почувствовала в нем родственную душу? «Холодный, сухой, бесчувственный» — как ни мало она его знала, ей казалось, что все эти слова можно отнести и к нему…
Вот и сегодня — он уже с утра поджидал ее в холле, чтобы вместе отправиться на пляж. И теперь сидел рядом с ней под навесом — и надоел, и прогнать неловко.
А может, стоит переломить себя, отложить книжку и попробовать просто пообщаться с человеком?
Пока Леонида терзалась неразрешимыми вопросами, отель продолжал жить своей сонной, расслабленной жизнью.
Если бы кто-то задался целью составить местное расписание, оно выглядело бы приблизительно так: большинство постояльцев вставало в 9.30 — крайний срок, чтобы успеть к завтраку, который начинался в 10.00. Роль будильников исполняли неугомонные Артем с Машей — если матерям удавалось накануне угомонить их пораньше, уже в полдевятого, а то и в восемь утра их буйные пробежки с воплями и свистом поднимали не только обитателей «Дастана», но и отдыхающих в соседних кемпингах.
После завтрака и чтения газет почтенная публика лениво перебиралась на пляж, где вяло обсуждала только что прочитанное и наблюдала за буйным весельем все тех же неутомимых Артема и Маши — единственных, кто вносил свежую струю в этот полусонный отдых. Их мамы тщательно намазывали друг друга кремами от и для загара, затем, когда проходило положенное для пребывания на солнце время, перебирались в тень и принимались горячо обсуждать «нравы этих жутких мужчин, для которых на нудистском пляже словно медом намазано». Устав от обсуждения, женщины жеманно спускались к воде и неловко плескались там минуты три, изо всех сил вытягивая шеи, чтобы не замочить волосы, а потом выходили и снова грелись на солнышке. При этом то одна, то другая, для порядка оглядевшись, демонстративно снимала лифчик, не столько для того, чтобы принять полноценную солнечную ванну, сколько для того, чтобы зимой хвастаться перед знакомыми: «Это так шикарно — загорать топлесс!»
Когда мимо проносился какой-нибудь смельчак на водных лыжах или парашюте, полураздетые дамы начинали громко визжать, старательно привлекая к себе внимание.
В час дня, перед обедом, устав от солнца, моря и разговоров о мужчинах, дамы возвращались в отель, чтобы успеть принять душ, высушить волосы и предстать перед представителями сильного пола во всеоружии.
После обеда начиналось то, что в испаноязычных странах называют сиестой.
Отдыхающие проводили ее по-разному. Например, Семена Самуиловича при желании не так-то просто было найти. Этот человек всегда держался в тени. Кто-нибудь мог бы подумать, что он только и делает, что спит или же, наоборот, никогда не спит, а постоянно следит за нудистами, но это было не так. Внимательный наблюдатель увидел бы, что стоит чему-нибудь произойти, невзрачный старичок уже тут как тут, незаметно стоит где-то рядом и строчит в своем блокнотике… Многие в отеле не замечали, что за ними по пятам следует тень…
Одним из любимых развлечений публики было катание на яхте. Небольшое комфортабельное судно принадлежало хозяину. Несмотря на довольно высокую почасовую плату от желающих покататься не было отбоя. Часто после завтрака Бюлент возил на яхте Карен, однако никто не верил, что это было связано с исследованиями ученой немки, слишком уж довольными они возвращались на берег.
А после обеда судном завладевали Инесса Казимировна с Михаилом Егоровичем. Как утверждала почтенная матрона, с моря открывался прекрасный вид на берег, на яхте она могла часами предаваться любимому делу — рисованию акварелью. Муж ее в это время дремал в шезлонге на палубе.
Но вот послеобеденные занятия Карен очень мешали Леониде — ровно в 15.00 немка начинала стучать на машинке, и, так как тонкие гостиничные стены не имели никакой звукоизоляции, в это время отдых в номере был совершенно исключен.
Но Леонида не огорчалась — сидеть в гуще оливовых веток или на уединенной лавочке в кустах было ничуть не хуже.
Вот и сегодня она собиралась именно так скоротать время после обеда, а пока лениво пропускала между пальцев горячий песок и, закрыв глаза, слушала шум моря и детский визг. Книгу и Платона Августовича она решила на время отложить.
— Машка, вы завтра едете на экскурсию в крепость? — голос Артема раздался совсем рядом с ней.
— Да, а вы? — отозвалась девочка.
— Мы тоже едем! Мама уже два стеклышка закоптила, чтобы смотреть на затмение.
— И мы закоптили, и мы! А почему на затмение нельзя смотреть?
— Ослепнешь!
— Почему это — ослепнешь? Вот могу же я просто на открытое солнце посмотреть — ой! Ну немножко-то могу! Почему же нельзя на закрытое солнце смотреть!
— Ты Машуля, наверное, в школе одни пятерки получаешь! — раздался голос Иры. — Учителя любят таких почемучек!
— Не знаю, может, где и любят, — отозвался голос Машиной матери, — а у нас в школе мне так прямо и сказали: «Ваша дочь уже всех учителей замучила своими вопросами! Не дает урок нормально вести!» Представляешь? Чему же они тогда учат на этих уроках, если ребенок не получает ответов на свои вопросы!
Дети убежали, а взрослые продолжали развивать школьную тему.
— Как же я школу ненавидела! Особенно математику! — воскликнула Ирина. — А бывший муж терпеть не мог русский. Артем, наверное, от нас обоих унаследовал — ни того не знает, ни другого.
— Нечего ребенка обвинять! Я считаю, во всем виновата школа. Никому ни до чего нет дела. Бардак такой, что просто жуть! Разве раньше так учили?
— Да, школы совсем испортились. В наше время было гораздо больше порядка. Октябрята, пионеры… Как ни плохо, а все-таки лучше, чем ничего. А сейчас школа детей совершенно ничем не занимает, внеклассной работы — никакой!
— Да и классная работа — тоже никуда! Вот, например, с этим затмением. Я и сама толком не знаю, почему люди коптят стеклышки, чтобы смотреть на солнце. А ведь не только школу, еще и техникум окончила!
— Да-да, точно. Я и сама с незаконченным высшим, и тоже стеклышки закоптила. И еще хочу вечером в церковь зайти, надо свечку поставить, мало ли что.
Леонида вспомнила, как непросто ей было учиться в школе, особенно в старших классах. Ей совершенно не давалась химия, она ненавидела этот предмет, по которому, как ни старалась, ей не удавалось получить ничего выше тройки. Нелюбовь к предмету перенеслась и на учителя — а может, было как раз наоборот? Химик воплощал в себе все черты, которые в то время были ей ненавистны, — сухой, бесчувственный чурбан! Теперь-то она понимает, что дело было не в химике, а в ней самой — какие уж тут науки, когда все ее мысли были не об уроках, а только о мальчишке с последней парты — как же его звали? Ах да, Андрюшка Сизов! Она часто оборачивалась, чтобы посмотреть на него, и все время встречалась с ним взглядом. Они оба краснели и быстро, как будто застигнутые на чем-то неприличном, отводили глаза. Так и закончилось все одними взглядами. Ни у кого из них не хватило смелости на признание. Ох и дурачки же были! А она такой и по сей день осталась. Всего на свете стесняется, как первоклашка.
— А вы? Какие у вас воспоминания о школе? — вкрадчивый голос Платона Августовича отвлек ее от размышлений.
— А? Ах, школа… Так, ничего особенного. Помню только, что терпеть не могла химию.
Платон Августович почему-то вздохнул.
— Да, — сказал он. — Не вы одна.
— Неужели и вы тоже? — Леонида взглянула на собеседника с некоторым интересом.
— Ну, как вам сказать… Не то чтобы я очень не любил эту науку… Вообще-то я учитель химии!
Учитель химии? А в анкете, как прочли Инна с Ирой, написал просто «учитель». Леониде с трудом удалось подавить нервный смешок. Потом она подумала: в конце концов, какая разница! Пора наконец избавиться от детских комплексов. Нечего переносить неприятные воспоминания на ни в чем не повинного человека.
Словно пытаясь искупить какую-то вину, она все оставшееся до обеда время была преувеличенно любезна и внимательна со своим собеседником.
А может быть, она предчувствовала, что ждет ее дальше?
Потому что дальше случилось чудо.
Не прошло и полусуток, как учитель химии ПРЕДЛОЖИЛ ЕЙ РУКУ И СЕРДЦЕ!
И она, удивляясь своему безрассудству, не раздумывая, без колебаний согласилась.
Вот что писала подруге бессонной ночью дрожащая от возбуждения, ошеломленная и испуганная Леонида:
«Танюшка, поздравь меня! Прошли лишь сутки с того момента, как я дала обет выйти замуж за первого встречного, и вот — Платон! Конечно, он не первый встречный, совсем даже наоборот — это солидный, респектабельный человек, он старше меня на девятнадцать лет — ему пятьдесят один. Наверное, это то, к чему я всю жизнь подсознательно стремилась — найти надежную опору, друга, на которого я могла бы во всем положиться. Платон, как мне кажется, именно такой. Ты не представляешь, как он все быстро организовал — созвонился с консульским отделом и договорился, что там нас без проблем распишут в ближайшие три дня.
Мы уже объявили о помолвке, а через несколько дней будем венчаться в церкви — и об этом он уже договорился! Видела бы ты, как вытянулись физиономии у женской части населения отеля, да и у мужской, когда они узнали о готовящейся свадьбе, — один только вид их потрясенных лиц стоит того, чтобы заварить такую кашу!
Наше объявление затмило даже затмение солнечное — такой вот каламбур. Случай явно неординарный — по словам персонала, такое здесь происходит впервые, правда, и отель работает всего второй сезон. Хозяин очень доволен — еще бы, предстоящая свадьба — отличная реклама заведению. Расходы по празднованию он собирается взять на себя и уже начал переговоры с журналистами о широком освещении этого события. Представляешь, я стану местной знаменитостью! Да, всем гостям будет о чем порассказать, когда они вернутся домой.
А теперь все по порядку.
Честно говоря, я не знала, что это может случиться вот так, вдруг. Я, конечно, понимала, что нравлюсь Платону, и он начал за мной ухаживать, но чтобы он влюбился до такой степени! Это вообще на него не очень похоже — как я уже писала, он производит впечатление уравновешенного и сдержанного человека. И на тебе — такое безрассудство! Вот, оказывается, что с нами делают чувства.
Ты извини, я немного путано все излагаю, в голове у меня полный сумбур, и я никак не могу привыкнуть к своему новому положению — подумать только, ведь я же теперь невеста! Никогда не была таковой, и меня смущает ощущение некоторой несвободы и то, что почти посторонний человек может запросто обнять меня и даже поцеловать… Но, как я понимаю, со временем это пройдет. Я чувствую, что набираюсь опыта с каждым часом, с каждой минутой!
А теперь — подробности. Все это произошло на вечерней дискотеке. Ты знаешь, я и в юности не была любительницей таких увеселений, а теперь, в моем возрасте, трепетать, ожидая приглашения от кавалера, просто смешно. Однако когда Платон пригласил меня, мне было приятно, тем более что он опередил Витька — есть тут такой неприятный тип, не заслуживающий того, чтобы писать о нем подробно. Они оба направились ко мне, но Платон выиграл эту маленькую гонку и прямо тут же, во время первого танца, признался мне в любви и сделал предложение. Теперь я знаю, как это бывает, не только из романов! Оказывается, это достаточно обыденно, но льстит самолюбию. Вот дословно его слова: «Леонида, я вас люблю и прошу вашей руки». Немного банально, хоть и совершенно неожиданно, правда? И почему-то совсем не романтично… Но у меня все равно отнялся язык и ноги, я встала как столб и, открыв рот, смотрела на него, пока он не повторил слово в слово ту же самую фразу. Тогда я закивала, быстро-быстро, а потом с трудом выдавила: «Да!» По-моему, я заикалась и даже, как назло, охрипла… И вот теперь я мучаюсь — не слишком ли быстро я согласилась? И не слишком ли выдала свою радость? Потому что я была, да и сейчас нахожусь, просто на седьмом небе от счастья — еще бы, то, о чем я давно мечтаю, вот-вот сбудется!
Ты, конечно, поинтересуешься насчет моих ответных чувств к нему. Я так и слышу твой язвительный голосок, вопрошающий: «А ты-то сама любишь его хоть чуть-чуть?»
Если бы ты не была моей самой близкой подругой, я бы соврала, сказав, что — да, он мне очень приятен, его присутствие доставляет мне радость. Но я напишу тебе все, как есть, — нет, я бы никогда не представила себе его в качестве своего возлюбленного, если бы он не совершил такой безумный шаг. Поэтому теперь и я, пожалуй, уже начинаю к нему что-то испытывать — он меня смутил, удивил и заинтриговал — не правда ли, эти чувства — вполне достаточная основа для брака? Во всяком случае, теперь он мне уже совсем не противен. К тому же он починил мои часы — те, которые я испортила в первый день, во время купания. Он что-то такое с ними сделал, что теперь они снова тикают и действительно не боятся воды. Он сказал, что возиться с мелкими механизмами — его хобби. Правда, чудесно? Что ж, теперь я знаю, что мой жених, слава богу, не из тех мужиков, которые не знают, с какой стороны держаться за молоток.
Видишь, я научилась не быть разборчивой и не откладывать решение важных вопросов в долгий ящик — ты на меня действительно хорошо влияешь!»
Леонида запечатала письмо и глубоко вздохнула.
Через несколько дней она станет замужней дамой!
Она представила себе, как вытянутся лица ее начальников, когда она приведет мужа на фирму и познакомит с ними. Может быть, кто-нибудь из них даже пожалеет, что в свое время не обращал на нее, Леониду, никакого внимания… Не сумел оценить ее по достоинству…
А потом она предъявит свое новое приобретение родителям — и они наконец-то будут довольны! В последние годы их отношения совсем разладились, и все из-за Леонидиного одиночества. «Мне даже с подругами своими встречаться стыдно! — корила ее мать. — У всех уже внуки, а ты даже еще не замужем!» Эти упреки резали Леониду, как ножом. Выслушивать такое от мамы! Которая и сама-то родила ее в тридцать пять лет! В итоге дочь почти перестала бывать у родителей, ограничиваясь лишь звонками. И вот теперь эта черная кошка, пробежавшая между ними, будет наконец изгнана.
Ну и, конечно же, она познакомит новоиспеченного мужа с Татьяной — и уж тогда, впервые за многие годы, не будет комплексовать, общаясь с любимой подругой! Она даже готова выслушать Танюшкино мнение о своем муже — пусть это будут любые слова, даже самые нелестные, она к тому времени уже будет защищена надежной броней супружества.
Теперь ей нужно как следует подготовиться к завтрашней экскурсии. Нельзя было, чтобы Платон краснел за нее!
Она проверила, заряжен ли фотоаппарат, и принялась подбирать одежду для предстоящего «выхода в свет». Нечто безусловно подходящее для длительной прогулки по горам и в то же время соответствующее ее новому положению — смесь спортивного с романтическим. Она остановилась на коротких облегающих бриджах из серебристой ткани, ярком желтом топе, удобных желтых тапочках в тон топа и серебристом козырьке в тон бриджей. Ну и, конечно же, темные очки и легкая сумочка с фотоаппаратом. Что еще? Ах да! Надо еще с утра вымыть голову и как следует уложить волосы феном — в первый раз со дня приезда. Ну и, конечно, косметика — сейчас она, нераспакованная, лежит на дне чемодана, но завтра как раз подходящий случай, чтобы ею воспользоваться.
Счастливая Леонида подошла к окну и высунулась в открытую створку, вдыхая полной грудью теплый ароматный воздух. Море заполняло собой больше половины открывшейся перед ней картины, оно дышало, спокойно и ровно, как безмятежно спящий. Впереди у Леониды было самое счастливое для каждой женщины время.
Завтра она впервые спустится со своего этажа в качестве невесты, а потом совершит свое первое путешествие в компании жениха. Затем будет интересная поездка, осмотр знаменитой крепости, затмение…
Она была уверена, что экскурсия в крепость Аланьи останется одним из самых значительных воспоминаний всей ее жизни.
