Воронеж

Самойлов позвонил Колпакову.

– Башлыков молчит? – спросил он.

– Молчит.

– У меня для вас есть информация. Обещайте, что подождете с выводами, пока я не вернусь из Воронежа.

– Двадцать четыре часа еще не прошло, – улыбнулся на том конце провода Колпаков.

– Тут пруха пошла, случается и у меня везение. Запишите адрес. – Самойлов дал Марусе ручку и показал, где писать, а сам диктовал. – Записали?

– А что там интересного? У меня беременных сотрудниц, слава богу, пока нет.

– Там в морге в боксе номер двенадцать лежит тело адвоката Попакакиса.

– О как! – воскликнул Колпаков.

– Вот так.

– А почему мне звоните? Порадуйте своих бывших сослуживцев. Я еще разрешение на обыск у него не получил.

– Звоню, потому что в кабинете патологоанатома – это там же, в морге, – лежат два связанных тела. Женщины и мужчины. Женщина застрелила Попакакиса, сама вам потом расскажет, почему. А мужчина работал, как и адвокат, на поставках поделочного материала для доктора Хигенса. Он патологоанатом.

– Мощно это у вас получилось, – похвалил Колпаков. – Опять вы меня удивляете, Прохор Аверьянович! Может, и об оружии знаете – где искать?

– Найдем, куда оно денется, – неопределенно пообещал Самойлов.

– А зачем в Воронеж?

– Этот доктор из морга, как я понимаю, занимался анатомическим материалом. На живых, я думаю, заказы получал Башлыков. Он не заговорит, пока мы не задержим заказчика. Слишком большие деньги, вероятно, в этом деле крутятся, он молчит, потому что боится за свою жизнь. Адвокат, скорее всего, был посредником между поставщиками и заказчиком, но он уже ничего не скажет.

– И вы знаете, кто этот заказчик?

– Знаю, – скромно объявил Самойлов. – Но съездить в Воронеж для полной уверенности не помешает. Так вы обещаете, что дождетесь меня?

– И кого я не должен трогать до вашего возвращения? – конкретно решил выяснить Колпаков.

– Никого из тех, кого назовут женщина и патологоанатом.

– Что смогу – сделаю.

Через полтора часа Самойлов садился в поезд. Гоша очень разволновался, уговаривал Старика разрешить лично довезти его до Воронежа, но Самойлов объяснил, что в его присутствии там главное – неприметность. Скромный старикан из поезда и старик из иномарки с московскими номерами – это очень резкий контраст.

– Ты ведь не умрешь, пока не найдешь моего брата? – приободрила его Лера на прощание.

– А кто мне обещал белые пески Мачилипатнами? – возмутился Старик.

В поезде он заснул, как только его сердце приноровилось к чужому механическому ритму стука колес. Так хорошо Старик давно не спал.

Воронеж встретил его дождем и мокрым снегом. Он сказал таксисту название кафе – «Гулливер», да и куда еще податься одинокому старику поздно вечером?

Дальше – как в шпионском триллере. Хозяйке «Гулливера», занятой на кухне проверкой сервировки блюд (в этот вечер в кафе гуляла большая компания деловых людей), Старик шепнул, что он от Коломбины. Через десять минут он был накормлен и даже уложен на продавленном диване в комнатке с бухгалтерией («А то у вас что-то на лицо тяжесть из желудка накатила»).

Вздремнув, он осмотрел в щелку двери из подсобных помещений гуляющую публику и высоченного мужика в кожаном камзоле, в сапогах с отворотами, в широкополой шляпе, которой тот то и дело обмахивался, совершенно замучив перо на ней. Зато пышные кружевные манжеты при этом привлекали внимание к его кистям с пальцами такой длины и завораживающей породистости, что редко кто из гостей-мужчин после их осмотра не покосился ненароком на свои пальцы да и не сжал их потом в кулак.