Поделки

Казалось, что с каждой проведенной здесь минутой жизнь утекает в белый потолок. Металлические спинки кроватей очень удобны, чтобы хвататься за них и напрягать тело, совсем размякшее после укола, – странное и довольно бессмысленное занятие для лежачего больного. В половине двенадцатого ночи Прохор Аверьянович не выдержал и, крадучись, выбрался из палаты в коридор, потом – к лестничной клетке. На оставленном Гошей сотовом он набрал рабочий телефон Колпакова. Тот взял трубку после первого гудка.

– Допросили? Что-нибудь прояснилось? – спросил Самойлов.

– По допросу – ничего нового, твердит, что она – Инна Ялина, сестру старшенькую не убивала, вас не трогала – сами свалились на лестнице. Письма вам не писала, от апельсинов – аллергия. Шрама на руке нет. А вот по документам, изъятым в ходе обыска, кое-что проклюнулось.

– Я к вам подъеду на такси через полчасика? – попросил Самойлов.

– А вы разве не в больнице?

– Уже нет, – уверил его Прохор Аверьянович и бросился в палату за большим пакетом, который он предусмотрительно выпросил у санитарки, чтобы забрать свою верхнюю одежду с собой.

В отделении у Колпакова Самойлов первым делом попросил выполнить его просьбу. Колпаков согласился и ближайшие полчаса звонил по разным номерам. После этого развел руками. Неопознанных и опознанных трупов с огнестрелом в грудь в ближайшие два дня никуда не поступало, заявления на исчезновение известного адвоката – тоже.

– Ну и ладно, – вздохнул Самойлов. – Что у вас проклюнулось, рассказывайте.

Колпаков разложил перед ним на столе бумаги.

– Вот этот документ обнаружен нами в квартире Башлыкова. Вот этот – в доме сестер Ялиных. А вот эта визитка, обратите внимание – в квартире погибшей девочки с жабрами.

Самойлов сначала взял визитку. Она была на немецком языке. Некая фирма «Хипекс» предлагала свои услуги по медицинскому оборудованию.

На имя Ялиной имелся договор на продажу тела после смерти. Старик задержал дыхание. Зоя Ялина подписала договор, по которому в момент его заключения она получала десять тысяч евро (переводом через банк на указанный счет), а после ее смерти еще пять тысяч получали ближайшие родственники, которых она должна была в договоре указать. Подобные обязательства брала на себя фирма «Хипекс» – имелись ее реквизиты. Старик посмотрел на дату. Чуть больше года назад. Кого указала Зоя Ялина как ближайшую родственницу? Самойлов угрюмо кивнул сам себе: конечно, сестричку Инну.

На фамилию Башлыкова имелся документ для налоговой инспекции семилетней давности, по которому Башлыков Е.П. в течение восьми месяцев получал выплаты за услуги, всего – 12 тысяч 600 марок. Деньги за частные услуги выплачивала фирма «Хипекс», представительство которой тогда было зарегистрировано в Москве по адресу…

Самойлов откинулся на спинку стула.

– Откуда у вас эта визитка? – спросил он.

– После осмотра тела девочки нашим патологоанатомом я лично съездил к ее матери и спросил, не было ли у кого-нибудь явного интереса к странностям строения тела ее дочери. Она с трудом, но припомнила, что лет пять назад, когда они жили полгода в Германии, девочка проходила обследование в медицинском центре, после чего очень известная тамошняя фирма предложила свои услуги по изучению аномалии дочери и возможных ее устранений. Тогда-то им и была вручена визитка с просьбой обращаться в любое время. Наконец-то я нашел нечто, объединяющее эти три истории! Что скажете, коллега?

– Нужно узнать побольше об этой фирме, но самое главное – расколоть Башлыкова. Почему он хранил эту выписку для налоговой? Почему так долго?

– Да вы бы видели его архив! Все коммунальные и телефонные счета за двадцать лет. Аккуратно рассортированные по месяцам. Не знаю, как ему это удавалось, но даже за услуги сантехников Башлыков платил через сберегательную кассу, и все квитанции, естественно, сохранены и рассортированы. А чего стоят скрепленные в отдельную папку чеки по оплате ритуальных услуг и установлению памятника теще двенадцать лет назад! А по этой выписке все предельно ясно. Она из папочки, в которой хранились документы на покупку квартиры для дочери. При покупке недвижимости сверх определенной суммы нужно было указать источники дохода.

– Тогда он не профессионал в деле похищения людей, – кивнул Самойлов. – Профессионалы бухгалтерию не хранят.

– Нам от этого только хуже, – вздохнул Колпаков. – Профессионала можно уговорить на сделку. Мой напарник сейчас шарит по Интернету. Ищет все на «Хипекс». Обещал через полчаса принести распечатку. Коньяку выпьете?

– Выпью, – кивнул Самойлов и тут же пожалел, что дернул головой – комната плавно поплыла перед глазами. Выходящий Колпаков изящно просочился в открытую дверь, Самойлову даже показалось, что он видел мелькнувшие в воздухе подошвы его ботинок.

«Интересно было бы порыться в архиве супругов Капустиных… А еще лучше – в потайном ящике Элизы Одер, – подумал Старик и сам себе усмехнулся: – Наверняка оплата за аренду оленя с повозкой там не обнаружится!»

И в этот момент перед его глазами возник образ девочки Леры – почему-то заплаканной. Она говорила, что искала адвоката… Адвоката, который помогал при усыновлении американской семьей ребенка Мукаловой. Искала и нашла. Икарий Попакакис… Наверняка усыновление происходило по взаимному сговору – никаких официальных юридических документов, а адвокат понадобился американцам для подстраховки, чтобы у настоящей матери не возникло в дальнейшем причин, по которым она могла бы потребовать сына обратно. И тем не менее… Тем не менее Попакакис участвовал в этом и знал об особенностях строения тела Антоши Капустина. Обыск в доме адвоката? Официально – невозможно… А неофициально? Самойлов застыл, стараясь вспомнить нечто очень важное, но мысли ускользали. Он шарил глазами по столу Колпакова. Перекидной календарь, блокнот… Блокнот!

Не дыша, Самойлов запустил руку во внутренний карман пальто и достал красный блокнот, который девочка Лера забрала из сейфа.

«Спорим, – издевательски заметил он сам себе, – это будет на букву „х“?»

Блокнот оказался без маркировок. Никакого алфавитного указателя. Самойлов задумался: «В первой половине адвокат записывал, кто должен ему, а во второй…»

Где же начинается вторая половина? Он тщательно, стараясь аккуратно захватывать странички, листал блокнот. Наконец наткнулся на страницу, где стояла большая буква Х с точкой и были указаны три разных номера телефона, один из которых, судя по количеству цифр, был международным.

Пришел Колпаков, принес два пластмассовых стаканчика и распечатку по фирме «Хипекс». Початую бутылку коньяка он держал в тумбочке стола. Разливал молча, дожидаясь, пока Старик закончит изучать блокнот.

– Можно с вашего телефона позвонить в другой город? – спросил Самойлов.

– Можно, если оставите наработку, по какому делу. Личные звонки не разрешены.

– А я еще не знаю, какие это звонки. Есть мыслишка, что все это – на ту самую букву «хэ».

– А вот если на «хэ», так у меня уже папочка заготовлена на фирму «Хипекс», звоните, сколько хотите.

– А по международной линии? – прищурился Самойлов.

Колпаков задумался. Улыбнулся и погрозил ему пальцем:

– Я не верю, что все так просто. Вы что-то нарыли, пока я уходил?

– Вот это – ленинградский или московский номер?… – показал Самойлов первый номер на страничке с буквой Х.

– Скорей московский, иначе обязательно приписали бы код города.

– Допустим. Вот этот код города мне неизвестен.

– Воронеж, – с ходу определил Колпаков.

– А это, я думаю, где-то далеко. Больше десяти цифр.

– Звоните вот с этого аппарата, на нем автоматически включается запись.

Самойлов набрал по очереди три номера из блокнота Попакакиса. Получил в ответ три записи с автоответчика. Первые две – одинаковые. «Вы позвонили Сесилии Суграна, я сейчас занята, оставьте свой номер телефона. С вами свяжутся в течение часа». А третья – на английском языке. Прослушав ее дважды, Колпаков весело посмотрел на Старика.

– Мне показалось или она ругается по-черному? – не поверил своему знанию чужого языка Самойлов.

– Ну уж, по-черному… Она ругается по-английски. Говорит, что вы настоящая безмозглая задница, если позвонили ей домой в дневное время, и полное ничтожество, если не по делу. А если по делу, звоните в офис, где она, в отличие от некоторых бездельников, зарабатывает деньги с восьми утра до семи вечера. Что-нибудь узнали?

– Пока анализировать нечего.

– Я бы подкинул ей свой номер на московский автоответчик, может, информации прибавится? – предложил Колпаков.

Так и сделали. Пока Самойлов перезванивал на московский телефон и диктовал номер, написанный Колпаковым, тот выбрал несколько листов из распечаток.

– Итак, коллега! «Фирма „Хипекс“ образована Генри Хигинсом в 1982 году в Австрии – открытием цеха по изготовлению медицинских муляжей. Впоследствии занималась переправкой медицинских препаратов и органов для трансплантаций. С 1989 года доктор Хи, как его называют на родине, объявил себя скульптором и впервые представил на обозрение публики свои работы, больше напоминающие анатомический материал. Публика не сразу поняла, что его скульптуры представляют собой не что иное, как обработанные и закрепленные в виде композиций мертвые тела людей». Так… дальше – гонения, обличительные статьи в прессе… Скандал в России в 1999 году. «Одна из посетительниц выставки доктора Хи узнала в представленном на обозрение экспонате тело своего умершего деда, на могилку которого она регулярно носила цветы». Тогда-то и вскрылись факты продажи новороссийским моргом так называемого патологоанатомического материала, а попросту – трупов. А вот тут – очень интересно! Существовал составленный по всем юридическим правилам договор между нашими чиновниками и фирмой «Хипекс» на поставку анатомического материала. Доктор Хи уверяет прессу, что он не мог всего предусмотреть и сам глубоко потрясен фактом неинформированности родственников. В дальнейшем обещал более внимательно подходить к факту приобретения материала для своих выставок и в обязательном порядке получать разрешения родственников.

– Я помню эту шумиху, – кивнул Самойлов.

– Любая шумиха шла на пользу доктору Хи. На каждую его выставку выстраивались огромные очереди. Почти всегда выставки продлевались – желающих посмотреть на обнаженные внутренности забальзамированных людей оказалось великое множество. Есть фотографии. Хотите взглянуть?

Самойлов закрыл глаза и покачал головой.

– Не хотите, и правильно. Я в морг спокойно на вскрытия хожу, а тут… как-то мозги холодеют. Очень эффектно. Он разворачивает тело, как обертку – отворачивает пласт кожи, потом поднимает мышечную ткань, обнажает кость. А вот есть грудное вскрытие, то есть… Я хотел сказать – изображение человека с открытой грудной клеткой. Сердце в разрезе.

– Валерия Капустина был права, – пробормотал Самойлов, – когда просила искать новую причину, – он посмотрел на удивленно поднявшего брови Колпакова и разъяснил: – Девочка, которая отдала вам письмо, она ищет похищенного брата.

– А у брата, соответственно… – подхватил с ходу Колпаков, – аномалии в строении тела?

– Точно.

– А вы ей все причины похищений перечислили? Ну, тогда должны были указать и медицинские потребности.

– Это не медицинские потребности, – кивнул Старик на бумаги, – это используется как материал для поделок. Могло мне такое прийти в голову?

– В какой-то степени, как и Кунсткамера Петра, подобный материал служит и для просветительских целей. Не забудьте, первые лекари-профессионалы появились только после изучения на трупах строения и аномалий человеческих органов.

– Эти скульптуры – поделки из трупов, и выставляются они на потребу толпы, которой приелись лицедеи, телевидение и живые звери в клетках, – возмутился Старик. – Если действительно окажется, что Антон Капустин пропал из-за подобной потребности, такая причина и рядом не стояла с медициной!

– Как же это называть? – скептично хмыкнул Колпаков.

– Поделками, – отрезал Самойлов. – А пропавших из-за этого людей – поделочным материалом! – Он встал и попросил: – Устройте мне встречу с Башлыковым.

– Сейчас? – посмотрел на часы Колпаков.

– На днях. Я позвоню, если найду связь между пропажей мальчика и этой фирмой.

– Покажете мне дело о пропаже ребенка? – встал и Колпаков, прощаясь. – Какая у него была аномалия? Хвост, жабры?

Самойлов остановился в дверях. Медленно повернулся, и Колпаков увидел на его лице странное озарение. Старик закинул руку себе за плечо, напрягся, как будто хотел почесать спину, но не доставал, и прошептал:

– У него на спине… Сложенные крылья. Да, крылья! Самые настоящие, я же видел рентгеновский снимок из медицинской карты, а все почему-то твердили: наросты, наросты…