Жизнь

После того как заявление о пропаже Антона было написано, жизнь в семье Капустиных резко изменилась. Где-то на третьи сутки родители, словно очнувшись, вдруг осознали, что у них пропал сын. Валентина от злобных криков и требований к Лере «немедленно рассказать всю правду» перешла к отчаянию, стала ходить за дочерью по пятам, обнимать ее и обливать обильными слезами. Папа Валя, крепясь из последних сил, уверял отдел розыска, что не имеет друзей мужского пола с гомосексуальными наклонностями и никогда не замечал ни у соседей по дому, ни у коллег по работе склонности к педофилии. Это так его измотало, что к концу первой недели расследования Валентин Капустин уехал на дачу и плавно, можно даже сказать, изящно – с коньяком и хорошей закуской – вошел там в пятидневный запой, постепенно доводя уровень своего падения до подозрительно мутного самогона, который занюхивался хлебной коркой.

Очнулся он, когда соседка принесла литр молока. Молоко пролилось в Валентина с живительной тягучестью, нежно смазывая горло, охрипшее от песен и криков отчаяния. Он выпил банку до дна, не отрываясь.

– Козье, жирное! – одобрила его переход от рассолов к молоку Анна Родионовна. – Козленочек-то ваш козой оказался! Нюськой.

– Не может быть, – прошептал Валентин.

Соседка вывела козу во двор.

– Видал, какая красота! – восхитилась она любимицей. – Шерсть висит до копыт, да я на нее молюсь! С нее по три платка за сезон получается.

На белом снегу вычесанная и ухоженная белая коза с закрученными спиралью рогами смотрела на него голубыми глазами.

От безмятежного взгляда козы папа Валя вдруг почувствовал весь мир внутри себя зародышем. Все, что окружало его в жизни, свернулось до размеров вселенского головастика – с хвостиком, с жабрами, со сложенными крыльцами, мягкими копытцами, лобастой головой! – и раздувало тело изнутри верой в вечность.

– Ме-е-е! – закричал Валентин Капустин, задрав голову в сумрачное январское небо, и никакими другими звуками он не мог тогда выразить свое языческое поклонение земле и жизни на ней.