35. Учительница
В метро болонка начала активно копошиться и копошилась минуты три. Ева не рискнула ее доставать для полного обозрения, просто прижала к себе сквозь куртку рукой. Болонка затихла и больше не мешала ей дремать. У дома Милены Ева выпустила болонку на газон, предлагая размяться, но собачонка испуганно жалась к ногам все время, пока Ева говорила по телефону. Осокина удалось найти только после третьего звонка на мобильный. Его не было ни в Службе, ни дома.
– Выясни, кого могут разыскивать власти Канады по Интерполу. Но сначала запиши и проверь информацию на имя – Милена Москвина, тридцатого или тридцать первого года рождения, в архиве были расхождения на этот счет. Если выйдешь на закрытую информацию, обратись к Зое Федан – аналитический отдел информационного центра. Скажи, чтобы она помогла с поисками, если хочет, чтобы я выполнила свое обещание.
– Ева Николаевна, – замялся Осокин. – Мне приказано с вами больше не работать. Я отозван и послезавтра уезжаю в срочную командировку. И еще схлопотал выговор за непотребное поведение, – вздохнул он.
– До послезавтра уйма времени. Осокин, сделай то, что я прошу.
– Но, Ева Николаевна…
– Если боишься светиться на рабочем месте, езжай ко мне в квартиру, Далила уже должна вернуться, включай мой компьютер и делай, что я сказала. Времени – в обрез.
– Да я и не уходил, вот, только что встал, – виновато бормочет Осокин. – Принял душ. Вот, позвонил, на свою голову, на работу. А мне – отзыв и выговор.
– Отлично. Иди в мою комнату и приступай. Я позвоню через полчаса.
– Ева Николаевна, вас ищет полковник Кошмар, он просил, если вы проявитесь, чтобы не отключали свой мобильник.
– Через полчаса.
Раздвигая ногами валяющиеся на полу обрывки писем, старых газет, ломкие засушенные цветы, давно утратившие даже намек на свой живой облик, Ева прошлась по разоренной комнате Милены. Дверь в квартиру ей открыл странный мужичонка, явно нуждающийся в срочном лечении, на которое Ева по его просьбе выдала две десятки и пообещала десять минут постеречь квартиру, а то он потерял ключи. Куда делась Милена, он не знал. Делать было нечего, если уж где и проводить обыск, так это удобнее всего в разоренной комнате, потому что можно действовать неаккуратно и потом за собой не убирать. Сняв куртку и выпустив на свободу лысую болонку, Ева принялась за дело с угла у окна. Некоторые конверты хрустели в ее руках и рассыпались, многие письма в них были на французском, от поздравительных открыток с розовощекими рождественскими младенцами или парафиновыми розами скоро стало подташнивать. Заболела голова. Ева даже обрадовалась шаркающим шагам в коридоре.
– Надежда! – крикнула Милена. – Вылезай из моей комнаты, пойдем пить чай, я тебе чтой-то расскажу!
Ева пошла на кухню.
– Это я, – сказала она, прислонившись к притолоке у двери.
– А я пришла с собрания жильцов нашего подъезда. Представляете, в жизни не была на таких мероприятиях, а тут вдруг подумала… Сахару нет, – объявила она, осмотрев свой шкафчик. – Ненормальный алкоголик. Мне всегда казалось, что алкоголики не любят сладкое, а этот кладет по четыре ложки в чашку! Да, что я говорила?
– Вы вдруг подумали.
– Да! Я подумала, почему бы не повеселиться и не объявить членам нашего жилищного кооператива о своей скорой кончине и полном отсутствии родственников.
– Зачем? – опешила Ева.
– Я же говорю, чтобы повеселиться! Сначала, понятно, они меня уверяли, что я буду жить еще долго, приглашали в ЖЭК на кружок вязания, а потом, как я и ожидала, разговор сам собой перешел в нужное русло. У меня ведь комната – тридцать три метра, окна эркером! И стали они сначала потихоньку, стесняясь, потом громче и яростней доказывать свои права на мою жилплощадь нашему председателю домкома.
– Повеселились? – улыбнулась Ева.
– Отменно. Собственно, мне и надо было всего ничего – доказать самой себе, что народ не меняется. Вот я пришла в жизнь, уйду из нее, а жизнь ничего и не заметит.
– Почему же вы думаете, что скоро умрете?
– Милочка, это банально. Для того, кто понимает, – банально. От меня ушел мой ангел-хранитель, это раз. Приходила смерть собственной персоной, это два!
– А, ну да, – кивнула Ева. – От вас ушла душа, и тут же пришла Марго.
– Ангел, душа, какая разница. Как хорошо, что вы зашли! – вдруг воскликнула Милена, потом подозрительно прищурилась на что-то у ног Евы, нащупала на шее очки на веревочке и нацепила их. – Вы только подумайте, – покачала она головой, – до чего в нашем доме крысы стали странные! Если народ не станет бороться за экологию, мутации среди низших форм победят высшие формы!
– Это не крыса, – Ева, не глядя, ногой задвинула назад болонку. – Это собака редкой породы. Она со мной.
– А-а-а, – неуверенно кивнула Милена. – О чем я говорила?
– Как хорошо, что я зашла.
– Ну конечно! Я с утра звоню вам по телефону с карточки, а мне противно так объявляют, что вы… Постойте, как же это? Что вы находитесь вне пределов! Представляете?
– Вне пределов досягаемости. Я пришла и слушаю вас очень внимательно.
– Чай заварился. Вам разбавлять кипятком?
– Нет.
– Отлично. Я тоже привыкла, знаете, пить только из заварочного. Так вот. Я хотела вас попросить, поскольку вы в КГБ на хорошем счету, устройте мне, пожалуйста, естественную кончину.
– Как это? – Ева не устояла на ногах и села на табуретку.
– Согласитесь, что естественная кончина для человека моего возраста вещь достаточно простая. Нет, если бы я лежала в постели, писала под себя и доводила собес требованиями места в доме инвалидов, то, конечно, быстрое отравление или меткий выстрел пошел бы всем только на пользу. Но я ведь никому не причиняю беспокойства, а последние дни вообще получаю от жизни массу удовольствий и развлечений!
– Я ничего не понимаю, – развела руками Ева. – Почему вы думаете, что вас должны убить?
– А зачем же вы тогда пришли? – хитро прищурилась Милена над чашкой.
– Я?.. Милена, вы узнали в театре человека и теперь считаете, что вашей жизни угрожает опасность? Кто это был? Назовите, пожалуйста, имя, я вас очень прошу!
– Я же вам сто раз сказала, что это был Бобер! – досадливо поморщилась Милена.
– Почему он должен вас убить?
– Я его узнала, он меня узнал, странно, что вы задаете такие вопросы, это же банально. Он вел дело моего мужа, изощренно пытал его и меня приглашал на допросы пару раз. Я, правда, сразу потеряла сознание, как только он показал свои поделки из человеческой кожи. Допроса не получилось. Потом он стал у вас в КГБ большим человеком, то ли секретным агентом, то ли начальником какой-то нелегальной бригады, стал ездить по заграницам. Денег всегда имел много.
– Он… – задумалась Ева, – показал вам звезду, голубка или…
– Серп с молотом, такой, знаете, уже высушенный. – Милена показала пальцами приблизительный размер, соединив указательные и большие пальцы друг с другом. – Странный цвет имеет человеческая кожа после обработки и сушки.
– Вы знаете, как его сейчас зовут? – напряглась Ева.
– Нет. Не интересовалась, хотя могла. Лет двадцать назад он совал мне в лицо иностранный паспорт и билеты на самолет в Канаду.
– В Канаду, – стонет Ева, потом резко хлопает ладонью по столу: – Вы можете поехать со мной в театр?
– Нет, конечно.
– Почему?
– У меня много дел. Сейчас ко мне придут несколько очень уважаемых граждан подписать договор об уходе за мной и об обеспечении моего захоронения после смерти. А вы хотите, чтобы я поехала в театр и еще раз, глядя в глаза, подтвердила агенту КГБ, что у меня прекрасная память?!
– Это какой-то бред, честное слово! – не выдержала Ева, вскочила и закрыла дверь кухни перед соседом. – Извините, оставьте нас одних! – прокричала она сквозь прозрачное стекло. – Какие уважаемые граждане? Что это вы устраиваете?
– Аукцион.
– Милена, перестаньте сходить с ума, я вас очень прошу, покажите мне этого человека, и вас никто после этого не тронет, умирайте себе на здоровье естественной смертью!
– После этого, конечно, никто не тронет, а вот перед этим меня сто раз пристрелят! И я не схожу с ума, а стараюсь помочь Надежде, потому как ей и так сейчас не сладко. А вы не прыгайте, пейте чай. Как с вами трудно беседовать, ей-богу, вы какая-то нервная, или спешите куда?
На Еву посмотрели прищуренные глаза, умело обведенные черным, под аккуратно выщипанными и накрашенными бровями.
– Ладно, – сдалась Ева. – Я села. Я никуда не спешу. Давайте по порядку. Вы устраиваете аукцион.
– Да. Кто мне больше покажется человеком надежным и честным, тому я и напишу дарственную на комнату с условием прав владения после моей смерти. Надеюсь, бог даст, хватит интуиции и жизненного опыта выбрать хорошего человека, который выполнит все свои обещания по моим похоронам.
– Ладно, допустим, – Ева уже еле ворочала языком. Хотелось пить, но она видела, как Милена провела пальцем внутри чашки, проверяя ее на чистоту или что-то выковыривая, перед тем как налить туда чай. – При чем здесь Надежда?
– Надежда как раз должна оказаться ни при чем. Ей бы с похоронами своего заврежа разобраться на этой неделе. А представьте, приходит она с кладбища, а тут еще я валяюсь натурально трупом в коридоре?! За что ей такое? Она, конечно, вывернется наизнанку и похоронит, и помянет, как следует, да вот хватит ли ей силенок добиваться места на кладбище рядом с моим мужем? Раньше это было просто кладбище, а теперь закрытое для захоронений место. Вот в чем вопрос. А место рядом с мужем – это непременная часть исполнения договора дарственной.
– Вы все предусмотрели. – Ева уговорила себя встать, вылила чай из чашки, вымыла ее и налила отлично пахнущую коричневую жидкость. Выпила первый глоток, откинулась на табуретке, нащупав спиной стену, и закрыла глаза.
– Поедете со мной в театр?
– Ни за что. Это бессмысленно. Я не выхожу из подъезда.
– Это ерунда, – пробормотала Ева, засыпая. – Это не поможет. У вас окна кухни и комнаты выходят на одну сторону? – вдруг встрепенулась она и подошла к окну. Седьмой этаж. Окно кухни голое, без занавесок.
– Да, а что? – заинтересовалась Милена.
Ева осмотрела улицу внизу. У дома с этой стороны небольшой сквер, потом дорога, потом пятиэтажные дома, за ними – две башни по шестнадцать этажей. Между ними, вероятно, есть еще один сквер. До башен – не меньше километра.
– Выполните, пожалуйста, мою просьбу. Я сейчас уйду, а когда позвоню вам по телефону, сдерните шторы со своих окон.
– Вы с ума сошли. И так комната как после Мамаева побоища! Мои гобеленовые шторы? Мой итальянский тюль?!
– Милена, – стонет Ева.
– Хотя, что там шторы… А зачем это?
– Я постараюсь вам помочь, если успею.
– С похоронами?
– Нет. С естественной смертью.
– Спасибо, милочка. Если вы уже уходите, заберите, пожалуйста, это.
Лысая болонка под курткой замирает с облегчением и греет Еву сквозь тонкий свитер.
– Осокин, что ты узнал?
– По Москвиной – ничего. Задерживалась несколько раз за связи с диссидентами, за запрещенную литературу и нецензурные высказывания в общественном месте в адрес властей. За границей не была, в коммунистической партии не состояла, имеет родственников за границей во Франции и Италии, девичья фамилия – Конюхова, внучка князя Конюхова, члена Государственной думы, расстрелянного в девятнадцатом году.
– Надеюсь, ты посмотрел материал по мужу?
– Посмотрел, и не понадобилось залезать в секреты. Москвин – председатель финансовой комиссии ГУБП и так далее, еще шесть букв. Арестован в сорок девятом, свидетельство о смерти жена получила только в пятьдесят четвертом.
– Ну?! – нетерпеливо кричит Ева. – Имя!
– Имя человека, который занимался делом Москвина, – спокойно, не спеша, продолжает Осокин, – Бобров Вэ Пэ, младший офицер отдела расследований Комитета госбезопасности. Сведения о нем обрываются в пятьдесят четвертом году в связи с переводом Боброва Вэ Пэ на секретную работу международного отдела. Я думаю, этот Бобров сменил имя, и не раз, по всем показателям он стал нелегальным разведчиком. Нелегалы – это люди, выполняющие особо деликатные поручения…
– Я знаю, – перебила Ева. – Давай по Канаде.
– Информация о выполнении заданий нелегалов закрыта. Я пошел другим путем и просмотрел материал в отделе по международным претензиям. Вас может заинтересовать один факт. Двенадцать лет назад канадское правительство предъявило Союзу ноту после гибели семьи из четырех человек в городке Каркажу и объявило в розыск гражданина Канады Миланса, который, как указано в ноте протеста, является агентом советской разведки и, убивая семью в Каркажу, выполнял задание этой самой разведки.
– Семья?
– Глава семейства проходил у них по программе защиты свидетелей и поселился в Каркажу за восемь лет до гибели. Таким образом, к моменту своей смерти он уже имел статус гражданина Канады. Его фотографии даже после смерти не всплыли в прессе, а вот фотографии жены и детей дали мне возможность предположить, что это была семья доцента Института среднего машиностроения, попросившего во время пребывания на международной конференции убежища в США. Свои соображения на этот счет я вам скинул в файл «Канада».
– Сотри, – тут же среагировала Ева. – Я узнала все, что хотела. Спасибо тебе.
– Это, конечно, пожалуйста, но звонил полковник Кошмар и просил передать, что, если вы не проявитесь в течение ближайшего получаса, он объявит вас в розыск. Так что или звоните, или выкидывайте мобильник, если он у вас с настроенным на обнаружение сигналом, и меняйте машину. В вашей комнате я оставил адресок. Проявите свой сыскной талант и постарайтесь его найти. Там можно отсидеться, если припечет, дня три. Далила просит сказать вам одно слово.
– Нет, я спешу.
– Только одно – сюрприз.
– Ладно. Она знает, что я ненавижу сюрпризы.
– Это маленький, пушистый и ужасно симпатичный сюрприз! – сообщает в трубку Далила. – Он еще плохо ходит, но уже может сам пить молоко!
– Нет, только не это, – шепчет Ева, закрывает глаза и повышает голос: – Ты притащила в квартиру котенка?!
– Это не я притащила, а дети взяли в зоопарке. И не котенка, а… Угадай!
– Я тебя очень прошу, у меня трудный день, я еле стою на ногах! Только не надо говорить, что это детеныш бегемота или африканского льва!
– Это всего лишь щенок, в зоопарке ощенилась приблудная собака, они всем предлагали.
– У меня тоже для вас сюрприз, – мстительно заявляет Ева. – Угадай, что это – толстое, розовое такое, в складочку, с остатками шерсти на лбу и ушах?
– Ты меня пугаешь!
У дверей кабинета Кошмара Ева задержалась, вытаскивая из куртки болонку. Она огляделась, прикидывая, куда пристоить это недоразумение, потом положила куртку на стуле в коридоре, а болонку засунула внутрь, максимально прикрыв ее. Потоптавшись некоторое время, собачонка улеглась и затихла, выставив наружу круглый розовый нос и настороженно следя за Евой темными глазами.
– Лежать! – оглянувшись, погрозила Ева пальцем. – Молчать. Я скоро приду.
Постояла, справляясь с головокружением и зевотой, и стукнула в дверь.
– Майор Курганова по вашему приказанию…
– Вы что, с ума сошли?! – заорал от окна Кошмар, а поскольку Ева никогда не слышала, чтобы он кричал, она от неожиданности дернулась и сбилась.
– Сядьте, – уже спокойно приказал Кошмар. – Вы ужасно выглядите.
– Не может быть, – Ева с трудом раскрыла слипающиеся ресницы.
– Я выгляжу еще хуже, – продолжил Кошмар, – потому что вы выставили меня перед начальством полным дураком.
– Ну, не совсем полным…
– Молчать!..
– Лежать, – пробормотала Ева и легла на стулья рядом. Сквозь пелену дремоты она слышала, как позвякивает посуда.
– Откройте рот, – вдруг произнес Кошмар совсем рядом. Из-под ресниц Ева увидела его озабоченное лицо и большую таблетку у своего носа. – Откройте рот и не сопротивляйтесь. Мне нужно срочно с вами поговорить, это важно, вы должны меня выслушать и при этом мыслить и действовать адекватно.
– Наркотики не употребляю.
– Иногда можно. Но хочу предупредить, – заметил Кошмар, когда Ева с трудом встала и пошла запить таблетку к столу, – я знаю, как это действует на здорового мужчину после хорошей потасовки и недели запоя в публичном доме. А как это действует на истощенную недосыпанием женщину…
– Странное у вас представление о здоровом мужчине.
– Начинайте, – приказал полковник.
– С чего? – Ева налила второй стакан минералки.
– С того, что вы не сказали в кабинете директора Службы.
– Я не сказала про мои подозрения насчет внука Дедова. Я не сказала, что нелегала Бобра, работающего в театре, узнала одна старая женщина. Я не сказала, что эта женщина живет вместе с Булочкиной в одной квартире. Это просто потому, – потянулась Ева, обнаружив, что предметы вокруг начинают приобретать четкие очертания, – что я вообще в кабинете директора не переходила к угрозам, вы заметили?
– Как это – не переходили к угрозам? – сразу завелся Кошмар. – А ваше прошение об отставке?
– Ладно, не злитесь. Вы же сами не захотели говорить со мной накануне. Вы меня обругали за то, что я сую свой нос куда не следует, выпендриваюсь, и вообще…
– Я не говорил, что вы выпендриваетесь! Я не употребляю таких слов. Если вам стало лучше, начните с внука профессора.
– С Костей Вольским все гораздо сложнее, чем я думала. Есть подозрения, что он был, как бы это сказать, инициатором получения Дедовым пленок с усовершенствованными данными по торпеде. Мальчик вышел на контакт первым, потому как представить, что Коуп предложил это Дедову, а тот сразу же рассказал все внуку, сложно. Проще представить, что Дедов случайно оговорился об интересе американца к разработкам лаборатории, и после этого по Интернету Коуп получил несколько интересных предложений от анонима провести совместные разработки и обменяться информацией исключительно в научных целях. Постепенно этот диалог перешел в постоянный обмен мнениями, и аноним сам подсказал, как именно выйти на контакт с профессором. Таким образом, Костя мог отслеживать время встреч, потом, вероятно, он убедил деда в целесообразности подобного обмена последними достижениями в исследованиях.
– Как именно убедил?
– Немного зная Костю, могу предположить, что разговор он завел на тему: «Ученые всех стран, объединяйтесь!» А закончил лозунгом «Перекуем мечи на орала», то есть почему бы не использовать научные достижения в области развития военной техники в мирных целях и для этого не воспользоваться материалами исследований американцев, раз уж у них и финансирование лучше, и условия работы приближены к идеальным.
– Это внук отдал вам зажигалку?
– Нет, – Ева задумалась, потом решилась. – Я забирала его пьяного из отделения полиции, среди изъятых вещей была и зажигалка.
– Ладно, Ева Николаевна, я уже знаю, как только вы начинаете изучать взглядом что-то на полу, вы лукавите! И в кабинете директора лукавили! Внук не просто отнял у деда зажигалку, борясь с его пристрастием к курению, да?
– Я могу только предполагать. Я предполагаю, что не просто. Но как только начинаю думать, что этот мальчик… этот подросток, который еще не сформировался физически, запросто просчитал все ходы спецслужб при задержании деда и поэтому стащил зажигалку… мне становится страшно за державу.
– Что он просчитал? Арест?
– Он мог предвидеть задержание, потому что материал, принесенный Коупом в гостиницу, скорей всего был не первый. Коуп уже передал Дедову некоторые разработки. Профессор занервничал. Вероятно, эти разработки достаточно опережали наши, а может быть, он сообразил, что стал участником грязной игры по крупным финансированиям оборонки с той и другой стороны, так или иначе, профессор занервничал и написал заявления в ФСБ. Костя понял, что дед пытается выйти из игры самым честным, с его точки зрения, способом. Он мог забрать у деда зажигалку, чтобы запутать в дальнейшем расследование, что, кстати, ему достаточно удалось. У Дедова в момент задержания не оказалось ни зажигалки, ни денег. Костя не предвидел, к каким последствиям все это приведет, просто слепо оберегал деда от неприятностей, в которые сам же его и втянул.
– У вас есть доказательства?
– У аналитиков информационного центра есть. Добейтесь, чтобы Зоя Федан предоставила вам отчет. Она уже больше года занимается контактами в Интернете и знает Костю как Умника.
– Какого же рода доказательства она может предоставить?
– Деньги. Немного зная Костю, я уверена, что он своего не упустил. У него наверняка есть счет в каком-нибудь благонадежном банке. Заодно узнайте, каким образом получает свои деньги еще один умелец, его имя в сети – Гор.
Кошмар прошелся по кабинету, иногда поглядывая на Еву быстрыми удивленными взглядами.
– Старуха, которая узнала нелегала, – это дама с козой?
– Так точно.
– Почему же вы не сказали о ней в кабинете директора?
– Потому что не хотела неприятностей.
– Вас ждут неприятности из-за знакомства с нею? – удивился Кошмар.
– Нет, это Службу ждут неприятности, если вы захотите ее ликвидировать.
– Ева Николаевна, вы сколько уже работаете в этой самой Службе? Откуда такая наивность, вот чего я не могу понять! Да почему вы решили, что наша – ваша! – организация тут же решит убрать опознавшую?!
– Потому что я покопалась в файлах о нелегалах и знаю, что даже самые престарелые из них до сих пор оберегаются с тщательностью строгой секретности. А в этой самой секретности свидетели исключены. И еще я кое-что поняла. Нелегалы обычно доживают до глубокой старости только в одном случае. В случае наличия у них хорошо упрятанного компромата на ту структуру, которая их породила. Чем так ценен Бобров, что он дожил до почтенного возраста?
– Не интересовался, – буркнул Кошмар. – Но вы, как всегда, весьма предусмотрительны. Если уж нелегал дожил до старости, то неприятностей от его смерти можно избежать, только если эта смерть будет зафиксирована как естественная. Поэтому прошу вас, как очень дорогого для меня человека, – не трогайте Боброва. Кстати, вы уже знаете, кто это? – невинно поинтересовался Кошмар.
– Я догадываюсь. Особенно над этим не думала, так, сопоставила некоторые высказывания Милены в театре и приблизительный возраст Бобра.
– Я тоже присмотрелся. По крайней мере четверо из обслуживающего персонала были в тапочках. Если вам интересно, правительство Канады объявило еще двенадцать лет назад награду за сведения о живом или мертвом Бобре.
– И даже задействовало в этом Интерпол, – кивнула Ева. – Надоела мне что-то не оправданная логикой жизни зависимость от множества условностей, навязанных Службой. Поэтому я не дам убить Милену только за то, что она узнала престарелого садиста. Почему вы просите не трогать Боброва? – вдруг подозрительно прищуривается она.
Полковник вздыхает.
– Он сам пойдет к ней, да? Или пошлют попрактиковаться молоденьких ликвидаторов?
Полковник молчит.
– Мне пора. – Ева резко встает и спешит к двери.
В коридоре внутри ее куртки никого нет. Ева удивилась себе, когда вдруг почувствовала тревогу за странную собачонку.
– Эй, как там тебя… Ты где? Собака!
Она пошла на шум в конце коридора и ворвалась в туалет как раз в тот момент, когда уборщица шваброй загнала лысую болонку в угол.
– Не смейте трогать животное, – строго приказала Ева. – Это секретный агент Службы.
– Отакая мерзящая? – поразилась уборщица.
Болонка прятала глаза и тряслась. Вдруг Ева поняла, что собачонке стыдно своего вида, что она понимает каждое слово.
– Иди сюда, – постучала Ева по ноге.
Болонка сильнее вжалась в угол и не двинулась с места. Под ней опять образовалась лужа.
– Я тебя не брошу, – присев перед собачонкой на корточки, пообещала Ева. – Далила свяжет тебе из ангорской шерсти отличную одежду с дырками для лап.
Болонка подняла глаза и неуверенно шагнула из лужи, поджимая облезлый хвост.
– Только, извини, мне некогда налаживать с тобой отношения. – Ева подхватила ее, наскоро сполоснула под краном мокрый розовый зад, промокнула туалетной бумагой и сунула малышку в куртку. В машине Ева положила болонку на переднее сиденье и накрыла ее теплым толстым шарфом.
– Милена! – спеша, прокричала она в телефон. – Как там дела?
– Еще не подписала, – доложила Милена. – Но люди попадаются неплохие. Шторы сдирать?
– Нет еще, я позвоню.
Второй телефон – в справочную. Ближайший ветеринар принимает по домашнему адресу.
Невысокий жизнерадостный очкарик жестом предложил пройти и с трудом промычал: «Животное – на стол!», дожевывая бутерброд, который он затолкал в рот, когда открыл Еве дверь.
– Экспресс-анализ оплачивать будете? – сразу спросил он, увидев на столе собачонку.
– Экспресс-анализ на что?
– На все. Заболевания крови, кожи, эпителий.
– А сколько это?..
Ветеринар назвал цену.
– Нет, по времени?
– Двадцать две минуты на все и еще две недели, если вас интересует генетическая предрасположенность к облысению у потомства этой суки, поскольку анализ ДНК, как вы понимаете, в условиях мини-лаборатории производить невозможно.
– Суки? – поразилась Ева, она подумала, что так и не посмотрела, кого таскает на себе.
– Ну да, это сука, и даже по внешнему осмотру можно сказать, что не далее как недели полторы назад у нее родилось потомство, – ветеринар ловко уложил болонку на бок и двумя пальцами легко выдавил из соска молоко. – Железы сильно увеличены, значит, щенки несколько дней сосали, – удивленно заметил он.
– Прости, – сказала Ева в мученические глаза собаки и схватилась за голову.
Через двадцать минут доктор объявил, что собака совершенно здорова, угрозы для детей не представляет, что помочь ей может разве что собачий психиатр, поскольку скорей всего облысение имеет неврологические корни, и связано это может быть с шоком от потери щенков, сопряженного скорей всего с сильным испугом.
– Молоко перегорит дней через пять, я выпишу противовоспалительные таблетки, но если вы хотите усыпить собаку…
– Нет, спасибо. Мы уходим.
– Свяжите ей шерстяной комбинезон с подкладкой, – крикнул доктор уже на лестнице.
У подъезда Ева поставила собаку на землю.
– Если ты собираешься обмочиться, здесь самое место.
Болонка отвела глаза и задрожала.
– Ну, извини, – подхватила ее Ева и побежала к машине.
Она вошла в квартиру с собакой под курткой, поэтому Далила, решив, что угроза ее сюрприза была выдуманной, тут же стала шепотом объяснять, что щенок совсем крошечный, их раздавали в зоопарке, потому что сука погибла.
Прибежали дети. Принесли щенка. Пошатываясь, касаясь раздутым животом пола, он пытался устоять на нетвердых лапах. Глаза его открылись недавно, он и не пытался что-то высматривать, полагаясь больше на свой подвижный черный нос.
Ева присела. Осмотрела несоразмерно большие подушечки лап и вздохнула.
– Он будет маленьким, мы ему скажем, он не будет расти! – уверяла Ива, помня, что договаривались о собаке среднего размера.
– Должна вас обрадовать, это будет крупный пес, – вздохнула Ева, осмотрела напряженные лица детей и не сдержала улыбки.
– Скажи ей, – прошептал Сережа, дергая Далилу за халат, – скажи, ей понравится!
– Что еще мне может понравиться больше, чем присутствие этого щеняги?
– Его порода, – неуверенно произнесла Далила. – Это, конечно, ерунда, но детям сказали…
– Нам сказали, что это будет настоящий волк! – захлебнувшись от восторга, прошептала Ива.
– Как? – От неожиданности Ева села на пол рядом со щенком.
– Понимаешь, это ничего не значит, это могли просто сказать детям, чтобы подогреть их интерес, – тут же стала уговаривать ее Далила.
– Значит! Значит! – прыгали и кричали дети. – Нам сказали, что его мать уже полгода ходила гулять в вольер к волкам и они с ней сопоку… совокупо… Дружили! Он чудесный, он уже проявляет большие способности!
Щенок, покачнувшись и выбрав, с какой лапы начать, неуверенно двинулся к сидящей Еве, усиленно двигая необычайно способным носом.
– Ладно, – вздохнула Ева. – Теперь – мой сюрприз.
Извлеченная из куртки болонка осмотрела по очереди всех присутствующих, задрожала, опустила глаза и, цокая, прошла в угол. Дети на всякий случай запрятались за Далилу и выглядывали оттуда с напряженно брезгливыми лицами.
– Где ты это взяла? – поинтересовался выглянувший из кухни Кеша. – Это не заразно?
– А что это вообще такое? – Далила достала из кармана очки.
– Это была миниатюрная и очень пушистая французская болонка, – вдохновенно начала Ева, не в силах встать и прислонившись спиной к стене. – Она жила у девушки, которую очень любила. Десять дней назад родила щенков, все было прекрасно, но девушка умерла, и болонка пошла ее искать… Пошла искать ее душу. Она так тосковала, что бросила щенков и ушла на поиски.
– Ладно, – Далила протянула заревевшей Ивесалфетку, наклонилась и пристально рассмотрела трясущуюся собачонку. – Любила, искала, все понятно, но ты-то где ее взяла?
– У ясновидящей, – придумывать еще что-то больше не было сил. – У Марго.
– Это ясновидящая тебе рассказала про нее? Про щенков? – Сережа выдал свое волнение только дрогнувшим голосом.
– Да, сначала Марго, а про щенков – ветеринар, – кивнула Ева. – Можно вас обнять, а то зареву! – она прижала к себе подбежавших детей.
– Не плачь, – шептала девочка, заливаясь слезами, – мы ее будем любить!
– Чего реветь? – прятал лицо мальчик. – Познакомить их надо, а то Волк все время скулит.
Все посмотрели на щенка. Он как раз подобрался к болонке вплотную, понюхал ее, начал было вилять хвостом, но от этого усилия тут же свалился на бок. Болонка задирала морду и отворачивала ее подальше от щенка, но, пока тот барахтался на спине, выставив к потолку четыре лапы, решилась и тоже осторожно его понюхала.
– Ей не понравилось, – вздохнул Сережа, наблюдая, как болонка вдруг развернулась и села, повернувшись к щенку спиной и уткнувшись в угол мордой.
– Если он – волк, он своего не упустит, – прошептала Ева. – У нее же еще есть молоко!
Подошел Кеша и для форсирования событий поставил щенка на расползающиеся лапы. Тот сразу двинулся в болонке, уткнулся носом в розовый бок и быстро облизал его. Он настойчиво лез мордой к животу, болонка повернулась и вдруг, сморщив нос, оскалила крошечные острые зубы.
Дети охнули.
– А кто это тут у нас такой хороший? – категоричным голосом произнесла Далила. – Такой мягкий, розовый и добрый? Кто это любит маленьких щенят?
Болонка подняла к ней морду, и все увидели огромные бледно-зеленые глаза навыкате. В сочетании с облезлой розовой кожицей морды и совершенно лысыми веками они смотрелись просто сатанински. Щенок воспользовался ее замешательством и подобрался к ближайшему соску. Болонка взвизгнула. Потом осмотрела расставившего лапы и устроившегося на животе щенка, принюхалась, чуть двинув вздернутым розовым носом, и неуверенно облизала ему на спине шерстку.
– Полная идиллия, – вздохнула Ева, встала, держась за стену, и двинулась к ванной. Там она первым делом выкинула в корзинку под раковиной рецепт от ветеринара. – Разрешишь мне на пару дней забыть про этих собак? – спросила она у Далилы в дверях. – Я потом, честное слово, прочту литературу, как и чем кормить, как воспитывать, но сейчас… Что ты уставилась? Предупреждаю, если ты скажешь, что я плохо выгляжу!..
– Я свяжу ей комбинезончик из мягких ниток, – перебила Далила.
– Спасибо.
– А отчего это у собаки?
– Все – как я сказала. – Ева встала под душ. – Ты можешь занять детей? Мне нужно надеть спецодежду и приготовить оружие, – спросила она из ледяных струй.
– Давай я тебе помогу, ты действительно странно…
– Помоги. Займи детей, чтобы они не видели, как я открываю сейф.
– А куда мы их поселим? – громко спросила Далила, поворачиваясь в коридор и закрывая дверь в ванную. – Ну-ка, давайте найдем для них подстилку побольше. Смотрите, мамочка заснула!
Болонка лежала на боку толстой розовой гусеницей и спала, глубоко и ровно дыша. Перпендикулярно к ней, не выпуская сосок изо рта, заснул на животе щенок.
В панели между раковиной и ванной находилась дверь сейфа. Сначала надо было вынуть определенную пластину кафеля с магнитным креплением. Ева открыла воду в кране посильней, набрала шифр и чуть помедлила, прислушиваясь, прежде чем потянуть на себя массивную металлическую дверцу. Она была уже одета, сумка приготовлена. Доставая свою винтовку и насадки к ней, Ева в который раз удивилась удовольствию и азарту охоты, которые всегда накатывали, как только она касалась оружия. Винтовка была ее личная, зарегистрированная, профессиональные снайперы из органов могли себе позволить такую роскошь. Загружая части винтовки в сумку, Ева вдруг подумала, что она совсем одна. Сев на край ванны, она посчитала, сколько человек при идеальном раскладе могли бы ей помочь определить приближающегося к Милене санитара. Один – на улице, один – в подъезде на случай появления санитара через чердак. Еще один человек рядом не помешал бы с наблюдением, пока она поспит пару часов.
– Одна, – вздохнула Ева и встала. Достала телефон, набрала номер. – Милена, как дела?
– Нашла себе благодетеля, вот, сидим, чай пьем.
– Попьете еще полчасика? – спросила Ева, прикидывая, что убирать Милену будут, максимально приблизив условия смерти к естественным. Никто палить по окнам не станет, и свидетелей быть не должно.
– Посидим, он принес торт и вино.
– Ты знаешь этого человека?
– Да. Сосед с третьего этажа, двое детей. Мы на кухне, если это интересно.
– Милена, если случится что-то страшное и роковое…
– Не интригуйте меня, я и так вся в хлопотах и приключениях!
– Короче, как только все закончится, закройте дверь комнаты и никого не впускайте, пока я не приду.
– А шторы уже сдергивать?
– Через полчаса позвоню.
На улице стемнело, пошел дождь, глухо пробивая большими каплями дырки в подтаявшем снегу. Ева подъехала к пятиэтажке через дорогу от дома Милены, зарулила в темный двор, посидела с полминуты в тишине, еще раз сказала себе: «Одна, и ничего с этим не поделать!» – и вышла с сумкой в дождь. Она прошла за пятиэтажки, сзади оказался школьный двор, заросший большими деревьями. За школой стояли две башни по шестнадцать этажей. Нажимая наугад разные номера квартир, Ева дождалась, когда дверь по домофону открыли, ничего не спросив. Она медленно поднялась по ступенькам, на седьмом этаже посмотрела в окно и решила подняться еще на этаж. Сообразив, какая из четырех квартир выходит окнами на окна Милены, Ева нажала кнопку звонка. Еще раз. Тишина. Она пригнулась и осмотрела замки в металлической двери. В этот момент из динамика, который она сначала не заметила, раздался спокойный голос:
– Вам кого?
– Агент Федеральной службы, – выпрямилась Ева, натянула края черной шапочки на лицо, пока прорези для глаз не легли удобно, достала удостоверение и раскрыла его перед «глазком». – Прошу вашей помощи.
– Женщина? – раздался удивленный голос, и дверь, щелкнув, открылась.
В коридоре никого не было. Ева напряглась, осторожно закрывая за собой дверь. Когда услышала щелчок замка, повернулась и закрыла еще на массивную щеколду, закрепив ее держателем. Теперь она обнаружила электронное приспособление, которое открывало замок с расстояния, вероятно, нажатием на пульт. А щеколда располагалась низко, как для маленького ребенка.
– Добрый вечер, извините за вторжение, – она пошла по коридору.
Раздалось тихое жужжание. Из комнаты выкатилась инвалидная коляска с моторчиком. Ева застыла.
– Какая вы страшная! – удивился худой мужчина в коляске. – Это – обязательно? – он обвел указательным пальцем возле своего лица.
– Агент Федеральной службы. Прошу вашей помощи. Мне нужно воспользоваться этой комнатой, – Ева кивнула на дверь комнаты, из которой выехал мужчина. – Если мое присутствие причиняет вам сильные беспокойства, вы можете воспользоваться оплаченным номером гостиницы. Если ваши домашние воспримут это как ущерб и посягательства на их личную жизнь, Служба обязуется максимально полно компенсировать этот ущерб по предварительному соглашению, но прошу учесть, долг каждого гражданина – помогать представителям органов…
– Браво, хватит, – махнул рукой мужчина. – Я живу один. Позвольте поинтересоваться, в течение какого именно срока ваше присутствие будет причинять мне сильные беспокойства?
– От одного до трех дней, – Ева опустила сумку на пол. – Вызвать такси?
– Никогда! Никакой гостиницы, я страшно заинтригован, у вас чудный голос, может, вы снимете этот чулок с лица, разденетесь и пройдете в комнату?
– Разрешите, я сначала осмотрю ваше окно?
– Пожалуйста!
Чуть раздвинув тяжелые шторы, Ева развернула бинокль, настроила резкость и убедилась, что окно кухни и окна в комнате Милены просматриваются отлично. Она убрала бинокль и внимательно осмотрела мужчину в коляске.
– Ваши документы, если можно.
– Возьмите на секретере! – сразу же радостно предложил он.
– Живете один? – Ева открыла паспорт и сверила фотографию.
– Один, совсем один! Раз в неделю ко мне приходит медсестра, заодно я оплачиваю ей доставку кое-каких продуктов на дом, но она была вчера, как удачно, да?!
– Покажите руки.
Мужчина с готовностью протянул вперед ладони. Ева осторожно взяла их в свои, осмотрела.
– К вам в течение последних суток не приходили странные посетители? Газовщик, осмотр квартиры на предмет ремонта?
– Никого, скука страшная!
– Квартира однокомнатная?
– Да, но я сплю не в этой комнате. Есть еще кладовка, я ее оборудовал для спальни, а вы можете спокойно располагаться здесь.
Ева вышла в коридор. Осмотрела кухню, ванную, туалет. То, что инвалид называл кладовкой, было комнатой метров семь, без окна. Она ничего не поняла в сложных конструкциях, которыми эта комната была заполнена. Радиотелефон стоял на тумбочке в коридоре, а трубка от него, вероятно, была у инвалида. Ева сняла куртку, оставшись в комбинезоне в обтяжку и облегченном бронежилете. Вытащила из розетки вилку телефона, отрезала ее и положила в карман куртки. Заправила нож с выкидным лезвием в узкий карман сбоку штанины. В квартире было жарко.
– Прогоните меня на кухню? – спросил мужчина, когда Ева вернулась в комнату и взяла свою сумку.
– Может, все-таки я отправлю вас в гостиницу?
– Нет. Я вам не помешаю.
– Не прогоню. Сидите.
Раздвинув шторы, она убрала все с подоконника и откатила в стороны два кресла на колесиках. Из сумки достала сборную треногу. Пока скручивала и подгоняла ножки, мужчина съездил в кухню и вернулся с подносом. Чайник, две чашки, печенье, варенье. Когда Ева перешла к сборке винтовки, он выпил уже две чашки, ничего ей не говоря. Подразумевалось, что приглашение очевидно.
– Спасибо, у меня все с собой, – усмехнулась Ева и поняла, что он не видит этого сквозь маску. – Я вам улыбаюсь, – сказала она.
– Я слышу, – кивнул мужчина.
– Как к вам обращаться? По имени и отчеству?
– Можно просто Адам.
– Адам, я наведу о вас некоторые справки, не обижайтесь.
– Можете обыскивать что хотите, а документы у меня в выдвижном ящике под секретером.
Ева прикрепила винтовку к треноге и стала настраивать ее.
– Придется выключить свет, – повернулась она.
Адам нажал кнопку на встроенном в ручку пульте. Свет погас. Ева достала трубку телефона.
– Милена, как вы там?
– Мы уже третий раз ставим чайник.
– Если ваш честный и добрый избранник спешит, можете его отпустить. Я – рядом.
– Значит?
– Сдерните все шторы. Ложитесь спать, если устали.
– Ну, вы уж скажете! Куда тут спать! В полвосьмого приедет нотариус. Потом, это ведь обмыть надо, жена моего избранника обещала утку с яблоками.
– Не выходите из квартиры. А еще, желательно, и из комнаты. Скажите вашему соседу, что он получит от меня по десятке за каждое открывание двери.
Следующий звонок был в информационный отдел. Называя полное имя и год рождения хозяина квартиры, Ева посмотрела на Адама, но ничего, кроме нескрываемого интереса на его лице, не заметила.
– Спасибо. Я все поняла. – Она отключила телефон и убрала его в карман.
– Сказали, где меня… – кивнул Адам на свои ноги.
– Сказали – автокатастрофа.
– А сказали, что водителю другой машины было за это?
– Нет. Что, не ответил за наезд?
Адам промолчал, нервно стиснул руки.
– А давайте чаю? Хотя он уже холодный. А вам сказали, кто я по специальности?
– Да. Вы ювелир. Разведены, привлекались, получили условно, после инвалидности добились разрешения на хранение оружия.
Ева сдернула шапку с маской и тряхнула волосами. В комнате светился красным огоньком включенный обогреватель. Выбрав стул, Ева поставила его у треноги, села, выбирая положение, посмотрела в прицел. Милена с дьявольской ухмылкой на лице развалилась на диване и красила себе ногти, иногда дуя на пальцы. Она покачивала головой и время от времени что-то быстро проговаривала. В зеркале отражался краешек телевизора, стало понятно, что Милена подпевает. Подув на челку, Ева достала платок и вытерла лоб. Посмотрела на Адама. Тот не сдвинулся с места, сидя чуть в стороне от двери в комнату.
– Давайте я вас устрою, раз уж вы собираетесь ничего не пропустить, – вздохнула Ева и подкатила кресло к стене с книжными полками, расположив его так, чтобы видеть мужчину краем глаза. – Пожалуйста, не сокращайте неожиданно для меня это расстояние, – она кивнула на треногу, – я могу сначала среагировать, а только потом оценить обстановку.
Ева достала липучку с циркулем, прикинула на глаз место на окне и приставила липучку к стеклу. Оттащила треногу. Обвела циркулем размер отверстия, взялась за держатель липучки и с тонким звуком лопнувшего стекла открыла отверстие приблизительно двадцать сантиметров в диаметре. Теперь – второе стекло. Его вырезанный круг был чуть меньше. Сложив друг на друга стеклянные круги в углу, Ева вернула треногу с винтовкой на место, села на стул, убедилась, что подвижности ствола, ограниченного вырезами в стекле, хватает, чтобы осматривать и окна, и двор внизу. Посмотрела на явно получающего удовольствие Адама.
– У вас есть зарегистрированное оружие. Где оно?
– В спальне. Принести?
– Нет. Извините. – Ева подошла к коляске, наклонилась, подсунула одну руку под ноги мужчины, другой обхватила его со спины и перенесла на диван.
– Я тяжелый, я мог бы просто привстать, – не удивился он, с интересом наблюдая, как Ева обыскивает кресло.
– Теперь я потрогаю вас, ладно?
– Ладно, – тихим смущенным голосом, а сердце под толстым свитером, под теплой футболкой, под выступающими ребрами колотится испуганно. Ноги под брюками бессильны, в белых шерстяных носках ступни равнодушны к прикосновению и очень твердые.
– Посидите на диване. – Ева откатывает кресло в коридор. Идет в кладовку. Пистолет прикреплен к подвесной кровати, напоминающей гамак со сложными приспособлениями. Ева вынимает патроны и проверяет ствол. Пистолет – к низу гамака, в крепление из тонких кожаных ремней. Патроны – в карман комбинезона.
– Я все, – закатила она кресло в комнату.
– Я посижу на диване немножко.
– Хорошо. Если станет холодно, вот плед. Взяла в вашей спальне. Я начинаю. Можете разговаривать. Когда захотите в кресло, я перенесу.
Ева села перед винтовкой, настраивая прибор ночного видения. Она старалась держать спину прямо, а ноги расслабленными. Было очень жарко, и свежий холодный воздух из прорезей в стекле не освежал, а только подчеркивал жару в комнате. Милена кончила красить ногти и с тупым изумлением уставилась в телевизор. Время – семь тридцать три. Опаздывает нотариус… Чуть привстав, Ева оглядывает двор через прицел и почти сразу в беседке у песочницы замечает человека. В зеленоватом свете прибора Марат Устинов устрашающе огромен и близок. Оделся он на славу, даже ушанку нацепил. С места не двигается. Собрался просидеть там ночь? Ева смотрит на вход в подъезд. Во двор въезжает машина. Марат активизировался. Что это у него? Фотоаппарат… Неужели снимает всех, кто входит в подъезд? Ева еще раз осматривает комнату Милены и убирает лицо от винтовки. Марат тоже решил вычислить нелегала? Пожалуй, у него это может получиться, если он потом узнает на фотографии коллегу из театра. А что, если?..
Еще один звонок в информационный отдел. На поиски номера телефона Марата Устинова нужно время, поскольку он не является служащим Службы.
– Я сам прогнал жену, – вдруг говорит Адам с дивана. – Все думают, что она бросила инвалида, а я сам ее прогнал. Знаете, если вы видите через эту свою винтовку в темноте, то и враг может также увидеть вас в свой прицел. Зачем тогда выключать свет?
Враг… Смешно. Не враг, а коллега, у которого впору проходить курсы повышения квалификации по выживанию.
– Как вас зовут, можете сказать?
…
– Без маски вы очень красивы. Вы сидите неподвижно уже почти час, это достигается тренировкой?
…
– Если вы не хотите говорить, как вас зовут, можно, я сам придумаю имя?
…
– Мне очень нравится «Ева». Удачное имя для первой женщины, да?
Ева убирает лицо от винтовки и несколько секунд смотрит на разлегшегося в диванных подушках Адама.
– Раз уж вы отвлеклись, подкатите, пожалуйста, коляску, я сяду в нее. Сам! – повысил он голос, когда Ева подкатила коляску и склонилась к дивану.
Потом она сделала несколько упражнений, установила на полу ладони и медленно подняла ноги в стойку. В перевернутом вверх ногами пространстве худой мужчина в инвалидной коляске, слегка освещенный полоской света из коридора, выглядел совсем иначе. В единении механизма и человеческого тела было что-то законченное, удачно совмещенное, некий образ кентавра, приспособившегося к собственному бессилию в ускользающем от него прогрессе.
Ева села на стул. Вдох – выдох, вдох – выдох. Установив дыхание – а она знала, что только при помощи определенной гимнастики дыхания есть шанс высидеть с напряженной прямой спиной и расставленными согнутыми ногами длительное время, сохраняя полную неподвижность, – Ева наблюдает, как прощается высокий представительный нотариус. Милена вышла его проводить в коридор, ее нет слишком долго. Нервничать нельзя, потому что это, во-первых, совершенно бесполезно, во-вторых, придется потом тратить время на восстановление спокойствия перед выстрелом, если он понадобится. На датчике – тысяча сто двадцать семь метров до объекта, это ничего, ей приходилось стрелять и на полтора километра, но тогда не нужно было сидеть в полной неподвижности так долго и не донимал вопросами инвалид в коляске. Вернулась. Берет трубку телефона. Не набирает номер, значит, звонят ей. В какой-то момент беседы Милена поднимает голову и смотрит в оголенное окно. Ева продлевает выдох, напрягая диафрагму. Неужели скоро конец ожиданию? Звонит телефон. Она достает его, не убирая лица от винтовки, включает и молча ждет.
– Ты меня ищешь? – Голос Марата спокойный, как будто он не в холодной беседке сидит с фотоаппаратом наготове, а дома перед телевизором. – Мне сказали, что женщина ищет мой номер мобильного.
– Ты где? Покататься не хочешь?
– У меня работа подвалила.
– Давай помогу с работой. – Ева опускает винтовку и смотрит на разговаривающего по телефону Марата. Он встал, топчется на месте и осматривает двор.
– Это простая работа, так, поснимать, подумать.
– То есть, – улыбается Ева, – стрелять не надо?
– Нет, конечно. Я стараюсь последнее время решать свои проблемы бескровно.
– Это как?
– Больше полагаюсь в выживании на обладание компроматом, чем на собственные силы и умение. А ты что поделываешь?
– Я решаю свои проблемы по старинке.
– Это как? – слышно, что Марат улыбается.
– Больше полагаюсь на собственные силы и умение, чем на шантаж.
– Тогда я найду его первым.
– Второй буду я.
– Согласен, – Марат великодушен.
Ева отключает телефон, не попрощавшись.
– Почему вы без перчаток? – вдруг спрашивает Адам.
– Перчаток?
– Ну да, вы зашли в квартиру в маске, но без перчаток.
– Это не важно. – Ева смотрит, как Милена подходит к окну и размашисто крестится.
– Можно сделать предположение? – Мужчина в кресле нервничает.
– Валяйте.
– Вы действуете по собственной инициативе, вопреки мнению начальства.
– Адам, отдаю должное…
– Адам, если вам не трудно, – ударение на первую букву. Вы замужем?
– Нет.
– Хотите замуж?
– Нет.
– Я прогнал жену, когда она призналась, что очень хотела за меня выйти. Понимаете, это стало невыносимым – думать, что она хотела меня женить на себе.
– Нет.
– Что – нет?
– Не понимаю, почему это невыносимо. Меня никто никогда не насиловал в этом плане.
– Ну, а вы кого-нибудь женили на себе силой?
– Да.
– Что вы сделали, чтобы он пошел в загс?
– Показала ему пистолет и сказала, что пристрелю, если не женится.
– Странный способ обзавестись семьей, – после долгого молчания заявил Адам. – И что, это того стоило?
– Еще как!
Марат Устинов во дворе посмотрел на окна старухи. Горят. Он резко присел в беседке, потому что во двор вбежала Надежда. Она уже прошла мимо, потом почему-то остановилась. К его большой досаде, она вдруг пригнулась и, стараясь ступать бесшумно, пошла к беседке.
– Гав! – Марат резко встал, когда различил дыхание девушки рядом.
Отпрянув, Надежда споткнулась, не удержалась на ногах и упала в куст.
В комнату Милены сначала сунулся сосед, что-то горячо доказывая, потом он исчез, и в дверях показался пожилой грузный человек. Милена стояла, гордая и прямая, вздернув подбородок. Еве показалось, что она стала еще выше. В надменной посадке головы, в отставленной руке с мундштуком было что-то невозможное для простого фарса или представления, это была порода. Пока старик медленно разворачивал на шее шарф, он говорил, Ева видела, как двигаются его губы. Милена стояла, застыв, к Еве в профиль и смотрела на своего гостя сверху вниз – он едва доставал ей до подбородка.
– У нас не было детей, сейчас я понимаю, что это был подарок судьбы, а когда еще… Ну, вы понимаете? До катастрофы мне казалось, что надменное желание моей жены самой решать вопрос с деторождением не что иное, как попытка продемонстрировать свое превосходство. – Адам не мог остановиться.
По спине потекла струйка пота. Ева повела плечами, расслабляя их, и осторожно положила палец на курок.
– Ну скажи мне, ну объясни, что ты делаешь? – стараясь подавить в себе нахлынувшее раздражение и злость, спросил Марат.
– Я?.. А ты что тут делаешь?
– А ты?! – не выдержал он и закричал.
– Я тут живу! – обиделась Надежда. – Ты же знаешь, зачем орать? Ты меня ждешь? Ты злишься, потому что давно ждешь?
– Нет. Я совершенно не злюсь. Я просто пытаюсь понять, куда и зачем ты в очередной раз суешь свой любопытный нос?
– Никуда не сую! Я шла, мне показалось, что кто-то прячется в беседке…
– Надежда, ну посуди сама, что делает нормальная девушка, когда ей в страшном, темном дворе покажется, что кто-то затаился в беседке?
– Ты что, намекаешь, что я ненормальная?!
– Нормальная девушка бросится опрометью в подъезд, закричит, позовет на помощь!
– Ну и дура! – заявила Надежда. – Чего орать, если она не выяснила, кто это там сидит и зачем? Вот ты, почему нацепил на себя меховую шапку и телогрейку? А это что? Фотоаппарат!.. Все ясно.
– Что тебе ясно? – устало спросил Марат.
– Ты сидишь в засаде, приготовился сидеть долго, хочешь кого-то сфотографировать, только жаль, слишком темно для хорошего кадра.
– У меня отличная техника, не волнуйся. – Марат не выдержал и улыбнулся.
Старик в комнате Милены прошелся, потирая руки, встал на цыпочки, рассматривая фотографии в рамках на стене, разворошил ногой груду писем и открыток на полу. Наклонился, высматривая что-то заинтересовавшее, а когда выпрямился, в его руках была леска. Ева леску не увидела, она увидела ее держалки, которые старик устраивал в ладонях, шевеля пальцами. Милена не двинулась с места.
– Но с другой стороны, если бы сейчас рядом со мной был ребенок, категорическая обреченность и бессмысленность прожитой жизни так бы не тяготили, – вздохнул Адам и чуть подвинул коляску, развернув колесо.
– Сидеть! – сквозь зубы, не двигая губами, приказала Ева и нажала курок.
Надежда и Марат подняли головы вверх одновременно, на звон стекла.
– Это у Милены, – удивленно прошептала Надежда. – Она разбила окно, вот некстати! Мне совершенно некогда… – Она замолчала, заметив, что Марат смотрит не на осыпавшееся осколками стекла окно, а совершенно в противоположную сторону, что он стал бледным, что он стащил с головы смешную шапку и вытер ею лицо, и все смотрит и смотрит вверх, как будто хочет рассмотреть заблудившуюся птицу.
– Вы это хорошо сказали – «Сидеть!», как будто я могу встать, мне понравилось, – хихикает Адам, потом замолкает, когда женщина поворачивает к нему лицо. – Извините, я болтаю, болтаю, – смешался он, испугавшись отрешенного выражения на безумно красивом лице. Впотьмах, едва подсвеченное светом улицы, оно показалось ему невероятным, искушением дьявола, приглашением в потустороннюю жизнь.
– Ничего, – сглотнув, прошептала Ева. – Это ничего, вы говорите, а то мне уже пора.
– Как… пора? – Мужчина смотрит на сложную конструкцию у его окна, набирает воздуха, чтобы спросить, зачем же было городить такое, если… И вдруг понимает, что все уже сделано.
– Я все проболтал, да? Боже, это случается только со мной, только я могу пропустить самое важное!
– Это – не важное, – строго сказала Ева. – Повторите.
– Это – не важное, – мямлит Адам, наблюдая, как Ева разбирает винтовку. – Не уходите так просто, подождите.
– Я не уйду просто, – сложив ножки треноги, Ева укладывает все в большую сумку, подходит к окну, натягивает на дыру в стекле квадратный лист полиэтилена с липучками по краям. – Я сначала приглашу к вам стекольщиков. Если не хотите менять стекла вечером, они приедут, когда скажете. – Она идет в коридор, Адам, очнувшись, катит за ней коляску.
– Не надо стекольщиков, я потом сам позвоню в ДЭЗ, вызову плотника, потом. – Он смотрит, как Ева зачищает ножом концы провода, достает из кармана куртки телефонную вилку, а из сумки изоленту. – Оставьте мне эту дыру.
– Зачем? – равнодушно спрашивает женщина, соединив провод и подключив телефон.
– Я буду через нее нюхать… жизнь, – отвечает мужчина.
– Работает, – Ева взяла из держателя на коляске трубку, послушала и протянула ему, чтобы он мог услышать гудок.
Со стуком она выкладывает на тумбочку патроны. Оглядывается. Улыбается напоследок.
– Не хандрите. – Она протягивает руку и, не щадя, от души сжимает его ладонь – холодную, почти бессильную, не давая мужчине поднести свою к губам.
Не достучавшийся к Милене после грохота стекла сосед позвонил в милицию. Надежда и Марат, ворвавшиеся в квартиру, только подлили масла в огонь. Марат успокаивал соседа, уверяя его, что дверь Милены можно вышибить одним ударом, все будет прилично.
– Милена! – кричала Надежда в замочную скважину. – Милена, миленькая, зачем ты заперлась? Ты никогда не запирала комнату, открой!
– У меня все хорошо, – раздался спокойный голос из-за двери.
Марат, уже разбежавшийся для удара, застыл.
– Что у нее может быть хорошо, если так грохнуло?! – шептал трясущийся сосед.
В незапертую дверь квартиры, не позвонив, вошли мужчина и женщина, неуверенно оглядываясь. Мужчина был одет в светло-бежевое, почти белое пальто, и это пальто в грязную ненастную погоду, без единого пятнышка, и белый шелковый шарф, и очки в тонкой золотой оправе подействовали на не совсем трезвого соседа странным образом. Он набрал воздуха, резко выбросил руку по направлению входной двери и закричал тонким голосом:
– Во-о-он! – И тут же добавил, сам испугавшись крика: – Ходят тут всякие без спросу.
После его крика дверь опять открылась, и вошли двое полицейских.
– Наряд вызывали? Не толпитесь, граждане, что тут случилось?
– Вот, – неуверенно показала Надежда на дверь Милены. – Мы услышали звон стекла, это окно разбилось, мы прибежали, а она говорит – все в порядке.
– Гражданка, – постучал полицейский в дверь, – откройте и предъявите личность!
– Я открою только снайперу Еве, – прокричала Милена с той стороны.
– Кто из вас снайпер Ева? – подозрительно уставился полицейский на Надежду.
– Я здесь живу, я Надежда Булочкина, вот моя комната, сейчас принесу паспорт, – пробормотала Надежда.
– Я – Маргарита Тиглер, знакомая Милены. Пришла в гости. Прошу, – рука в перчатке ткнула в полицейского паспортом.
– Кто вызвал наряд? – поинтересовался второй полицейский, пока его напарник проверял паспорта у женщин.
Сосед спрятался за спину Марата.
– Сосед вызвал, – сказал Марат и выдернул алкоголика из-за спины.
– А что мне делать было?! Бабахнуло, посыпалось, а она весь вечер была странная. Открывай, говорит, дверь всем, кто позвонит, я тебе за каждый звонок заплачу! А к ней народу сегодня ходило, как к депутату на прием! Уж не знаю, что она там устроила, но дверь в свою комнату не запирала, пока не пришел этот, последний…
– Вы хотите сказать, что в этой комнате, кроме вашей соседки, заперт еще кто-то? – строго спросил полицейский.
– Я хотите… – кивнул сосед. – А-а-а он потому что не выходил оттуда, я не видел.
– Гражданка, предъявите личность вашего гостя, – постучал полицейский в дверь.
– Я открою только снайперу Еве!
– Граждане, проявите сознательность и выскажите свои предположения, кому именно хочет открыть дверь гражданка… гражданка…
– Милена Москвина, – шепотом подсказала Надежда.
– Понятия не имею, – отвел глаза Марат.
– Да она сбрендила, верно, ей гражданская война чудится, вот и заладила – «снайпер, снайпер»! – выдал свою версию сосед.
– Разрешите? – В квартиру вошла Ева. – Разрешите, я попробую, – попросила она у полицейского, потом они потоптались друг возле друга, пока он освобождал место у двери.
– Милена, ты меня слышишь? – спросила Ева.
– Я не глухая! – кричит Милена.
– Все кончилось, открывай.
Дверь щелкнула. Так странно получилось, что, хотя Ева стояла у двери, в комнату первой попала Марго. Она сразу же бросилась к лежащему на полу телу с бумажкой в руках, схватила ладонь трупа и запричитала:
– Нет, не может быть?!
На пол со стуком выпала пластмассовая ручка-держатель с закрепленной в середине струной.
Надежда услыхала ее вопли в коридоре. Она вцепилась в рукав Марата и вошла в комнату на плохо слушающихся ногах. Сначала она увидела совершенно живую и бодрую Милену, спокойно курящую в кресле, потом посмотрела в сторону и увидела лежащего на полу мастера костюмерного цеха Таврова с дыркой во лбу.
Захлебнувшись вздохом, Надежда выпустила рукав и сползла по стенке на пол. Марат не стал с ней возиться, подмигнул в безумные глаза и потихоньку вышел из комнаты. Марго оттащил полицейский, позволив себе громко выругаться, и в который раз повторил, что ни к чему нельзя прикасаться. Как только Марго оказалась на некотором расстоянии от мертвого Таврова, ее скорбь моментально улетучилась, и Ева с улыбкой наблюдала, как ясновидящая укладывает бумажку с отпечатками Таврова в блокнот, услужливо раскрытый незнакомцем в белом. Потом незнакомец, обойдя ноги Надежды, подошел к трупу и внимательно посмотрел на лицо. Это очень не понравилось полицейскому, он сразу же потребовал от незнакомца предъявить документы и сделал это достаточно грубым тоном. Второй тоже проявил бдительность и задержал почти выбравшегося на лестничную клетку Марата.
Через шесть минут полицейские имели весьма растерянный вид. По осмотренным документам и короткому опросу получалось так, что в комнате гражданки Москвиной, кроме ее двух соседей, находился представитель канадского консульства, агент отдела внутренних расследований Федеральной службы (с оружием), офицер военной разведки (с оружием) и школьная учительница (с оружием).
– Желаете сделать заявление? – обратился к Милене полицейский, пытаясь хоть что-нибудь понять.
– Желаю. Умерший не имеет родственников и семьи. Разрешите мне его кремировать.
