Глава 7
Они завтракали в ресторане: яичница, горячий куриный бульон и огненный кофе. Маленький полутемный зальчик, заставленный столами и стульями, высокие узкие окна с белыми занавесками, завывание ветра за окном, приглушенная музыка – все казалось по-утреннему холодным, унылым и бессмысленным. Особенно тягостное впечатление от этих ранних часов было у Наташи, которая жаловалась на головную боль, потерю памяти и никак не могла согреться.
– Помню, что была в агентстве, – говорила она, вытрясая из солонки соль в чашку с бульоном. – Помню, что пила кофе. Помню даже, как ты пришла, а потом – полный провал, ничего не помню, хоть застрелись.
– Это кофе такой, – стараясь не смотреть Зиме в глаза, говорила Юля, проклиная в душе алхимика Брича, который выкроил из Наташиной памяти свой визит напрочь. – Не переживай, просто ты вчера устала, вот и результат. Я же предупреждала, что работа у меня – не сахар. Вот позавтракаем сейчас, я отвезу тебя домой, ты, может, еще поспишь, а потом приготовишь что-нибудь поесть.
– А разве ты не хочешь, чтобы мы с тобой съездили к Холодковой? На квартиру?
«Значит, еще что-то помнит…»
– Вообще-то я не против. Только потом не жалуйся на усталость и головную боль. Кстати, у меня есть отличное средство от мигрени…
– Нет-нет, я лучше еще чашку бульона попрошу. Не хочу я никаких лекарств. У меня во рту привкус какой-то странный, словно я яду напилась…
После ресторана заехали к Норе в НИЛСЭ, Юля отдала ей на экспертизу расческу Коршикова, украденную из парикмахерского салона «Коломба», и ножницы, изъятые у соседки Иры Званцевой, любительницы «Пиковой дамы» Абрамовой.
Как всегда, разговор и передача пакетов происходили на лестнице. Наташа стояла внизу, готовая предупредить о приближении посторонних, Нора же, затягиваясь сигаретой, делилась с Юлей новостями.
– Похоже, дело сдвинулось с мертвой точки, – говорила она, явно волнуясь. – Бери блокнот и записывай.
Юля подчинилась, боясь пропустить хоть слово.
– Значит, так. Отпечатки пальцев на ножницах – на ВСЕХ трех ножницах, обнаруженных на квартире Пресецкой, принадлежат одному и тому же человеку. Эти же «пальчики» совпадают и с отпечатками на многих предметах в ее квартире, из чего можно сделать вывод, что человек, который их оставил, чувствовал себя там как дома. Дальше. Поступило распоряжение сверху заняться исследованием вещдоков с квартиры второй жертвы, Званцевой…
– Распоряжение сверху? С чего бы это?
– А ты не слышала? У Корнилова неприятности. Ты что, телевизор не смотришь?
– Нет, не смотрю, некогда. А в чем дело?
– Так ведь у нас в городе убили известного журналиста-международника Рыскина. Это же скандал! Человек приехал к нам из Москвы делать репортаж, а его в ресторане забили насмерть.
– Так. Подожди. Не все сразу. Журналиста оставим на потом. Ты мне ответь, при чем здесь вещдоки с квартиры Званцевой?
– Так ведь комиссия из Москвы приехала, начальство наше стало из штанов выпрыгивать, тут уже не до взяток Бобрищева, здесь сейчас такая работа развернулась, ты себе не представляешь…
– И все-таки я не понимаю: при чем здесь Званцева и простыни с ее постели?
– Да ни при чем! Говорю же – люди из Москвы приехали, а у нас сейф забит неизвестно чем…
– Люди из Москвы приехали… – передразнила ее Юля. – Они такие же люди, как и мы с тобой. Из такого же мяса и костей сделаны.
– Юля, не придирайся к словам. Разве это плохо, что мы работали с вещами Званцевой? Зато теперь точно известно, что группа спермы с вещей Званцевой та же, что и у Пресецкой. Безусловно, группа еще не указывает на то, что она принадлежит одному и тому же мужчине, но вероятность очень высока.
«Неужели Бобрищев? Вот кобель!»
– Это все?
– Теперь о том растении, о котором я тебе говорила. Ты можешь мне не поверить, но я навела о нем справки и выяснила, что расти оно здесь, конечно, не может. Но несколько лет назад коку выращивали в теплицах нашего Ботанического сада, на экспериментальной плантации…
– Ты шутишь… зачем это?
– Понятия не имею. Но в нашем Ботаническом саду собраны растения чуть ли не со всего земного шара! Разве ты не знала? На то он и Ботанический сад.
– Ты говоришь, эту самую коку выращивали несколько лет назад, но ведь на простыне Пресецкой СВЕЖИЙ СОК коки?
– Да, свежий. Вот я и подумала, что либо в саду снова занимаются этой кокой и выращивают ее для каких-то исследований, либо тебе надо найти своего человека в НИИ «Микроб» и попытаться выяснить, нет ли коки в их экспериментальном хозяйстве. Потому что в огороде кока не растет, это понятно… Да и какой смысл выращивать ее?.. Ты представляешь, сколько листьев коки надо вырастить, чтобы сделать один грамм кокаина?
– Понятия не имею, но думаю, что много.
– То-то и оно.
– А про грибок рассказывать будешь?
– Я не знаю, что это за грибок и с чем его едят. Если хочешь, я принесу тебе образцы в пробирке, а ты, когда пойдешь в «Микроб» насчет коки, попроси определить его природу и происхождение. Хотя я, если честно, к этому грибку уже остыла.
– Но ты все равно молодец… Между прочим, я нашла женщину, которая всем духам предпочитает «Пиковую даму»… Но больше пока ничего не могу сказать… – Юля вдруг подумала, что Бобрищев мог подкупить и Нору, и от этой мысли ей стало нехорошо.
– Ты не доверяешь мне? Да? – Нора словно прочитала ее мысли. – Вообще-то правильно делаешь… Только я не про себя, а так, вообще…
– Ты обиделась?
– Нет. Давай сюда свои пакеты, позвони вечером, я постараюсь что-нибудь для тебя успеть.
– Тебе Чайкин пришлет смывы с тела Пресецкой, попробуй определить, чем пропитана ее кожа, хорошо?
– Ну, ты меня заинтриговала. Ладно, иди, тебя заждались…
И тут проснулся телефон, замурлыкал в кармане. Юля, извинившись и попрощавшись с Норой, спустилась вниз, к Наташе.
– Слушаю…
– К сожалению, я не мог позвонить вам ночью, как обещал, – услышала она суховатый мужской голос, – чтобы поточнее назначить время и место встречи, но я готов сделать это сейчас.
– Кто вы? – Юля указательным пальцем ткнула в телефон, взглядом давая понять Наташе, что звонит тот самый человек, который пытался назначить ей встречу за городом. «Багаевка», – по слогам беззвучно произнесла она, и Зима ее поняла.
– Я просто человек, который хочет помочь вам разыскать убийцу двух женщин. У меня есть доказательства того, что к убийству имеет непосредственное отношение особа, вам хорошо известная. Подъезжайте часам к двенадцати к Багаевке, это в тридцати километрах от С. Там есть небольшой лесок, куда ведет песчаная дорога. Вы же будете на машине?
Он не давал ей времени опомниться и говорил так, словно и речи не могло быть о том, что Земцова не заинтересуется его информацией.
– Да, разумеется…
– Вот и отлично. Тогда у меня просьба. Приезжайте вместе с ней, и посадите ее рядом с собой на переднее сиденье. Мне важно, чтобы она увидела то, что ей положено увидеть своими глазами. Вы даже можете взять фотоаппарат или кинокамеру, чтобы запечатлеть выражение ее лица в тот момент, когда она увидит все это…
От его неприятного голоса и произнесенных им слов Юля почувствовала, как ступени лестницы начинают расплываться у нее перед глазами. Она физически, как снег на обнаженном теле, испытала страх.
– Что она должна увидеть? И о ком идет речь? Кого я должна посадить на переднее сиденье?
– А вы не догадываетесь?
Она промолчала, боясь сорваться и нагрубить. За кого он ее принимает? И как смеет вообще разговаривать в таком тоне? Но, с другой стороны, ей нельзя было сейчас спугнуть единственного человека, возможно, свидетеля, который знает что-то об убийствах Пресецкой и Званцевой. «Приезжайте вместе с ней…» Она. Женщина. В этом деле была только одна женщина, имевшая отношение к Зое и Ирине. И она сейчас находилась у нее дома. Холодкова?
«Какая короткая ночь. Я не успела доехать до ее квартиры… Но что, если это на самом деле она, а у меня на руках нет ни одного доказательства ее вины!»
– Алло, вы слушаете меня?
– Да, слушаю. Я поняла, о ком речь. О Холодковой?
– Правильно.
– Но где я вам ее найду?
– Представления не имею. И вообще это ваше дело. Это же вы ищете убийцу.
«Что-то уж слишком много он знает…» И тут вдруг она поняла, с кем говорит! Да это же Соня, тот самый Соня, или Пожарник, которого собирались нанять три подружки, чтобы кастрировать Бобрищева. Что ж, пусть будет Соня. Только зачем ему все это надо? Даже если он и собирается ей что-то показать, какой ему резон устраивать весь этот спектакль? Деньги?
– Послушайте, давайте определимся. Сколько вы хотите за информацию? Или у вас с Холодковой личные счеты?
– Только дураки отказываются от денег, – услышала она бесстрастный голос и поежилась. «Значит, все-таки деньги. Пусть так».
– Сколько?
– Тысяча долларов меня устроит.
– Но за что я должна буду дать вам тысячу долларов? – Ей хотелось вытрясти из этого телефонного разговора как можно больше.
– За то, чтобы схватить за руку преступника. Или это не входит в ваши планы?
– Хорошо. – Ей надо было выиграть время, чтобы до встречи с Соней успеть съездить на квартиру Холодковой и попытаться найти там хотя бы альбомы с фотографиями Зои. Она была уверена, что найдет их именно там. (Хотя промелькнула и обожгла мысль, что альбомы взял все-таки Пресецкий в память о своей горячо любимой жене.) – Я захвачу с собой эти деньги, привезу их вам, но при условии, что вы поможете мне, если это понадобится, справиться с Холодковой. Уж слишком решительно вы настроены… Мне даже жутко становится…
Она боялась переиграть, но говорила с ним так, чтобы дать понять, что она верит ему и как бы заранее просит о помощи. И лишь после этого как бы невзначай добавила:
– Предлагаю перенести нашу встречу на шесть часов вечера.
– Это поздно, будет темно…
– Тогда в четыре?
– В три.
– Но я не успею и найти Холодкову, и подготовить необходимую сумму. Вы что же, думаете, это так просто?..
– Хорошо. Договорились. Завтра в три часа в Багаевке. Вы там не заблудитесь, только одна дорога ведет к лесу. Надеюсь, вы понимаете, что, кроме вас и Холодковой, в машине никого не должно быть. Это непременное условие.
– Вы тоже будете на машине?
Но трубку уже повесили. Наташа смотрела на нее широко раскрытыми глазами. Вероятно, она подумала, что Юля знает имя убийцы. Пришлось передать ей весь разговор.
– Как ты думаешь, Холодкова еще у нас?
Юля позвонила домой, но в эту минуту на лестнице показалась Нора с пакетом в руке.
– Вот, это пробирка с грибком. Не знаю, правильно ли я сделала… Желаю тебе во всем этом разобраться как можно скорее. И все же обратись в «Микроб»… Все, пока, мне некогда…
Она исчезла так же неожиданно, как и появилась. «Опять этот грибок…»
Юля снова набрала домашний номер, и Женя тотчас взяла трубку. Голос у нее был спокойный.
– Все нормально? – спросила Земцова.
– Да, более или менее. Напилась успокоительных таблеток, которые нашла у вас, теперь меня мало что беспокоит. Разве что предстоящие похороны. Но я и к этому постараюсь подойти философски. Должен же кто-нибудь держать себя в руках…
Юля отметила, что, несмотря на спокойный тон, Холодкова все же не в себе.
– Мы позавтракали в ресторане, сейчас едем по вашему делу и неизвестно, когда вернемся. Но, судя по тому, что нам удалось узнать за то время, что мы с вами не виделись, вы не должны покидать мою квартиру. Это более чем опасно. Если же ваш бизнес значит для вас больше, чем жизнь, поступайте, как хотите…
– Жизнь? Да что такое, в сущности, жизнь? Еще Сартр говорил, что жизнь – это дерьмо…
Юля поняла, что успокоилась Холодкова не таблетками, а водкой.
«Что-то Игорек не звонит», – подумала она с тоской и тяжко вздохнула. И тут же, вспомнив про Москву, пожалела о том, что не расспросила Нору поподробнее об убитом журналисте.
Она снова достала из кармана телефон и набрала номер Чайкина.
– Леша, вся эта шумиха вокруг твоего большеголового покойничка?
– Не большеголового, я сказал, а головастого, это большая разница. Да, представь себе, через стенку от меня все это время находился известный Рыскин. А я его и не признал. Все смотрел на него, но так и не признал.
– И что, его сильно избили?
– Кто тебе сказал такую глупость?
– Не важно, – ответила она, вспоминая слова Норы.
– Я говорил тебе уже, что он ударился головой. Сейчас, когда он лежит вот тут передо мной, как… – он закашлялся. – В сущности, не важно, как он передо мной лежит. Но я вскрыл его и могу сказать тебе, что его никто не бил. Скорее всего он сцепился с кем-то в ресторане, упал, ударился головой обо что-то твердое, и все… Больше на его теле ничего подозрительного. Никаких других следов насильственной смерти. Он был здоровым человеком, крепким, я бы даже сказал… Водочку попивал, конечно, не без этого, но с этой печенью он бы прожил еще долго.
– Я прошу тебя, если это возможно, возьми смывы с его пальцев, это может быть очень важно…
– Слушай, Земцова, и дались тебе эти смывы… Я только что отправил стекляшки со смывами Пресецкой, а теперь подавай еще и рыскинские….
– Так сделаешь?
– Так точно, товарищ генерал, – смазывая слова, пролаяли на другом конце провода, и Юля поняла, что Чайкин тоже набрался. «И чего они все пьют? Погода, что ли, так на людей действует?»
– Я тебе позвоню, Леша… – сказала она нежно, как говорят с тяжело больными людьми, и отключила телефон.
– Все, Ната, едем к Холодковой, а потом к Корнилову. Вечером должны быть дома – будем ждать звонка Игоря.
Квартира Холодковой открывалась ключами, две копии которых были на связках ключей Зои и Ирины. Стало быть, туда помимо хозяйки могли наведаться в ее отсутствие и подруги. Это несколько усложняло дело, хотя, с другой стороны, развязывало руки.
Обычный дом, типовая квартира, напоминающая склад. Чего здесь только не было! Какие-то ящики, коробки, запаянные в полиэтилен упаковки с минералкой и соками! Ни уюта, ни комфорта, хотя следы ремонта все-таки наблюдались: новые обои с абстрактным рисунком на стенах и в рулонах по углам; новые люстры, стоящие на столах вместо ваз (некому было повесить?); новый линолеум под ногами, новые двери, которые невозможно открыть, поскольку они прижаты наставленными чуть ли не до потолка коробками…
– Интересно, и где же здесь искать альбомы? – спросила Юля.
И Наташа живо откликнулась:
– У нее есть сейф, я уверена. Она же – бизнесмен, наверняка хранит «наличку» дома, значит, у нее должен быть где-нибудь в стене замурован сейф.
Сейф они нашли в спальне, за ковром, но, судя по внешнему виду стены, размера он был маленького и туда вряд ли могли поместиться альбомы с фотографиями.
Здесь же, на прикроватной тумбочке, Юля увидела пузырек с таблетками.
– Не знаешь, что это такое?
Наташа не знала. Тогда они принялись искать упаковку от этого пузырька, чтобы прочитать инструкцию. «Запомни, Ната, коллекция лекарств может многое рассказать о человеке», – бормотала, наставляя Зиму, Юля. А когда нашли – в этой же тумбочке, среди прочих пузырьков и женских мелочей вроде тюбиков с кремами, недоеденных шоколадок в хрустящей фольге, расчесок, заколок и носовых платков коробку с втиснутым в нее крохотным пергаментным свитком с мелкими буковками-точками («Вот оно, указание к применению!»), то все еще более усложнилось. Разноцветные таблетки, которые принимала Холодкова, оказались витаминами для беременных женщин. В ванной комнате на полочке стояла еще одна пластиковая бутылочка с таблетками, повышающими иммунитет опять-таки у беременных… А на кухне, за банками с крупами, оказался целый склад пустых пузырьков и коробочек из-под препаратов против бесплодия.
– Кажется, она вылечилась и забеременела, – всплеснула руками Наташа и уселась на табурет, закинув ногу на ногу. – Только этого не хватало! Интересно, от кого могла забеременеть эта мымра?
– Как бы нам открыть сейф… Я просто уверена, что там лежит что-то важное. Документы, например… Мы узнали хотя бы, чем она занимается, каким именно бизнесом…
– Может, у тебя есть знакомый «медвежатник»?
– У Крымова, может, и был. Но я никого не знаю.
– Значит, мы напрасно сюда пришли?
Можно было, конечно, опять обратиться за помощью к Бричу, но где его искать? Снова рисовать сердце на тумбе и ждать, когда он заявится и опоит их своим «опиумом»? Земцова позвонила Корнилову.
– Виктор Львович? Это я.
– Земцова?! Я тебя сейчас убью… – застонал Корнилов в трубку и даже выматерился. – Ты куда пропала, черт бы тебя подрал? Я ищу ее, звоню, к телефону подходит какая-то баба и посылает меня…
– Так позвонили бы по сотовому, – невозмутимо ответила ему Юля.
– Сотовому… Да где бы его взять? Я потерял его, а наизусть запомнить не могу.
– Так запишите в записную книжку. Что случилось, Виктор Львович? Есть новости по нашим общим делам? Я вам нужна?
– Нужна! Но только по другому делу. Убит Рыскин, журналист… – И он принялся объяснять ей, кто такой Рыскин и сколько шума поднято вокруг имени известного журналиста-международника. – Мне нужны люди, а у меня их нет, да ты еще не звонишь, я зашиваюсь…
«Интересно, кто из нас следователь прокуратуры?»
– А как вы узнали, что Рыскин здесь? Кто-то опознал его? – Она подумала, что этот вопрос могла бы задать еще Чайкину. – Ведь его труп с десятого числа, если мне не изменяет память, лежит у Чайкина на полке?
– Его жена вернулась из Испании, видите ли, целую неделю была в полной уверенности, что он где-то в Южной Америке, а потом, когда он не позвонил в условленный день или что-то в этом роде, вспомнила, что он собирался к нам сюда, в С.
– Променять Южную Америку на С. – это уже интересно. Но я-то что могу для вас сделать?
– Как что? А ты еще не поняла? Позвонить Крымову и попросить навести справки об этом человеке: чем он занимался в Южной Америке и что его могло толкнуть в нашу дыру…
– А разве его жена об этом не знает?
– Его жена – совсем девчонка, сведения у нее о работе мужа самые поверхностные… Говорит, что он является собственным корреспондентом газеты «Мир вокруг нас», но работает также на… минуточку, у меня здесь записано… вот! Работает в журнале «Глобус», снимает сюжеты для телевидения и записывается также на радио. Вот и все!
– Значит, жена не знает, а Крымов узнает? И как же он это, интересно, сделает?
– Ему это не составит труда. Он мне и не такие вещи узнавал. Ты плохо знаешь Крымова. Забыла, где он и каким образом оказался ТАМ?
– Так позвоните ему сами.
– У тебя это лучше получится.
Отказать Корнилову сейчас, когда она собралась попросить его прислать ей на квартиру «медвежатника», было невозможно. Но и звонить в Париж Крымову, чтобы навести справки о Рыскине, – абсурд. Да, Крымов говорил, что работает на одну организацию, располагающую колоссальными возможностями, чуть ли не на Центральное разведывательное управление, но интуиция подсказывала ей, что все это – блеф и что Крымов в случае необходимости обходится исключительно личными связями, используя свою неотразимую внешность и обаяние, на которое покупаются даже мужчины. Крымов не тот человек, чтобы работать в ЦРУ, – слишком ярок, не в меру общителен и очень любит женщин. Такие люди ненадежны. Хотя всякое может быть.
– Хорошо, я позвоню ему. Сегодня же. Но, Виктор Львович, услуга за услугу… Мне срочно нужно проникнуть в один сейф.
– Юля, что ты такое говоришь?! У меня нет времени.
– А человек-то такой есть?
– Есть. Но его надо искать и разговаривать с ним лично, понимаешь? «Медвежатник» в завязке – это тебе не бывший зэк-дворняга, хватающий на лету брошенные ему куски… Прежде чем встретиться со мной, он двадцать раз подумает.
«Тогда ты и Крымова с его информацией не получишь», – решила про себя Юля, разозлившись на Корнилова. Он, видите ли, занят. Она попрощалась с ним холодно, отключила телефон и задумалась.
– Позвони Бобрищеву, – предложила Наташа. – У него связей не меньше, чем у твоего Корнилова.
– Может, ты и права…
Она набрала номер человека, который оплачивал каждый ее шаг, еще смутно представляя, как вести разговор. Ведь если он знал, что три подруги собирались его изуродовать и в пылу даже вышли на Соню как на исполнителя, то вряд ли он станет помогать ей открыть сейф Холодковой, в котором может храниться нечто, что подтвердит это намерение. Тогда уж ему точно не удастся избежать ареста – убийство двух женщин повесят на него, поскольку оно будет расценено как месть. Либо как желание обезопасить себя. «Самооборона», – усмехнулась она про себя.
– Николай? Это Земцова.
У Бобрищева был недовольный тон. Голос, который поначалу просто обволакивал Юлю, просачиваясь сквозь телефонные провода теплым, сексуально-электрическим облаком, теперь показался совсем чужим и отстраненным. Выходило, Николай воспринимал Земцову как предательницу, поверившую в его виновность.
– Нам надо срочно встретиться и поговорить, – начала Юля, чувствуя, что каждое произнесенное слово тонет в неприязни и недоверии. – Ваше поведение мне понятно, оно и логично, и нелогично одновременно, но сейчас я звоню вам для того, чтобы попросить у вас помощи.
– Деньги? – взвился Бобрищев где-то в далеком невидимом пространстве. – Снова деньги? Боже, как я устал…
Юля отключила телефон. Посмотрела на Наташу и пожала плечами.
– Орет?
– Орет.
– Конечно, – с чувством произнесла Наташа, – заорешь тут, когда его обложили со всех сторон, загнали… Красные флажки кругом, охотники в затылок дышат… Я бы тоже не сдержалась.
И тут телефон ожил. Юля схватилась за него нервно, словно только и ждала этого звонка. Но, услышав уже знакомый недовольный рык, широко раскрыла глаза. Это снова был Бобрищев.
– Что вам нужно? – спросил он устало. – Извините, если был груб.
– Мне нужен человек, который мог бы открыть один сейф.
– Надеюсь, не мой?
– Нет. Но я не могу сказать вам, где он находится и кому принадлежит.
– Вы работаете на меня или против меня? Давайте начистоту.
– На вас. И мне бы не хотелось, чтобы вы в этом сомневались. Не забывайте о ВАШЕМ алиби. Или вы забыли, ГДЕ провели ночь, когда убили Зою?
– У вас. Помню. Это была незабываемая ночь, – произнес он задумчиво. – Я хотел бы встретиться с вами еще раз, если вы не против…
Он играл в собственную игру, придумывая на ходу сцены несуществующего свидания и обманываясь, как мальчик.
– Хорошо. Обещаю. Так что с сейфом?
– У меня есть такой человек.
«У тебя везде есть свою люди: в НИЛСЭ, прокуратуре, адвокатуре, администрации и, я не удивлюсь, даже в правительстве…»
– Я не сомневалась. Он может подъехать через час к моему дому?
– Хорошо, я постараюсь. Он подойдет к вам и спросит, в какой квартире живет слесарь. Это условный знак, – и без перехода: – Восемь вечера вас устроит?
– Не поняла… Я же сказала, через час.
– Я насчет свидания, – возмутился он, как будто встреча с «медвежатником» была пустяком по сравнению с его планами на вечер.
– А… – удивилась Юля. – Вы позвоните мне в семь, тогда и решим, хорошо? Мне трудно загадывать. Я же работаю.
Юля сунула телефон в карман и вдруг представила себе, чем может для нее, да и для него, закончиться их свидание… Но имеет ли она право так поступать с ним? Так рисковать собой лишь для того, чтобы…
– Что случилось? На тебе лица нет… Юля, – Наташа помахала рукой у нее перед глазами. – Очнись. Замечталась… Он что, нравится тебе? – И, не дав ей ответить, добавила с укоризной: – А как же Шубин?
– Нам придется съездить ко мне, чтобы встретиться с человеком-ключом. Не могла же я направить его прямо сюда, Бобрищев бы сразу догадался, о каком сейфе идет речь. Но у нас в запасе полчаса, мы можем еще раз осмотреть квартиру.
И они снова принялись осматривать комнаты.
В целом получалось, что Евгения Холодкова – женщина довольно безалаберная, немного грязнуля, у которой неразбериха, оказывается, не только в делах и мыслях, но и в вещах. Черновики договоров, накладные, документы на право собственности на недвижимость, затертые до дыр записные книжки с адресами оптовых складов и фирм, занимающихся перепродажей продуктов и бытовой техники, валялись где попало вперемежку с рекламными брошюрами, призывающими лечить бесплодие и псориаз, кариес и дерматит, себорею и колики в животе. Помимо этого в нижнем этаже небольшого старинного и запыленного бюро, втиснутого между прикроватной тумбочкой и шифоньером, хранились нераспечатанные упаковки дорогих французских и швейцарских кремов против морщин, помады, пудры, румян и даже духов. Словно хозяйка, запасаясь всем этим впрок, ждала наступления новой жизни.
– Она же почти ничем этим не пользовалась, – Наташа разочарованно смотрела на роскошные коробки с косметикой и вздыхала. – Иметь такое и выглядеть, как ощипанная курица?!
– Мне кажется, она собиралась выйти замуж и родить ребенка.
– Значит, на восьмом месяце беременности эта квартирка была бы забита упаковками памперсов, присыпок и ящиков с детским питанием?
– Вполне возможно.
– Ты все думаешь, от кого она собиралась рожать?
– Думаю… Но ничего пока не придумала.
Все. Время вышло. Пора было ехать за «медвежатником».
Встреча произошла вовремя и без осложнений. Возле подъезда болтался какой-то тип в черной куртке и больших черных «шпионских» очках. В руке у него был деревянный чемоданчик, в таких хранят рыболовные снасти. Увидев подъезжающую на машине Земцову, он достал что-то из кармана и, удовлетворенно кивнув, быстро направился к ней навстречу. Юля поняла, что Бобрищев снабдил его ее фотографией.
– Где тут живет слесарь? – спросил мужчина, и Юля, поздоровавшись с ним за руку и отметив про себя, что тот в нитяных перчатках («Бережет руки…»), предложила ему сесть в машину.
– Думаю, знакомиться необязательно. Нам надо открыть один сейф, а потом его закрыть. И все.
– Вы не сказали еще, что о нем надо тотчас забыть, – усмехнулся человек, которого Юля про себя уже назвала Ключом.
– О таких вещах не говорят, это и так ясно.
Сейф он открыл за двадцать минут. Как только дверца поддалась, Юля вытолкала его из спальни почти взашей. «Подождите меня на кухне».
Когда она увидела, что в сейфе лежит всего один конверт, ей стало нехорошо. Она надеялась найти там как минимум пачку договоров…
Конверт. Большой, незапечатанный, из серой плотной бумаги и легкий. Что в нем может быть такого, чтобы его хранили в сейфе?
Она открыла его, заглянула и увидела несколько сложенных листов бумаги, какой-то документ с жесткой картонной коркой и все. Она достала первый листок. Это был список. Но очень странный.
– Смотри… Что бы это могло быть? – Она развернула его и показала Наташе.
– «1. Апельсины без кожуры» – 2; 2. «Девушка и собака» – 2.5; 3. «У окна» – 5» и т. п. – Зима вертела листок в руках. – Ничего не понимаю. Может, это печенье? Сейчас продают такие большие жестяные коробки с печеньями, у них очень поэтические названия… Только непонятно, почему все это хранится в сейфе?
– А это что еще такое?
Юля извлекла из конверта еще два небольших, сложенных вчетверо листочка. Развернула их, быстро прочла глазами; затем достала и документ, раскрыла и, заглянув в него, ахнула, после чего сразу же сунула вместе со списком в конверт, затем – к себе в карман. Наташа и опомниться не успела, как Земцова позвала Ключа.
– Заприте, пожалуйста, сейф.
Он запер его и, сложив инструменты в рыболовный ящичек, выпрямился.
– Вот ваши деньги…
Но тот, скрещивая движениями маятника растопыренные пальцы рук, замотал головой, напоминая Железного Дровосека из «Волшебника Изумрудного города»:
– Мне уже заплатили.
– Тогда спасибо. Мы могли бы работать вместе. Вам дать мой телефон?
– Он у меня уже есть, и я всегда рад помочь вам.
Он вежливо поклонился и направился к двери. Но вдруг на полпути остановился, повернул голову и, широко улыбаясь и показывая гнилые зубы, просвистел:
– Крымову – привет! – и ушел, хлопнув дверью.
«Что ж, тем лучше. Проверенные люди никогда не помешают».
– Ты мне уже не доверяешь? – услышала Юля за спиной и вздрогнула.
Наташа обиделась, что ей не показали секретные листочки из конверта.
– Наташа, ты скоро узнаешь все сама. А теперь нам надо срочно домой. Мне кажется, я знаю, что связывало Холодкову с Зоей…
– Так это все-таки она… убила своих подружек?
– Может быть… Надо подождать, что скажет Шубин.
В машине ожил телефон. Юля сразу узнала голос Брича.
– Я тебе подарок приготовил, в почтовый ящик сунул, – прохрипел он весело.
– Какой еще подарок?
– Увидишь. На свалке мои люди нашли.
– На какой свалке?
– Прямо в центре города, за рынком… Кто-то хотел, чтобы ЭТО нашли…
– За каким рынком?
Но Брича уже не было. Он словно приснился. Затем позвонил Шубин. И его звонок был воспринят Юлей, как сигнал из космоса – настолько оказался неожиданным и таким коротким, что уместился в одно мгновение: «Я сейчас в аэропорту. Еду к тебе. Где Холодкова?» – «У меня…» – «Не спускай с нее глаз». И все. Короткие гудки. Словно и голос Шубина тоже приснился. Она посмотрела на притихший телефон, как на некую, составленную из сгустков воздуха, бесплотную субстанцию. «Кто это?» – спросила Наташа, но Юля ее даже не услышала. В ее голове голос Шубина благополучно трансформировался в голос совершенно другого человека, чей образ был для нее сейчас еще более нереальным, хотя и стоил дорогого…
Зато у себя в почтовом ящике Земцова обнаружила вполне реальный целлофановый пакет.
Она развернула его прямо в подъезде, на подоконнике, чтобы не нести в квартиру, где находилась Холодкова.
В пакете был газетный сверток, из которого показались волосы. Много волос, длинные – светлые и потемнее. Она сразу подумала, что это волосы Зои и Иры. В голове прозвучала фраза, небрежно брошенная Бричем: «Кто-то хотел, чтобы ЭТО нашли». Но Брич здесь ни при чем, а уж его умозаключения тем более…
– Думаешь, это ИХ волосы? – прошептала Наташа, закрывая собой страшную посылку с того света.
– Думаю, кто-то морочит нам голову… Это могут быть чьи угодно волосы. Из парикмахерской, например… Хотя очень похоже, что убийца подкинул нам эти волосы. Но зачем?
– Здрасте! Чтобы предупредить о том, что готовится еще одно убийство! Разве непонятно?
Юля между тем рассматривала газету. Это было не рекламное бесплатное чтиво, которое мог найти в своем почтовом ящике каждый житель города, а «Российская газета», причем датированная июнем этого года. Пожелтевшая, грязноватая, чуть ли не припорошенная пылью и сложенная вчетверо. «Вероятно, Брич и газету нашел на этой же свалке за рынком», – подумала Юля, кончиками пальцев цепляясь за уголки газетного листа и приподнимая его, чтобы заглянуть внутрь, в порыжевшую темень газетного внутреннего угла. Потянула носом – слабый запах типографской краски, пыли и рыбы. Чихнула.
– Будь здорова, – услышала она над ухом и аж подскочила, забыв о стоящей рядом Наташе.
– Спасибо… Хотя какое может быть здоровье у человека, забывшего, что такое еда, сон и отдых? Все, идем домой. Холодковой – ни слова…
И тут взгляд ее упал на несколько расплывчатых знаков – выведенных синими чернилами цифр… «10—16». Дом и квартира. Ее бросило в пот.
– Наташа, взгляни, пожалуйста, сюда… Вот здесь, рядом с цифрами ничего нет?
– Что-то есть, какие-то буквы. Давай поднесем к свету…
– Да где тут быть свету, если за окном такая смурь…
Тем не менее она поднесла газету к окну и прочла три буквы. «Жук.».
– Это адрес, – сказала просто Наташа. – АДРЕС.
– Жуковского, 10, квартира 16. Чей это адрес?
– Коршиковых. У Зои квартира расположена прямо, квартира, значит, семнадцать. Третий этаж. Все сходится.
Юля тотчас набрала номер лаборатории, в которой работала Нора.
Спустя несколько минут ее сомнения были развеяны в пух и прах. Отпечатки пальцев, взятые с расчески, которой Коршиков делал прическу Наташе Зиме в салоне «Коломба», и ножниц, которые Юля «конфисковала» у соседки Званцевой – Абрамовой совпали с отпечатками пальцев трех ножниц, обнаруженных в квартире Пресецкой. Эти же «пальцы» обнаружены и на некоторой посуде в квартире Зои.
«Получается, Коршиков убил Зою и Ирину, остриг их, а волосы завернул в свою же газету, после чего выбросил на свалку. Свалка в центре города, неподалеку от „Коломбы“.»
– А что с отпечатками Бобрищева?
– Подожди минутку, мне надо перейти к другому телефону… – прошептала Нора заговорщицки. И через несколько секунд Юля снова услышала ее голос: – Они тоже повсюду. Он бывал на квартирах обеих жертв. Так что убийцей мог быть как Коршиков, так и Бобрищев.
Юле не нравилось, что Нора так активно делает выводы, но и оборвать ее было нельзя, слишком много она за столь короткий срок успела сделать для нее.
– Тебя еще интересуют смывы?
– Да, конечно… – очнулась Юля. – Ну и что там?
– На руках и плечах Пресецкой эфирное масло… лимона!
«Отлично. Что и требовалось доказать. Стас не лгал, говоря, что видел Пресецкую незадолго до смерти, когда та протирала себе руки половинкой лимона, готовясь к свиданию с убийцей… Не забыть бы еще расспросить жену Коршикова, видела ли она Стаса в тот вечер, когда тот скулил под Зоиными дверями…»
– Алло, ты меня слушаешь?
– Да, извини, Нора… Все правильно – лимон. А что показали смывы с пальцев журналиста? – вдруг вспомнила она о Рыскине, убитом в том же ресторане, где встречались три подружки, чтобы приговорить Бобрищева почти к смерти.
«10 октября в „Европе“ убит журналист Рыскин, 11 октября к Абрамовой приходит бомж по имени Толя и крадет ее парик; 13 октября – убита Зоя Пресецкая, 15 октября в полночь – погибает Ира Званцева… Существует ли связь между этими преступлениями?» – вспомнила она свою запись в блокноте. «Надо бы встретиться с женой Рыскина и спросить, что понадобилось ему в этом чертовом городе…»
– На пальцах журналиста… тот же грибок.
– Спасибо, Нора. Мне кажется, эта головоломка не для средних умов. Твой грибок меня просто доконал. Я перед тобой в долгу. Встретимся, обсудим… Я позвоню.
Она повернулась к Наташе:
– Слушай, мы сегодня дойдем до дома или нет?
Но перед дверью, за которой их должна была поджидать Холодкова, Юля вдруг остановилась и хлопнула себя ладонью по лбу:
– Слушай, но какая же может быть у нее беременность, если она принимает горстями успокоительные таблетки, если согласилась на мой «американский» убойный укол, да и пьет потихоньку… Могу поспорить, она и сейчас набралась по уши и спит себе спокойно… благо что выпивка в моем доме всегда есть, что…
Она позвонила в дверь. Тишина. Пришлось открывать самой.
Холодкову они нашли спящей поперек кровати. Отвратительное зрелище. Юля, помня о том, что в ее квартире они так и не нашли альбомы с фотографиями Зои Пресецкой, вернулась в прихожую и стала искать портфель, с которым она и Шубин привезли Холодкову из прокуратуры, где она давала показания против Бобрищева. Вскоре к поискам подключилась и Наташа.
Портфель они нашли на шкафу, в спальне же, где и спала его владелица; он был завален журналами. Вынесли его тихонько в кухню; Юля открыла его и, к своей радости, увидела несколько фотоальбомов, явно принадлежавших Зое.
– Интересно, как она объяснит, что в ее портфеле находятся фотографии Пресецкой? – возмущалась Юля, листая альбомы и восхищаясь фотогеничностью Зои, которая смотрела на нее с каждого снимка. – Ты только посмотри, какие фотографии! Словно Зоя была не простой домохозяйкой, а актрисой.
Наташа тоже смотрела альбом с интересом, но никак не комментируя. Казалось, она находится в ожидании чего-то необыкновенного, шокирующего…
– Ты что-то ищешь?
– Конечно. Ищу Бобрищева или кого-то другого, кого мы пока еще не знаем. Мне вдруг пришло в голову, что Зоя могла встречаться с человеком, имеющим самое непосредственное отношение к Холодковой, с ее родным братом, скажем…
– … который и убил Пресецкую? – усмехнулась Юля, не собираясь раньше времени открывать Наташе тайну Холодковой, обнаруженную у нее в сейфе. «Родной брат…»
Фотографии не представляли для следствия никакого интереса – Зою фотографировали в основном ее же подруги, почти всегда находившиеся рядом с ней. Перед Земцовой медленно проплывала полная обычных человеческих радостей жизнь Зои Пресецкой: вот она с подружками на природе, в купальнике, демонстрирует свое роскошное тело; дома, на кухне позирует перед празднично накрытым столом; на улице, возле дома под зонтиком, улыбаясь и радуясь чему-то или кому-то; вот Зоя, подняв руками кудрявые пышные волосы, изогнулась вся на фоне своих же картин… И ни одного мужчины.
– Почему ты молчишь? – вдруг спросила Наташа, не выдержав все-таки, с надрывом в голосе.
– О чем ты?
– О тех листках, которые ты нашла в конверте в сейфе. О звонках в машине… Ты не доверяешь мне, я же вижу… – она вела себя, как обиженная маленькая девочка, готовая расплакаться.
– Тс…
Юля приложила палец к губам и прислушалась. Так и есть – шаги. Они приближались. Дверь кухни распахнулась, и они увидели на пороге страшную в своем тяжком похмелье и неприбранности Женю. Машинально поправляя волосы, закрывающие половину лица, Холодкова решительно прошла в глубь кухни, села на свободный табурет и, скрестив руки под грудью и закинув ногу за ногу, уставилась на Земцову.
– Пришли? Наконец-то… – сказала она, поджимая губы, словно лишь усилием воли ей удавалось сдерживать поток брани. Такое у нее было в тот момент злое и бледное лицо. – Бросили меня, напугали до смерти… Проснулась, слышу – голоса. Разве так можно?
Тут взгляд ее упал на альбомы, и она изменилась в лице.
– А… – она чуть не поперхнулась воздухом, который как острая кость застрял в горле. – А кто вам позволил рыться в моих вещах? Что это еще такое? – Она рванулась к столу, на котором лежали разложенные альбомы, но Юля с силой остановила ее.
– Убери руки!
И в эту минуту раздался звонок в передней. Страх, который волнами исходил от Холодковой, как будто передался остальным. Наташа резко повернулась к двери, а Юля, выронив из рук непонятно как оказавшийся у нее нож («Инстинкт самосохранения?»), бросилась на звонок.
Сквозь стеклянную толщу круглого, искажающего стереометрические формы дверного «глазка» Юля увидела Шубина. Он приехал настолько вовремя, насколько может появиться на сцене затянувшейся драмы один из ключевых персонажей – хоть и подзабытый публикой, но в глубине души ожидаемый ею.
– Игорь! – Юля впустила его и бросилась ему на грудь. – Как хорошо, что ты приехал… Где ты так долго был? Я даже стала забывать, зачем ты туда отправился. Разве так можно?
Захлебываясь этими простыми словами-упреками, она помогала ему снять куртку и даже приглаживала в каком-то материнском порыве волосы на его голове. Но при этом Юля ловила себя на мысли, что с Крымовым ей не приходилось чувствовать себя настолько одинокой и уязвимой, как с Шубиным. Да, когда Игорь был рядом, она ощущала силу, исходящую от него. Но когда он оставлял ее одну, уезжая, то становилось понятным, что его нет и он не появится так же внезапно, как появлялся в свое время вездесущий Крымов, для которого перемещение в пространстве носило характер полета… И пусть мысли ее являлись плодом идеализации, все равно она отдала бы несколько лет жизни только за то, чтобы, открыв сейчас дверь, увидеть на пороге не Шубина, а Крымова. И ей было нестерпимо стыдно.
«Холодкова на кухне. Она не знает о том, что я догадываюсь… Нам надо поговорить. Придумай что-нибудь…» – прошептала она. Игорь кивнул головой, ласково потерся щекой о ее щеку («Жест вернувшегося из командировки мужа, стосковавшегося по жене»), поцеловал ее легким поцелуем в висок и, осторожно подталкивая в спину, направил на кухню.
У Холодковой был уже не такой агрессивный взгляд. Понимая, что в квартире появился мужчина, к тому же и Шубин, напарник Земцовой, она молча встретила его и теперь, судя по всему, ждала какой-то развязки действия.
– Наташа, привет, – вдруг обратился Шубин не к ней, а к оробевшей Зиме. – Ты не хочешь меня покормить?
– Я с-сейчас… минут-точку… – она заикалась от волнения. В отличие от Юли она испытывала к Игорю сильное сексуальное чувство. И если бы не присутствие Холодковой, она бы продолжила невидимую игру-битву за Шубина, в которую играла с тех пор, как поселилась у Юли.
– Вот, – Юля взяла в руки альбом. – Нашли у Жени кучу Зоиных альбомов. Я-то думала, в них будет что-нибудь интересное, что как-то продвинет следствие, но я ошиблась. Только человека зря перепугала, – она бросила взгляд на съежившуюся на табурете Холодкову. – Фотографии самые обычные. И ни одного мужчины. Думаю, Женя взяла альбомы на память о подруге, ведь правда?
Холодкова кивнула головой. У нее словно отнялась речь.
– Она пока живет у меня, думаю, я правильно сделала, позволив ей здесь остаться, – и хотя Юля обращалась к Шубину, взгляд ее был прикован к лицу Холодковой. – Вам страшно, Женя?
Но та по-прежнему молчала.
Наташа, разогревая еду для Шубина, вообще ничего не понимала. В воздухе чувствовалось какое-то напряжение, чуть ли не электрическое поле, образовавшееся в результате сплошных недомолвок и подозрений. Она решила молчать, ни во что не вмешиваться и дождаться развязки.
– Я спрашиваю, вам не страшно?
– Если вам не жалко, налейте мне еще немного водки, той, которая стоит у вас в комнате… – попросила Холодкова, поеживаясь. Ее знобило.
– А вы подите сами и налейте себе, ведь вы же знаете, где… (Холодкова метнулась из кухни, чуть не опрокинув табурет, за который зацепилась подолом юбки.) Наташа, ты накрывай на стол, а мы с Игорем сейчас вернемся… Смотри, чтобы Женя не сбежала. Запри дверь еще на один замок, ключ знаешь где…
И Юля удалилась с Игорем в спальню. Ей не терпелось услышать подтверждение своих подозрений.
Шубин, не так истолковав это ее желание уединиться с ним в спальне, крепко обнял ее и прижал к себе.
– Подожди, ты мне сначала скажи, ты привез буклет?
– Буклет? Но откуда ты могла узнать? – Было видно, что Шубин разочарован.
– Так привез или нет?
Вместо ответа он достал из кармана тоненькую книжечку – яркую и блестящую, обложка которой выглядела именно так, как Юля себе и представляла. Это означало, что на туалетном столике в спальне Пресецкой, то есть на снимке, который они с Наташей нашли в книге Толстого «Петр Первый», была запечатлена именно эта брошюра с белыми розами. А цифра 30 оказалась первыми буквами имени «ЗОЯ».
Юля листала книжечку в каком-то исступлении. Этот буклет был издан ООО «Галерея АРТ», что на Кутузовском… Фотографии репродукций Зои Пресецкой говорили о многом. Особенно же приятным было то обстоятельство, что полотна «талантливой русской художницы», коей считалась Пресецкая, носили те же самые названия, что и в списке, обнаруженном пару часов назад в сейфе Холодковой: «Апельсины без кожуры», «Девушка и собака», «У окна», «Белые розы в синей вазе»…
– Есть еще новости? – спросила она, даже не глядя на Игоря. – Игорек?
– Да разве тебя чем удивишь?
– Удивишь. Выкладывай, что ты узнал там, в столице?..
…Они вернулись, когда на столе уже дымился в тарелках суп, приготовленный на скорую руку Наташей, а по кухне распространялся запах яичницы с луком. Женя, которую тоже позвали обедать, шумно и долго усаживалась за стол, с трудом справляясь с хмельной слабостью и выказывая явное нарушение координации движений.
Обедали в молчании, лишь изредка перебрасываясь дежурными фразами вроде «передай мне, пожалуйста, соли» или «тебе побольше лука или сала?».
Юля понимала, что все ждут связного рассказа о преступлениях, расследованием которых они занимаются, именно от нее, она должна прямо сейчас объяснить, что же произошло на квартире Зои Пресецкой, а потом и Иры Званцевой. И она собиралась, объединив все логические нити в одну, основную, разоблачить сидящую перед ней и что-то подозревающую Холодкову. Но все равно половина того, что она хотела озвучить, являлось чистым блефом. И как долго она продержится, прежде чем услышит нечто куда более важное, чем то, чем располагают они с Шубиным?
– Женя, вы в состоянии отвечать на мои вопросы?
Холодкова, перед которой Наташа поставила чашку с чаем, опустила голову, как человек, почуявший приближение развязки.
– Какие еще вопросы? – буркнула она неуверенно. – Вы что, приютили меня лишь для того, чтобы задавать мне дурацкие вопросы?
– Расскажите нам, пожалуйста, как и за что вы убили вашу подругу Зою Пресецкую.
