На почте Степана ждало разочарование. Вторая приемщица не запомнила, кто отправлял бандероли. Сказала, что за последние дни не принимала ничего запрещенного, была напугана. Впрочем, бандероли Петрович уже потрошит, Степе не терпелось узнать начинку, поэтому после почты рванул к нему.

Кандыкову прислали уже известный коньяк, заведующей костюмерным цехом хорошее вино, музыкальной сигаретницей с сигаретами одарили Швеца, а Эре Лукьяновне предназначены были дорогие конфетки в резной шкатулке. Петрович с восторгом, нет, с маниакальным блеском в глазах занялся исследованием даров, а Степа ринулся к Вике, чтобы пригласить девушку на опознание.

Все это он рассказал Волгиной, прибыв в прокуратуру около трех часов дня.

– Ну а у меня сплошные нули. Лопаткин ни сном ни духом не знал о посылках, божился, что ничего и никому в последний год не отправлял. Сам он ни рыба ни мясо, вообще произвел впечатление шизофреника. Мало того, требовал посадить его.

– Да? И за что?

– Потому что он... цитирую: «предатель, подонок, тля, ничтожество». Рыдал, представляешь? А толком ничего не объяснил. Ему срочно нужно ложиться в психиатрическую клинику. Он больной. Теперь Сюкина... О! Эта столько говорила, что мне едва удавалось вставить слово. Вон, посмотри. Видишь стопку тетрадей?

Степа повернул голову, наверху шкафа лежало штук десять общих тетрадей. Он вопросительно посмотрел на Оксану, та рассказала:

– Это творения Сюкиной, вернее, запись собраний, приказов, разговоров и собственных выводов. Расписано по годам. Не поленилась, съездила домой и привезла. По ней тоже дурдом тоскует. Степан, я боюсь заразиться идиотизмом.

– Надежда только на Вику, – заключил Степа.

– Слабенькая, скажу, надежда, но надежда. Чайку попьешь?

– Попью. А бутербродик дашь?

– Я тебе и котлет с гарниром дам. Нам одна тетка возит блюда домашнего приготовления, я и для тебя купила. Причем налоги за это не платит. Представь, возит кулинарию в прокуратуру! Не смешно? Ее все покрывают, потому что дешево, вкусно и без халтуры. Только котлеты остыли.

– Без проблем. В данный момент я проглочу и сырое мясо.

До прихода актрис пили чай, болтали на отвлеченные темы, надо же иногда и расслабиться. Но вот пожаловали актрисы на допотопном автобусе «Кубань», который любезно предоставила Эра Лукьяновна. В кабинете сразу стало очень тесно. Оксана попросила женщин переодеться и поставила на стол тюбик губной помады:

– Накрасьте губы этой помадой.

Затем она и Степа вышли в коридор. Последней явилась Гурьева с сумкой, в которой привезла пальто. Ее попросили войти в кабинет. Два оперативника таскали стулья к Волгиной, а Степа и Оксана ждали опаздывающую Вику. Заречный заметно нервничал. Опоздала она на двадцать минут, извинилась. А виноват был Степа. В суматохе не договорился с начальством почты, чтобы отпустили Вику. Прокол в работе.

Дверь кабинета приоткрылась, Катерина Кандыкова, высунув в щель голову, сообщила, что все готовы. Волгина вошла и... обомлела. Вернее, в первый момент чуть не расхохоталась в голос, но сдержалась, давясь смехом. Актрисы подошли со всей ответственностью к заданию, встретили следователя стоя.

Анна Лозовская вырядилась в платье времен Петра Первого! Но зеленое. Но с желтыми кружевами и глубоким декольте.

Овчаренко оделась в стилизованную древнегреческую светло-зеленую одежду до пят.

Сюкина предпочла платье эпохи нэпманов из зеленой парчи, которое напялила поверх брюк.

Кандыкова Катерина обрядилась в русский зеленый сарафан, страшно тесный в груди, под него натянула зелененькую кофточку из шерсти.

Нонна Башмакова надела мужской сюртук девятнадцатого века.

Мария Рубан блеснула оригинальностью. Ее одеяние было в восточном стиле, обильно изукрашено вышитым орнаментом и стразами – эдакое воздушное платье из зеленого нейлона с атласным лифом. В совокупности с морщинистой кожей и яркой косметикой наряд Рубан выглядел безумно нелепым. Она единственная из женщин, которая обернула легкий шарфик вокруг головы наподобие чалмы, остальные держали в руках или накинули шарфы на плечи.

Еще две актрисы оделись в вышедшие из моды брючные костюмы, ничем не примечательные, на одной из них было еще и зеленое пальто.

Одна Гурьева выглядела прилично, правда, пальто на ней тоже было старое. Но губы... у всех одинакового цвета, почти черного, придали женщинам вид вампиров из фильма ужасов.

Маскарад умалишенных!

Волгина попросила намотать шарфики на головы и надеть солнцезащитные очки. Дамы выполнили просьбу. Оксана, больше не в силах сдерживаться, вылетела из кабинета, отбежала к окну и подала знак рукой Степе, дескать, подойди. Повернувшись к работнице почты спиной, она сотрясалась от беззвучного смеха.

– Ты что? – Степе показалось, что Волгина слегка тронулась.

– Когда... ты... на них посмотришь... – простонала Оксана. – Степа, это... дурдом «Солнышко» собрался на дискотеку. И все зелененькие... гуманоиды... ой, не могу... я сейчас умру... от смеха...

– Перестань, елки-палки! – зашипел Степа, толкая ее в бок локтем. – Ты же следователь. Не солидно. Прокурор идет!

– Где? – оглянулась Оксана и махнула рукой. – Да ну тебя! Он в баню поехал водку пить. Все, Степа, все. Не буду. Я пошла, а ты заведешь Вику минуты через две. – Она двинула к кабинету, уговаривая себя: – Только не смотреть на них, только не смотреть... И ты не смотри, Степа! Ни за что не смотри на них.

Уставившись в пол, Оксана прошла к рабочему столу мимо дам, чинно сидевших на стульях у стен. Достала бумаги, принялась что-то писать.

– Вика, – говорил в это время Степа, – там сидят женщины в зеленых одеждах. Вы сейчас зайдете, внимательно посмотрите на каждую, не торопитесь. Возможно, женщина, отправлявшая бандероли двадцать пятого октября, находится среди них.

– Попробую, – сказала Вика, заметно волнуясь.

Они вошли в кабинет... Вика остановилась, растерянно оглянулась на Степана. Да тот и сам застыл. Оксана была права: сдержаться оказалось чертовски трудно. У стен сидели зелено-желто-оранжевые существа, все в черных очках и с черными губами. Словно призраки разных эпох выползли на свет из склепов. Ужас! Он до боли сжал кулак и ободряюще подмигнул Вике. Девушка медленно продвигалась по кабинету, останавливаясь возле каждой женщины, те в свою очередь следили за ней, поворачивая головы. Прошло минут пять...

– Ну вот это пальто, – сказала Вика Степе, указывая пальцем на Гурьеву.

– Вы не ошиблись? – спросила Волгина, вскинув глаза. Теперь смехотворный вид актрис ее не занимал. – Посмотрите внимательно.

– Нет, не ошиблась, – уверенно произнесла Вика, даже не подумав рассматривать Карину. – Ткань букле, потом крой... воротник большой, вышел из моды. А рукава широкие, с отворотами. А на отвороте... сейчас соображу... На отвороте левого рукава пятно... как выжженное... желтоватое...

Да, она не могла ошибиться, описала пальто, не глядя на Карину Гурьеву. Степа совсем растерялся, особенно когда взглянул на отворот рукава – там действительно было пятно размером со спичечный коробок.

– Пятно есть, – сказала Карина с заметной нервозностью. – Я сожгла рукав утюгом, с тех пор не ношу его. А в чем, собственно, дело?

Волгина, постукивая авторучкой по столу, пропустила вопрос Гурьевой мимо ушей, а Вику попросила:

– Посмотрите на женщину. Это она отправляла бандероли? Гражданка Гурьева, встаньте, пожалуйста.

Та поднялась со стула. Вика разглядывала Карину долго, потом покачала головой:

– Вы знаете, вот этого сказать не могу. Может, она, а может, не она. Голос не похож... вроде бы. А так... ой, не знаю. Рост как будто тот... нет, я не могу точно сказать. Все-таки она в очках была. И потом, я не рассматривала ее специально... но пальто это. Пальто я хорошо запомнила. Мы, общаясь с клиентами, видим в основном руки и часть корпуса, на лицо редко обращаем внимание.

– Все свободны, – сообщила Волгина и добавила: – А вас, Карина Глебовна, просим остаться.

Степа вышел вслед за Викой, отойдя с ней в сторону, спросил:

– Это та примета, про которую вы забыли?

– Не понимаю, о чем вы?

– Ну, пятно на отвороте рукава. Помните, вы говорили, что вас что-то поразило, потом вы отвлеклись...

– Да, помню! Только это было не пятно, кажется... что-то другое...

– А что?

– Не знаю. Честно, не знаю. Я не смогла вспомнить, как ни старалась. Но, думаю, не пятно. Я его и так запомнила. Да и что особенного в пятне?

– Ну хорошо, идите. Спасибо, Вика, вы нам очень помогли.

Ну вот и все. Отправительница бандеролей, кажется, найдена. Кажется! Все-таки Степа испытывал какую-то неудовлетворенность. Все это уже смахивает на преступное сообщество. Ведь кто-то Гурьевой помогал, не сама же она бросила яд в бокал подруги. Степа вернулся в кабинет.

– Я не понимаю, что происходит? – лепетала Карина, потрясенная до основания. Кстати, очень правдиво изображала потрясение. – Меня в чем-то подозревают?

– В отравлениях, – холодно сказала Оксана. – Или в убийстве.

– Как? Что? Меня?!! Но... это невозможно!

– Двадцать пятого октября, утром, вы отправили три бандероли, написав обратный адрес Марии Рубан, – добивала ее Оксана. – В этот же день были отправлены еще четыре бандероли, на них обратный адрес уже Лопаткина. В первой партии бандеролей в коньяке, в двух бутылках, обнаружены отравляющие вещества, в результате чего скончался Виолин...

– Да это бред! – выкрикнула Карина. У нее дрожал подбородок, кончиками пальцев она растирала виски. – Это полный бред. Я ничего не отправляла!

– Вас опознала приемщица с почты. Вернее, ваше пальто. Я допускаю процент случайности, но, согласитесь, пальто с характерным пятном вряд ли имеется еще у кого-то. Стоило приемщице увидеть ваше пальто, как она описала его, не глядя на вас.

– Нет, нет, нет! – забормотала Карина. – Это нелепость... это... ошибка...

– Так все говорят, – с чувством превосходства сказала Волгина. – Меня интересуют сообщники. Кто они? Сколько их? Кто бросил яд в бокал на спектакле? Кто подбросил водку с отравой Овчаренко?

– Я вам не назову сообщников, потому что у меня их нет, – хрипло пробормотала Карина. – Вы не верите, а я не знаю, как доказать, что вы... ошибаетесь.

– Хорошо, – усмехнулась Волгина. – Я вынуждена задержать вас, Карина Глебовна. Вы подумаете, возможно, припомните тех, кто помогал вам.

Гурьевой стало плохо. Она схватилась за сердце, побледнела, Степа бросился поддержать ее, чтобы не упала...