4
Карина битый час звонила и стучала в дверь Лопаткина. «Неужели этот псих в самом деле умер?! – обдало жаром Карину. – Боже мой! Колька покончил с собой! Вот уж правда: не гадь и совесть будет жить в ладу с тобой». Она села на нижние ступеньки, раздумывая, что делать. Дверь взломать? Тогда необходимо вызвать милицию. Карина нажала на кнопки телефона...
– Кариночка, – некто промурлыкал у плеча голосом Кольки.
Вздрогнув от неожиданности и одновременно вскрикнув, Карина увидела круглую физиономию, прилипшую к железным прутьям. Живой и невредимый Лопаткин стоял внизу на лестнице.
– Так ты не умер! – выговорила она, постепенно приходя в себя. – Ну, Лопаткин, тогда я тебя прикончу!
Карина вскочила и стала колотить сумочкой по голове Николая. Тот закрылся обеими руками, поднялся на площадку и отступал к своей двери:
– Ты что! Помешалась? Карина... да хватит, елки-палки...
– Вот тебе! Вот! Дрянь! Я тут бьюсь в двери целый час! Соседей переполошила! Думаю, он правда умер, а...
– Я только собираюсь умереть, – защищался он, отмахиваясь. – Ну, хватит. Дай дверь открыть, тогда и бей. Соседи сбегутся...
Карина устала, тяжело дыша, ждала, когда Лопаткин откроет дверь, а потом с новыми силами налетела на него уже в квартире:
– Получай! Вот и вот! – Пролетев в комнату, упала на диван, достала сигареты. – В следующий раз, когда тебе придет в голову звонить мне среди ночи, знай: шуток таких не прощу. Умирает он! Я уж думала, и тебя отравили. Нет, Коля, ты свин, ба-альшой свин.
– Кариночка, прости, я больше не буду...
Он опустился на стул, ссутулился, мял руки. Кисти у Коли большие, какие бывают у рабочих людей. Да и внешность у него простака, до сих пор играет Иванушек-дурачков. Коля и в быту сжился с ролью Иванушки-дурачка. За ним закрепился еще один образ – несчастного человека и неудачника. Собственно, играть ему приходилось много, пусть небольшие роли, зато постоянно в процессе работы, поэтому неудачник не совсем точно звучит. Впрочем, Кольке нравится имидж несчастного, никому ненужного маленького человечка. Он член профкома. В прошлом, когда сокращали Карину, он благородно... воздержался. Она тогда была в ярости, но Коля умеет прикинуться виноватым, просить прощения, посыпать голову пеплом.
– Вы когда-нибудь дадите спокойно жить? – проворчала Карина, прикуривая. – Из-за вас я курить не могу бросить. Что ты там плел ночью?
– Так... – трагически закатил глаза к потолку Коля. – Это был порыв отчаяния, прости меня. Грустно все. Жизнь кончилась...
– Коля, – зло выпустила струю дыма Карина, – не стоит передо мной играть роль. Ты не герой любовник, твои страдания издают душок фальшивки.
– Не веришь ты мне! Не веришь... – и Коля откинулся на спинку стула, прикрыл веки больших глаз. – А мне плохо. Почему меня никто не любит?
– Хороший вопрос, – ядовито произнесла Карина. – Сейчас задумался? А стоило раньше это сделать. Коля, ты ведь мужчина, сколько можно жить мальчиком? Ты научился не отвечать за свои поступки, там подписал, здесь воздержался, а так нельзя, Коля.
– Ох как ты права, Кариночка, как права...
– Уууу!!! – простонала она. – Нет, я больше не могу. Ты и сейчас играешь абстрактный образ раскаивающегося грешника. Надоело. Когда ты будешь самим собой? Ну ладно, лирику в сторону. Ты говорил, что переспал с Ленкой...
– Да! – снова трагически сказал он. – Я был наверху блаженства...
– Про блаженство потом, – грубо оборвала его Карина. – Когда это случилось?
– Этот незабываемый...
– Число! – рявкнула она.
– С девятого на десятое октября. Разве я могу забыть? Это было... прекрасно. Я видел, что ей хорошо со мной...
– Значит, после того, как ты подписал список на сокращение, Лена перестала с тобой встречаться?
– Какое это имеет значение? – вяло промямлил Коля.
– Я просто интересуюсь. Любопытная я. Так когда вы перестали встречаться?
– Сразу, – поник головой он. – Я был с ней одну ночь, всего одну...
– Значит, Лена дала тебе от ворот поворот после того, как вы переспали?
– Да. Утром она сказала, что не хочет меня обидеть, но больше между нами близких отношений не будет, потому что она меня не любит. Она всего лишь хотела отомстить Витальке. Не понимаю. Ей было хорошо, разве нельзя потом полюбить? Я готов был на руках ее носить... говорил ей. Но она не захотела... ушла. Зачем она так?
– А, понятно, – прискорбно покачала головой Карина. – Ты подписал, чтобы отомстить Ленке.
– Нет, нет, – запротестовал Лопаткин. – У меня и в мыслях такого не было! Меня уговорил Башмаков. Я готовился дать бой на совместном совещании...
– Ха-ха-ха... – залилась невеселым смехом Карина. – Ой, не могу. Коля, ты что несешь? Какой из тебя боец, зайчик ты мой во хмелю?
– Не веришь? А я хотел! А... – в сердцах махнул рукой.
Карина достала звонивший мобильник, это была дочь:
– Мам, тебя ждет Аня у нас дома. Я даю ей трубку.
– Карина Глебовна, – послышался тревожный голос Анны, придыхания в трубке дополнительно дали понять, что взволнована она не на шутку, – ко мне в общежитие приходил Юлиан Швец...
Пауза. Дыхание. Карина решила эмоциям не поддаваться. Рассудок ей подсказывал: как у Анны был повод убить Ушаковых, так и у Лопаткина был. У Швеца тем более.
– И что? – спросила она почти равнодушно.
– Он... он... хотел изнасиловать меня...
– А у него есть чем насиловать?
– Это было ужасно и совсем не смешно. Он набросился на меня, а потом... сам отстал... Не понимаю!
– Я сейчас приеду.
Карина положила телефон в карман пальто, поднялась и покосилась на жалкую фигуру Лопаткина, который, почувствовав ее взгляд на себе, робко поднял голову.
– Уходишь? – он едва не заплакал. – Карина, дай денег. Скоро зарплата...
– Сколько? – рявкнула она.
– Стольник. Если есть, два.
– Держи, – протянула деньги. – Пить будешь?
– Не знаю. Наверное.
– Что вы за люди, Коля, – внезапно перешла на беззлобный тон Карина. – Создаете трудности, потом боретесь с ними. Это форма умопомешательства. Оглянись вокруг, Коля, сколько интересного в жизни. Ты же многое умеешь, а уцепился за истлевший театр. Там уже ничего нет, за что можно держаться. Когда-то мы плевали на деньги, но хоть занимались творчеством. А что сейчас? Ты создаешь антураж бездарному негодяю Юлику. Коля, разве это достойно?
– Что ты хочешь? – поднял он безразличные глаза на Карину.
– Ничего, – махнула она рукой. – Хотеть должен ты, Коля. Пока.
Анна рассказывала сбивчиво, в основном опираясь на свои впечатления.
– Так чего он хотел? – пыталась выяснить Карина.
– Не знаю. Он не сказал. Меня как парализовало, я его боюсь.
– Хорошо, начнем от печки. Принес деньги на гроб, бутылочку аперитива... Кстати, Юлик на грани, запьет скоро. Алкоголикам ни грамма нельзя в рот брать, а он выпил. Дальше. Полез к тебе, потом ушел, пообещав роль... Ну, конечно покупает. Твое молчание покупает.
– Чтобы я не сказала... – догадалась Анна.
– ...что видела его у стола, – закончила Карина. – Знаешь, это все-таки он. Он подсыпал яд Ушаковым. Но Овчаренко почему подсунул... не могу понять.
– Что же мне делать?
– Держаться от него подальше. Слушай, возьми больничный.
– Со вторника репетиции...
– Нет, вы идиоты! – вспылила Карина. – Если Юлик решился на убийство, а ты стала свидетельницей... это очень серьезно. Знаешь, что я думаю по поводу его визита? Он еще и проверял тебя.
– В каком смысле?
– Что ты есть, – выделяя каждое слово, сказала Карина. – Он следил за твоими реакциями, как ты реагируешь на деньги, на его расположение, на его страсть, пойдешь ли с ним на связь...
– Фу! – поморщилась Аннушка.
– Как закоренелый мерзавец, Юлик считает, если дать тебе все, ты заткнешься. Но ты не намекнула ему: я на все согласна, только облагодетельствуйте меня. Твоя позиция представляет опасность для тебя же. А ты о роли думаешь, дура.
– Но я же не больна... кто выпишет мне больничный?
– Я позвоню знакомой, она сделает.
– Вы же знаете, Карина Глебовна, что Эра Лукьяновна не признает больничные из других поликлиник. У нее действительны только те, которые выданы в поликлинике, к которой прикреплены актеры.
– Да пошли ее подальше! Не имеет права... О, я совсем забыла. Это же Мессалина, она установила свои права. Все же бери больничный. Аня, театров много, жизнь одна.
– Хорошо, – понуро сдалась девушка.