Глава 10

Когда я на такси вернулась домой, Облом уже поджидал меня во дворе. Он сидел с Марией Семеновной на лавочке и мило с ней о чем-то беседовал. Я давно заметила, мой друг умел чесать языком на самые разнообразные темы, был компетентен в вопросах культивации капусты на приусадебном участке и в международной политике, разбирался в проблемах экономики и мог поддержать разговор об искусстве. Догадываюсь, по большей части знания его были поверхностными, тем не менее он производил впечатление эрудированного человека. Ко всему прочему он обладал манерами светского льва, мог галантно поцеловать даме ручку, сделать изысканный комплимент и некоторое время слушать о пошатнувшемся здоровье и семейных конфликтах.

У дам старшего поколения Облом имел бешеный успех. Моя мама его просто обожала, называла не иначе как Петенька, постоянно зазывала на чай и передавала через меня вкусную выпечку, втайне надеясь, что он станет ее зятем. С моими соседями Облом тоже ладил и находил общий язык, к нему часто обращались, когда нужно было написать письмо в какую-нибудь инстанцию, а то и составить прошение в райисполком или суд. Не было случая, чтобы он кому-то отказал.

Вот и сейчас Мария Семеновна, сидя на лавочке, в буквальном смысле слова расплывалась от счастья. Она кокетливо сверкала глазками и то и дело хватала Облома за руку.

— Ах, Петр Константинович, вы прелесть, — ворковала старая ветреница. — Как повезет вашей жене! А как повезло вашей маменьке! Общаясь с вами, я получаю такой заряд бодрости и жизненной энергии. Просто хочется петь и танцевать! Эх, сбросить бы мне лет двадцать!

«Да тебе и сорок лет мало сбросить», — подумала я и решила прекратить эту идиллию. Мужчин вообще нельзя захваливать, разве что в исключительных случаях, когда чувствуешь, что тебе воздастся за твою доброту.

— Мария Семеновна, не возражаете, если Петра Константиновича я заберу? У меня есть что ему сказать.

— Ах, молодость, молодость! Что поделаешь, забирайте, — надув губки, обиженно буркнула моя соседка и протянула Облому руку: — Буду рада вас видеть, заходите, Петр Константинович.

Облом поднялся, трепетно взял в руку сморщенную ладошку и на секунду припал к ней губами. Мария Семеновна поднесла платок к глазам, то ли прослезившись, то ли пытаясь скрыть свое смущение.

— Ты поосторожней будь с дамами постбальзаковского возраста. У них сердце, давление и все остальное, — посоветовала я Облому, когда мы скрылись в подъезде от испепеляющего взгляда Марии Семеновны.

— А где ты так долго ходила? Я успел не только с Марией Семеновной роман закрутить, а и с Вероникой Карловной из второго подъезда.

— Только не думай, что я тебя буду ревновать, — прервала я обломовские откровения.

Мы вошли в квартиру, и Облом тут же потащил меня в кухню: его биологические часы настойчиво напоминали, что пора сытно перекусить. Поскольку утром я кое-что все-таки утаила от него, проблема сегодняшнего ужина не стояла столь остро. Я только распахнула дверцу холодильника и извлекла из него на свет божий буженину, фаршированную рыбу, грибы в сметане и остатки салатов.

— Так, где ты была? — спросил Облом в перерыве между закусками и горячим.

— В шестой больнице, в отделении интенсивной терапии.

— Каким ветром тебя туда занесло?

— Я позвонила в справочную, мне сказали, что очень похожего на Карлоса типа отвезли в шестую больницу. Я рванула туда.

— И по этому случаю напялила на себя вечерний костюм? — Облом все-таки заметил мой наряд.

— Да, поэтому, — разозлилась я. — Я хотела произвести впечатление.

— Ну и как? Алкаши впечатлились твоей неземной красотой, — хихикнул Облом.

Я растерялась, не зная, что мне делать: то ли обидеться на колкость, то ли поинтересоваться, откуда у него такая осведомленность. Я выбрала второе.

— Ты в курсе, что это наркологическая больница?

— А ты не знала? — в свою очередь, спросил он, продолжая ехидно улыбаться.

— Откуда? У меня ведь нет проблем с пьянством. Это ведь у тебя дисконтная карта в пивном ресторане, — отомстила я.

— У меня скидка не потому, что я завсегдатай пивняка, а потому, что я вел юридические дела директора ресторана. А то, что в шестой больнице лечат алкоголиков и наркоманов, знает каждый школьник.

— И очень плохо! Я не пью и не колюсь, и поэтому мне по фигу, где от этого лечатся.

— Надеюсь, ты и к старости не испортишься. Ты нашла там Карлоса? Рад за вас! Стоило из Португалии выписывать алкоголика, у нас таких можно батальон подобрать.

— Успокойся и попусту не расточай своего красноречия. Не нашла я Карлоса. В больницу привезли мужика, которого прибило в бессознательном состоянии к берегу. Представляешь, они с другом решили порыбачить, на лодке устроили кутеж до умопомрачения. Что случилось, не знаю, может, лодка перевернулась или сам упал в воду, но его в больницу привезли никаким. Он был так назюзюкан, что слова «мама» сказать не мог, и документов при нем не оказалось. Мужик при мне глаза открыл, я с ним поздоровалась, по-португальски, а он испугался — думал, что его унесло в море и прибило к чужому берегу.

— Ты, кого хочешь, напугать можешь, — опять съязвил Облом.

— А что, собственно, происходит? С чего это ты так веселишься? Ты так радуешься потому, что я не нашла Карлоса?

— Нет, конечно. Что ты! — наигранно возмутился Облом и добавил: — Я был в «Гименее».

— Понятно. Там так весело?

— Напротив, очень серьезно. Я даже стал подумывать: а не воспользоваться ли мне их услугами?

— Облом, ты что-то знаешь. Быстро рассказывай, — потребовала я. — Что ты узнал? Они предложили Карлоса еще кому-то?

— Ой, столько вопросов, и все ко мне. — Облом загадочно улыбнулся, склонил голову набок и состроил мне кокетливые глазки. — Был я в «Гименее», куколка. Был и пришел к неутешительному для себя выводу, — вдруг серьезно продолжил он. Но в глазах его так плясали черти, что я насторожилась. — Ира, должен тебе признаться, — далее последовала долгая пауза, наконец он собрался с духом и выдавил из себя: — Я — лесбиян.

— Кто ты?

— Лесбиян! Вокруг столько классных мужиков, а я западаю на женщин.

— Тяжелый случай. Это ты в «Гименее» пришел к такому неутешительному для себя выводу? — сдерживая смех, спросила я.

— Да, там мне глаза раскрыли, — продолжал паясничать Облом.

— Тогда рассказывай.

— Что рассказывать? Пришел я туда, встретила меня девушка-менеджер, хорошенькая такая, просто куколка.

— Ты повторяешься. Ты меня только что назвал куколкой.

— Для меня теперь все куколки. Не перебивай. Так вот, представился я одиноким предпринимателем, рассказал, как мне тоскливо, никто меня здесь не понимает, а туда уезжать я не хочу, нельзя ли мне подыскать невесту-иностранку. Лучше если она будет южных кровей, не негритянка, а, скажем, испанка, мексиканка или португалка, бразильянка тоже подойдет. И вот эта лапочка, ее Настей зовут, мне говорит, что в базе данных в основном мужчины, женщины-иностранки редко когда заказывают женихов из России, исключение составляют дамы солидного возраста, старухи, проще говоря, и предложила мне на выбор несколько кандидатур.

— Так вот почему ты так откровенно кокетничал с Марией Семеновной, опыта в общении набирался?

— Типун тебе на язык! Я сразу такой вариант отверг, сказал, что мне нужна невеста моложе семидесятипятилетней графини из Шеффилда или вдовы фабриканта из Неаполя, которой, кстати, восемьдесят два года.

— Ну, ты посмотри, Облом! Такой случай — удачно жениться! Не пожалел, что отказался? Два года помучился бы, зато потом в молоке и сливках купался бы.

— Ага! Как же! С нашей экологией и моей вредной работой это она меня будет через два года хоронить, а не я ее. Ты слушай! Мне другой вариант предложили. Когда я отверг графиню, Настя на меня посмотрела оценивающим взглядом снизу доверху, а потом в лоб спросила, как я отношусь к мужчинам. Я сразу не понял, о чем она, сказал, что отношусь нормально, поскольку сам мужчина о-го-го! Тогда она выложила мне папочку, мол, посмотрите, может, кто понравится.

— Так тебя за педика приняли?

— Нет, ты все-таки более испорчена, чем я. Ты меня испортишь! Я тогда все понял совершенно по-другому.

— Да как можно не понять, если тебе, мужчине, на выбор мужиков предлагают?

— Да мало ли что могут предлагать? Когда я учился в школе, мы все ходили в «клуб интернациональной дружбы», переписывались со школьниками из Польши, Болгарии, ГДР. Открытки друг другу отсылали, значками, монетками обменивались.

— Облом, ты меня разыгрываешь? Какие значки и монетки?

— Ну, почему сразу — разыгрываешь? Все это говорит о моей чистой и непорочной душе.

— Я так и поняла, продолжай.

— Нет, точно. Я, пока Настя не заговорила об интиме, думал, что мужики ищут друзей. Ну там, в гости друг к другу съездить, за жизнь поговорить, пивка попить.

— Наивная душа, пивка они и сами могут попить. Поделись, как тебя развращали.

— Настя стала листать передо мной этот альбомчик, рассказывая о каждом. Не поверишь, и богатые, и красивые, на мой взгляд, а счастья в жизни нет. И все из-за вас, баб! Все беды от женщин!

— Вот видишь, ты уже начинаешь сочувствовать.

— Я же для пользы дела! Так вот, для вида я прикинулся, что не против дружбы с одним из них, и выбрал для начала двух: француза и бразильца. Француза зовут Жерар, а бразильца — Педро.

— Ну, правильно, как же еще его должны звать? — хихикнула я. Облом пропустил мимо ушей мою реплику, как будто и не услышал, потом я поняла почему.

— Извини, последнего португальца ты забрала. Но бразилец тоже подойдет, потому как в Бразилии говорят на португальском языке, значит, у меня будет шанс пообщаться с твоим переводчиком. Настю я предупредил, что ни по-французски, ни по-португальски не соображаю и мне понадобятся услуги переводчика. Девушку это даже обрадовало, услуги переводчика идут отдельным прейскурантом и хорошо оплачиваются заказчиком. Агентству даже выгодно, если вся переписка будет проходить у них под контролем. Мы заполнили анкету, пришлось предъявить свой паспорт, так что, если кто-то узнает о моей слабости, моя адвокатская карьера затрещит по швам. А претензии я предъявлю тебе.

— Облом, я думаю, с твоей адвокатской карьерой ничего не случится, в крайнем случае у тебя будут другие клиенты, вот и все. Вполне возможно, ты от этого даже выиграешь.

— Мы договорились так: в понедельник я прихожу в «Гименей», приходят переводчик-француз и переводчик-португалец, и мы отправляем первое сообщение в оба адреса. Оказывается, у них такое часто практикуется. Можно отправить хоть десятерым и вести переписку со всеми. Какой-то из вариантов всегда стрельнет.

— Значит, ждем до понедельника?

— Ждем. А завтра еще раз обзвоним гостиницы и больницы. Вдруг… Хотя на вдруг я не очень рассчитываю. И вообще ты поменьше высовывайся из квартиры. Если Люсю перепутали с тобой, то в твоих интересах, чтобы они не знали о промашке. Мне об этом следовало бы раньше подумать. И зря ты ездила в больницу.

— Так ты же сам сказал!

— Я сказал тебе звонить, а не ездить.

— Интересно, а кто бы тогда опознал Карлоса? Ты? Сомневаюсь.

— В чем-то ты, конечно, права. Я бы с удовольствием удушил твоего португальца, но не могу — знание закона не позволяет мне совершить столь опрометчивый поступок.

— Облом, иди домой, на подружку ты совершенно не тянешь. Вместо утешения от тебя я только и слышу угрозы в адрес невинного португальца.

— Правильно, я же не тебе угрожаю, а твоему гостю.

— Своего для начала заведи.

— Вот и заведу. И не одного.

— Мне давно следовало бы к тебе присмотреться. Что за мужик нынче пошел? Поманили калачом, и перебежал в противоположный лагерь. А еще себя лесбияном считает.

— Я же шучу. Но ты все равно завтра дома посиди.

— Облом, а есть ли в этом смысл? Мы ведь и к Катьке ездили, и к Аркадию Семеновичу я звонила, и на похороны я обязательно пойду. Как не пойти?

— Ладно, но все равно без меня из квартиры не высовывайся и посторонним дверь не открывай, а еще лучше вообще к двери не подходи.

— Ага! «Не дыши!» — забыл сказать. Все, пока! Своей заботой ты довел меня до полной истерии. К окну можно подходить?

— Нет! А вдруг снайпер в доме напротив? — Облом стал говорить тише, почти шепотом, и голос его приобрел зловещие ноты.

— Нет? Я так и думала. Будь покоен, даже к окну не подойду. Шутки у тебя дурацкие, мне и так не по себе, а ты со своим снайпером.

— Может, мне остаться?

— Нет уж, иди.

Я выпроводила Облома за порог. Понимаю, он шутит, чтобы поднять мне настроение, но иной раз его зашкаливает, и он со своей заботой становится просто навязчивым. Одного дня, проведенного с Обломом, достаточно, чтобы возмечтать о тишине и покое. Но, с другой стороны, кто мне поможет, если не он? Родной брат отказал, подругу сбила насмерть машина, остается он один, влюбленный в меня Облом.

Я даже расчувствовалась по этому поводу. Какой он все же преданный и бескорыстный, мой Обломчик. Был бы он менее прожорлив, можно было бы его и в дом взять. Но Облом — раб желудка, готовит вкусно и с радостью торчит на кухне. С его вечными кулинарными экспериментами можно превратиться в бочку, а я этого очень боюсь.

«Вполне возможно, когда-нибудь он забросит свою адвокатскую практику, откроет ресторан, и тогда у меня не будет никаких проблем с обедами, ужинами… С талией тоже будет покончено раз и навсегда», — с такими мыслями я уснула.