Глава 14

Перед дверью Лера три раза постучала по деревянному косяку, что-то пробормотала и наконец нажала на кнопку звонка.

– Вот увидишь, за этой дверью начинается твоя новая жизнь…

– Не смеши. И вообще, у тебя такое лицо, словно не для меня, а для тебя сейчас начнется эта новая…

Эмма не успела договорить, послышался звук открываемой двери.

– Ну наконец-то, – высокий, одетый в джинсы и черную рубашку мужчина, чуть ли не раскланиваясь, впустил в дом женщин и принялся по очереди целовать им руки.

– Валера, мы на минутку, только узнаем телефон твоего экстрасенса и обратно… у нас еще куча дел… Знакомьтесь…

Эмма смотрела на коротко остриженного, сутулого и бледного мужчину и с трудом узнавала в нем орангутанга-Ядова. Кто-то явно поработал над ним, заставив подстричься, уменьшив громкость его голоса, изрезав лоб глубокими морщинами и сыпанув серебряного песка в волосы… И только добрые щенячьи глаза его оставались прежними, и в них еще горел огонь…

– Эмма, – она протянула руку, и Ядов еще раз, с особой нежностью поцеловал ее.

– Валерий. Очень приятно.

– Мне тоже.

– Вот черт! – вдруг встрепенулась Лера и хлопнула себя по бедрам. – Эмма, я совершенно забыла про торт…

– Так давай спустимся и принесем, – ответила с готовностью Эмма, у которой стены вокруг закачались, а пол начал уходить из-под ног. Она уже представляла себе, какое шоу они устроят сейчас для Леры вместе с Ядовым. Ведь он узнал ее тотчас, едва открылась дверь. И столько интереса, радости и удивления было в его взгляде, что Эмма почувствовала какой-то жар, который передался ей от Ядова. Словно встретились два родных существа, давно не видевших друг друга.

– Не надо, я сама… – И Лера пулей вылетела из квартиры.

Ядов и Эмма остались вдвоем в прихожей. Было так тихо, что Эмма услышала дыхание Ядова.

– Ну, здравствуй. – Он сгреб ее в свои сильные горячие объятия и крепко прижал к себе. – Эх ты, Эмка…

Он целовал ее волосы, щеки, и Эмме показалось, что она попала домой…

…Когда вернулась Лера, неся в руках огромную коробку с тортом, Эмма уже успела смахнуть слезы с век и теперь со счастливой улыбкой помогала Ядову накрывать на стол.

– Вас ведь зовут Эмма? – Ядов с нескрываемым удовольствием играл свою роль чокнутого жениха. – Почти как Бовари…

– Ядов, почему почти? – нервно хохотнула Лера, надевая фартук и по-свойски командуя у него на кухне. – Бовари действительно звали Эммой!

– Так вот, Эмма, я хочу сразу же внести ясность: ни к какому экстрасенсу мы звонить не собирались. Лера пригласила вас сюда, ко мне, для того, чтобы нас познакомить, и я, признаться, просто счастлив, что вы пришли… Можете принимать меня за кого угодно, начиная от большого ребенка, неспособного познакомиться с понравившейся ему женщиной, и кончая принципиальным холостяком, которого знакомят насильно, но я скажу сразу – вы прекрасны!

Лера после услышанного выглядела уже более испуганно, чем в первые минуты пребывания в ядовской квартире. Она ожидала от Ядова чего угодно, но только не такой откровенной подставки… Ведь она действительно, договариваясь с ним вчера о встрече, говорила об экстрасенсе… У Ядова было достаточно много знакомых, чтобы выбрать из них кого угодно, в том числе и экстрасенса. Но, с другой стороны, она же предупреждала Эмму, что он неглуп, а это означало, что от него можно было ожидать самой непосредственной реакции… Понимала Лера также и то, что в ситуации, в которой она сейчас оказалась, ей надо было даже радоваться, что Ядов отреагировал на эти «смотрины» таким относительно спокойным образом, ведь ей рассказывали, что в других случаях он просто не открывал дверь, зная, что к нему идут с очередной невестой… Значит, она не ошиблась с Эммой: разве кто-нибудь из мужчин может устоять перед такой красотой?! Она была рада, что все ПОКА складывается удачно. Кроме того, она не узнавала Эмму! У той улыбка не сходила с лица, а взгляд был обращен только на Валеру.

Стол накрыли в гостиной, и Эмма, которая была впервые в этой большой квартире, отметила, что за те три года, что они не виделись с Ядовым, изменился не только он сам, но и дух его жилища. В доме не было старой или старинной мебели. Все было новое, дорогое и стильное, во всем преобладал белый цвет, словно хозяин решил заполнить темную брешь пережитого светлыми тонами обстановки. Он явно хотел изменений, новизны и был полон надежд. Вот такое складывалось впечатление. И Эмме, глядя на сияющее лицо Ядова, становилось стыдно от одной мысли, что она боялась позвонить этому человеку, чтобы расспросить про Орлова. И как могла она так ошибиться?!

Она понимала, что в присутствии Леры Ядов и словом не обмолвится о том, что они знакомы, и тем более не заговорит о Сереже. Значит, их разговор о прошлом, настоящем и будущем переносится на неопределенное время… И Эмма расслабилась, дала волю чувствам, и, когда было выпито немного вина, она попросила у Ядова… гитару.

– Гитару? – в один голос спросили Лера с Ядовым. И вдруг Эмме пришло в голову, что она сидит между двумя ВАЛЕРИЯМИ. Валерия и Валерий.

– Я только что поняла, что сижу между тезками… А это означает, что я могу загадать любое желание, – произнесла таинственным голосом Эмма и, закрыв глаза, затаила дыхание и загадала желание. – Все. Теперь вы должны мне сказать, когда оно исполнится… Только вы не торопитесь, посоветуйтесь и скажете мне ваше общее решение…

– Ядов, я думаю, что не стоит ее томить, пусть оно исполнится уже сегодня вечером, а? – воскликнула Лера.

Она явно торопилась, и Ядов, бросив взгляд на Эмму, невольно улыбнулся, приблизительно представляя, ЧТО имела в виду Лера, когда говорила об исполнении желания.

– Хорошо, я не против… – Ядов поднял бокал: – А теперь я предлагаю выпить за своих очаровательных гостей… За вас, Эмма, и за тебя, Валерия…

Он выпил, поднялся из-за стола и вышел из гостиной. Судя по всему, он пошел за гитарой.

– Ну как он тебе? – спросила, воспользовавшись моментом, Лера и с интересом посмотрела Эмме в глаза. – Я смотрю, ты развеселилась… Он понравился тебе? Ну что ты так молчишь и загадочно улыбаешься?

– Да, конечно, понравился, о чем ты!.. Просто я все жду какого-то подвоха, ведь ты мне так и не рассказала, что с ним «не в порядке»… Ты ведь помнишь твои слова, что если я узнаю правду, то развернусь и уйду… Неужели забыла наш разговор в машине?

– Ну хорошо, я тебе скажу: Ядов терпеть не может, когда его с кем-нибудь знакомят, а сам всю дорогу сидит дома, нигде не бывает, вот мы, его друзья, всеми правдами и неправдами пытаемся ему помочь познакомиться с женщиной… И дело не в робости, просто у него такой характер. Он считает, что люди должны встречаться СЛУЧАЙНО… Словом, Ядов – романтик. Но, имея деньги и такой дом, по моему мнению, нельзя оставаться романтиком, иначе пойдешь по миру…

– Лера, но ведь это же ЕГО жизнь, значит, ему и решать…

– Ты такая же, как он, но я уверена, что после этой сегодняшней встречи ты станешь другой… Мне кажется, что у вас с Ядовым есть будущее… И хотя это звучит невероятно, поскольку вы знакомы не больше часа, я чувствую, что вы будете вместе…

– Ты торопишься, Лера, ты снова торопишься…

– Все, молчим. Он идет.

Дверь открылась, и появился Ядов с гитарой в руках.

– Эмма, а я и не знала, что ты умеешь играть, – сказала Лера, поудобнее усаживаясь на стуле. – Это и для меня будет сюрпризом…

Эмма даже вспомнить не могла, когда держала гитару в последний раз. Но руки ее сами обняли инструмент, и после нескольких минут настройки послышались нежные грустные аккорды… Эмма, которая больше всего боялась при звуках гитары разбудить неприятные для нее воспоминания и ассоциации, вдруг счастливо улыбнулась, когда поняла, что боль, связанная у нее с прошлым, утихла… Она играла сейчас так, как играла ДО встречи с Перовым… Перебирая струны, она пела старинную песенку «Плащ зеленый на нем, дождь его исхлестал… Путник мой одинок, я его рисовал…», которую ей пела еще мама. Это была даже не песенка, а баллада, автора которой Эмма не знала, и ей всегда казалось, что и стихи и музыку придумала сама мама. Поэтому, услышав, как ей подпевает Ядов, она удивленно вскинула брови…

«Написал я его на холсте одного, вы спросите его, он ушел от кого…» – пел низким хрипловатым голосом Ядов, и у Эммы волосы на голове зашевелились: ведь он чисто интонировал, а не просто подпевал. Он ЗНАЛ эту балладу.

Девять куплетов всколыхнули память, но подняли только те воспоминания, которые были связаны у Эммы именно с матерью.

Она кончила играть, замерла и подняла взгляд на Ядова. У него в глазах стояли слезы.

– Вы знали эту песню?

Он ничего не ответил. И Эмма не стала настаивать.

– Эмма, какая красивая песня, – произнесла растроганно Лера и в каком-то порыве выпила целый бокал вина. Отдышавшись, вдруг приложила ладони внешней стороной к пылающим щекам и проговорила озабоченным тоном:

– Послушайте, почему же мне никто не напомнил, что мне нельзя пить… Как же я поведу машину? Что мне теперь делать? Прозоров сказал, что ему вечером нужно срочно уехать по делам и он не сможет посидеть с детьми…

– Так позвони ему и скажи, чтобы он тебя забрал…

– А меня разве не нужно забирать? – краснея, спросила Эмма. – Вы что же, думаете, что я здесь останусь?

– Нет-нет, ни в коем случае, просто я провожу вас сам… чуть позже… Вы же МОЯ гостья, значит, именно я несу за вас полную ответственность…

Лера, услышав эти слова, расцвела: она и представить себе не могла, что вечер сложится таким необыкновенным образом.

– Я уверена, что он тебя не обидит… Эмма, ты не будешь возражать, если я уеду с Володей, а тебя чуть позже проводит Валера?..

– Считайте, что уговорили…

– Тогда я звоню домой…

Эмма слышала разговор Леры с Прозоровым и поняла, что он скоро будет здесь. «Можно себе представить, какое предстоит объяснение…» – думала она, волнуясь от предстоящей встречи с Володей, но, с другой стороны, испытывая странное чувство, схожее с тем, которое испытывают дети, устраивая какой-нибудь щекочущий нервы розыгрыш. «В крайнем случае, – успокаивала она себя, – свалю все на Леру, ведь это была ее инициатива, вот пусть и отдувается…»

Когда, спустя примерно час, раздался звонок в дверь, Эмма, единственная, кто в этом компании нервничал по поводу приезда Прозорова, вздрогнула так сильно, что Ядов был вынужден положить ей свою ладонь на руку, словно успокаивая ее. Более чем странный жест. Словно он все прочувствовал и понял.

– Ну все, это по мою душу… – проворковала опьяневшая и веселая Лера, поднимаясь из-за стола.

«И по мою душу…» – подумала Эмма, тоже вставая и не зная, как ей вести себя дальше. Она не покинула бы Ядова ни при каких обстоятельствах, не выведав у него все про Орлова, и решила держаться до конца. Какие бы намеки ни делал ей сейчас Прозоров.

– Володя, проходи, мы тебя так просто не отпустим, – говорил Ядов, встречая Прозорова и чуть ли не силком усаживая его за стол. Володя, увидев стоящую посреди гостиной Эмму в красном платье, с раскрасневшимися щеками и растерянным взглядом, побелел как бумага.

– Валер, я не буду пить, – произнес он сухо и глотнул минеральную воду. – Что у вас здесь за посиделки? Эмма?

– А вы разве знакомы? – спросил Ядов.

– Конечно… Эмма – няня моих детей. Вот, значит, как развлекаются мои женщины… – И он тут же понял, что сболтнул лишнее. Теперь уже настала его очередь краснеть.

– Что значит «мои женщины»? – расхохотался Ядов, похлопывая Прозорова по плечу. – А не многовато ли будет тебе, а? Лера, нет, ты слышала, что он сказал?

– Он – собственник, – холодно отозвалась Лера, – что поделать, раз такой характер…

«А она не так глупа…» – подумала Эмма, снова усаживаясь за стол и пытаясь по выражению лица Прозорова понять, сильно сердится он на нее или нет.

– Володя, так мы едем или нет? – Лера продолжала упрямо стоять в дверях и, словно нарочно, не садилась за стол, чтобы как можно скорее увезти Прозорова и оставить здесь Эмму. Она понимала, что стоит ей только сесть с ними за стол, как через какое-то время Прозоров предложит отвезти домой и Эмму, и ему удастся это сделать без труда, поскольку уже и Эмме в присутствии Прозорова будет неудобно оставаться в квартире Ядова в столь поздний час. Лера теперь уже и сама не знала, ревнует она Прозорова к Эмме или действительно ей просто хочется, чтобы Эмма нашла общий язык с Ядовым. Он был, конечно, старше ее почти в два раза, но они так чудесно смотрелись вместе…

– Лера, ну куда ты спешишь? – спрашивал Ядов на правах хозяина. – Пусть Володя покушает…

– Нет-нет, – Володе, похоже, и кусок в горло не лез. – Нам действительно пора. Я оставил детей с соседкой, поскольку няню свою мы уволили…

– Вы уволили Эмму? – не понял Ядов.

– Да нет же, мы уволили другую женщину и хотим, чтобы к нам вернулась Эмма, – пояснила Лера, делая Прозорову знаки, чтобы он поторопился.

– А то по поводу Эммы можете не переживать, я доставлю ее домой в целости и сохранности, вот только она мне споет еще что-нибудь…

Прозоров метнул на Эмму взгляд, полный злости и непонимания: она никогда не пела и не играла ему. Он был просто шокирован ее вызывающим поведением. Он нервничал, а руки его просто дрожали, когда он брал бокал с минералкой.

Лера сделала знак Эмме, чтобы та пошла с ней на кухню, и, когда они остались одни, сняла с себя янтарное ожерелье, серьги и протянула их Эмме:

– Это тебе… Это мой подарок. Я же знаю, как тебе понравились эти побрякушки… Они так пойдут к твоим медовым глазкам… – Лера явно опьянела и не могла скрыть своей радости по поводу того, что все получилось так, как было ею задумано, и даже лучше. – Ты должна понимать, что такая женщина, как ты, не имеет права прозябать в одиночестве.

– Лера, но это очень дорогие украшения.

– Это тебе только кажется…

Эмма приняла подарок, зная, что Лера никогда не узнает, в какой день своей жизни она совершила самую грандиозную ошибку. «Ведь она подарила мне всего лишь ЯНТАРЬ…» – усмехнулась Эмма такому удивительному повороту событий, пряча украшения в сумочку и мысленно благодаря Леру за столь щедрый, хотя и не осмысленный ею до конца, по сути, бесценный подарок.

Супруги уехали, и в квартире наступила тишина.

– Ты мне еще что-нибудь споешь? – спросил Ядов.

– Только, если вы мне расскажете про Сережу… Ведь он сейчас живет в Москве?

– Да, он уже ДАВНО живет в Москве…

– Вы скажете мне его адрес?

– А зачем?

Взгляд его стал жестким. Но это длилось не больше минуты, потом он смягчился.

– Наверно, я должна рассказать вам все с самого начала, но, боюсь, у меня не хватит сил… – голос Эммы предательски дрожал. Пожалуй, она действительно не сможет сейчас собраться с духом и рассказать ВСЕ. Но иначе Ядов не примет ее и не позволит снова войти в жизнь своего друга. – Итак, все началось с того, что Сергей не пришел ко мне в гостиницу…

Эмма закрыла лицо руками. Она знала, что бы она сейчас ни рассказала Ядову, он не поверит ни единому ее слову. Ее история была слишком нереальна, фантастична. И она не сможет никому ничего доказать. Ведь если бы она убила Холодного, тогда другое дело, тогда бы она смогла объяснить причину своего бегства в Москву, а поскольку он остался живой…

– Нет, я не буду ничего рассказывать, вы мне все равно не поверите. Но умоляю вас, скажите мне адрес Сергея, ведь вы понимаете, что я рано или поздно найду его. Я хочу его увидеть…

– Зачем? – услышала она все тот же вопрос.

– Потому что я несчастлива без него… Я уехала от него, чтобы не впутывать в страшную историю. Я не знаю, как рассказать… Скажите, он женат? У него уже кто-то есть? Да не молчите вы, ради бога!

– Эмма… Орлов знает о тебе все.

В это невозможно было поверить. От услышанного она вся покрылась гусиной кожей, а щеки просто запылали.

– Как… все?..

– В тот вечер, когда вы договорились, что ты будешь ждать его в гостинице, вы разминулись буквально на несколько минут… И он решил, что ты, не дождавшись его, поедешь к нему домой… Возможно, это было его единственной ошибкой… И если бы он, вместо того, чтобы возвращаться к себе, поехал к тебе на квартиру, то ничего бы и не произошло… Он понял, что тебя спугнул либо Перов, либо твой ненормальный родственник… Но он опоздал. Он выехал за тобой следом, но Москва такая большая…

– Но он не мог ничего знать…

– Как же это не мог, если он нашел твоего придурковатого дядю в палисаднике возле подъезда твоего дома, он узнал его по странной одежде и понял, что все, что ты ему рассказывала о своих страхах и мнимом убийстве, о Перове и прочем, – правда…

– Вы хотите сказать, что до этой встречи с дядей он мне не верил?

– Ему хотелось верить, но Сергей – реалист, и прежде, чем до конца поверить в эту невероятную историю, он постарался бы узнать обо всем как можно больше. Ты не удивляйся, пожалуйста… А тут – этот дядя! – и Ядов выругался матом, чем очень удивил Эмму.

– Понимаете, я едва вошла в свою квартиру, наткнулась на мужчину… Было темно, и я приняла его за Перова – разве могла я предположить, что мой дядя жив? И я снова грохнула его пепельницей по голове… – Эмма горько усмехнулась. – Я испугалась, я смертельно испугалась…

– Решительная ты девушка, ничего не скажешь… – вздохнул Ядов. – И ты оставила его в своей квартире и рванула на вокзал?

– Если бы… Я сама вытащила его из подъезда… – И она, сбиваясь, пересказала Ядову события того рокового вечера, чем нимало удивила его. Постепенно разговор перешел на Перова-Артюшина. Эмма рассказала ему и об убийстве Лены Кравченко.

– Кравченко? Что-то уж больно знакомая фамилия… – Ядов призадумался. – Послушай, Эмма, ты помнишь Катю Котову? Ты должна ее помнить, потому что она приходила ко мне в тот же день, когда ты приехала в Москву…

– Она собиралась заказать Сереже яйцо из крапчатого янтаря? – Эмма почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо, ей даже стало трудно дышать от волнения. Что, что собирается еще рассказать ей Ядов? Что у Орлова с Катей был роман? Но при чем здесь Кравченко?

– Да, именно из янтаря.

– И что с ней? Или с янтарем? – спросила Эмма как можно равнодушнее.

– С янтарем-то ничего, а вот Катя Котова не так давно отравилась…

– Слышала… Мне сегодня в машине рассказала об этом Валерия Прозорова. Но какое отношение это может иметь к Сереже? Не тяните – рассказывайте! – Она чуть было не спросила, не была ли Катя любовницей Сережи, но вовремя успела себя остановить.

– Да успокойся ты, не нервничай. – Ядов положил ей руку на плечо и улыбнулся. – Уж тебя это не касается, это точно. Просто Катя Котова – красивая баба – вышла замуж за одного очень известного человека в правительстве, но оказалась редкостной стервой…

– Изменила своему высокопоставленному мужу?

– То, что она изменяла ему, – еще полбеды. Она приехала в Москву в девяносто четвертом, сошлась с братом Николая, потом бросила его и вышла замуж за самого Николая, но и с ним ничего хорошего не вышло, уж слишком она была непутевая… А недавно вскрылось, что она никакая не Котова, что ее девичья фамилия Артюшина, а сама она – сестра того самого Артюшина, то есть Перова, вместе с которым они и убили Лену Кравченко и которого в конечном счете покарал отец девочки… Словом, был жуткий скандал, у Николая случился инсульт, представь: жена – убийца, а до этого зарабатывала себе на жизнь криминальными абортами, помогала брату в его грязных делишках, связанных с девочками по вызову и грабежами квартир!

– Но как же это все открылось?

– Как всегда, случайно. Она связалась с молодым художником, попала в одну компанию с девицей, которую обслуживала, когда та была клиенткой ее брата-сутенера, Артюшина, то есть твоего Перова. Эта девица узнала ее и заявила в милицию. Вот и все, собственно.

– И что же, она отравилась уже в тюрьме?

– Нет. В тюрьме она не была. Прежде чем ее арестовать, предупредили ее мужа, Николая. Он приехал домой, они крупно поговорили, после чего с ним случился инсульт, а она отравилась… Их обоих, лежащих на полу, утром обнаружила домработница: Колю увезли в больницу, а с Катей все уже было кончено.

– Ты думаешь, это он ее отравил?

– Не знаю…

– А как же была убита Лена Кравченко? – Эмма догадалась, что сестру Артюшина, Марину Анатольевну, узнала Надя, ее попутчица, с которой они познакомились в поезде и которая была подружкой Кравченко.

– Говорят, что сама-то она никого не убивала, но сделала не совсем удачную операцию в каком-то общежитии, куда потом пришел ее брат. Он-то и выстрелил Кравченко в сердце.

– А за что же он ее убил?

– Вроде бы она была свидетелем того, как он убивал Перова… Вот такая жуткая история. А она, дурища, Катя Котова, собиралась еще бежать с этим художником в Грецию…

– Ничего не дурища, – заметила Эмма, – уж там-то ее никто бы не нашел…

– Все свои драгоценности притащила к Валерии, да только уехать никуда не успела…

– Где Сережа? – тихо спросила Эмма. – Что вы мне все страшные истории рассказываете? Где он? Женат?

– Он тебя потерял! – воскликнул Ядов. – Он после того, как встретился с твоим дядей, помчался в Москву, я же говорю… Но где тебя искать? Да… Если бы ты могла видеть его в то время… Ты бы не узнала его. Почернел, похудел, бедолага.

– Значит, он до сих пор не нашел меня?

– Представь, он узнал о тебе за несколько дней до вашего отъезда в Германию. И это именно Катя, Катя Котова (для меня она, во всяком случае, навсегда останется Катей), сказала ему, что видела тебя в аэропорту с Прозоровым… Орлов в тот же день позвонил мне, и я через Леру узнал, что Прозоров работает в Мюнхене…

– Значит, он все знает… о Прозорове?

– Конечно, знает. Потому все это время и не объявлялся. Вы оба такие странные… Хотя он – взрослый мужчина и понимает, что у вас почти семья… Я знаю, что ты живешь с Прозоровым не в браке, но у вас есть ребенок… Понимаешь, как все получается по-дурацки… То ты не захотела ему ломать жизнь, когда тебе показалось, что ты убила Холодного, теперь он считает, что не имеет права вмешиваться в твои отношения с Прозоровым… Вы оба такие благородные, такие… мать вашу, умные, что оба мучаетесь и словно боитесь встретиться… Ну, предположим, что ты и на самом деле прикончила своего дядюшку. Ну и черт с ним, туда ему и дорога! Он же больной человек, поступки которого предсказать невозможно… А что, если бы ОН убил тебя? Была бы ты поумнее, то дождалась бы Сережу и все рассказала ему… Раз уж вы решили жить вместе, то и нечего было что-то скрывать друг от друга, вместе бы и выкарабкивались… Да любой суд решил бы дело в твою пользу… Мы бы наняли адвокатов – и ты бы вздохнула свободно… Тем более что к тому времени ты уже избавилась от Перова… Я понимаю, тебе было тяжело, тебе было стыдно перед Сережей за свое прошлое, но ведь он принял тебя такой, какая ты была, он тебя понял, так почему же ты-то не поняла его?!

– В каком смысле?

– Ты не поверила в его силу… Ведь ты подумала, что он, оказавшись дома, раскис и раздумал разводиться с Лорой, признайся, это так?

– Да, это так. – Эмма глотала слезы и едва сдерживала внутреннюю дрожь.

– Ты не поверила в его любовь. Ты и представить себе не могла, как может измениться мужчина, который любит… А ведь он любит тебя, Эмма… Ты спрашиваешь, не женат ли он… Тебе и в голову не могло прийти, что он несколько раз за эти два года, пока ты жила в Германии, приезжал в Мюнхен, чтобы хоть издалека увидеть тебя…

– Меня?! Сережа был в Мюнхене? Так значит…

– А ты думала, что это Прозоров присылает тебе цветы?

– Цветы… Сережа… Но почему же он не подошел ко мне? Почему?

– Потому же, почему и ты не дождалась его. Он не был уверен в твоей любви к нему. Ведь ты родила от Прозорова ребенка, у вас теперь семья… Хочешь, я покажу тебе кое-что… – И Ядов принес из другой комнаты пакет с фотографиями, где Эмма увидела себя, гуляющей с Сереженькой по парку в Мюнхене, сидящей в кресле возле крыльца дома… Снимков было так много, что она и не сразу могла сообразить, где и в каком году они были сделаны. Все снимки, кроме одного, где Эмма была сфотографирована сидящей на скамейке в белом платье, были цветными…

– Он жил этими фотографиями…

– Но где он сейчас?

– Не знаю, кажется, куда-то уехал…

– Куда?

– Он не сказал мне.

– А почему эти фотографии у вас?

– Потому что большая их часть у него… Просто он мне их подарил.

– Скажите, Ядов, неужели уже ничего нельзя исправить?

– Я не знаю. Это ваши дела.

– Вы мне так и не дадите его адрес?

– Почему же, конечно, дам… Но только я не уверен в том, что вы должны встретиться…

– Не должны? Вы что-то скрываете от меня?

– Да ничего я не скрываю, просто мне бы не хотелось, чтобы ты снова растревожила ему душу, а потом исчезла… Ведь ты же с Прозоровым…

– Но я не люблю его… Я стала с ним жить, потому что у меня не было другого выхода… Нет, я не хочу сказать о Володе ничего плохого, он порядочный и очень великодушный человек, он любит меня… Вы же не знаете, что, когда я приехала в Москву, я была беременна от Сережи… Это его ребенок… Я не знала, что мне делать, куда устраиваться на работу…

– Но ты могла бы позвонить мне!

– А у вас были свои проблемы с… Анной… Кроме того, я понимала, что стоит мне только позвонить или приехать к вам, как сразу же объявится Сережа…

– Ты сама все испортила. И свою жизнь, и Сережину. И почему только у вас, у женщин, такие бестолковые мозги?!

– Дайте мне его телефон, я сейчас же позвоню ему… И если он позволит, приеду к нему… Ядов, Валера… Я обещаю вам, что я уйду от Прозорова…

– Я не уверен, что он не вернется сейчас сюда и не закатит тебе скандал… Ведь Лера наверняка рассказала ему о том, что собирается нас поженить… Я немножко знаю Прозорова, он не допустит, чтобы я отвозил тебя в гостиницу… Ведь ты остановилась в гостинице…

– Откуда вам это известно?

– Откуда… От Орлова, откуда же еще…

– Значит, он звонил вам, значит, он сейчас в Москве?

– Запоминай телефон… – Ядов продиктовал номер, и Эмма кинулась звонить. Но уже через несколько минут стало ясно, что телефон не отвечает. Она вернулась к столу.

– Неужели мне это не снится? Пусть его сейчас нет дома, но ведь когда-нибудь он вернется… – Эмма подошла к Ядову, присела рядом с его стулом на корточки и положила ему свою голову на колени.

– Конечно, вернется… – Ядов нежно погладил ее по голове, незаметным движением вынул из прически заколку, и волосы тяжелой теплой волной упали Эмме на плечи и рассыпались по спине. – Скажи, откуда у тебя эти красные бусы?

Она резко подняла голову и посмотрела на Ядова. Потом потрогала бусы, пожала плечами и снова вернулась головой на колени:

– Это мамины.

– Ее звали Наталия?

– Наталия… Она умерла…

– Ты родилась в 77-м? В феврале?

Эмма встала, привела в порядок волосы и села на прежнее место.

– Ну да… А что?

– А то, что ту балладу про зеленый плащ я написал в честь твоей матери, Эмма… И эти красные бусы – тоже мой подарок. Я любил твою мать… Такие дела… И когда Орлов принес мне эти фотографии, все мои подозрения относительно того, что ты дочь Наташи, рассеялись… Вы с ней очень похожи, только ты получилась рыжая, а у нее были светло-русые волосы…

– Вы были знакомы с моей мамой?

– Был. И на фотографиях я видел не тебя, а ее… Поэтому-то и попросил Сергея сделать мне копии… Но твоя мать была такая же сумасшедшая, как ты… Она тоже бросила меня, как ты бросила Орлова… Так что это у тебя наследственное…

– Значит, та замужняя женщина, о которой мне рассказывала Анна, – и есть моя мама?

– Значит…

– Но у мамы не было детей, кроме меня…

– Я знаю.

– Вы любили ее?

– Я-то любил, а она – нет. Так обычно и бывает. И хотя нельзя так говорить о… Словом, твоя мать любила своего мужа, а меня использовала только в качестве… Не знаю, как тебе и сказать… Ей был нужен ребенок, а твой отец, Эмма, был бесплодным. Вот она и приехала в Москву, чтобы… Трудный разговор получается… Мы и до этого были с ней знакомы, встречались несколько раз у общих приятелей, у которых она останавливалась, когда приезжала в Москву в командировку. Но однажды вечером, когда я провожал ее после театра и предложил ей поехать ко мне, она не отказалась… Понимаешь, это сейчас может показаться тебе чем-то обычным, но надо знать твою маму… Наталия обращалась со мной, как со щенком, унижала как могла и получала от этого огромное удовольствие… Я знал, что у нее есть муж, которого она любит и которому, даже если захочет, не сможет изменить. У нее были свои принципы. И вдруг она соглашается поехать поздним вечером ко мне… Я просто обезумел от счастья… Она была так хороша, так соблазнительна… Ты не поверишь, но она прожила у меня целую неделю! Ей даже не приходило в голову позвонить своим знакомым и сообщить, что она жива и здорова… Мы практически не выходили из дома… Она даже не появлялась в министерстве, куда должна была отвезти какие-то бумаги… И тогда я купил для нее справку, что она была больна, чтобы ей в конечном счете отметили командировку, и все такое… Мы стали любовниками. О большем счастье я не мог и мечтать… Она уехала и обещала написать, потому что мне она писать строго-настрого запретила… Но написала она только спустя год… и сообщила, что ребенок, который родился у нее от меня, умер…

– И вы поверили?

– Разумеется, нет. Я поехал к ней, разыскал ее, умолял выйти за меня замуж… И тогда она мне призналась, что просто использовала меня, чтобы забеременеть и родить ребенка.

– Но она не могла так поступить.

– Значит, могла.

– А вы знали, что ее ребенок жив?

– Откуда? Я же не был у нее дома… Она скрывала твое существование до последнего…

– А почему вам не пришло в голову, что она, любя вас, не смогла бросить своего мужа из-за чувства ответственности перед ним?

– Все может быть… Но я ведь приезжал в ваш город не один раз… Мы встречались с ней в гостинице, и когда однажды я задал ей вопрос, не попытается ли она использовать меня еще раз, то получил пощечину… Мне кажется, что твоя мать сломала мне тогда челюсть, я словно до сих пор чувствую эту боль и слышу удар…

– Значит, вы с ней продолжали встречаться?

– Да я просто не мог не видеть ее… Иногда она приезжала ко мне, но на день-два, не больше… Последний раз я видел ее восемнадцать лет назад здесь, в Москве, на ювелирной выставке… Нас пригласили туда случайно, и там же я поссорился с ней окончательно… К нам подошла одна пара и спросила, как поживает ее дочка… И тогда я все понял. И уже не смог ей простить того, что она скрыла от меня существование МОЕГО ребенка… Она была странная… совсем как ты сейчас…

– Я думаю, что она вас любила, но держала на поводке, чтобы вы не смогли разрушить ее семейную жизнь… Возможно, будь вы порешительнее, все могло бы сложиться иначе…

– На поводке? Да, пожалуй, ты права…

– А можно мне еще раз посмотреть фотографии?

И когда Эмма снова начала ворошить их, то, отыскав черно-белый снимок с сидящей на скамейке женщиной в белом платье, поняла, что это не она, не Эмма, а ее мама.

– Вы мой отец?

– Похоже, что так…

– И вы знали это еще три года назад?

– Пожалуй, нет… Ведь я даже не знал твоей фамилии…

Послышался резкий звонок в дверь.

– Это Прозоров, – подскочила словно ужаленная Эмма и с ужасом посмотрела на Ядова. Он по-прежнему, несмотря на услышанное, оставался для нее просто Ядовым. – Умоляю, не открывайте ему… Я не хочу сцен… Я лучше потом все объясню ему…

– А не делаешь ли ты снова глупость, Эмма?

– Нет… Я сейчас слишком взволнованна, чтобы объясняться с ним…

– Но ты можешь сказать ему правду…

– Какую правду?

– Но ведь он приехал сюда за тобой, обуреваемый ревностью… Он ревнует тебя ко мне, как ты не понимаешь… Вот и скажем ему, что я – твой отец…

– Но у меня это не укладывается в голове… А он просто рассмеется мне в лицо… Он примет это даже не за шутку, а за оскорбление… Я знаю его, он может поколотить тебя…

Она замолчала: она впервые назвала Ядова на «ты».

– Так ты не откроешь?

– Как скажешь. Я всегда слушался женщин…

Прозоров звонил почти полчаса, а потом послышался звук работающего лифта, и все стихло.

– Какой сегодня безумный день… – Эмма взяла в руки гитару. – Давай попоем, что ли… Мама мне пела столько песен… Может, ты знаешь и эти?..

Но петь Эмма не смогла, она разрыдалась в объятиях Ядова, а когда успокоилась, он отнес ее в спальню и уложил в постель. Потом вернулся в гостиную и подсел к телефону:

– Аня? Мне нужно срочно тебя увидеть… Ты не представляешь себе, как много мне нужно тебе рассказать… Ты помнишь Леру Прозорову? Так вот, она сегодня привезла ко мне кого бы ты думала?.. Ни за что не угадаешь… Она решила выступить в роли свахи и привезла мне… Эмму! Так что все произошло быстрее, чем я думал… Да, конечно… я ей все рассказал… Как отнеслась? Она, бедняжка, наплакалась и уснула… Если бы ты только знала, как я счастлив… Аня, я еду за тобой… И вообще, может, хватит сложностей? Сколько мне еще терпеть и ждать, когда ты соизволишь переехать ко мне? Какие, к черту, сборы? Возьми помаду, пижаму и… достаточно! Все, жди… я еду…

– Берта, это я… Я понимаю, что ты волновалась, но скоро я тебе все объясню… Мы сейчас же покидаем гостиницу и переезжаем в другое место…

– Всю ночь звонил Прозоров, – испуганным голосом проговорила Берта, и чувствовалось, что она встревожена и переживает за Эмму. – Он сказал, что приедет утром и увезет нас в какое-то Крылатское…

– Тогда слушай меня внимательно… Возьми Сережу… Вы уже позавтракали?

– Нет еще, сидим, едим кашу…

– Так вот, после завтрака одевайтесь и спускайтесь вниз, разыщите там книжный киоск и ждите меня где-нибудь поблизости… А я уже еду. Не соглашайся ехать с Прозоровым, тяни время…

– Эмма, но что случилось?

– Я потом все объясню…

Она положила трубку и посмотрела на Анну.

– Ну что, поехали?

– Эмма, да не волнуйся ты так… Прозоров умный мужик, он все поймет… Объяснишь ему, что ты хочешь погостить у своего отца…

– Да он же мне не поверит!

– Это уже его проблемы… Я понимаю, конечно, тебе жаль его, но иногда надо уметь принять решение… Не повторяй ошибки своей матери… да и мои тоже… Ты только посмотри, сколько времени потеряно и тобой, и мной… Мы живем по каким-то выдуманным правилам, а правила-то одни для всех. Если люди любят друг друга, они должны быть вместе…

– А ты уверена, что Ядов найдет Сережу?

– Думаю, что да…

– Но где же он может быть?

– Честно?

– Ну конечно…

– Я думаю, что он весь вечер караулил тебя в холле твоей гостиницы, а когда понял, что ты уже не придешь, снял там номер…

– Но почему же он, зная, где я остановилась, не подошел ко мне? Почему?

– Потому что он такой же, как Ядов, только в сто раз хуже… Мужчин иногда надо БРАТЬ, разве тебя не учили этому?

В холле гостиницы было многолюдно и шумно.

– Я сказала Берте, чтобы она ждала меня возле книжного киоска… – Но не успела Эмма договорить, как почувствовала, как кто-то сильно схватил ее за руку. Она повернулась и увидела искаженное гримасой боли и злости лицо Прозорова. Он был бледен, глаза его сузились, а губы посерели.

– Где ты была? – услышала она его тихий и ка-кой-то незнакомый ей голос. – Где ты была? Где шлялась всю ночь?

И вдруг у нее перед глазами все поплыло: она увидела в толпе людей приближающегося к ней Ядова. Рядом с ним шел человек с бледным сосредоточенным лицом и совершенно седыми волнистыми волосами. Он искал кого-то взглядом. Наконец их глаза встретились.

– Сережа! – Она, с силой выдернув руку из мощной лапы Прозорова и ничего не слыша и не видя, кроме Орлова, бросилась к нему. – Сереженька!

Он обнял ее и чуть не задушил в объятиях. Когда он отпустил ее, вокруг них уже образовалась толпа, которая молча наблюдала, как высокий сутулый человек с трудом сдерживал рвущегося из его рук мужчину:

– Прозоров, успокойся… да приди же ты в себя…

– Я убью ее… Кто этот человек, почему он обнимает ее? Да пусти же ты меня!

Эмма, находящаяся в состоянии, близком к обмороку, вцепилась побелевшими пальцами в руку Орлова.

– Сережа, прости меня, если сможешь… – Она отстранилась от него и пошла навстречу Прозорову, который, вырвавшись от Ядова, чуть не сбил ее с ног.

– Что это ты здесь устроила? – Он схватил ее за плечи.

– Володя… Познакомься, это Сергей Орлов, отец Сереженьки… Может быть, когда-нибудь ты все узнаешь, но теперь, когда я нашла его, я не могу оставаться с тобой… Возьми себя в руки… У тебя есть Лера и дети… Не делай глупостей… Отпусти меня…

– А Ядов?.. Ядов, с которым ты провела ночь, тоже отец Сережи или он его дядя? Или тетя?

– Ядов – мой отец… – И она, повернувшись на каблуках, быстрым шагом возвратилась к Орлову. – Кажется, все… Пойдем, они должны быть где-то у книжного киоска…

И вдруг она услышала высокий тоненький голосок, и маленький мальчик, путаясь под ногами толпящихся в холле людей, с криком «Мама!» побежал навстречу Эмме. Следом за ним бежала перепуганная насмерть Берта.

Эмма подхватила сына на руки, повернулась к Орлову:

– Сережа, это твой сын, тоже Сережа… А это – твой папа…

Орлов взял сына на руки и прижал к себе. Прозоров, закрыв лицо руками, стоял неподалеку, и входящие в гостиницу люди толкали его в разные стороны.

– Я пойду к нему, – сказала Анна, – и поговорю… Ему сейчас трудно…

Она ушла, а Эмма с Орловым, Сережей и Бертой последовали за Ядовым к выходу.

Но перед тем, как сесть в машину, когда все увидели, что из гостиницы вышли Анна и Прозоров, Берта, вдруг резко повернувшись к Эмме, сказала:

– Я не поеду с вами… Я должна остаться с ним… Я догадывалась… я знала, я чувствовала… – Она повернулась к Орлову и внимательно посмотрела на него. – Я узнала вас, это вы тогда приносили игрушку Сереже, а не Питер… Я и раньше вас видела возле дома… А вам, Эмма, я уже не нужна… Позвольте мне только попрощаться с Сережей…

Берта поцеловала мальчика и с какой-то грустью посмотрела на притихших Эмму и ее спутников.

– Вы знаете, где меня искать, чтобы забрать вещи, да и вообще… До свидания…

Все видели, как Берта догнала Прозорова. Очевидно, он был в таком состоянии, что даже не соображал, чего от него хотят. Наконец он дал Берте увести себя обратно, в гостиницу.

– Ну что! – Эмма вздрогнула от громкого хриплого голоса Ядова и словно пришла в себя. – Мне кто-нибудь сегодня даст подержать внука?..

Он почти вырвал Сережу из рук Орлова и прижал малыша к себе.

– Ну что, парень, думаю, что и для тебя у меня найдется пижама… Поехали, а то вон дождь собирается…

Ночью в квартире Орлова, куда они приехали после ужина у Ядова, Эмма, глядя, как Сергей укладывает спать Сережу, вдруг поняла, какой пустой была ее жизнь без этого спокойного и нежного мужчины. Ей не верилось, что уже через несколько минут они будут принадлежать только друг другу, что она больше не будет чувствовать себя преступницей, ворующей чужого мужчину…

…Весь вечер прошел в воспоминаниях, разговорах… Эмма и Сергей сидели обнявшись и смотрели, как Ядов играет с маленьким Сережей, а Анна на правах хозяйки дома ухаживала за дорогими гостями. Словно и не было трех долгих лет, разлучивших Эмму с Сергеем… На вопрос, как случилось, что Анна вернулась к Ядову, Анна ответила, что после той памятной встречи в гостинице она вдруг поняла, что если не поступится своими дурацкими принципами, не позволяющими ей первой подойти к мужчине, то потеряет его навсегда. В одно прекрасное утро она заявилась к нему запросто, словно никуда и не уходила. И предложила жить вместе. Они объединили свои квартиры и перебрались в новый дом, где неподалеку купил себе квартиру и Орлов.

– Тебе надо было позвонить Валере сразу же, как только ты оказалась в Москве, – сказала Анна Эмме, когда они мыли посуду на кухне. – Тогда бы тебе не пришлось мучиться все эти три года…

– Скажите, а что бы вы сделали на моем месте, оказавшись в такой же ситуации? Я ведь не знала, что мой дядя жив…

– Если честно, то поступила бы точно так же, как ты… Очевидно, тебе НАДО было пройти весь этот путь, прежде чем снова встретиться с Сережей… Ведь ты жила с мужчиной, прямо скажем, достойным… Я имею в виду Прозорова. Это сильный и волевой человек, знающий, как сделать женщину счастливой. Он умен, красив и способен на большое чувство… И любит он тебя по-настоящему… У тебя была возможность сравнить этих двух мужчин, и я не удивлюсь, если ты, положа руку на сердце, признаешься в том, что провела эти три года будто у Христа за пазухой… Скажи, ведь я права?

– Да, вы правы… Но это я говорю ВАМ, потому что вы – женщина и сможете меня понять… Но скажите, меня можно осудить за то, что я обманывала Прозорова, говоря ему, что тоже люблю его?..

– А кто тебе сказал, что ты его не любила? Ведь его БЫЛО за что любить… Он, можно сказать, спас тебя и твоего ребенка… И я больше чем уверена, что ты любила его, но только по-своему… Женщина – существо гибкое, ты могла себе внушить любовь к Володе, и тебе не надо стыдиться этого чувства… Хотя отчасти к нему примешивалось чувство благодарности, что также естественно… Так что не мучайся угрызениями совести. Ты поступила правильно и в первом, и во втором, и в третьем случае… Тобой руководил разум… Ты понимаешь, что я имею в виду? – Анна протянула ей горячую от воды чистую салатницу, и Эмма едва успела ее подхватить.

– Понимаю.

– Поэтому успокойся. А теперь вам пора идти. Вы можете оставить Сережу у нас, а можете взять с собой… Сергей – мягкий мужчина, он нежный, и порою кажется, что он не способен на проявление твердости… Но вот тут-то мы с тобой как раз и ошиблись… Ведь он все сделал в точности так, как тебе обещал: развелся с женой, оставил семью… И все это только для того, чтобы быть с тобой. Представь, как мы были с Валерой потрясены, когда узнали, что он поехал за тобой в Германию! И как переживали, когда он вернулся оттуда и сказал, что ты счастлива, что он видел тебя улыбающейся…

– Анна, а как вы отнеслись к тому, что Ядов оказался моим отцом?

– Сначала хохотала как ненормальная, а потом ужасно захотела тебя увидеть, чтобы рассказать тебе об этом… Фантастическая история… Но ты действительно вся в свою мать, тут уж ничего не попишешь…

– Вы объясните ему, что мне будет трудно называть его папой…

– Думаю, что он и сам это отлично понимает… Но представь, как он счастлив, ведь теперь у него есть не только дочь, но и внук… Господи, Эмма, и угораздило же тебя сесть в ту электричку… – Анна обняла Эмму и поцеловала ее в макушку.

Сергей смотрел, как Эмма раздевается в полумраке спальни, и вспоминал ее смеющееся лицо там, в Мюнхене… Ускользающая Эмма… Женщина-призрак…

Она была необычайно красива и соблазнительна, чтобы принадлежать одному мужчине… Вот сейчас она снимет через голову сорочку, тряхнет копной тяжелых золотистых, с красноватым оттенком, волос, легким движением снимет трусики и изогнется всем телом, призывно вытянув руки…

– Сережа, у меня в гостинице осталась красная юбка и белая кофточка, почти такие же, как были на мне тогда в Луговом. Помнишь? – Она подошла к нему и принялась расстегивать его рубашку. Прижавшись щекой к его горячей груди, она, одной рукой зажав ему рот, другой расстегнула брюки и скользнула пониже живота, обжигая пальцы о напряженную плоть. – Не молчи, скажи же что-нибудь…

Он обвил руками ее талию и поцеловал долгим поцелуем.

– Ты, наверное, ждешь от меня объяснений… – говорила она шепотом, продолжая ласкать его и чувствуя, как подкашиваются ее ноги, – но я живу так, как умею… Я люблю тебя, Сережа, и не моя вина, что так все сложилось… Мне кажется, что я стала старше, но не думаю, что умнее… Как бы я хотела, чтобы ты научил меня, как надо жить, что говорить и куда идти… Возьми меня за руку и веди… И я пойду с тобой, куда только скажешь… потому что я – только твоя… И если сможешь принять меня такой, какая я есть, то мы всегда будем вместе… А если нет, я уйду… прямо сейчас…

Он с силой обхватил ее бедра и опрокинул на кровать:

– Ты соображаешь, что говоришь? Да я принял тебя еще тогда, в электричке… – Он замер, прислушиваясь к стуку собственного сердца… То мгновение, о котором он мечтал, наконец наступило, и теперь он мучительно переживал высшую стадию возбуждения… Но глухая ревность к Прозорову мешала ему. Он боялся, что Эмма забыла его и теперь ждет от него чего-то такого, что он не сможет ей дать. Он даже зажмурился на миг, чтобы не прочесть в ее глазах ожидания… Но когда увидел, что Эмма плачет, изнывая от нежности к нему, он вдруг почувствовал такой прилив сил, что все сомнения разом улетучились… И он овладел ею, спокойно и уверенно, напоминая ей о своей любви, страсти… Судя по тому, как Эмма отвечала на его ласки, Сергей понял, что она ничего не забыла…

Комната стала предрассветно-розовой, когда Эмма, уголками простыни утирая пот с его тела, устало вытянулась рядом с Сергеем и положила его руку к себе на живот.

– Ты ничего не чувствуешь? – спросила она, едва дыша от блаженной усталости.

– Чувствую… Что ты опять собираешься меня бросить… Куда ты отправишься на этот раз?

– За нашим вторым сыном, но, думаю, это будет не раньше мая…