Июль 1996 г.
Орлов возвращался в Луговое поздно вечером. Он мчался на машине вдоль пустынного в столь поздний час шоссе и думал только об Эмме. Он вспоминал все, что было связано с ней, и чем ближе становился дачный поселок, тем меньше ему хотелось туда попасть. Что он будет там делать без Эммы? О чем говорить с женой? Все потеряло для него смысл, кроме желания найти ее… В милицию он не пошел: ему не хотелось рассказывать об Эмме и о ее отношениях с Перовым и остальными мужчинами, с которыми ей приходилось иметь дело. Он подумал также и о том, что Эмма могла быть известна милиции, и услышать об этом он боялся больше всего… Ведь он так мало знал о ней и одновременно так много… Он тосковал, он страдал, он чувствовал, что напрасно уехал из города, не разыскав ее… Но, с другой стороны, где он мог ее отыскать? Теперь Перов спрячет ее…
И вдруг он резко затормозил, машина остановилась. Синий «Фольксваген». Может, надо начать поиски с машины? Ведь таких машин в городе раз, два и обчелся. Он развернулся и поехал в город. Остановившись возле ближайшего таксофона, позвонил своему приятелю-гаишнику и вкратце объяснил суть своей проблемы. Приятель обещал помочь и сказал, чтобы Орлов перезвонил ему завтра утром. Повесив трубку и несколько приободрившись, Сергей поехал к себе на городскую квартиру.
Войдя туда, он первым делом открыл окна, чтобы проветрить комнаты, затем достал бутылку с остатками водки, выпил и улегся на диван. Включил телевизор, который всегда, когда он бывал дома один, являлся своеобразным звуковым фоном, и открыл сейф. Достал оттуда обитый черным сафьяном футляр, положил его на стол, неторопливо открыл и, взяв в руки довольно тяжелый слиток золота, зажал его в руке. Здесь же, на черном бархате, лежали бриллианты, изумруды и пластинка платины. Это был подготовленный им материал для колье. Он достал из кармана блокнот и положил его на стол. Прямо на него смотрело узкое женское лицо – эскиз колье, который сделала для него Эмма в электричке. «Глаза можно сделать из изумрудов, а лицо из бриллиантовой россыпи… Мне больше нравится играть на гитаре… Я и стихи сочиняю…» Он словно слышал ее голос. Увлеченный воспоминаниями об Эмме, Сергей отпер свою мастерскую, которая располагалась в небольшой комнатке позади кладовки, вошел в нее, включил свет и сел за свой стол. Ему показалось, что он не был здесь целую вечность, что давно не держал в руках свои инструменты, не отливал золото в формы, не вязал кружевных золотых и серебряных браслетов… Жизнь с приходом Эммы словно бы остановилась, и, чтобы ему снова начать творить, необходимо было вновь обрести эту женщину и, овладев ею, вернуть себе самого себя. Он потерялся в лабиринтах собственных сомнений, и ему было нестерпимо стыдно за то, что Эмму увели у него прямо из-под носа… Как же он мог прохлопать приход Перова? Эмма не простит ему этого никогда.
Он работал почти до утра, сделал основу колье, затем принялся отливать фрагменты… Время пролетело незаметно. Он очнулся от того, что в сияющей капле расплавленного золота увидел лицо Эммы… Рука дрогнула, золото пролилось мимо формочки и стало быстро застывать на гладкой поверхности стола…
Сергей вышел из кабинета, предварительно отключив печь и лампы, запер дверь и лег на диван – немного поспать. Но уже спустя часа полтора проснулся и позвонил своему приятелю-гаишнику. После разговора с ним он знал настоящий адрес Перова.
Сварив на кухне кофе, Сергей позавтракал и уже через час въезжал на машине в уютный зеленый и очень тихий дворик, где стояла новенькая пятиэтажка, в которой проживал Перов. Но ему все еще не верилось, что уже через несколько минут он может увидеть Эмму… «Закатная, 37, квартира 5».
Он поднялся на третий этаж и позвонил. Он звонил минут пять, но ему так никто и не открыл. Тогда он позвонил в соседнюю квартиру и начал расспрашивать у словоохотливой соседки (пухленькой кудрявой, похожей на пуделя и болонку одновременно), живет ли в пятой квартире Перов и где он может сейчас быть.
– Перов? Может, и Перов, фамилию его я не знаю, но мужчина молодой, видный, состоятельный… Живет один, а занимает целых три комнаты… Ему тут недавно такой ремонт отгрохали… Ночует он в основном дома, я почти всегда слышу, когда он приходит… Порядочный человек, это сразу видно…
– А вы не знаете, где он работает?
– Думаю, в какой-нибудь коммерческой фирме, поскольку постоянно ездит на машине…
– На синем «Фольксвагене»? – сорвалось у Сергея, хотя он сам хотел услышать от соседки название марки машины.
– Я в марках-то не разбираюсь, но что синяя – это точно… Красивая машина, ничего не скажешь, вся в хозяина…
– А женщины у него вчера вечером не было?
– Послушайте, вы что, из милиции?
– Нет… Просто ищу одного человека… женщину…
– Я его никогда не видела с женщинами. Может, он «голубой»? А что ему сказать, когда он придет?
– Ничего не надо ему говорить. А вы случайно не знаете номер его телефона?
– К сожалению, нет… да мне это и ни к чему, если он мне понадобится, я же могу позвонить ему в дверь… – и она улыбнулась, показывала острые и узкие, словно у белочки, зубки.
Сергей вышел из дома и в растерянности сел на скамейку. У него был только один выход: дожидаться Перова. Рано или поздно он все равно приедет домой… И Сергей его узнает по синей машине.
Он вернулся в свою машину, сел, но, сморенный жарой и усталостью, тотчас уснул, положив руки на руль.
* * *
Когда Борис Ефимович вернулся в комнату, где оставил Эмму, то нашел ее крепко спящей на диване.
– Эмма, ласточка, просыпайся, поди поешь, а то все остынет… – Он нежно обнял ее и помог подняться. Эмма, проснувшись, не сразу сообразила, где она находится, но потом, увидев Латынина, немного успокоилась.
На кухне ее ждал накрытый стол. В центре его стояла ваза с фиалками. Эмма вспомнила, как давно она ела, и принялась за еду.
– Вы сами готовите? – спросила она, отрезая себе ломтик ветчины и придвигая к своей тарелке блюдо с разогретым бараньим жарким. – Пахнет просто чудесно…
– Нет, это мне привозят из «Москвы»…
– Из ресторана? И кто же?
– Женщина, которая здесь убирает и вообще ведет мое хозяйство…
– Так у вас есть домработница? Она молодая?
– Ей около тридцати.
– А почему же она вам не готовит? Не умеет?
– Нет, она иногда готовит, но для того, чтобы приготовить какое-нибудь приличное блюдо, требуется слишком много компонентов… Ей пришлось бы ходить на рынок, а все это никому не нужные сложности… Я обычно заказываю в «Москве» все необходимое, а по пути домой заезжаю и забираю заказ. Очень удобно… Да и вкусно… А у Вари и так много дел…
Она слушала его вполуха. Какое ей дело до его домработницы, если она все равно не задержится здесь долго?
После обеда Латынин сам предложил Эмме проехаться по магазинам.
– Но как же вы поведете машину, если вы пили со мной коньяк?
– Элементарно. Меня никто не остановит.
– Вас знают в лицо?
– Почти.
– Послушайте, а в чем же я поеду? Не могу же я отправиться по магазинам в купальном халате?
– Даже и не знаю, что тебе на это сказать… Может, ты наденешь джинсы Вари? Она такая же худенькая, как ты…
Эмма подумала о том, что ей уже в который раз предлагают чужую одежду: то купальник Зои, то джинсы Вари… Как можно так относиться к ее телу? А уж как к ее телу относится Перов, об этом не хотелось даже вспоминать…
– Мне бы не хотелось надевать чужие джинсы, но раз я оказалась в таком положении, делать нечего, несите…
В потертых стареньких джинсах Вари и черном джемпере самого Латынина Эмма выглядела вполне прилично. Стоя в ванной комнате перед зеркалом, она придирчиво осмотрела свой слегка припухший нос и потрогала рукой щеку: было больно. Она вглядывалась в свое отражение и думала: раньше у меня была мама, дом, мечты… Теперь нет ничего, даже места, где бы я могла чувствовать себя в безопасности.
Уже в машине, проезжая по знакомым улицам, Эмма среди прохожих выискивала взглядом Орлова. Она чувствовала, что он ищет ее, но придумать способ встретиться не могла. Сколько раз она представляла себе выражение лица Сергея в тот момент, когда он, войдя в ванную комнату, обнаружил ее исчезновение! Она пыталась представить себе его действия, но дальше ухода Сергея из квартиры мысль почему-то не работала. Она не знала, не имела представления, КАК мог повести себя Сергей, куда пойти, где ее искать… Возможно, он не растерялся и оставил ей на ее квартире какую-нибудь записку… Но что в ней проку, раз ей туда путь заказан? Если бы он догадался вернуться на свою дачу… Мысли о Лоре приносили почему-то облегчение… Уж там-то ее Перов бы не нашел… Поэтому, едва Эмма села в машину, план созрел сам собой: она возьмет у Латынина деньги, которые он даст ей на одежду, войдет в магазин, а уже оттуда каким угодно способом выберется на улицу и сбежит на вокзал, оттуда в Луговое, к Лоре… Она не откажет, примет, и они вместе будут ждать возвращения Сергея. Эмма скажет Лоре, что они с Сергеем потерялись, что у нее дома большие неприятности… Она найдет что сказать, чтобы только ей позволили остаться в доме и ждать Сергея. И он непременно приедет. Поищет-поищет ее в городе и вернется на дачу.
– Ты пойдешь со мной или подождешь в машине? – спросила она у Латынина, когда они остановились возле большого магазина.
– Конечно, я пойду с тобой… Ты иди, а я тебя догоню…
Эмма легко взбежала по ступенькам на крыльцо и скрылась за прозрачными дверями магазина. Он был почти пустой, поскольку считался одним из самых дорогих в городе. Мраморные полы, стройные ряды кронштейнов с одеждой, стеклянные полки с обувью, стеллажи с косметикой… В зале пахло дорогими духами от дешевых продавщиц, кожей и чем-то непонятным, но приятным… И только обнаружив возле кассы продавщицу, от скуки очищающую апельсин, Эмма поняла, откуда шел этот восхитительный аромат…
– Девушка, мне надо выбрать юбку и легкую блузку… – Она говорила, слыша, как в магазин следом за ней вошел Латынин. Она быстро оглянулась и заметила, как продавщица, увидев приближающегося стремительной походкой Бориса Ефимовича, тотчас выпрямилась, словно собираясь отдавать ему честь. Латынин был в легком светлом костюме в мелкую клеточку, белоснежной сорочке и рыжих, мягкой кожи, летних туфлях.
– Ну что, выбрала что-нибудь? – спросил он Эмму, беря ее под локоть и подводя к кронштейну, на котором висели пестрые французские сарафаны, цветные блузки, топы, шорты…
Следом подошла продавщица, от которой по-прежнему пахло апельсином. Она помогла Эмме подобрать стильные кремовые шорты, облегающую розовую блузку, мягкие и удобные итальянские сандалии на ремешках. С ворохом одежды Эмма скрылась в кабинке.
– Не заглядывай, пока я не скажу…
Она вышла оттуда вскорости, изменившаяся до неузнаваемости. Короткие шорты открывали длинные стройные ноги, эластичная блузка подчеркивала полную грудь и тонкую талию.
– Еще мы берем вот эти зеленые брюки, черную кофточку, купальник и сандалии…
Они вышли из магазина с объемными пластиковыми пакетами в руках.
– Ты же хотела купить белье… – пробормотал Латынин уже в машине. – Не понравился выбор?
– Я знаю, где можно купить хорошее белье… Отвези меня на Ильинскую…
Когда приехали, Эмма, зевнув, потянулась и, ласково потрепав Латынина по плечу, вдруг сказала:
– Слушай, а ты не мог бы сам зайти в магазин и посмотреть, есть там отдел с бельем или нет, а то сейчас все меняется на глазах, может, там теперь продают водку… Будь другом, а я подожду тебя здесь…
– Тебе что, нездоровится?
– Да голова что-то разболелась… Я как вспомню про этого Перова, так у меня сразу все начинает болеть… Кроме того, я никак не могу привыкнуть к мысли, что теперь у меня есть человек, который может меня защитить… – И Эмма, с трудом подавляя чувство внутреннего протеста, взяла руку Латынина и потерлась о нее щекой. – Так ты сходишь?
– О чем ты говоришь?! Конечно! – и Борис Ефимович в состоянии радостного возбуждения с готовностью бросился исполнять просьбу Эммы. Она дождалась, пока он скроется за дверями магазина, после чего быстро вышла из машины, прихватив пакеты с одеждой, и уже через пару минут тормознула зеленые «Жигули».
– На вокзал, – сказала она, – только, пожалуйста, быстрее… Я очень спешу…