Глава 20
На следующий день утром я сообщила Марусе и Нелли, что уже дома и вечером жду их в гости, после чего наспех позавтракала и отправилась к Денису. По дороге, как обычно, завернула в магазин и набила сумку продуктами.
Денис открыл дверь и, извинившись, тут же отправился в постель. Меня поразил его вид: бледность, вялость, дрожание рук.
— Что с тобой? Ты пьян? — изумилась я, зная, что Денис трезвенник и ничего, кроме орехового ликера, не признает, да и то в крайних случаях.
Ореховый ликер — это у нас семейное. Наша бабушка любила его, моя мама, я, Денис. Даже Клавдия изредка баловалась.
— Я выпил немного вчера, но дело не в этом, — ответил Денис.
— А в чем же дело? На тебя без слез невозможно смотреть, — возмутилась я.
— Видимо, я отравился копченой колбасой, которую в дорогу дала мама.
«Твоя мама может отравить чем угодно», — подумала я, а вслух сказала:
— Для этого я и приехала. Нечего есть колбасу, сейчас приготовлю щи, плов и винегрет. А на десерт испеку яблочный пирог.
Денис мое сообщение воспринял без энтузиазма.
— Вряд ли смогу это съесть, — сказал он. — Меня рвет, и на еду даже смотреть не могу.
Я покопалась в аптечке. Чего там только нет. У Клавдии была настоящая страсть к лекарствам.
— Прими тетрациклин, и к вечеру все пройдет, — сказала я, протягивая таблетки.
Денис послушно проглотил их, запив топленым молоком, и жалобным взглядом поблагодарил меня. Он был воплощением страдания. Этакая ходящая мука.
Всем известно, как любят мужчины вызывать к себе жалость и как умеют пользоваться этим. Я не стала потакать Денису, а отправилась на кухню. Через три часа обед был готов. Кастрюля ароматных щей, казанок аппетитнейшего плова и салатница, полная винегрета: чем не меню на три дня. В довершение великолепный яблочный пирог. Это вам не кухня Нины Аркадьевны.
Я искренне хотела побаловать брата и очень досадовала, что он так некстати потерял аппетит. За каким чертом ел он эту колбасу? Не мог дождаться меня?
Он лишь пожал плечами в ответ на прямо поставленные вопросы и закрыл глаза. Я встревожилась.
— Что, так плохо?
— Да нет, уже лучше, — ответил он.
— Тогда поешь.
— Не хочется. Потом.
Мне стало обидно. Так старалась. Мои щи!.. Это шедевр кулинарии. Каждый, кто пробовал, подтвердит. А Денис не хочет есть такую вкуснятину.
Он понял. Он все понял и почувствовал себя виноватым.
— Я обязательно все съем, — заверил он, — съем чуть позже, потом, вот только поправлюсь.
— Тогда я пойду, у меня вечером гости. Буду звонить.
И я ушла. Господи, почему я не осталась? Почему Денис не остановил меня? И почему нельзя прокрутить время назад? Нельзя все вернуть…
Не придавая значения болезни брата, я отправилась домой и занялась своими делами. Вечером с полными сумками пришли Маруся и Нелли. Прямо с порога, побросав сумки, они разрыдались. Мы обнялись, расцеловались и принялись дружно реветь.
Наревевшись, разом осушили глаза и наполнили рюмки, выпили за упокой души Клавдии и начали накрывать на стол. Потом расселись, вновь разлили по рюмкам кто что любит — мне орехового ликера, Марусе и Нелли водку — и помянули Клавдию вторично.
— Ну, земля ей пухом, хорошая она была баба, хоть и непонятная, — сказала Маруся.
— Я никак не могу привыкнуть к тому, что ее нет, — вздохнула Нелли. — Вчера увидела в магазине свежее овсяное печенье — Клавдия обожала его, — бросилась покупать… А потом думаю, зачем, если Клавдии нет. Кстати, Соня, Изя не объявилась?
После смерти Клавдии пропала ее кошка. Мы с Нелли гадали, кому теперь ее забирать, а она, долгожительница, пропала.
— Нет, Изя не вернулась, — ответила я. — Я слышала, что такое бывает с собаками: после смерти хозяина собака переселяется на его могилу. Но Изя — кошка, а у Клавдии нет могилы. Ее прах на дне урны, а урна в колумбарии.
Нелли всю аж передернуло.
— Хорошо, что я не поехала на похороны, — сердито сказала она. — Видеть не желаю эту Нину Аркадьевну. Не могла похоронить дочку по-человечески. Нельзя же экономить на похоронах.
— А я не согласна, — возразила Маруся. — Кладбище, конечно, обходится дороже, но дело не в этом. Вот мне бы лично не хотелось, чтобы какие-то черви епэрэсэтэ, жрали мою плоть.
— А плоти у тебя хоть отбавляй, — вставила я.
— Что есть — то есть, — миролюбиво согласилась Маруся, — но я о другом. Как представлю, епэрэсэтэ, что предстоит лежать и гнить, противно становится. Кремация гигиеничней.
— О чем вы говорите, — возмутилась Нелли. — Какая разница, что будет после нашей смерти.
— Ну ты же этот вопрос подняла, — напомнила я. — Нина Аркадьевна тоже решила, что разницы нет, и выбрала, что подешевле.
— Да-а, как представлю, что Клавдия отмучилась, страшно становится, — вновь прослезилась Маруся. — Зачем живем? Для чего? Епэрэсэтэ! К чему суета, когда так просто, в любой миг можем умереть. И все умрем. Обязательно.
Она махнула рукой.
— А, девочки, зачем об этом, — сказала Нелли. — давайте лучше еще раз помянем покойную. Мы охотно помянули.
— Ничего не осталось после Клавдии, — закусывая селедочкой, посетовала Маруся. — Ни живой души. Нелька хоть Саньку после себя оставит, а мы, старушка, тоже уйдем без следа.
— Да-а, — вздохнула я. — Твоя правда. Бездарно мы прожили жизнь.
— Мы хоть любили и были любимы, а у Клавдии и этого, считай, не было, — осуждающе покачала головой Нелли. — Только, бедняга, влюбилась, только к жизни подобралась — и вот вам, упала с балкона, — заключила она.
— Да ну!!! — изумилась Маруся.
Она застыла, так и не донеся до рта ложку с хрустящей квашеной капустой. Маруся обожала квашеную капусту и не признавала вилок.
— Епэрэсэтэ! Неужели Клавдия втрескалась? — с недоверием спросила она.
— И здесь ей не повезло, — успокоила я Марусю. — Вчера читала письма, адресованные покойной предметом любви. Мужчинка не дурак. Решил поправить свои дела, продав квартиру, купленную нашей бабушкой. У меня сомнений не возникло, на чем держалась эта любовь, а Клавдия еще гадала, насколько сильны его чувства. Ох, и наделала бы она глупостей, если б не этот балкон.
Сообщением своим я до смерти заинтриговала подруг. Они долго уговаривали меня позволить хоть одним глазком взглянуть на эти письма, но я была непреклонна.
— Роман длился около года, — сказала я, — потом ее Дима уехал, поставив условие: Клава продает квартиру и едет к нему. Без квартиры она ему не нужна, вот все, что могу вам сообщить.
— Да-аа, — вздохнула Маруся, — все мужики сволочи. Даже мой Аким.
— Не все, но в подавляющем большинстве, — уточнила Нелли. — Раз уж речь зашла о мужиках, скажу я вам вот что…
И тут я вспомнила, что не позвонила Денису.
— Ой подождите, — крикнула я и бросилась набирать номер.
Очень долго раздавались длинные гудки; Когда я уже собралась вешать трубку и нестись на другой конец города, услышала наконец-то голос Дениса. Он был тих и странен.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила я.
— Прекрасно, — заплетающимся языком ответил Денис. — Лучше не бывает.
— Ты поел?
— Да.
Ответ мне показался излишне лаконичным. Хотелось подробностей.
— Что ты ел? — с огромным интересом спросила я. — Щи? Плов?
— И винегрет, и пирог, — пролил бальзам на мое сердце Денис.
— А почему так ненормально разговариваешь? Что с твоим языком?
— Он заплетается.
— Слышу, что заплетается, и хочу знать, почему? — строго спросила я.
— Пьян, — признался Денис.
Я закрыла трубку рукой и пояснила подругам:
— Мой братец напился вдрабадан.
— Денис в Москве? — удивилась Нелли. — Да, Нина Аркадьевна прислала его сторожить квартиру, — сообщила я.
— Соня, ты где? — тем временем надрывался на том конце трубки Денис. Я рассердилась.
— Да здесь я, здесь. Зачем ты напился, дурачок? Ты же не пьешь.
— Знаю, — согласился он, — но здесь обнаружилась бутылка орехового ликера. Соня, так тоскливо так тоскливо. Ты прости меня.
Я удивилась.
— За что?
— Соня, я тоже люблю тебя. Сестричка, я очень люблю тебя. Ты такая хорошая, заботливая и вообще. На плите стоит твой борщ…
Я пришла в ужас.
— Как? — завопила я. — Ты до сих пор не поставил щи в холодильник? Они же прокиснут.
— Не успеют, — успокоил меня Денис. — Я их съем до дна. Сестричка, ты прости меня. Мы, все мужчины, — чурбаны. Все без исключения. Простить себе не могу Клавдию. Она умерла, так и не узнав ни разу, как сильно я ее любил. Когда ты меня сегодня поцеловала… Соня, ты меня простишь?
Маруся и Нелли смотрели на меня, затаив дыхания. Они были полны нетерпения.
— Что он говорит? — прошипела Маруся, дергая меня за рукав.
— Отстань, — отмахнулась я. — Парню плохо. Он напился и страдает. Точнее, наоборот, страдает и напился. Боюсь, завтра ему будет еще хуже.
— Соня, Соня, ты слушаешь меня? — продолжал страдать Денис.
— Да, дорогой, слушаю. Ты много выпил?
— Ерунда. Бутылку орехового, но не в этом дело. Соня, приезжай, я должен столько тебе сказать, столько сказать, пока ты еще жива.
Меня неприятно кольнули его слова, но какой с пьяного спрос.
— Денис, послушай, ложись спать, а завтра привезу тебе опохмелиться, — пообещала я.
— Нет, не надо, здесь еще целая бутылка ликера, — успокоил он меня.
Ну и запасливая же Клавдия. Что-то не помню, чтобы в ближайшие месяцы я или Нелли покупали ей ореховый ликер.
— Что он говорит? — опять не совладала с любопытством Маруся.
— Что в квартире хранится еще одна бутылка орехового ликера, — сообщила я. Нелли схватилась за сердце.
— О боже, он сопьется.
— Во всяком случае, близок к этому, — прикрывая трубку рукой, сказала я.
— Скажи ему, чтобы ложился спать, — посоветовала Маруся.
— Говорю, а он не слушает.
— Не правильно говоришь, — сказала она и выхватила у меня трубку. — Денис! Денис! Это я, Маруся, ты вот что, дите…
В общем, после довольно длительных переговоров ей удалось уговорить Дениса лечь спать. Во всяком случае, она пожелала ему спокойной ночи перед тем, как повесить трубку.
— Ну, девчонки, — сказала она, — слабаки наши мужики. Так ужраться бутылкой ликера. Да я им водку запиваю!
Нелли с этим согласилась:
— Слабаки и потому, что чуть что — сразу за бутылку, — добавила она. — Даже Денис. Ведь не пьет, а туда же. Не могут мужики долго напрягать свою нервную систему. Сразу ищут разгрузки.
— Ой, Нелли, ты психолог, — восхитилась Маруся.
— Спасибо, я знаю, — ответила Нелли. Я сидела за столом, смотрела на подруг и вспоминала Дениса. В ушах стояли его слова: «Соня, приезжай, я должен столько тебе сказать, пока ты жива».
«А странно, — подумала я, — гибель Клавдии так подействовала на меня, что я совсем забыла о своих проблемах. Столько дней хожу где хочу и когда хочу, но почему-то еще жива. На меня никто не покушался ни в Питере, ни здесь, в Москве».
— О чем размышляешь? — заторопила меня Нелли.
— О том, что жива, — сказала я и поделилась наблюдениями.
— Точно, — подтвердила Маруся. — Мы с Акимом по пятам за тобой ходили, а теперь как?
— Теперь, похоже, моя жизнь больше не нужна преступнику, — вздохнув, заявила я. — Иначе как он мог пропустить столько удачных моментов.
— А ты и распереживалась, — усмехнулась Нелли. — Лучше бы побереглась.
Я хотела сказать ей, что преступник — единственный человек, которому я по-настоящему небезразлична, но телефонный звонок помешал. Звонил Денис. Он был слишком возбужден, чтобы можно было его понять, кричал, извинялся и настойчиво звал меня.
— Ложись спать, ты же обещал Марусе, — рассердилась я. — Завтра приеду.
— Нет, Соня, нет, — истошно завопил он, но вдруг сам бросил трубку.
Такого поведения я никак не ожидала.
— Вот что делает с человеком алкоголь, — сказала я, глядя на Марусю, подносящую к губам очередную рюмку.
— Да, пора нам расходиться, — согласилась она и опрокинула рюмку в рот.
