Олег. Усман

Олег еще раз сверился с планом, сориентировался то водонапорной башне и, отсчитав от нее четыре дома, встал напротив двухэтажного особнячка. Эту северную окраину изначально занимали горожане со средним достатком, не пожелавшие расстаться с собственными домами даже в период всеобщей «хрущебации». Многим удалось обойти или подмазать власти и получить вдобавок к дому квадратные метры в пятиэтажках, прописав в редких в городишке коммуналках дышащих на ладан родственников.

Теперь дома на окраине стали для многих семей кормильцами. Их сдавали внаем, причем с большой прибылью.

Олег оценил усадебку сначала из окна машины, затем вышел, побил для видимости старым ботинком еще более старое колесо машины и прикинул, где может находиться сейчас Усман. Дом выглядел пустым.

Ждать не хотелось, да и времени не было. Олег как бы от тепла распахнул ненароком куртку, поправил кобуру под мышкой, расстегнул кнопку фиксатора и, подойдя к калитке, открыл ее хлипкий затвор.

На крыльцо сразу не поднялся, по привычке сперва обошел дом со всех сторон. Задержался около мусорной кучи, хмыкнул, увидев, что выбросили на помойку.

У входа на застекленную веранду белел электрический звонок. Олег нажал на кнопку, хулигански воспроизведя азбукой Морзе неприличное слово. Дверь открывать никто не спешил, внутри даже стало еще тише. Наверное, мыши и кошки решили подождать дальнейших действий гостя.

Олег вслушался в тишину… На втором этаже скрипнула дверь, крякнула половица под ногой.

Отойдя на десяток метров к калитке, Олег задрал голову.

— Усман, слышь! Разговор есть!

Занавеска на втором этаже потемнела силуэтом человека у окна.

— Усман, ты чего там, чужую жену, что ли, трахаешь и от мужа прячешься?

Занавеска подскочила вверх, и в окне, прилипнув к стеклу, обрисовался весь Усман, по пояс раздетый. Он показывал пальцем попеременно то вниз, то на свой рот, прося Олега не орать на всю улицу.

Олег вернулся к двери, и она тут же распахнулась. Усман в одних тренировочных штанах на порог не вышел, а втянул Олега внутрь.

— Заходи и перестань кричать. Не улица здесь, а филиал вашего центрального телевидения. Все знают, кто, где, с кем, и еще выводы вместо тебя сделают. Ужас, зашла знакомая на минутку, а ты кричишь. Мало ли что подумают.

— Так ты, дорогой, ее в спальню зачем повел? Чай пить?

— Почему в спальню?

— Потому что дом типовой. На втором этаже у всех спальни. А у тебя там что? Кабинет?

— Нет… Тоже спальня. А ты зачем приехал? Случилось что?

— Надо же! — Олег развел руками. — Илью убили, библиотеку, где у тебя, между прочим, тысяча с лишним цветов пропала, разгромили, женщинам, которых ты знаешь, угрожают, а ты интересуешься, не случилось ли что. Кончай валенком прикидываться, поговорить надо.

— Надо. Только подожди немного, я девушку провожу.

— Проводи. Но, Усман, времени у меня в обрез, долгими проводами не увлекайся.

— Я, когда нервничаю, Олег Данилович, очень трахаться хочу. Но на сегодня все — ты мне кайф перебил часа на три точно. Я быстро провожу, здесь слышимость слишком хорошая.

— Лады. А я пока чайник поставлю, проголодался.

Через пятнадцать минут мужчины сидели за столом, покрытым клетчатой клеенкой. Девушка, видно, была вышколенная, тихонько ушла домой, даже не полюбопытствовала, что же это за гость такой пожаловал, что ее так быстро спровадили.

Олег пил чай, Усман вроде бы тоже, но разбавлял его на две трети коньяком.

— Не хочу я светиться сейчас в Городке. Была бы возможность, домой бы уехал, но присматривать за бизнесом надо. Гнилое дело получилось.

— Ты, Усман, не пугай, ты объясни, каким боком ты в нем завязан?

— Да никаким. Случайно. Илья осенью еще разрешил посидеть мне с другом ночью в библиотеке. Танечку он нам дал, а вторую мы профессионалку взяли. Я хотел и третью прихватить, но друг, очень уважаемый человек, сказал «не надо». Илья услышал, пошептался с ним. Друг повеселел. Пока мы ели-пили, друг совсем себя хорошо почувствовал, девушек щипать начал. На другой день после работы опять в библиотеку попросился. Илья разрешил. Они опять пошептались, и я видел, что Илья другу пакетик дал. Я обиделся, думал, героин-шмараин, трава какая-нибудь. Но Илья объяснил, что это народное китайское средство. Они, китайцы, маленькие, но очень злоебучие. Вот из-за этого самого порошка. Ну, мне такого не надо, наоборот, не знаю, как до вечера дорабатываю, мучаюсь очень. А друг обрадовался, понравилось. У него на шее цепь была ну… — Усман посмотрел на руки Олега, потом на свои, — с твои два пальца толщиной. Первые две порции он за деньги брал, а за следующие Илья попросил золото. Друг взял. Двести граммов. Цепь на двести потянула.

— А ты?

— Я во второй вечер подождал, пока друг расслабится, и по-хорошему попросил объяснить, в чем дело. Оказалось, порошок потенцию повышает и при этом здоровью не вредит, а, наоборот, давление там всякое выравнивает, кислотно-щелочной опять же баланс. Илья убеждал, что волосы на лысине через год применения начинают расти.

— И член увеличивается?

— Нет. Но стоит. Действовать не сразу начинает, часа через три, и не меньше чем на сутки. А если неделю порошок попить, то самочувствие целый месяц отличное.

— А потом?

— Потом становится как обычно.

— Без осложнений?

— Вот именно. Понимаешь, сколько может такой порошок стоить? Илья продешевил… Я с ним поговорил серьезно, предложил свои услуги. Говорю, пятьдесят килограммов у тебя на вес золота возьму, а он смеется: у меня, говорит, всего десять. Чего смеялся? Плакать было надо. Всего десять, а он его дешевле наркотиков продает. Идиот. Был. И я тебе, Олег Данилович, скажу: не знаю я, где он его брал, знаю только, кому продавал. А месяц назад Илья сказал, что порошка больше нет. Его уламывали за любые деньги, а он — нет, и все тут. Я его предупреждал: уезжай, беги отсюда, пока новую партию не получишь, а Илья все надеялся раздобыть хотя бы килограмм.

Олег наблюдал за пьянеющим Усманом. Движения его стали вялыми, взгляд не мог задержаться надолго на одном месте, глаза прикрылись опухшими веками.

— Мне, Олег Данилович, не надо было лезть с самого начала. Мне и «травы» своей хватает — я не цветы имею в виду.

— Понял. Ты его прямо здесь фасуешь, как я понял. Не боишься?

— Откуда ты знаешь, что здесь?

— Мусор сжигать надо. У тебя на заднем дворе гора выкинутых спичек, а сейчас каждый школьник знает, что марихуану, за которую тебя все никак не посадят, продают в спичечных коробках и влезает в каждый четыре грамма сухой «травы».

— Да, надо сегодня же сжечь. Зря я с Ильей связался… Жадность. Жадность мне спать не давала. Дело новое, никто пока его под себя не подмял, заработать можно — ого-го! Я и влез. Когда меня с Танькой к «друзьям» привезли, я думал, и ее, и меня там же оставят — и концы в воду. Но отпустили…

— А что за «друзья»?

— Я плохо их знаю. На рынке видел. Они серьезными делами занимаются. Крупные поставки запчастей, автомобили, сырье… Я по сравнению с ними мелкая сошка. Шефа этих ребят никто не видел. Знаю только, что кличка у него Телец.

— Подожди. Телец… Два года назад латунные чурки, два вагона, в Прибалтику продали как металлическую стружку…

— Вот-вот. Двоих посадили, но денег и организатора дела не нашли. Серьезные люди… Не лезь ты тоже туда, Олег Данилович. Пускай они свои бешеные бабки зашибают, зато нам спокойнее и мы живые.

— Это ты про себя говоришь? Ты? По моим сведениям, через твои цветочные точки до десяти килограммов в месяц «травы» уходит.

— Олег, «трава» — она как алкоголь. Ее тысячи лет курили, курят и будут курить. Если я перестану ее продавать, будет продавать другой. Но качество может стать хуже, цена снизится или подскочит. А сейчас рынок стабильный. И потом я же не героин продаю, не экстази, от которого у мальчиков крыша едет. Давай выпьем.

— Давай… Усман, а скажи, почему ты здесь сидишь, в Городке?

— А где? В Москве и Питере все занято, в вашем Городке я летное училище закончил, знаю всех…

— Нет, я имею в виду родной дом. У тебя же там семья, насколько я помню по прежним сведениям? Двое детей.

— А-а. Там нет работы.

— Здесь тоже нет. Сотни людей без работы. Ну а почему семью сюда не выпишешь?

— Жену, что ли?

— Жену.

— Не-ет. У нас так не делают.

— Почему?

Усман задумался.

— Руки должны быть свободными… А главное — пока я далеко, я для нее бог, а когда рядом, она пилить начинает: мол, почему дома не бываешь?

— А ты будь.

— Не-ет. Не могу. Скучно очень. Слушай, чего ты так сидишь, еще выпей. И хватит о женщинах, чего о них говорить.

— Не скажи. Бог сделал мужчину и женщину, значит…

— Все, Олег Данилович, я устал об этом думать. Ты лучше скажи, как расследование идет.

— Никак. Друзей Ильи опрашивают, заведующую, скоро за Елену с Людмилой возьмутся. Я их пока у себя поселил, пускай от неприятностей отдохнут.

— Хороший ты мужик, Олег Данилович, я тебе как на духу говорю: не нужно этим заниматься, брось. Такие люди порошком заинтересовались… страшно сказать. Экспертизу уже сделали. Мне один знакомый сказал, покупатель, что в порошке молекулы не так, как обычно, сцеплены, поэтому эффект лечебный очень сильный.

— Н-да… — Олег понюхал бутылку с коньяком. — Хороший.

— Конечно, хороший. Себе брал.

Олег немного налил в свою чашку, выпил в три глотка.

— Очень хороший. А я думал, ты в этом деле завяз, помочь хотел и спросить тоже хотел…

— Что знал, я уже сказал.

— Верю. Ладно, поехал я, дома уже волнуются. А ты мой телефон запиши, мало ли… Не дай бог, конечно, но вдруг пригожусь.

— Может быть. А знаешь, кто в библиотеке самый хитрый?

— Эсфирь?

— Эська тоже. Но Людмила просто дьявол. А с Эськой я бы покуролесил…

Олег понял, что пора уходить. Усман поставил на стол вторую бутылку и уже не очень четко выговаривал слова. Такого «джигита» всегда больше всего интересуют две женщины — та, которая сейчас будет с ним спать, и та, которая «не дала». Промежуточные варианты на втором плане. Эсфирь с Усманом не спала ни разу, хотя, по словам Людмилы, он ей даже деньги большие предлагал. Ясно, что она стала у Усмана «пунктиком».

Олег налил еще, задумался, глядя в чашку с переливающимся золотистыми бликами коньяком. Выяснить особо ничего не удалось, но и отрицательный результат — тоже пища для размышлений. Значит, люди, которые ищут выход на порошок, сами найдут женщин. Подождут, пока все успокоится, и прищучат в нужном месте.

Очень хотелось есть. Сумерки за окном почернели, был уже вечер.

Сидеть рядом с пьяным Усманом больше не имело смысла. Олег, представив приготовленный Людмилой ужин, распрощался и быстро вышел из прокуренного дома к машине.

До дома он доехал за двадцать минут, решив не задерживаться для покупки цветов или торта: лучше завтра просто дать Людмиле деньги на хозяйство, и пусть она их тратит на свое усмотрение.

Когда он подъехал к дому, в сердце кольнуло ледяной сосулькой. В окнах квартиры света не было. Ясно, что женщин нет. Домой уехали?.. Может, записку оставили?.. Но скорее всего их нашли. Черт! Черт! Идиот, сам же всем рассказал!

На лестничной площадке следов борьбы не наблюдалось, признаков взлома на первый взгляд тоже. Квартира была пуста.

Олег включил свет в прихожей, прошелся по комнатам, заглянул на кухню, где пахло горячей едой, и в ванную. Никого. Он вернулся в прихожую. Над тумбочкой для обуви, на зеркале в нижнем углу краснел размазанный кровавый след.