Людмила Михайловна
«Бээмвушка» сиротливо стояла на прежнем месте, напротив библиотеки. Пролом в стене здания был затянут строительной сеткой и толстым полиэтиленом. Вид Людмиле не понравился. Она не стала заходить на работу — успеется еще.
Темно-зеленая машина ласково мяукнула Людмиле сигнализацией.
— Девочка моя, соскучилась здесь без меня, замерзла…
Включив зажигание, Людмила быстро осмотрела машину изнутри. Вроде бы ничего не пропало. Стрела обогрева подошла к норме, и мотор плавно завелся.
Ехать сейчас, в десять утра обратно на квартиру Олега? Это значит потерять несколько часов, которые могут решить чью-то судьбу. Людмила чувствовала, что именно теперь, а не сразу после гибели Ильи, начинают разворачиваться события. Непонятно, из-за чего произошла отсрочка, но Таню и Эсфирь пока серьезно не трясли.
«БМВ» въехала в центральную, старую часть города, свернула к высотному «цэковскому» дому. Эта башня, сама по себе неплохая, среди двухэтажных купеческих особняков смотрелась бетонной сваей на ромашковом поле. Зато с парковкой для автомобилей проблем не было, и подъезжать было удобно.
Людмила достала из сумки черный платок вологодских кружев, повязала на голову и вошла в дом. У нужной квартиры остановилась, оглянулась. Дверь стояла раскрытая настежь, на полу лестничной клетки валялись две сломанные гвоздики и мелкие ветки елок. Старушка в черном платке спустилась с верхнего этажа, прошла мимо Людмилы, оглянулась.
— Здравствуйте, вы к Валентине? Она на кладбище, Илюшу хоронит.
Людмила невнятно забормотала «да-да» и прошла вслед за старухой в квартиру. Охранник в камуфляжной форме на табуретке в прихожей оторвался от газеты, но на вошедших посмотрел без интереса.
Людмила была здесь только один раз — несколько лет назад, когда Егор увез Илью в деревню. В квартире мало что изменилось. Все та же роскошь, штучная мебель, заказной хрусталь светальников, диваны и кресла с гобеленами ручной работы. Картин только стало больше.
Людмила покосилась на накрытый для поминок стол в гостиной, на женщин в черном, тихо попивающих водку. В комнате Ильи никого не было. Сев с ногами на диван, Людмила накрылась пледом и загляделась на медленное колыхание разноцветных рыб в огромном аквариуме. Илья уже в земле лежит, а они плавают…
Что же такое творится вокруг? С чем связался племянник?.. И если Людмила правильно догадывается, тогда опасность угрожает буквально всем, и ей в том числе.
Вскоре послышались негромкий гул голосов, шарканье многих ног. Кто-то заглянул в комнату. Пора было выбираться в общую массу скорбящих.
Людмила вошла в гостиную. Гости рассаживались за столом. Среди приехавших было много людей, чьи лица часто мелькали на местном телевидении и в прессе.
Валентина Геннадьевна сидела во главе стола, спиной к окну. Лица на ней не было — белый обрюзгший овал, две точки глаз и бледная полоска сжатого рта.
Среди множества незнакомых лиц Людмила увидела растолстевшего Егора и несколько человек из центральной библиотеки.
Белой красивой куклой сидела за столом Эсфирь. Она, как и Валентина, никого вокруг себя не видела. Людмила слышала, как шушукались женщины о происшествии на кладбище: Эсфирь упала у гроба в обморок и после этого не сказала ни слова и ходит как автомат. Муж ее, кабанистого вида деляга, прикидывался, будто не понимает, почему его жена в ступоре. Он поставил перед ней стакан водки, и она каждые пять минут отпивала по глотку, полностью уйдя в себя. Людмила подошла к заведующей, поздоровалась с Геннадием. Тот спросил, где она и Елена пропадают. Людмила доложилась, что сейчас они живут у знакомого следователя, а у Елены тоже нервный срыв. Помолчав, добавила:
— Она призналась, от кого беременна.
Геннадий, больше занятый женой, чем проблемами ее сотрудниц, автоматически спросил:
— И от кого же?
— От Ильи. Он ее долго обхаживал, даже свой драгоценный порошок тратил — от алкоголя отучал.
Людмила говорила это для Эсфири, но та не отреагировала, так и сидела бледным истуканом. Зато заметно вздрогнул Геннадий.
— Какой порошок?
Людмила перевела взгляд с заведующей на ее мужа.
— Лечебный. Не обращайте внимания, это я заговорилась.
Эсфирь отпила водки, посмотрела на Людмилу и прошелестела:
— Мне плохо. Мне без него плохо.
Геннадий приобнял жену, что-то проговорил на ухо, и они встали из-за стола как раз в тот момент, когда все расселись. Через пять минут Геннадий увез жену. Эсфирь, уже одетая, заглянула в комнату, нашла взглядом Людмилу и показала знаком: позвони. Людмила согласно кивнула головой.
Гости наполняли рюмки, тарелки, разговоры стихли. На столе стояла поминальная еда, годная и для христиан, и для иудеев. Две женщины-распорядительницы деловито пересчитывали приборы и бокалы. Егор раз в пять минут опрокидывал в себя рюмку водки, не дожидаясь других. Валентина Геннадьевна сидела безмолвным памятником, не шевелясь.
Первым встал пожилой мужчина в сером костюме, произнес приличествующую случаю речь. Людмила, хоть и за рулем, от поминальной рюмки отказаться не могла.
Тосты следовали один за другим. Как всегда, говорили, что смерть забирает первыми самых лучших, кто-то вспоминал об ушедших родственниках и знакомых. Одноклассники Ильи клялись найти убийцу. В общем, обычные разговоры при необычной, болезненной ситуации.
Через час гости расположились более вольно, образовав «группы по интересам». Людмила постепенно передвигалась ближе к Валентине Геннадьевне. Егор поглядывал на родственницу, она опускала глаза, выражая сочувствие и неприязнь к нему одновременно, но на контакт не шла. Ей нужна была Валентина.
Убитая горем мать на общие разговоры реагировала слабо. Иногда она поднимала глаза, оглядывая собравшихся, и Людмиле становилось страшно от этого взгляда. Тяжелая ненависть, смертельная. Это не мелкий завистник Женечка с дрожащим от беспомощной ненависти голосом, это сильная женщина, у которой осталась одна в жизни цель — месть.
Людмила села рядом с Валентиной, налила две рюмки, одну протянула ей. На старой руке блеснуло единственное бриллиантовое кольцо. Общий вес пятнадцати камней составлял шесть каратов. Кольцо на фоне черной одежды сверкало луной в ночной луже.
— Тому, кто найдет убийцу, отдам, — обронила Валентина, перехватив взгляд Людмилы.
Людмила намеренно пропустила мимо ушей эти слова, сказанные тихо и без вызова.
— Валентина Геннадьевна, я с вами насчет Елены хотела поговорить.
На застывшем лице мелькнуло какое-то подобие жизни.
— Где она?
— Вы знаете, что всем работающим в библиотеке угрожали? — вопросом на вопрос ответила Людмила.
— Знаю. Но это несерьезно. Было бы серьезно, из вас уже все сведения выбили бы.
— Может быть. А может, у тех, кто ищет порошок, другая версия появилась и они только на время от нас отстали… Ленку жалко, она же на шестом месяце. Летом уже с внуком вас, Валентина Геннадьевна, поздравить можно будет.
Валентина прикрыла глаза.
— Что ей нужно?
— Ей? Здоровья. Она хочет вовремя родить нормального ребенка. Конечно, если что случится, для нее это будет огромная трагедия. Но ведь молодость… она быстро придет в себя. Пройдет пара лет, Елена оклемается, найдет другого мужчину, родит себе другого ребенка. А вот вы останетесь без внука. У вас второй возможности нет и никогда не будет.
Людмила наблюдала за Валентиной. Эта женщина ее всегда пугала.
— Не будет… Сына уже нет.
Валентина Геннадьевна встала, взяла за горлышко нераспечатанную бутылку водки, взвесила ее, как гранату перед броском, и с размаху ударила по тарелке перед собой.
На звон разбившейся с грохотом посуды оглянулись все за столом, вернулись курящие из коридора, вбежал охранник.
Валентина продолжала колотить по тарелкам и салатницам горлышком разбитой бутылки. С руки потекла кровь, разбрызгиваясь вместе с разлетавшейся с блюд едой. Никто не осмелился подойти и успокоить пожилую женщину — ее крутой нрав был всем известен. Через минуту она выронила осколки, села, схватилась за пораненную руку и заплакала, молча сглатывая слезы. Людмила обняла Валентину, и та, уткнувшись ей в грудь, затихла.
Истерика продолжалась минут пять; гости сидели молча, оцепенев. Как только Валентина замолкла, за столом оживились, заговорили. Вспоминали наперебой, женщины причитали: мол, поплакала, теперь легче будет, с кухни принесли стакан с валокордином, Егор достал из кармана пиджака упаковку тазепама.
Руку быстро и умело перевязал охранник. Валентина извинилась перед гостями, и поминки пошли своим чередом. Через двадцать минут она наклонилась к Людмиле:
— Не могу больше. Пойдем, позвоним Елене, ей тоже надо было на поминках быть.
— Не получится. Олег… ну, следователь… запретил нам к телефону подходить. Если хочешь, мы можем подъехать туда.
— Поехали. Я Елену на даче поселю и охранника дам. Илья говорил, у нее в семье напряги?
— Да. С отчимом и матерью конфликт.
— Ну поехали, чего тут сидеть. Илью уже не вернешь, надо наследника спасать.
Валентина Геннадьевна и Людмила ушли с поминок не прощаясь. Егор попытался с ними заговорить, но Людмила оттолкнула его, бросив на ходу:
— Помог сыну погибнуть, сволочь. Говорила тебе, не лезь туда, где ничего не понимаешь.
Валентина ее слов не услышала, а Егор сел обратно на свое место и заплакал, уткнувшись лицом в ладони.
До дома Олега доехали за пять минут. Охранник вел машину быстро, сноровисто, не нарушив ни одного правила движения.
Елена смотрела телевизор со стаканом томатного сока в руках. Повернувшись на скрип открываемой двери, она замерла, потом вгляделась в лицо Валентины, встала, подошла ближе, и женщины обнялись. Елена тонко заголосила:
— Как же я теперь, я совсем одинокая стала!
Вслед ей заплакала Валентина Геннадьевна, за ними заревела и Людмила.
Охранник потоптался в дверях и тихо ушел на кухню.
Валентина Геннадьевна долго рассиживаться не стала, велела Елене собраться и попросила Людмилу проводить их до загородного дома.
