Книга: Если женщина хочет…
Назад: Людмила Михайловна. Городок
Дальше: Людмила Михайловна

Ольга. Петербург

С вечера было ясно, что не рассосется и не исчезнет, но все равно легла и понадеялась — авось пройдет.
В три часа ночи проснулась, села в кровати с вытаращенными глазами и долго не могла сосредоточиться ни на чем, кроме боли в правой половине лица, перетекающей в голову и в затылок, расходящейся зелеными кругами по темноте ночной комнаты.
Болел зуб. Теперь, правда, казалось, что болят все верхние зубы. Болевое эхо отдавало в глаз, в нос и горло. Было невозможно глотать, как в детстве при ангине, до того как удалили распухшие гланды.
Просидев какое-то время в кровати и покачавшись из стороны в сторону в такт почти неслышному тиканью часов, Ольга зажгла торшер у изголовья. Яркий свет болью отдался в зубе. Три часа семнадцать минут.
Муж два дня умолял дойти до кабинета, принять меры. Но она так и не смогла побороть страх перед стоматологическим креслом. Лечиться не пошла, муж обиделся. Кстати, а где муж?
Оля, сощурив глаза от давящей на мозг боли, минуты две смотрела на пустующее законное мужнино место, вспоминая, куда он вчера отпрашивался. Никуда.
Она прислушалась — в квартире тишина. Осторожно, чтобы не потревожить резким движением ноги, руки или поворотом головы ноющий зуб, Оля встала и вышла в коридор. Мужниных теплых ботинок не наблюдалось. Вчерашний след от стаявшего снега присутствовал, а ботинок не было.
Кухня тоже стояла пустая, с немытой посудой в раковине. Естественно, ей вчера было не до посуды, как и сегодня.
Вспомнив очень важное, Оля, как могла быстро, придерживая правую щеку, прошла в маленькую комнату, включила слабый свет. Дочь спала в своей кровати, положив пухлую ручку поверх одеяла и откинув голову в кудряшках на подушку. Уже хорошо.
Оля вернулась на кухню. На столе лежали пупырчатые вскрытые упаковки таблеток. Болеутоляющее, снотворное. Судя по количеству пустых ячеек, Ольга должна была спать без задних ног, так что из дома можно было не только увести мужа, но и вынести всю мебель вместе с ребенком.
Боль становилась нестерпимой.
Совершенно машинально Оля набрала рабочий номер мужа. Телефон задумчиво погудел длинными гудками, а потом сбился на короткие гудки «занято».
Между прочим, четвертый час утра. Костик не может быть на работе, вернее, не должен. А кто же в его кабинете? Оля набрала номер еще раз — занято.
Стало очень обидно. Костик два дня упрашивал ее сесть в стоматологическое кресло — не к чужому дяде, к себе. Ольга тоже, между прочим, знала теоретическую и практическую разницу между пульпитом и санацией, шесть лет вместе с Костей отпахала в мединституте и на практике по питерским районным поликлиникам. Он уговаривал не тянуть, но она все надеялась, что острая боль спадет и она сможет спокойно дойти до кабинета, которого не переносила даже на запах.
И вот теперь, когда стало совсем худо, когда от боли хочется выть, биться головой о стену, зарыть себя в теплую землю и не просыпаться, когда она готова на все… мужа нет.
Та-ак. И что же любимый Константин Иванович делает в это стремное время у себя на работе?
Оля нажала на кнопку повтора. Фига, занято, и все.
Зуб добивал бедную голову пульсирующей болью, и где-то в дальнем отсеке уставшего мозга промелькнула мысль высунуться из окна и упасть ослабевшей головой в сугроб… Заманчиво, но, между прочим, седьмой этаж…
Упаковки таблеток поблескивали серебристыми клочками фольги. Была еще нетронутая часть, но уж кому-кому, а Ольге было ясно, что после вечерней дозы сейчас любой медикамент будет действовать в два раза слабее.
Нужно выбирать: ехать к мужу на работу, заставить его отвлечься от своих ночных дел и заняться ее зубной болячкой — или рвануть в ночную стоматологическую «неотложку» и там отдать себя на растерзание невыспавшимся дежурным зубодерам.
Ольга больше себя не обманывала. Боль нарастала, и ей казалось, будто она на экране монитора видит, как распространяется воспаление.
Через три минуты она стояла в прихожей одетая. Через пять минут, поймав машину, объясняла водителю-полуночнику адрес. Через полчаса она вошла в стеклянные двери ночной стоматологии. Еще через десять минут села в кресло… Спустя час легла в собственную кровать. Болело несравненно меньше, душу грело чувство исполненного долга.
Утром, часов в девять, в супружескую постель улегся Константин. Ольга проснулась от привычного движения и плотнее надвинула на лицо одеяло — мешал солнечный свет.
— Я отвел ребенка в детский сад.
Голос мужа звучал скорбно.
— Молодец, — пробормотала она в подушку.
— Кушать нечего, — не меняя тона, продолжил муж.
— У меня зуб болит.
— Это я уже слышал. Тебе надо вылечить зуб и зажить нормальной жизнью.
— А я уже вылечила.
Муж переваривал сообщение долго. Так долго, что Ольга успела задремать и даже увидеть во сне какую-то птичку на ветке…
— Не понял!
Костя надавил на плечо жены, заставив ее повернуться.
— В «неотложку» я съездила, в районную.
Ольга отвечала, на секунду приоткрыв глаза. Красавец Костик был небритым и усталым. Во рту ей что-то мешало. Она подумала, что забыла выплюнуть тампон.
— Оля… Оля, у каких костоломов ты была?
В голосе Кости слышался неподдельный ужас.
Ольга села на кровати, потрогала щеку. Правая щека жила самостоятельной жизнью, сантиметра на три отставая от родного лица. Значит, это не тампон мешался. Значит, начался абсцесс.
— Кстати, а где ты был ночью?
— На работе, Оля. Я же тебе говорил.
— Когда?
— В два часа. Ты, правда, делала вид, будто спишь. Позвонил Юрашев, у него флюс, во всю десну разнесло. Тоже, как и некоторые идиотки, ждал до последнего. Полтора часа я на него убил. Двести баксов содрал, зато он теперь как огурчик. Ну-ка, покажи…
Ольга легла обратно в кровать.
— Покажи.
— Нет.
— Почему?
— Стесняюсь.
— Меня? — Костя часто заморгал, не понимая сути дела. — Ты забыла? Я у тебя вместе со «Скорой» роды принимал…
Ольге не хотелось отвечать, ей хотелось спать.
— Оля… Ты удалила зуб?
Ольга накрылась одеялом с головой. Объясняться не хотелось. Через минуту Костя содрал с нее одеяло.
— Ты… дура… открой рот.
— Кость, не надо. Мне больно… удалила. Разозлилась на тебя, думала, ты загулял…
— Нет, ну… слов не хватает. Идиотка!
— Перестань кричать.
Но Костя не перестал. Он полчаса бубнил про этику семейную и врачебную, обзывал Ольгу разными словами, намекая на ее неполноценность вообще и как жены, в частности.
Когда жена встала и побрела в ванную, он еще не понял, что она хочет сделать. Ольга оделась, побросала в спортивную сумку нижнее белье и несколько теплых вещей. Костя к этому времени уже подустал от собственных нотаций и начал догадываться, что, может быть, переборщил. Увидев, что бледная Ольга с перекошенной щекой натягивает в прихожей сапоги, он вышел за ней — надо было что-то сказать, задержать…
Но Ольга уже стояла в дверях.
— Сил моих больше нет жить с тобой, занудой.
— И куда же ты?
— К маме.
— А… — Костя тупо смотрел, как Ольга запихивает в сумку пару выходных туфель. — А Катенька?
— Без меня. Ты самый душевный и правильный, вот и занимайся ребенком. Понадоблюсь — заедешь в Городок.
Входная дверь хлопнула. Костя подумал, что с абсцессом на десне, не дай бог, затронувшим лицевые мышцы, на холод выходить бы не стоило. Он неохотно сменил тапочки на ботинки, вышел из квартиры и вызвал лифт.
На улице было градусов пять мороза, в домашнем халате не жарко. Ольга, как ожидал Костя, не сидела у подъезда. Он только успел увидеть, как она садится в пойманную машину, прикрывая щеку шарфом. Костя хотел окликнуть ее, извиниться, но машина отъехала…
Назад: Людмила Михайловна. Городок
Дальше: Людмила Михайловна