ШАНТАЖ
Как только мы вернулись в дом, зазвонил звонок, я долго не могла понять, что это и где. Коля сказал, что выходить на улицу, чтобы открыть калитку, необязательно, для этого его дядюшка пользовался пультом в коридоре, на котором, кстати, нужно включать сигнализацию, когда уходишь из дома.
Я бросилась искать парик, который только что с удовольствием стащила с головы и куда-то зашвырнула.
— Иди с детьми наверх и спрячься. — Я натягиваю парик, руки дрожат.
Смотрю, как Коля ковыляет по лестнице, волоча ступню в гипсе. Не выдерживаю, забираю у него маленького.
Звонок не умолкает. В окно лестничного пролета я вижу, что у калитки стоит женщина.
— Ты уверена, что нужно укрывать нас одеялами? — Коле не хочется ложиться в кровать. Толкаю его на покрывало, закидываю ноги. Мальчика он уложил сам, почему-то под мышкой, а девочка резво забралась на кровать к ногам Коли с готовностью затаиться и играть в прятки, сколько потребуется.
Наваливаю на них одеяла.
Выхожу из комнаты для гостей и закрываю дверь на ключ.
Бегу вниз.
Звонок.
Смотрю на пульт и наугад нажимаю несколько кнопок. Черт, я совершенно не помню, был ли на калитке микрофон!., и вдруг слышу из динамика: “…я знаю, что ты дома, открывай!”
— Кто? — я наклоняюсь пониже к пульту и слышу в ответ:
— Учительница пения.
Нажимаю две кнопки. Коля точно не помнил, какая от калитки, а какая от ворот. Слышен щелчок, женщина заходит в калитку, осторожно прикрывает ее за собой — опять щелчок — и идет к двери дома, громко напевая:
— “..Не плачь, не морщь опухших губ, не собирай их в складки… разбередишь присохший струп… (тут она подошла к двери, дернула ручку и легонько постучала ногтями по стеклу, и последние слова я услышала уже не из динамика, а стоя по эту сторону границы жизни) весенней лихорадки!” (Б. Пастернак). Ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля-ля…
Я оцепенела. Я узнала ее голос. Я бросилась к кухонному столу, там, в одном из выдвижных ящиков среди таблеток, присыпок, зеленки, йода, градусников и ручек валялось несколько очков с затемненными стеклами.
— “Пройдут года, ты вступишь в брак! — не унималась женщина за дверью, теперь она почти кричала, — забудешь неустройства!..” Открываю.
— “Быть женщиной — великий шаг, — продолжает она речитативом, — сводить с ума…” — что?
— “Геройство”, — как примерная ученица, тут же отвечаю я шепотом (Б. Пастернак).
— Правильно! Образованная, да? А почему шепчем?
— Голос сорвала.
— Сорвала, значит, голос. А очки? Это что, светобоязнь?
— Это вообще-то маскировка. Не хочу, чтобы вы меня видели, — совершенно честно отвечаю я. — Но если хотите… Если вам это мешает, могу снять, — поднимаю одеревеневшую руку к лицу и слегка касаюсь указательным пальцем дужки. Интересно, она меня узнает без очков? Или я зря полчаса раскрашивалась и надевала парик?..
— Не надо. Не мешает. Желание клиентки — закон. Я только хочу взглянуть на ваш паспорт.
Это пожалуйста.
Она листает паспорт Мадлены Сидоркиной, тщательно изучая страницу за страницей.
— Поговорим? — Гостья усаживается за стол и разглядывает остатки завтрака и грязную посуду.
Я сажусь напротив, по другую сторону стола и вдруг замечаю, что высокий стакан, в котором — я точно помню! — оставался коктейль, теперь пуст.
Мы молчим и смотрим друг на друга так долго, что я не выдерживаю и интересуюсь:
— У вас проблемы?
Смешно. Интересно, какое у нее сделается лицо, если я начну сама перечислять эти проблемы? Вы, дорогая, неудачно потрахались в поезде с первым встречным, который оказался воришкой и стащил ваш чемоданчик… И вот вы выпрыгнули за воришкой из поезда, подрались с ним на берегу реки, и даже, наверное, в воде, и даже, наверное, перерезали ему горло, но чемоданчик так и не отняли. На мосту встретили самоубийцу, очень вежливо (очень!) попросили отдать одежду, раз уж она ей больше не понадобится, и…
— У меня нет проблем, — заявляет гостья. — Но я не люблю неожиданности.
— Неожиданности?..
— Конечно. Или вы считаете, что если вместо трупа меня ждет совершенно живой мужик — изрядно взвинченный и слегка не в себе, но живой! — это не должно быть неожиданностью? А в доме, который, как вы утверждали, будет совершенно пустым, оказывается посторонний, это как?
— Случайность?.. — на всякий случай предположила я и пожала плечами. — Но, я думаю, вы справились?..
— У меня едва хватило раствора на две порции. Что, по-вашему, я должна была делать с посторонним? Послушайте, как вас там?..
К этому вопросу я была готова, я к нему подготовилась сразу же, как открыла дверь, поэтому ответила быстро:
— Ляля.
— Пусть будет Ляля. С вас, уважаемая, двойная оплата, и я хочу получить ее сейчас. Плюс дополнительные расходы, плюс моральный ущерб, плюс плата за молчание.
— Двойная оплата — это?.. — я решила начать выяснять с начала.
— Это за две порции вместо одной.
— Ага… А дополнительные расходы?
— Мне пришлось сделать две дополнительные поездки. Так как в доме появился посторонний, пришлось уехать, а потом вернуться опять.
— Моральный ущерб — это, конечно…
— Вы за кого меня принимаете? — взвилась гостья. — Я что, по-вашему, убийца какая-нибудь?!
— Нет, что вы, как можно!..
— А какого хрена я тогда нахожу ученика подвижным?! Невменяемый мужик выскочил на меня с вытаращенными глазами, я его еле узнала, потому что сравнивать в тот момент его физиономию с той, что на фотографии, было совершенно невозможно!
— Невозможно?
— Он рыдал и кричал одновременно, конечно, в такой обстановке это невозможно.
— Понятно… Но вы же… справились? — интересуюсь я осторожно и замечаю, что моя гостья напряглась.
— У меня всегда с собой отвертка и запасная канистра, — ответила она не сразу. — Вы почему задаете столько вопросов? Вы что, меня пишете?
— Да, на всякий случай, — отвечаю я наобум, совершенно не понимая, что значит — “пишете” и при чем здесь отвертка с канистрой.
— Вы в своем уме? — тут уже и моя гостья перешла на шепот.
— Но вы же угрожаете, требуете денег, — я пожимаю плечами, — почему бы мне вас не писать.
— Прекрасно. Вы — Сидоркина Мадлена, так?
— Ну да…
— Вы заказали своего мужа.
— Думаете? Ну ладно, заказала, а что это значит? Куда я его заказала?
— Вы хотели от него избавиться и сделали заказ. Хотели избавиться от мужа?
— Ах, это… Да, — кивнула я уверенно, потому что как раз в этот момент вдруг представила, что, кроме большого мальчика, маленького мальчика и девочки, в кровати под тремя одеялами прячется еще и большой нервный муж!.. Отвечаю решительно:
— Муж мне совершенно ни к чему.
— И все это вы пишете, да? — злорадно интересуется гостья.
— Пишу, — киваю я.
— Ну-ну. А почему вы хотели от него избавиться?
— Наверное, он мне изменял, или я ему изменяла, уже не помню, извините.
— Я вам напомню. Он вам изменял. С изящной блондинкой с длинными желтыми волосами. Она лежала задушенная на вашей супружеской кровати, еще тепленькая.
— А-а-а! Теперь я вспомнила.
— Прекрасно. А то держите меня за идиотку. — Гостья встает, открывает свою сумку и достает из него небольшой предмет, похожий на телефон с антенной.
— Вы теперь вызовете милицию? — интересуюсь я.
— Очень смешно.
— Тогда, может быть, чаю?
— Спасибо, не надо. Я все-таки проверю вашу кухоньку сканером, если позволите, вдруг это не шутка и вы действительно пишете.
Она встала и провела своим сканером в воздухе, а я подумала, что в моем (то есть в ее… то есть уже в моем) чемоданчике такого интересного приборчика почему-то не было. У телефона гостья почти минуту, не веря, слушала, как запищал ее сканер, потом достала из внутреннего кармана кожаной куртки отвертку. Надо сказать, что она разобрала телефонный аппарат куда быстрее и ловчее вчерашнего мастера. И собрала, кстати, тоже очень быстро. После ее сборки осталось несколько лишних деталей. Она сгребла их в ладонь и решительно направилась в ванную. Только я хотела было ее предупредить, а она уже сливала воду в унитазе. Вошла в кухню и смотрит на меня, как на редкую мерзость. Нечего тут изображать, я тоже так могу. Но для этого придется снять очки… Постояв, истекая злостью, гостья поинтересовалась:
— Ждете уборщицу?
— Нет.
Очень надеюсь, что в этот дом не приходит уборщица, садовник, повар, прачка и няня для детей. Очень!
— Тогда почему не вымоете ванну? У меня, как я уже говорила, не было времени тщательно заняться уборкой! Ваш гость вернулся! Еле успела убрать все в комнатах и уйти!
Она, похоже, злится.
— Обязательно все уберу, — на всякий случай, насколько это возможно шепотом, я изображаю готовность к подвигам, — вот только посуду вымою после завтрака…
— Деньги! — вдруг категорично потребовала гостья.
— Э-э-э… Как вас зовут?
— Деньги!
— Сколько? — сдалась я, прикидывая, сколько может быть зеленых бумажек в чемоданчике.
— Я уже сказала. То, что мне полагалось, плюс три раза по столько. Как все это сложно!..
— А можно назвать сумму? — интересуюсь я устало.
— Сорок тысяч. Это была не просто уборка. Мужчина на меня набросился, и его пришлось убить, — она почему-то показывает отвертку. — И, таким образом, трупов оказалось два.
— Конечно…
— Если вы не прекратите издеваться, я возьму деньги сама.
— Очень хорошо! — вздыхаю я с облегчением. — Пожалуйста, возьмите, сколько вам надо, и уходите, я устала.
Не объяснять же ей, что вот-вот проснется маленький мальчик и потребует есть.
Гостья решительно направляется к лестнице наверх. Этого только не хватало!
Бегу за нею по ступенькам и закрываю собой дверь в комнату для гостей, стараясь на ощупь вытащить ключ из замка. Но ее совершенно не интересует эта комната, ее интересует кабинет. Иду в кабинет. Гостья уверенно достает с полки несколько книг, после чего я вижу в стене дверцу сейфа. Она поворачивается и смотрит на меня. Я развожу руками.
— Извините, пожалуйста, я совершенно не помню шифр, я даже не представляю, что там может лежать, это сейф мужа, понимаете, я не имею к нему никакого отношения, мне очень жаль.
— Прекратите ломать комедию. Вы сами при заказе указали мне и шифр, и где находится сейф. Заткнитесь и станьте так, чтобы я вас видела, — приказывает блондинка и начинает тыкать пальцем в кнопки.
Я сажусь в кресло и закрываю глаза. “Ломать комедию…” Хорошо бы подремать рядом с детишками, послушать их дыхание. Зря я тогда потрогала через стекло ее ладони. Эта женщина мне уже надоела своей жизнью до тягучей тоски. Сейчас она ограбит сейф Сидоркиных и уйдет, и зря трепыхнулось мое сердце, когда я ее увидела, ничего интересного больше не будет, хотя… Она достала из сейфа пистолет и зачем-то нюхает его.
Интересно, чем пахнут пистолеты?.. По крайней мере, этот пахнет чем-то совершенно невероятным, раз она уставилась на меня застывшими глазами. Ну что, стреляй! Удобно даже, не придется падать на пол. Расслаблюсь, так сказать, в кресле.
— Не двигаться, — тихо приказывает гостья.
И не собираюсь.
Она думает несколько секунд, потом кладет пистолет обратно. Не придумала ничего подходящего для этой игрушки. Действительно, зачем ей пистолет, если есть отвертка…
Скука, да и только. Достает пачки денег, одну листает и по ходу интересуется:
— В кого стреляли?
— А-а-а?…
— Из пистолета недавно стреляли.
Молчу, потому что совершенно ничего не приходит в голову. Сказать, что в любопытных гостей? Сколько, однако, денег у этих Сидоркиных в сейфе, надо же, еще что-то осталось… Ее действительно зовут Марина или это только в паспорте так написано?.. В другом, кстати, ее звали как-то странно… Милисия?.. Летисия… Я зеваю. Это совершенно выводит из себя гостью, запирающую сейф.
— Закрой зевало, — грубо приказывает она.
— Марина, — прошу я, проявляя чудеса терпения, — пошла вон, ты мне надоела. Мало того, что ты теряешь реквизит, так еще и хамишь у меня в доме. Убирайся.
Она застывает у книжных полок. Интересно, будет опять набирать шифр, чтобы достать пистолет? Нет, похоже, не будет. Неуверенно делает шаг ко мне, потом вдруг переходит на жесты глухонемых. Это что-то новенькое! Манит за собой по лестнице вниз. Пачки денег она засунула в куртку за пазуху и одной рукой придерживает полу снизу, чтобы не вывалились. Пнуть ее в спину ногой, что ли?.. Представляю, как она падает, на ступеньки вываливаются деньги, отвертка, нож… Как это все уныло, и почему мне сейчас разрешено идти сзади?
— Извини, — говорит она в кухне, — я не знала, извини.
— Извиняю, — киваю я, надеясь, что на этом визит окончен.
— Я тебя не узнала, — вдруг говорит она, — да и как можно узнать, это я глупость сморозила… Тебя же никто никогда в глаза не видел. Извини, вот деньги…
— Деньги твои, ты сама сказала — моральный ущерб и все такое.
— Не сердись, я тебе звонила каждые три часа, а абонент недоступен, я занервничала, хотела доложить, что произошли непредвиденные обстоятельства, я тебе и из этой квартиры звонила, когда разобралась с мужиком. Из этой самой квартиры перед тем, как перерезать телефонный провод! Смешно, да?
— Очень, — зеваю я.
— Знаешь, мне иногда казалось, — она слишком возбудилась и, похоже, не собирается уходить, — мне казалось, что такое может произойти, что ты сделаешь свой заказ мне или Нике!
Я молчу. Где-то далеко слышен плач ребенка.
— Извини, — говорю я гостье, — детей кормить надо, посуду мыть, стирать, сама понимаешь…
— Смешно, — кивает она с пониманием, — конечно, дети, посуда, стирка. Включи телефон. В следующий раз предупреди заранее, что клиент будет подвижен.
— Обязательно. Мне пора. Марина хватает меня за руку. Сильная хватка, что и говорить.
— Я не смогла забрать пустые канистры из гаража.
— Бери все, что тебе надо, только уходи! — перехожу я к мольбе, отцепляя ее руку.
— Я хотя бы все правильно сделала с мужиком?! — кричит она нервно. — Я когда увидела мертвую дамочку, то не поняла, заказ ведь был на мужика!
— Да какая разница теперь! — кричу и я за компанию. Ну вот, подействовало. Уходит.
Ребенок плачет, черт возьми, почему мне мешают, ребенок плачет?!
Сдергиваю верхнюю одежду и, оставшись по пояс голой, мою грудь над раковиной в кухне. Прикладываю полотенце к своим дирижаблям, поворачиваюсь и… ору от страха.
Сзади, совсем рядом, стоит Марина, а я не слышала шагов. Смотрит на меня остановившимися глазами и несколько раз разевает рот, но не произносит не звука.
— Ну что еще?!
— У тебя мой… мой кофр, — наконец выдавливает она шепотом. — Там, в гараже, я только что…
Думаю несколько секунд, закрыв глаза и прижимая полотенце к соскам.
— А ты бы предпочла, чтобы твой кофр сейчас лежал как вещественное доказательство в отделе убийств, да? Трупы, представь себе, имеют неприятную особенность всплывать! Чем ты перерезала ему горло? — я изо всех сил изображаю рассерженную начальницу.
— Его ножом, ты не подумай чего, он достал свой нож, когда мы дрались, — видно, что Марина отчаялась что-либо понять и теперь удивление на ее лице сменилось подобострастным обожанием.
— Свободна.
Потоптавшись, она опять поворачивается ко мне:
— Я могу взять паспорта или заказать новые…
— Бери, только уходи побыстрей!
— Понимаю.
Бегу по лестнице вверх, забыв о ней на третьей ступеньке.
— Я думал, тебя уже убили! — выразил свою радость старшенький, расхаживающий с орущим мальчиком по комнате.
Бросаю в возмущенное лицо Коли полотенце, и, пока забираю ребенка, моя голая грудь толкается ему в руки.
Затаив дыхание, Поспелов, Петя и дежурный по аппаратуре оперативный работник выслушали хлюпанье и рев воды.
— Что это было? — поинтересовался Поспелов через несколько секунд тишины.
— Это она нашу прослушку из телефона смыла в унитазе, — доложил дежурный.
— И мы теперь не услышим, что делается в кухне? — решил все выяснить до конца Поспелов.
— Ничего, — вздохнул Петя.
— Почему? — не унимается Поспелов.
— Потому что так вход в дом устроен. Из калитки человек подходит к той двери, которая ведет в кухню, понимаете? Получается, что любой гость, который войдет через калитку, обязательно сначала попадет в кухню, а кухонную прослушку только что обнаружили и утопили в унитазе.
— Я спрашиваю, почему там стояла только одна прослушка? Почему не прицепить к люстре, например, или под стол! — следователь Поспелов начал терять терпение.
— Ну вы скажете тоже, Кузьма Ильич, — начал успокаивать его Петя. — Зачем это телефонному мастеру лезть на люстру?
— Ты, Петя, дурак, — вдруг объявил Поспелов и с удовольствием пронаблюдал, как залились алым щеки оперуполномоченного. — Прослушки эти можно было поставить и час назад, пока мы ковырялись с так называемым обыском!
— Это делает другая служба, которая отвечает за прослушивание! — отбил удар Петя и тут же предложил свое решение проблемы:
— Давайте вызовем ей сантехника!
— Сантехника? — удивился Поспелов.
— Она же не могла не видеть это безобразие в ванной, скажем, что недалеко от дома случился за-сор, нужно проверить слив.
Дежурный подал знак, мужчины затихли и выслушали несколько фраз из кабинета.
После вопроса гостьи о стрельбе из пистолета Поспелов уставился тяжелым взглядом на Петю. Петя пожал плечами.
— Все, — кивнул дежурный через несколько минут. — Спустились вниз.
Поспелов вышел из фургона и с удовольствием вдохнул прохладный воздух с привкусом прелого сена.
— Номер фургона записали? — поинтересовался он в третий раз.
— Все будет в порядке, Кузьма Ильич, не беспокойтесь.
— Да уж, не беспокоиться… Вы хоть все осколки собрали?
— Все, товарищ майор.
— Да не бывает так, чтобы за одну минуту собрать все осколки от разбитого зеркала почти в два квадратных метра! — опять рассердился Поспелов.
— Так ведь то у обычных людей не бывает, а мы спецы, — уныло оправдывался Петя. — Разрешите мне сантехником сходить в дом?
— Не разрешаю, — без раздумий ответил Поспелов. — Пусть этим занимается, как ты сказал, специалист.
— Но мне очень надо, — понурился Петя.
— Значит, не все осколки собрали, да?!
— Да нет, товарищ следователь, осколки мы собрали… Я, когда выстрелом зеркало разбил, закрыл голову руками, чтобы чего-нибудь не случилось…
— Чего, например? — ехидно поинтересовался Поспелов. — Ты попал в зеркало в конце коридора, которое висело в трех метрах от тебя!
— А мне показалось, что совсем рядом что-то посыпалось… Вот вы сами, Кузьма Ильич, говорили, что нужно искать все необычное, а теперь злитесь.
— Я не злюсь! Я дураков не люблю.
— А я, когда голову руками закрыл, увидел, что три паркетины у стены отличаются немного, как будто они одно целое, и так и есть! Оказалось — крышка тайника.
— Что оказалось? Какого тайника?
— Я поддел сбоку, крышка открылась, а там вот… Коробочка была.
К глубочайшему изумлению Поспелова, Петя вдруг вытащил, как показалось следователю, из внутреннего кармана пиджака металлическую коробочку, сантиметров десять на двадцать, глубиной на три пальца.
— Я, конечно, сразу бы вам это показал, — бубнит Петя, пока Поспелов, сопя, пытается открыть хорошо пригнанную крышку. — Я схватил ее сразу-и бежать к вам вниз поскорей, это спонтанно получилось. А когда посмотрел, что там, понял, что вы теперь с меня не слезете.
— Что это значит — не слезете? — пыхтит Поспелов. Крышка чуть сдвинулась, но не открылась.
— Ругаться будете или вообще уволите.
Коробочка наконец открылась. От судорожного рывка напряженной руки следователя она сильно дернулась, и изнутри выплыл подозрительный серый дымок. Поспелов скривился. В коробке лежало что-то завернутое в грубую холстинку. Поспелов раскрыл холстинку и две-три минуты внимательно изучал несколько обуглившихся костей, странную чешуйчатую шкурку неизвестного ему земноводного и десяток маленьких высушенных рыбок.
— Ничего не понимаю, — сознался он наконец.
— Значит, передадим на исследование в отдел фактурщиков?! — обрадовался Петя.
— Нет, конечно, плохо, что ты утащил это из дома, вдруг хозяйка хватится… черт знает, что это за гадость и зачем нужна, но…
— Я думаю, что это останки дорогого ей человека! — шепотом предложил свою версию Петя.
— Кому — ей?
— Учительнице пения, конечно! Она выгребает из ванны то, что не растворилось до конца, и хранит, как память! Это вещественное доказательство получается. Вы только скажите, Кузьма Ильич, я правильно поступил в тех форсмажорных обстоятельствах? Не нужно срочно возвратить коробку обратно?
— А вобла сушеная тут при чем? Петя только вздохнул.
— Если бы я знал, что это такое… — задумался Поспелов. — Под паркетом, говоришь?
— Очень хорошо замаскированный тайник, если бы я не выпалил случайно из пистолета в зеркало, ни за что бы не найти!
— Кстати, этот выстрел… Пистолет в сейфе, мысль какая-то саднит, не ухватить… Ладно. Отпечатки с коробочки…
— Снял! — доложил Петя.
— Оприходовал, как вещественное…
— Так точно!
— Ну и неси к фактурщикам, снайпер.
