ОШИБКА
Изгнанный из кабинета Петя вышел на улицу. Побродил по двору изолятора и пошел к зданию ОВД через дорогу. Он был раздосадован и ничего не понимал. На разъезде столкнулся с выбегавшими на выезд оперативниками. Женщина облила кислотой соседку, кота соседки, два кактуса на подоконнике в кухне соседки, а остатки ядовитой жидкости вылила в аквариум. Соседки. “Ну что, кислотник, поедешь пробу брать? Нарушительница спряталась на чердаке пятиэтажного дома, заряди обойму, надень бронежилет, вдруг это ваша учительница пения сбрендила и теперь палит по мирным жителям из охотничьего ружья!”
Петя попросил задержать выезд на пару минут и бросился в изолятор к следователю. Правая рука сама нащупала кобуру, он увидел Поспелова, что-то объясняющего охраннику, и только было собрался его окликнуть, как наткнулся на отстраненный ускользающий взгляд следователя.
Охранник у двери кабинета, путаясь и иногда покручивая пальцем у виска, кое-как объяснил Пете, что передал Поспелов.
Сначала Петя ничего не понял. Поспелов — человек, приезжий из Москвы, — не имел никакого права увольнять оперуполномоченного, приставленного к нему на время ведения дела. Самое большое, на что тот имел право, — попросить у местного начальства заменить его другим опером, но какого черта?!
Охранник не разрешил ему войти в кабинет и немедленно все выяснить лично у Поспелова.
Петя отошел к окну и задумался.
Ему показалось, что огромное темное облако над деревьями провисло тяжелым холодным выменем. Петя сам не понял, почему ему, человеку городскому, вдруг пришло на ум это странное и зловещее слово — “вымя”? — но вместе со словом на сердце легла тревога ощущением где-то допущенного промаха.
— Тут ребята спрашивают, ты едешь? — окликнули его из конца коридора.
В машине, в гомоне и трясучке, Петя достал из кобуры оружие, рассмотрел его и даже не удивился — только похолодело сердце. Это был “ПМ”, достаточно ухоженный и тоже старый, но не его. Так, спокойно, что там в обойме?.. Полная… Такого Петя от судьбы не ожидал. Если бы он сейчас не ехал с ребятами, а бродил по коридорам изолятора, то направился бы прямиком к начальству — подать рапорт об увольнении. Халатность — это мягко сказано. Полное помутнение рассудка должно было наступить у двадцатичетырехлетнего оперуполномоченного отдела по особо тяжким, если он такое натворил с личным оружием.
Петя попросил добросить его до поста ГАИ.
У поста он пытался поймать попутку, потом воспользовался своим удостоверением и нагло остановил шикарный джип.
В Подмоклово он прибыл через двадцать две минуты. Татуировки на руках водителя, его недавно зашитое правое веко и пластырь на щеке впечатлили молодого оперуполномоченного. Когда джип остановился на Московской, Петя строгим голосом поинтересовался, не хочет ли водитель еще немного помочь правоохранительным органам и вскрыть небольшой сейф.
— Не могу, — бесстрастно ответил водитель и, покопавшись в “бардачке”, от души протянул Пете гранату. — Попробуй этим.
Стоя перед запертой калиткой, Петя смотрел на дом и изнывал сердцем до непреодолимого желания влезть через окно, утащить сейф и подорвать его гранатой тут же, у дыры в сетке, под неусыпным оком наблюдающего из фургона.
Замок на калитке щелкнул, Петя подошел к двери в дом, и дверь открылась.
В проеме возник длинный подросток с гипсом на ноге и младенцем под мышкой. Посмотрев на его лицо, Петя подумал, что теперь точно знает значение слова “зашибленный”. Юноша был зашиблен чем-то до состояния полнейшей паники и отчаяния.
— Не надо носить ребенка под мышкой лицом вниз, — на всякий случай заметил Петя и попытался вытащить младенца из-под руки.
— Он так перестает плакать, — объяснил юноша, ребенка не отдал и заковылял с ним в кухню. — Как хорошо, что вы так быстро приехали, спасибо, я не знаю, что делать! Ребенок плачет уже второй час. Заснет минут на пятнадцать и опять плачет. Понимаете, я не знаю, чем его можно кормить, позвонил по ноль три, а мне сказали — смесью для детей до шести месяцев, а в доме нет таких смесей, нет их, понимаете?! — юноша перешел на крик, ребенок под его рукой дернулся и неуверенно подал голос.
— Ты вызвал врача? — спросил Петя, придумывая предлог, чтобы подняться на второй этаж.
— Нет, я вызвал “Службу спасения”! — гордо заявил юноша. — У вас, надеюсь, есть врачи?
— Почему — “Службу спасения”? — опешил Петя.
И тут юноша, хромая по кухне, жестикулируя свободной рукой и так резко разворачиваясь, что ножки ребенка взлетали и он при этом судорожно всхлипывал, рассказал Пете совершенно невероятную историю. Та женщина, “которая Ляля, нет… она не Ляля, она просто кормила ребенка”, зачем-то на рассвете выбежала в одной пижаме на дорогу, догнала мусоросборник и запрыгнула в него, и он, Коля, видел это своими глазами, хотя, конечно, сразу не поверил. Женщина была в яркой пижаме и босая. Коля сначала от таких ее действий совсем потерял способность соображать и двигаться, застыл на месте, но, когда мусоросборник завернул к бочкам у двенадцатого дома, Коля нашел в себе силы дохромать туда и увидел, как мусор из зацепленных и перевернутых бачков засыпает желтое пятно — ее пижаму.
— Да сделайте же что-нибудь! — Коля совсем обессилел, опустился на табуретку, и Пете удалось осторожно забрать у него ребенка.
Оказавшись в положении лежа вверх лицом, ребенок тут же закричал так оглушительно, что Петя быстренько перевернул его, уложив на ладонь мягкий животик, и заявил, что он, конечно, поможет, но только в том случае, если удастся открыть сейф в кабинете хозяина дома.
— Сейф?.. — опешил Коля.
— Да. Там может быть интересующая нас информация о кормящей женщине.
— На кой черт нам эта информация? Нам смеси нужны, понимаете, от двух до шести месяцев!
Петя попросил не обсуждать особенности работы “Службы спасения” и вызвался немедленно осмотреть упомянутый сейф. Юноша требовал врача. Такого, который занимается совсем маленькими, как его?..
— Педиатр, — оперативник Петя прекратил потуги юноши вспомнить вылетевшее слово, пока тащился за ним по лестнице наверх.
В кабинете они оба замолчали. Хромой юноша, совершенно обессиленный, свалился в кресло и затих. Затих и ребенок, засосав в рот кулачок. Петя смотрел на сейф и с тоской вспоминал о приборе, который был у фактурщиков при обыске. Маленький такой приборчик, светит на кнопки специальным лучом, и сразу же высвечиваются именно те, которыми чаще всего пользовались. Петя так напрягся, что ему вдруг показалось — вот сейчас… сейчас! — вспомнит шесть цифр, шесть кнопок, светящихся мутными разводами в зеленом свете луча. Нет, рисковать нельзя, его предупредили, что при дважды не правильно набранном коде срабатывает сигнализация, подключенная в ближайшем отделении милиции. Только группы коллег по вызову сработавшей сигнализации ему здесь и не хватало, разобраться бы со “Службой спасения”…
Петя внимательно посмотрел на юношу, выставившего из кресла голенастые ноги кузнечика, достал гранату и задумчиво ее повертел.
— Придется взрывать, а жаль… В стене может образоваться большая дыра.
— Что?.. Почему? — дернулся мальчик Коля.
— Очень нужно открыть сейф, понимаешь?
— Что, гранатой?.. — по отчаянию на лице юноши стало ясно, что теперь он совершенно разуверился в прочности и правильности окружающего мира.
— А как иначе?
— По… по… почему бы вам не набрать код? — выдавил из себя юноша.
— Я его не знаю!
— Я… я… знаю.
— Открывай, — как можно равнодушней разрешил оперативник и уложил младенца на диван.
Тот тут же заорал что есть мочи, и Петя не сразу расслышал, что там бормочет бледный юноша.
— Я… я тоже не знаю, но вот там, в столе…
— Ничего не понимаю, то ты знаешь, то не знаешь! — Петя начал терять терпение и с трудом сдерживался, чтобы не подбежать к окну осмотреть ворота, вдруг боевой отряд из МЧС уже штурмует их?..
— В столе лежит блокнот дяди Антона, там записан код сейфа.
— Ну-ка, ну-ка!..
И юноша нашел блокнот, нашел страничку на букву “Р” и показал на шесть цифр после слова “Сека”.
Вся страничка на букву “Р” состояла из длинного списка имен, там были: Жужу, Кирюха, Иван Иваныч К., Путик и еще много всяких других имен или прозвищ (что интересно — ни одного на “Р”), и напротив каждого из них записаны по шесть либо по семь цифр.
— Почему ты думаешь, что номер после “Сека” — это код сейфа? — повысил голос Петя, чтобы перекричать младенца. — Почему здесь нет ни одного имени на букву “Р”?
— “Р” — это работа! — закричал Коля. — А Сека — это сейф компании “Акинс”, понимаете?
— Откуда ты знаешь?
— Мне сказала Ляля, она разгадала этот секрет на второй день после установки сейфа. Муж ей не говорил, он там пистолет прятал. Видите, первая цифра — единица? Вы совсем не из “Службы спасения”, да? В Серпухове нет номеров, начинающихся на единицу.
“Судьба”, — подумал Петя и засунул гранату в карман брюк.
Стоя позади оперативника, Коля отрешенно наблюдал, как тот набрал на кнопках шесть цифр, повернул ручку, открыл сейф, достал пистолет, лежащий на верхней полке, засунул его за пояс, а из кобуры на поясе достал другой, протер его уголком выдернутой рубашки и положил на верхнюю полку.
Умом Коля понимал, что уже несколько дней находится в кромешном абсурде кошмара и пытаться что-либо объяснить бессмысленно, но он нашел в себе силы и промычал что-то о смесях для ребенка и получил горячие уверения странного человека, что смеси не заслуживают внимания правоохранных органов, а вот поиски кормилицы — это совсем другое дело, этим милиция займется немедленно. После чего этот милиционер с реактивной скоростью пронесся по кабинету, потом простучал ботинками по лестнице, потом Коля увидел его уже на дороге, бегущего добротным размеренным маршем настоящего бегуна, с каждым шагом уверенно раздвигающего локтями тугой солнечный ветер.
К зданию ОВД Петя подъехал на такси. Он бросился к дежурному, ребята с вызова еще не приезжали. Вышел на улицу, посмотрел через дорогу на тюрьму и отдышался. Интересно, следователь закончил допрос? Ищет своего опера или сидит злой в выделенном ему кабинете?
Его задержали у входа в следственный изолятор. Сквозь сетку первого пропускника Петя заметил стоящего у окна Поспелова, его набычившаяся фигура с расставленными широко ногами и сцепленными за спиной руками, вся — само напряжение и злость, развеселила Петю.
— Я освобожусь через минуту! — крикнул он следователю. — Через минут поговорим, все в порядке!
Изъятие у оперуполномоченного пистолета и фанаты, подписание каких-то документов, вопросы мрачного человека с оттопыренными ушами о выстреле в доме на Московской — все это заняло больше получаса. Петя не удивился, что его оружием занялся задержанный, он предполагал, что женщина и подросток выбросили из дома не просто сантехника.
Следователь Поспелов стоял в той же позе в первом блоке пропускника.
— Мне только что доложил дежурный по прослушке, что вы собирались взорвать гранату в доме, где находятся двое детей.
— Ерунда. Тактический ход. Я сразу почувствовал, что мальчишка что-то знает.
— Вы, Петя, не годитесь для работы в органах, — заметил следователь бесстрастно, — у вас на лице написано упоение собственной сообразительностью, а следовало бы иметь на нем растерянность и покаяние.
— Я знаю, что не гожусь, — кивнул Петя. — Слишком умен и расторопен. Да я же здесь не по призванию, отбываю срок.
— Срок?..
— Ну да. Вместо армии. Да вы не смотрите так, я за первые полгода службы столько раз отличился, что был переведен в оперативные работники, а еще через полгода, не поверите, повесили на Доску почета.
— Сколько вам лет? — хмуро спросил Поспелов. — Неужели — двадцать? Чего еще ожидать от малолетних оперативников…
— Мне двадцать четыре. Я ушел с пятого курса института и, чтобы не идти в армию…
— С пятого курса? Чтобы оттарабанить три года милиционером?
— А что — глупо?
— Дико! Это дико.
Они вышли за ограду тюрьмы и шумно выдохнули затхлый запах старых стен. Добрели до скверика, сели на полуистлевшую скамейку.
— Поменял оружие? — буднично спросил Поспелов и не дал Пете ответить. — Ясно, поменял, иначе бы не светился, как новая копейка. Рассказывай.
— Чего тут рассказывать. Облажался, и все дела. Я хотел вас поблагодарить…
— Когда ты понял?
— Я в машине проверил свое оружие, ну и… А вы — когда поняли?
— У меня хорошая память, — буркнул Поспелов. — И плохая нервная система. Я по ночам не сплю, прокручиваю записи разговоров из этого заколдованного дома. Гостью, обнаружившую нашу прослушку, помнишь? Она открыла в кабинете сейф и сказала, что из пистолета только что стреляли.
— Помню, — пожал плечами Петя. — Ну и что?
— Увольняйся, пока не поздно. Иногда ты меня поражаешь своей сообразительностью, а иногда — тупостью. Как эта дамочка могла определить, что из пистолета, который ты брал при обыске из сейфа, а потом положил обратно, стреляли?!
— По запаху?..
— Вот именно! Она его понюхала. Ты положил в сейф пистолет, из которого выстрелил в коридоре в зеркало! Когда мне принесли результаты экспертизы пули и все данные по оружию, я понял, что ты стрелял в зеркало из своего пистолета! Значит, ты его нес в правой руке, с ним упал, его же в спешке засунул в сейф тенора. Как все получилось?
— Так все и получилось! Я пистолет этот, который взял в сейфе, нес в левой руке, — Петя посерьезнел и сосредоточился. — А свой выдернул, когда испугался движения в коридоре. Мне показалось, что на меня кто-то бросился. Я среагировал мгновенно, упал, предупредил, что стреляю, и пальнул поверх того, другого, тоже упавшего… Уже понимая, что это отражение в зеркале. Стыдно сразу стало, конечно, я подумал, что вы в подвале переполошились, заспешил и сунул в сейф свой пистолет. Захлопнул дверцу. Вот и все.
— Помнишь, как засовывал чужое оружие в свою кобуру?
— Нет, — покачал головой Петя. — Да ведь модель та же, значит, и вес одинаковый!
— Не оправдывайся. Помолчи. Я подумаю. Поспелов думал минут пять. Потом охнул.
— Какой институт бросил?
— У нас тут один и есть. Московский филиал Приборостроительного. Разрешите отправиться на поиски?
— А где у вас можно хорошенько поесть и выпить? — потянулся Поспелов.
— Поесть хорошо можно у меня дома, мать курицу обещала запечь. Выпивки хорошей не обещаю, пиво вы не пьете, у меня есть граммов триста медицинского спирта…
— Нет, — отверг его предложение Поспелов.
— Тогда разрешите начать поиски?
— Начинай, Петя, начинай… — пригорюнился следователь.
— Докладываю обстановку. В доме на Московской подросток Коля остался один с детьми. Младенец кричит, девочка постарше прячется в кабинете под столом. Женщина из реки на рассвете выскочила на дорогу в одной пижаме и запрыгнула в проезжающий мимо мусоросборник. Мною куплено и отправлено с курьером пять упаковок разной смеси для грудничков. Еще я постарался отменить вызов “Службы спасения”, не знаю, получилось или нет.
— Ерунда, — лениво заметил Поспелов. — Слежка из фургона ничего такого не докладывала. Чтобы кто-то бежал по дороге в пижаме, а тем более запрыгивал в мусоросборник!..
— Я тоже подумал, что ерунда. Но только в том случае, если это не хорошо разыгранный побег женщины. Или он ее убил и спрятал труп.
— Кто?
— Подросток Коля Сидоркин. Слушали утренние записи? Этот человек искал в доме коробочку с засушенными рыбками! У кого он ее требовал? У мальчика Коли! Кто знает код сейфа? Опять — Коля! Почему он сидит в этом доме? Где хозяин?
— Подожди, подожди… Этот человек ничего не говорил о рыбках.
— Кузьма Ильич, я тут набросал схемку, вот, взгляните.
— Ничего не понимаю, — Поспелов отставил блокнот Пети подальше, достал очки, перевернул блокнот вверх ногами.
— Я исхожу из того, что женщина в доме — это и есть учительница пения. В ванне растворили недотепу мужа, может быть, он что-то заподозрил, или действительно любовь, кто их знает.
— Человек, которого мы взяли у дома, из пятнадцатого отдела ФСБ. Он уверен, что в ванне растворили труп учительницы пения, маленькая металлическая бляшка — это маячок из ее пломбы.
— Ерунда! Мужа там растворили, а пломбу она выковыряла и подбросила! И вообще, гостья, которая со сканером, говорила, что растворяла два тела.
— Не надо, Петя, верить всему, что говорят. Пока труп не найден, что?..
— Расследование убийства не начинается, — уныло докончил фразу Петя.
— Правильно. Без трупа человек числится без вести пропавшим. А у нас даже заявления об исчезновении мужа и жены Сидоркиных нет.
— А давайте я поговорю с родителями Коли, они же родственники, они напишут! — дернулся Петя. И притих под насмешливым взглядом следователя.
— Ох, Петя, не напишут они такого заявления. Что-то мне подсказывает, что не напишут.
— Ну почему, может, и напишут, — уныло бормочет Петя.
— Сам посуди, зачем им это надо? Чтобы оббивать пороги нашего ведомства и доказывать, что несовершеннолетний Коля, спятивший от любви, оказался в доме совершенно случайно и именно в день исчезновения дядюшки с женой? Они решат, что гораздо удобнее и менее хлопотно, кстати, пустить это плохо пахнущее дело на самотек, забрать, наконец, домой сына и племянников прихватить, кстати. А через годик можно и заявление написать, чтобы полностью оформить опеку. А ты давай успокойся и относись к проблеме отстраненно, пользуйся только доказанными фактами. А то ишь, как разволновался! — строго глянул Поспелов поверх очков. — Если она просто выковыряла пломбу, так это же легче всего проверить! При первой же встрече попросим открыть рот…
— Да нельзя это проверить, она сбежала!
— Опять ты манипулируешь совершенно недоказанными фактами! Петя, я стал замечать, что ты чересчур возбуждаешься, когда начинаешь говорить об этой женщине.
— Да я не из-за женщины возбуждаюсь, а из-за идиотского стечения обстоятельств. Ну сами посудите, если утопленница не “Учительница пения”, зачем она поехала в этот дом? Почему там оказался подросток, почему он не бежит сломя голову от ужаса?!
— Потому что у него нога в гипсе. Кстати, эти твои предположения, что мальчик ее убил, — ерунда.
— Я понимаю, что ерунда, да только вы его не видели. Он не в себе, совсем сбрендил.
— Мне дежурный доложил, что в доме третий час кричит ребенок. Кто хочешь сбрендит. Я правильно понял, ты только что узнал от подростка на Московской, что наша Мона сбежала?
— В мусоросборнике.
— Бросила ребенка? Этого не может быть. Забери свою схему. Я веду дело об исчезновении гражданина Успендрикова. По заявлению жены пропавшего этим исчезновением занялась прокуратура, а после обнаружения в процедурном кабинете двадцать девятой больницы одежды и некоторых фрагментов тела пропавшего расследование переведено в отдел по особо тяжким. Если бы в вашей речке не выловили утопленницу с чемоданом в руке, если бы в этом чемодане не было термоса с кислотой, состав которой полностью совпадает с составом в ванне процедурного кабинета, меня бы здесь тоже не было. Мы вышли на дом в Подмоклове по адресу на конверте из чемодана. И что же мы обнаруживаем в этом доме? Остатки той самой кислоты в ванной, растворившей, вероятно, одно или два тела. Что же получается? Мы уже который день вертимся вокруг этой самой концентрированной кислоты, и что?
— Что? — Петя отвел в сторону больно ткнувший его в грудь указательный палец следователя.
— Мы делаем что угодно — стреляем из пистолета в собственное отражение в зеркале, забываем личное оружие в сейфе чужого дома, отдаем на анализ дурацкую засушенную воблу и шкурки каких-то лягушек из тайника, вместо того чтобы выяснить, наконец, где человек может достать эту кислоту!
— Кузьма Ильич, вы не смотрите мои докладные?
— Об аварии на тепловой станции в Туле? Очень интересно, но не по теме.
— В Туле по халатности работников ТЭЦ из резервуаров на улицы вылилось почти полторы тонны серной кислоты, а вы говорите, где ее взять! Да с любого металлургического комбината вам вынесут литров десять запросто, да еще в специальной канистре!
— Поймите, Петр, — Поспелов, чтобы подчеркнуть важность своих слов, опять перешел на “вы”, — просто так, для променада, женщина не пойдет на проходную металлургического комбината, чтобы попросить парочку канистр концентрированной кислотной смеси. По данным анализов, эта смесь используется в определенных плавильных производствах. В Москве таких комбинатов нет. Представить, что женщина везет за пятьсот километров пяток канистр с кислотой у себя в багажнике, я не могу. Тогда — как?
— Вы сами говорили, что она работала на спецслужбы, может быть, эти самые спецслужбы и снабжали ее материалом для уничтожения ненужных свидетелей? — уныло предположил Петя.
— Личность женщины, которая смыла в унитазе нашу прослушку, установили?
— Установили. Это Марина Крайвец, учительница пения. Один из паспортов в металлическом кофре подлинный.
— Что… ты сказал? — перешел на шепот Поспелов.
— Ой, простите, я сразу не понял, не сопоставил. Она работает учительницей музыки и пения в младших классах московской гуманитарной гимназии номер… Забыл номер. Странно, я даже не отреагировал на ее профессию… Квартиру обыскали, гараж тоже, вот только…
— Что?!
— Она проводит свободное время с бригадой “Кордес”.
— Что это еще такое? — простонал следователь.
— Это профессиональные рокеры с ультраправым уклоном, почти все — в возрасте, у них свой клуб с баром и танцплощадкой, свой ангар, где хранятся мотоциклы и другая техника. Попасть в этот ангар просто так, без спецназа, навряд ли удастся, да и со спецназом эти бородатые дяди в заклепках с удовольствием устроят вестерн. Так что ее фургон досмотреть не удалось.
— Учительница пения младших классов проводит свободное время в баре рокеров?!
— Она там личность известная, потому что стреляет отменно.
— Спаси меня господь, — вздохнул Поспелов.
— Давайте определимся, кто есть эта кормилица, бросившаяся в реку, — предложил Петя.
— А, это… — Поспелов открыл папку, ветер сразу же залез холодными невидимыми пальцами в листы, бесцеремонно их потроша. Следователь с трудом достал из бумаг фотографию. — Вот, пожалуйста, утром пришло. Это и есть наша утопленница, Моника Кукулевская, 23 года, не замужем, по паспорту — русская, студентка бутафорского отделения театрального училища, родители проживают за границей, — немцы последние десять лет откармливают для будущих гетто много-много евреев, собирая их отовсюду. Получив немецкое гражданство, ее отец и мать уехали работать в Америку. Дочь осталась русской, ехать к ним жить категорически отказалась, но в гости наведывалась по два раза в год. Ну что, она?
— Похожа, если обрить. — Петя задумчиво повертел фотографию веселой черноволосой девушки с улыбкой-фейерверком и бешеной радостью в глазах.
— Она, — кивнул Поспелов. — И это значит, что быть матерью детей в доме на Московской она никак не может, и в роддоме подтвердили факт ее пребывания там восьмого марта, такие вот дела…
— Только не надо меня убеждать в торжестве случая! — повысил голос Петя. — Что она пошла топиться, нырнула в воду, пошарила по дну, нашла кофр и…
— Дно реки осмотрели? — перебил его Поспелов.
— Вы имеете в виду?..
— Я говорю о том самом месте, где ее достали из воды.
— Кузьма Ильич, это же Ока! Это такое сильное течение, что у нас в ней даже утопленников не ищут, а просто ждут, когда вода сама дотянет их до плотины или к стойкам мостов, и там собирают.
— Кого тут у вас вызывают для осмотра дна реки? Водолазов? Из какого ведомства? Возьми на контроль.
— Слушаюсь, — уныло пробормотал Петя. — А она не может быть Моной и этой женщиной из Подмоклова одновременно?
— Не может. В доме на Московской проживала агент отдела номер пятнадцать ФСБ, принятая туда на службу после заведения на нее уголовного дела в Гданьске. Фактически наши органы спасли ее от скамьи подсудимых и предложили работу. Почему-я пока еще не понял, чем их могла заинтересовать восемнадцатилетняя девушка, усыплявшая стариков в “Скорой помощи”, не знаю.
— Я помню это дело. Были осуждены два врача и юристы какого-то похоронного бюро, кажется…
— Все верно. А Мадлена Кашутка, кстати, дала подробнейшие показания на этих самых врачей. Она-то, невинное дитя, студентка биологического факультета, была совсем ни при чем, ничего не знала, не ведала, если совали шприц в руку, делала укол, говорили — отвернись, отворачивалась, и во всем слушалась старших в бригаде. После процесса переехала жить к матери в Санкт-Петербург и без проблем перевелась в Ленинградский университет.
— Вы не верите, что она ни при чем?
— Это Фундик не верит. Агент пятнадцатого отдела, получивший достойный отпор в доме на Московской, любитель экстремальных видов допроса. Его фамилия Фундик. Он сказал, что ни на одном из трупов не было и намека на уколы. Старикам по пути в больницу не делали уколов. Некоторым делали дома, когда приезжали по вызову. Некоторым ставили капельницы в машине или надевали дыхательный аппарат. Фундик верит врачам и не верит красавице санитарке, подрабатывающей в свободное от учебы время. Он говорит, что пригласил ее на работу в свой отдел… Ты, кстати, помнишь, что это за отдел?
— Отдел по охране свидетелей, — пожал плечами Петя.
— Правильно. Я копнул поглубже, чтобы узнать особенности работы пропавшего Успендрикова, и получил по шаловливой ручонке. Накопал я немного, но было и кое-что интересное. После развала структуры элитная группа диверсионной разведки КГБ была расформирована. Не требовалось больше создавать сложные политические и экономические условия в некоторых развивающихся странах. И как ты думаешь, куда пошла элита этого отдела?
— Судя по вашему предисловию, в отдел охраны свидетелей?
— Точно. Ты когда-нибудь слышал, чтобы у нас свидетеля по громкому делу успешно охраняли или, что еще более невероятно, спасли до суда, дали другое имя и обеспечили достойное новое место жительства?
— Нет, не слышал, не отвлекайтесь. Почему же он ее пригласил?
— Потому что он не смог ее раскрутить. Она стойко выдержала все допросы с видом обиженной невинности и твердила, как заведенная, только одно: “Я никого не убивала, у меня есть свой кодекс чести”.
— Представляю, — усмехнулся Петя. — Кодекс чести! Почему же осудили врачей?
— Потому что во всех гробах, которые разрешили проверить родственники похороненных стариков, оказались…
Поспелов замолчал, разглядывая маленькую птичку на дереве.
— Ну и что там оказалось? — поежился Петя.
— Там оказались трупы.
— Издеваетесь, да? — обиделся оперативник.
— По результатам эксгумации все они умерли от удушья и уже через несколько дней после захоронения.
— Как это?.. Они умерли уже под землей, в гробах?!
— Это факт, многогранно проверенный Фундиком, по которому судьи и решили, что виноваты врачи. Санитарки не подписывают свидетельства о смерти.
— А их… этих умерших, их разве не вскрывали до похорон?
— Были один-два случая, о чем в больницах появились определенные записи, а в морге новые байки об оживших мертвецах. Тогда эти факты никак не были проанализированы. Говорят, один вскрытый сел на столе и размахивал руками, когда врач вынимал его внутренности. Так это или не так, но свидетелей по проведенным вскрытиям не нашлось. Так, парочка записей о “рефлекторных судорогах отдельных конечностей после смерти”.
— Получается, что умерший начинал через 40 — 48 часов частично восстанавливать дыхание, и если его в этот момент откопать и привести в чувство…
— Вы говорите о зомби? — удивился Петя. — Мадлена Кашутка и зомби?! Откуда вообще такая информация?
— От Фундика.
— И что этот Фундик?..
— Фундик сказал, что он получил от Мадлены Кашутки предложение, от которого не смог отказаться. Подробностей, естественно, я не знаю, но в двух словах это выглядело так. Она могла доводить человека до смерти, а потом воскрешать его.
— Остается только догадываться, зачем отделу по охране свидетелей понадобился такой специалист, — вздохнул Петя.
— Не скажи. Представь только, что ты прячешься от всех в гробу под землей. Врачи подписывают заключение о смерти, тебя принародно хоронят, а ночью… Кто-то откапывает могилу, достает тело из гроба, вручает этому телу новый паспорт и билет на самолет…
— И летит этот откопанный зомби в далекие края, да? В жизни не поверю, что наши спецслужбы проворачивают такое со свидетелями, которых нужно всего-то хорошо охранять!
— Свидетель свидетелю рознь. Но я с тобой согласен. Отдел охраны свидетелей здесь ни при чем. Специалист такого уровня должен работать в другом отделе, кажется, в КГБ он назывался отделом агентуры чрезвычайных ситуаций. Что ни говори, а правдоподобная смерть — это лучшая легенда.
