Глава 24
Люда сидела в парке уже третий час подряд. Сначала она плакала, потом стала думать, что ей делать дальше. Она почувствовала, что ей необходимо выговориться. А кому рассказать то, что с ней произошло, если здесь нет ни одной знакомой души? Людей вокруг полно, но никому из них не было до девушки никакого дела. Только мама сможет утешить Люду, только она.
В голове у девушки созрел план, в котором была своя хитрость. Мать, конечно, будет ругаться, что та уехала так внезапно, ни о чем никого не предупредив. Но она не сможет сказать Люде: «А я тебе говорила!» Потому что Тамара Сергеевна была довольна отношениями дочери и приезжего боксера. Он ей нравился, и это значит только одно: никто не застрахован от ошибок, ни Люда, ни сама Тамара Сергеевна. Так что мать просто выслушает ее, ужаснется и велит ехать домой. А когда Люда приедет, ей не надо будет ничего объяснять, Тамара Сергеевна сядет с ней рядом и поплачет вместе с дочерью.
— Ну ладно, хватит, ведь жизнь на этом не кончается, — скажет мать и вытрет ей слезы.
И Люда все забудет, перестанет страдать, потому что она больше не любит Александра Животского. Она не может любить это чудовище!
Люда соскочила со скамейки и понеслась к почте, которую она видела, когда шла в этот скверик. Ей было жизненно важно услышать мамин голос, ей так необходимо ее утешение!
Бабушкин телефон Люда знала наизусть. Наверняка мама с папой еще у бабули! Надо было ей и самой поехать туда! Да, она так и сделает: сначала позвонит, все расскажет матери, а потом возьмет билет на поезд до Евпатории и поедет к бабушке, будет нежиться на солнышке, купаться в море и забудет про этот ужас.
Люда прождала сорок минут, прежде чем ее соединили с поселком, расположенным недалеко от Евпатории.
— Бабушка, — закричала она в трубку, услышав родной голос и недоумевая, как она могла променять поездку к бабуле на этого негодяя, — привет! Пожалуйста, позови маму! Я скоро к тебе приеду! Но сейчас мне срочно надо поговорить с мамой!
В трубке что-то затрещало, потом раздались непонятные звуки.
— Людочка, милая, — заплакала бабушка, и Люда поняла, что непонятные звуки были ее всхлипываниями, — не знаю, как тебе и сказать! Томочка разбилась, на машине ехала и разбилась, а папа твой жив, он в реанимации.
— Что? Что? Разбилась? Как?
Люда не могла поверить в то, что услышала. Бабушка продолжала плакать и, путано перескакивая с одного на другое, рассказала, что папа был за рулем, а мама сидела рядом. Они столкнулись с другой машиной, банальное дорожное происшествие. И вот результат — мама погибла, а папа в реанимации.
— Я вот что думаю, — высморкалась бабушка, — они так торопились, поэтому и врезались в другую машину!
— Куда они торопились? — безжизненным голосом спросила Люда.
Если честно, ей было уже все равно, и она спросила только затем, чтобы не молчать, чтобы не повторять эти слова: мама умерла, мама умерла, разбилась на машине…
— Деточка, куда же ты пропала? — обиделась бабушка.
Она была уже старенькая, и склероз съедал ее мозги. Она вела себя порой как маленький ребенок. А сейчас и подавно, наверное, совсем свихнулась от горя. Вот и теперь, сообщив Люде эту кошмарную весть, она стала рассказывать об урожае.
— Ты знаешь, у нас тут дожди, и вряд ли яблочки уродятся в этом году. И абрикосы тоже…
Слышать это было жутко. Страшно и неправдоподобно. Какие яблочки?!
— Бабушка, куда они торопились? — простонала Люда.
— Да к тебе же, домой!
— Что?
У Люды подломились коленки, и она была вынуждена схватиться за стенку в кабинке.
— Они звонили тебе, но тебя не было два дня и две ночи подряд. Мама очень переживала и уговорила папу поехать домой. Она хотела забрать тебя и вернуться ко мне.
— Заканчивайте, — раздался в трубке механический голос телефонистки.
Люда не могла выдавить из себя ни слова. Это что же получается? Мама умерла из-за нее? «Я уехала, не предупредила, не позвонила, только записку написала, а мама не знала. Подумала, что со мной что-то случилось, раз я трубку не беру… И решила съездить за мной, посмотреть, не покончила ли я жизнь самоубийством».
Люда вышла из кабинки и вернулась в парк. «Наверное, мне и вправду надо покончить жизнь самоубийством. Я не имею права жить. Я — грязная, испорченная дрянь, и я стала причиной смерти мамы».
Люда медленно встала, словно в трансе, и пошла вперед. Сейчас она найдет укромный уголок, где нет людей, и сведет счеты с жизнью. Жить ей незачем. Она недостойна того, чтобы жить. Мама умерла, папа на грани жизни и смерти. И она должна за это ответить!
Люда шла и шла, со стороны казалось, будто она о чем-то задумалась, но на самом деле она внимательно выбирала место, в котором должна была умереть. Она даже знала, как это сделает: она повесится. Ремешок у ее сумочки длинный и тонкий, но очень прочный — из настоящей кожи, — поэтому он должен выдержать. «К тому же я сама — маленькая и худенькая, так что все должно получиться», — деловито думала она. Люда ненавидела саму себя, и ей совсем не было страшно.
Через триста метров, почти у самого выхода из парка, Люда наконец нашла то, что искала: большое старое дерево стояло в окружении себе подобных и как бы в глубине. Там был полумрак, несмотря на светлое время суток. Люда пробралась под дерево, выбрала удобный, крепкий сук. Набросила на него свою сумку. Это получилось после четырех попыток. Сняла с пальца золотое колечко, которое подарила на шестнадцатилетие мама (мамочка, родная, прости, пожалуйста, скоро я исправлю эту несправедливость: то, что я жива, а ты нет), и продела его сквозь ремешок, чтобы получилась петля. А потом просунула голову в петлю (для этого ей пришлось стать на цыпочки), сверху подтянула кольцо, чтобы было потуже, и зажмурила глаза. Она прощалась с жизнью. Люда ни о чем не просила бога, кроме как о том, чтобы встретиться со своей мамой там, в другой жизни. Она страстно хотела вымолить ее прощение, хотела быть рядом с ней, со своим близким и родным, единственным близким и родным человеком в этой жизни, да и в той тоже… Люда вздохнула и поджала ноги, отрывая их от земли.