Вениамин Белинский. Ночь на 31 июля 2002 года. Нижний Новгород
– Может быть, это и есть Холмский. А может, и нет, – осторожно сказал оперативник, перебирая анкеты. – Скорей всего, что так. Интересно, кто ж его уложил? И за какие такие грехи?
Белинский, которому этот вопрос адресовался, промолчал. Не только потому, что не знал ответа, но просто полагал, что это ему пристало бы задавать вопросы представителям, извините за выражение, внутренних органов. Он-то свое дело сделал! Приехал по вызову, обнаружил неподвижное тело со следами проникающего ножевого ранения, сообщил об этом в милицию. Как правило, врачей со «Cкорой» после этого отпускали – записав, разумеется, паспортные данные. Однако ему, Белинскому, этот невысокий крепыш, который представился как оперативный сотрудник Малышев, уехать не позволил. «Будете понятым!» – приказал он. Видимо, в его понимании понятой был кем-то вроде опасного преступника: Вене было велено сидеть несходно в кресле, ему даже не разрешили выйти во двор, предупредить шофера о причине задержки: Малышев послал для этой цели своего сотрудника.
– Предупредили? – спросил Вениамин, когда тот вернулся.
– Нет, – буркнул парень, снова принимаясь за осмотр квартиры.
– Почему это? – насторожился Веня.
– А некого было.
– Ка-ак?!
Белинский так и подскочил. Чтобы шофер Витя покинул кабину?! Это просто невозможно представить. Ничего подобного никогда не случалось! Среди врачей и фельдшеров ходят слухи, что на время ожидания бригады, ушедшей на вызов, водитель Витя Потапов отключает все важнейшие функции своего организма. То есть способен ждать часами, не испытывая потребности ни в еде, ни в курении, ни в, пардон, отправлении естественных надобностей. Выходит, по собственной инициативе покинуть кабину Витя никак не мог.
Тогда что могло случиться?
И вдруг Белинского заколотило. А что, если неизвестный, воткнувший хозяину квартиры (предположительно Холмскому) в бок вострый ножичек, на самом деле не ушел далеко от этого дома? Или ушел, но потом воротился? Во всех детективах написано, что убийцу неодолимо тянет вернуться к месту преступления. И этот злодей оказался таким же типичным представителем своего племени. Но при виде Виктора его потянуло еще раз обагрить руки в крови, что он незамедлительно и сделал. А потом вытащил труп из кабины, свалил его где-нибудь в ближние кусты...
Вениамин вскочил.
– Я же просил вас оставаться на месте до окончания осмотра места преступления! – сердито сказал Малышев.
– Но мой шофер...
– Да вы не волнуйтесь, – угрюмо сообщил вернувшийся со двора сотрудник. – Спит ваш-то. И правильно делает. Чем еще в такую пору заниматься?
Он протяжно зевнул и вышел из комнаты. Малышев строгим взглядом приказал Вениамину снова опуститься в кресло, с которого тот так порывисто вскочил, а сам принялся осматривать испятнанный кровью диван, с которого уже было убрано мертвое тело: после того как убитого осмотрел эксперт, приехала труповозка и увезла хозяина квартиры.
Вениамин покачал головой. Что-то он стал нервный, выдумывает бог весть что... Это от недосыпа. Не зря умными людьми установлена норма работы для врачей на «Скорой»: сутки через трое. А он вкалывает чуть не через день, а порой и пару дней подряд: делает деньги. Да и все ребята шустрят как могут, потому что зарплата у бюджетников – одни слезы. На одну ставку только аскет проживет, не обремененный семьей, двумя детьми, красавицей-женой и тещей... С другой стороны, красавица-жена получала очень недурные деньги в своей книготорговой фирмочке, да и пенсия тещина считалась не самой маленькой. Однако Белинский не привык сидеть на шее у женщин. Вот и работал как проклятый, особенно летом, в пору отпусков. Вот и подсадил нервную систему!
А чего он, собственно говоря, дергается? Выпала минута для бесконтрольного отдыха – так расслабься и получай удовольствие. Витька спит – и правильно делает. Все равно милиция никуда не отпускает, а вызовов пока нет.
Сейчас он и урвет пока несколько минут сна и покоя, а милиция пускай его бережет. Он опустился в кресло, откинулся на спинку, вытянул ноги и даже закрыл было глаза...
Однако если милиция что-то и бережет, то отнюдь не сон и покой тех граждан, которые ей самой не дали поспать, а вызвали на место преступления! Вышедший сотрудник, громко топая, вернулся в комнату и сказал озабоченно:
– Товарищ капитан, посмотрите, что я нашел.
Веня открыл один глаз и увидел, что оперативник – ладный, крепко сбитый, с чисто русским красивым, румяным, но, может быть, слишком простодушным лицом – держит в руках пачку книг. Вернее, упаковку, в каких книги привозят из типографий на склады, а оттуда – в магазины и торгующие фирмы. Подобных серых или коричневых пачек Веня навидался в большом количестве: порою он заходил или заезжал на работу к Инне, а она ведь работала товароведом на книжном складе. Свою жену Веня привык видеть либо ожесточенно разрывающей такие вот упаковки, либо вынимающей из них книги, либо выставляющей товар на высокие и длинные стеллажи, выстроенные вдоль стен склада. Ах да, иногда Инне не приходилось распаковывать книги: она забрасывала целые пачки на тележку, куда грузился товар для того или иного покупателя, и весело кричала девушке, сидевшей у компьютера и выбивавшей накладные: «Маринина – одна пачка, Бушков – четыре, Донцова – пять, «Православная кухня» – пять!»
Это происходило в тех случаях, когда на фирму приезжал какой-нибудь мелкий оптовик из области и затоваривался всерьез.
Между тем Малышев отвернулся от окровавленного дивана и без особого интереса уставился на пачку. Повертел ее в руках, нашел наклейку и прочел: «Издательский дом «Глобус». Владимир Сорогин. «Приключения людоеда Васи». Тираж 25 тысяч. В пачке 12 экз.».
– А, книжки, – сказал он равнодушно. – И что, Капитонов? Что ты в них такое особенное увидел?
– Там таких пачек пять штук, – сообщил румяный Капитонов. – С разными названиями. «Приключения людоеда Бори» есть. «Приключения людоеда Кости». Еще какие-то людоеды... По две, по три пачки каждого наименования. Странно как-то.
– Ну и что в этом странного? – не понял Малышев. – Любит человек читать приключенческую литературу – какие в этом проблемы?
Веня неприметно хмыкнул. Из всех приключенческих романов на свете убитый выбирал почему-то именно книги о приключениях людоедов... Впрочем, на вкус и цвет, как известно, товарищей нет.
– Нет, он их не читал, – покачал головой Капитонов. – Пачки все запечатаны. Аккуратненько сложены в углу, но ни одна не раскрыта.
– А, понятно, – махнул рукой Малышев. – Он приторговывал книгами, вот что. Видимо, мелкий оптовик.
– А почему книги все только этого Сорогина, а никого другого? – задал Капитонов вполне резонный, с точки зрения Вениамина, вопрос. – Если оптовик, значит, у него и другие книги должны быть!
– Ну, может, он на этом Сорогине специализировался – я знаю? – раздраженно дернул плечом Малышев.
– Да у него вообще других книжек нет! – испуганным шепотом, словно нечто святотатственное, изрек Капитонов. – Ни единой! Только эти пачки!
Малышев смотрел непонимающе:
– И что в этом такого?
Капитонов беспомощно оглянулся на Веню, и тот опустил голову, чтобы скрыть улыбку. Честно говоря, еще до приезда милиции он пару раз обошел квартиру. И тоже, как и Капитонов, обратил внимание на полное отсутствие книжек. Для Малышева эта деталь ничего не значила, а для Белинского значила очень много. Видимо, и для Капитонова жизнь в квартире без единой книги казалась совершенно невозможной. Другое дело, что у Вени при этой беглой пробежке по комнатам зародилось подозрение, что в них вообще никто не жил. Похоже, убитый сюда лишь иногда наведывался. Может, для того, чтобы переночевать? Хотя постель была не застелена, в ванной не висели полотенца, на кухне не стояло ни одной кастрюли или сковородки, в раковине не громоздилась грязная посуда... Даже платяной шкаф был практически пуст, не считая пары джинсов в магазинных пакетах и двух рубашек в упаковках. Да, еще лежали трусы и носки – также с магазинными наклейками.
Странная квартира, где все упаковано – от книг до трусов! Веня вспомнил, как выносили из квартиры убитого – в черном полиэтиленовом мешке, и подумал, что теперь упаковали и самого хозяина.
Он нахмурился от этой мысли – не потому, что она показалась ему такой уж кощунственной, а потому, что едва ли убитый был хозяином квартиры. Ну, может, снимал ее... Слишком уж она необжитая, неодушевленная какая-то. Единственным местом, где ступала нога человека, вернее, шарила рука человека, был холодильник. Там тоже громоздились нераспечатанные консервные банки и упаковки замороженных продуктов, в морозилке, например, лежал крупный освежеванный кролик, но пробки на многочисленных бутылках были свинчены! И в кухне, на столе, тоже стояла бутылка – правда, всего лишь минеральной воды «Ессентуки-17», но не пластиковая бутылка, а стеклянная, что как бы автоматически повышало качество налитой в нее жидкости, хотя черпали их из одной, так сказать, скважины. Или цистерны, бочки, бидона – как угодно. В коридоре валялись осколки двух хрустальных стаканов. Интересно, кто собирался освежиться минералкой? Кто разбил стаканы? Убитый не был трезвенником – даже испустив дух, он продолжал испускать пары алкоголя. Надоело наливаться спиртным, решил для разнообразия глотнуть «Ессентуков»? И что потом? Нес водичку себе и гостю – и наткнулся на ножик?
Между прочим, если и нес, то лишь пустые стаканы. Бутылка оставалась на кухне – или ее кто-то принес туда потом. Зачем?
Кстати, скорей всего, нес стаканы и уронил их кто-то другой, не убитый, потому что, если бы он получил рану в коридоре, все вокруг было бы залито кровью. Впрочем, что мешало ему сперва раскокать стаканы, а потом получить рану?
Или освежиться решил кто-то другой? До убийства или после? Он и разбил хрусталь... А кто – он?
Веня чуть ли не впервые подумал, что, оказывается, детективы интересно не только читать. В жизни тоже весьма любопытно разрешать вот такие загадки: кто, да что, да когда... Конечно, его попытка приглядеться к деталям носит дилетантский характер. Гадать тут совершенно не о чем: стоит эксперту-криминалисту снять отпечатки пальцев со стаканов и бутылки, а также взять их у убитого, как станет ясно и понятно, кто в этой квартире был обуреваем жаждой: убитый или убийца. И уж наверное, эксперт, который молчаливо возится на кухне, давным-давно снял отпечатки и сравнил их. И сделал какие-то выводы. Жаль только, что в его обязанности совершенно не входит сообщать об этих выводах какому-то там понятому. И Вене приходится довольствоваться самой что ни есть скудной информацией, которую роняют то Малышев, то Капитонов.
Однако бывают и минуты везения: вот зазвонил мобильник на поясе Малышева, тот несколько раз буркнул «да», «понял», «нет», «ладно», а потом, отключив телефон, обернулся к Капитонову с раздосадованным видом:
– В квартире никто не прописан. Она зарегистрирована на какую-то Сорокину, вот и все.
– Странно, – сказал Капитонов.
– Что тебе странно?
– Ну как же – хозяйка квартиры Сорокина, а в пачках книги Сорогина. Странное совпадение, верно?
– Ничего странного, подумаешь, фамилии похожи, – буркнул Малышев. – Что там такое?!
Это сердитое восклицание относилось к звонку, раздавшемуся из Вениного кармана.
Тот достал маленький плоский мобильник, откинул крышку:
– Алло?
– Белинский, ты где? – раздался сердитый голос Светы. – Почему не «курьерите»? У вас вызов.
«Курьерить» – от слова «Курьер», названия устройства связи в машинах «Скорой» и на линейной подстанции, – на профессиональном жаргоне означало обозначиться во времени и пространстве. Закончил работу на вызове – курьерь, что свободен и готов к новым трудовым свершениям.
Но главное состояло в том, что Белинский был сейчас ни к чему такому категорически не готов, тем паче – ехать в Зеленый город, откуда поступил вызов. И не только потому, что это уж такая даль. Подумаешь, полчаса езды! Просто-напросто Вене безумно жаль было уходить из этой квартиры, так ничего и не узнав ни об убитом, ни об убийстве. Конечно, ему никто не стал бы докладывать в подробностях, а преступником человека вообще называет только суд, однако же...
Однако же работа есть работа, поэтому он сообщил о звонке Малышеву. Тот недовольно свел брови, видимо, не счел себя полномочным лишать кого-то узаконенного Конституцией права на медицинское обслуживание. И нехотя приказал Капитонову найти других понятых, разбудив для этого жильцов соседних квартир.
Белинский бросил прощальный взгляд на Данилу-мастера и Хозяйку Медной горы. Циферблат между ними показывал четвертый час утра. В любой другой ситуации Веня остро пожалел бы людей, которым придется проснуться в такую пору и притащиться в квартиру, где произошло преступление. Однако в данный момент он остро завидовал этим несчастным! Любопытство, наверное, очень дурное качество...
Вениамин медленно вышел из «нехорошей квартиры» номер двадцать шесть и спустился по лестнице. Постоял минутку на крыльце. Отчетливо пахло горящей помойкой – ветер, значит, не переменился. Здесь, в верхней части, еще ничего, а вот на Мещере или где-нибудь на Автозаводе, говорят, полные кранты.
– Проснись, Витек, – сказал он, открывая дверцу и встряхивая водителя за плечо. – Труба зовет.
Водитель, чудилось, еще не открыл глаза, а уже повернул ключик в стояке. Белинский с усилием потянул на себя дверцу, но она отчего-то не закрывалась. Господи, этот битый-перебитый «Фольксваген»... Правильно Витька причитает, что даже германская техника от такой безумной эксплуатации идет вразнос. Дверка-то раскачалась, и очень сильно.
– Ну что там? – хриплым со сна голосом поинтересовался в это время Виктор.
– Где, в Зеленом городе? – Вениамин перевесился с сиденья и тянул, тянул заразу-дверь, которая нипочем не желала закрываться. – Сердечный приступ, что еще может быть для нас, для кардиологов? Женщина, сорок пять лет, перенесла инфаркт... Надо поспешить.
– Да нет, там, наверху, – мотнул головой Виктор, с трудом разлепляя глаза.
– А, там! Там труп, – сообщил Белинский, изо всех сил дергая дверцу.
И это титаническое усилие было вознаграждено: дверца захлопнулась так легко, как будто ее никогда в жизни и не заедало.