26

— Я про Суздаль... — неуверенно начал Букварь.

Открылся вдруг брезентовый полог двери, и из синего проема в палатку мокрая, в черном провисшем плаще, в хлорвиниловом платочке вошла Зойка.

— Здравствуйте, — деловито сказала она.

В руках у нее было что-то завернутое в размокшие газеты; она положила свертки на стол и стала обходить канзыбинцев, улыбаясь и протягивая каждому из них мокрую ладонь. Она подошла к Букварю, к последнему, и сказала:

— Здравствуй, Букварь!

— Здравствуй, Зойк...

Букварь смутился и заерзал под одеялом, он подумал вдруг, что Зойка пришла из-за него и сейчас она скажет об этом, начнет охать, и ему будет очень неловко. Но Зойка быстро отошла от его кровати с деловым, безразличным видом, и Букварь сразу же пожалел о том, что мысли его не подтвердились.

— Ну и погода, — сказала Зойка. — Льет и льет.

Она говорила спокойно, словно пришла сюда из охотничьего домика. И ребята слушали ее спокойно, хотя прекрасно понимали, что Зойка добралась к ним из Кошурникова, протопала по грязи все двадцать километров, шла, наверное, весь день.

— А у вас сухо, — заметила Зойка.

Она стала стаскивать сапоги, мокрыми ногами в капроновых чулках встала на чистую доску, лежавшую у входа, и, перегнувшись, вылила в дождь воду из набухших сапог.

— Кеш, дай мне сверток. Тот, что справа.

Зойка взяла из галантных Кешкиных рук сверток, скомкала размокшую газету, швырнула ее в дверь, и в руках ее оказались красные туфли на длинных и тонких каблуках. Зойка надела туфли, скинула плащ и в желтой шерстяной кофте, узкой, обтягивающей ее бедра юбке не спеша прошла к столу, небрежная и красивая, такая же, как и на танцах в Куракине.

— Во дает! — с восхищением простонал Кешка. — Двадцать километров в такой юбке!

Букварь заставлял себя глядеть в брезентовую стену, Зойка уселась к нему спиной. Букварь вспоминал снова о танцах, о стружке в арматурном цехе, о пощечине, и ему стало стыдно. Он не знал, как он будет говорить с Зойкой и что он сможет сказать ей. Он старался выглядеть безразличным и спокойным, но это было трудно.

— А у нас сегодня дождь, — сказал Кешка. — А у вас?

— А у нас наводнение. Но сегодня уже поспокойнее. Эдик Зайцев перевозил меня через Джебь. Только по колени промокла. А главное — спасли мост. Всю ночь стояли возле него.

Все же ребят интересовало, почему вдруг в такую погоду Зойка решила пробраться к ним.

— Одни знакомые летчики, с Артемовского аэродрома, — сказала Зойка, — уверяют, что дня через два мы будем обеспечены солнцем. И уж до конца лета.

— Зой, — подошла Ольга, — ты переночуешь у меня в охотничьей избушке. Там здорово.

— Нет, я ненадолго, — засуетилась вдруг Зойка. — Я пойду

— Даже и не спорь!

Кешка подошел к Зойке сзади, положил руки на ее желтые плечи, наклонился и пропел с чувством:

— Зойка, Зойка...

— Что с тобой? — поинтересовалась Зойка.

— Ничего. Просто я очень рад тебя видеть. — Кешка помолчал и вдруг спросил: — А чего ты в такую слякоть к нам надумала?

— Из-за гитары. Соскучилась я по твоей гитаре. Кешка подскочил к своей кровати, схватил гитару, подкинул ее, поймал и направился к Зойке.

— Нет, — сказала Зойка, — я не из-за гитары. Я из-за него. Сказала она это хрипло и грубовато, только головой повела в сторону Букваря, даже не обернулась, словно там, за ее спиной, на месте Букваря лежало что-то неживое и ерундовое.

— Вот ведь как, — в тон ей, грубовато сказал Букварь. — Из-за меня.

— Значит, из-за Букваря, — протянул Кешка, произнес без всякого ехидства, даже доброжелательно.

— Ага, — сказала Зойка, — из-за него. Узнала от Эдика и даже поволновалась. Потом вспомнила: у меня же есть банка меда, она же пригодится против ангины. И еще вот лимоны достала. Их надо есть с сахаром.

Она вытащила из размокшей газеты банку расплавленного густого янтаря и два чистеньких пузатых лимона, точеными красными каблуками отпечатала на земляном полу короткие шаги и уселась рядом с Букварем, у ног его, на колючее одеяло. Глаза у нее были ласковые и нежные, и Букварь не смог говорить небрежным, грубоватым тоном, каким он хотел говорить.

— Вот смотри, Зойка. Это эдельвейс. Держи.

Он протянул ей маленькую звезду с белыми, чуть голубоватыми лучами на длинном, тонком стебле, покрытом мягким и светлым ворсом.