Как только президент покинул свой кабинет, государственный секретарь перегнулся к Дилуотеру:

— Ладно вам, Саймон, давайте я угощу вас кофе.

— Я его уже несметное количество выпил, доктор Шлохтер. Благодарю вас.

— Тогда выпейте чего-нибудь покрепче. Я как-то не заметил, чтобы вы пили что-нибудь, кроме кофе.

— Я редко употребляю алкоголь, ну ладно, может быть, немного шерри.

Они прошли мимо столика с сандвичами и кофе к небольшому передвижному бару, который вкатили сюда несколько часов назад. Бэндин явно нуждался в доброй порции бурбона и, естественно, пригласил и остальных присутствующих. Шлохтер уверенно налил Тио Пепе и чистой водки с долькой лимона для себя. Шерри он подал Дилуотеру и поднял свой стакан.

— За успех спасательной экспедиции, — сказал он.

— Да, за это я выпью. И за кое-что еще.

— Наш президент очень занятой человек, Саймон, и у него проблем куда больше, чем вы себе представляете.

— Вы вечный миротворец, доктор Шлохтер, верно? Но, боюсь, вы на этот раз не преуспеете. Я заявил, что уйду в отставку, как только космонавты снова будут на Земле. Или как только они погибнут. И президент, и генерал Бэннерман знали, что имеется «челнок», который можно отправить за «Прометеем», однако и пальцем не пошевелили. А вы тоже об этом знали?

— Нет, не знал, скажу вам честно. Но если б знал, испытывал бы такие же колебания, как и президент.

— Еще немножко, и вы заставите меня плакать от сострадания, доктор Шлохтер.

— Я понимаю, почему вы иронизируете, Саймон, и не буду спорить. Но вам бы стоило вспомнить, что у президента есть одна весьма ответственная обязанность — руководить нашей великой страной и определять ее судьбы в вопросах войны и мира. Пока оставалась хоть малейшая возможность запустить двигатели и поднять «Прометей» с теперешней орбиты, президент не осмеливался ставить безопасность нашей страны под угрозу, отменив операцию «Ку-ку». Судьбой нескольких человек приходилось жертвовать во имя жизни целого государства. В подобное положение часто не по своей воле попадают многие государственные деятели.

Дилуотер посмотрел в свой пустой стакан, потом поставил его на стойку. Единственным признаком охватившей его чудовищной усталости были углубившиеся морщины вокруг глаз. Собравшись с силами, он заговорил негромко и торопливо, чтобы Шлохтер мог его слышать:

— Мой класс теперь в Америке почти исчез, доктор Шлохтер. С раннего возраста меня учили не богохульствовать и не сквернословить, и всю жизнь я следовал этому правилу. Однако бывают и исключения. То, что вы только что сказали о президенте Бэндине, — это чистой воды профанация и дерьмо. Этот человек — политический оппортунист, который пожертвует чем и кем угодно, только бы обеспечить себе переизбрание. С точки зрения морали, Никсон рядом с ним кажется мальчиком из церковного хора.

Шлохтер с серьезным видом кивнул головой.

— И все же вы приняли пост в его администрации? Зная то, что вы знали, — скажем так, зная о его моральных недостатках?

— Да, принял. Я был вынужден, как представитель либерального истеблишмента Восточного побережья, чтобы получить нужное количество голосов. Я считал, что НАСА само по себе достаточно важно, чтобы оправдать оказанную мною поддержку.

— Но что же изменилось? — Шлохтер покачал у него перед носом пальцем. — Президент — тот же, каким вы его знали. А НАСА и «Прометей» нуждаются в ваших знаниях и опыте еще больше, чем в самом начале.

— Я уже решил. И подал в отставку. Я не могу быть в составе правительства, главой которого является такой человек.

— Подумайте еще раз, ну пожалуйста. У меня был разговор с Москвой, и мы договорились, что работа над проектом «Прометей» будет продолжена, что бы ни произошло. Слишком много средств вложено, слишком велика потребность энергии...

— А Бэндину слишком нужно переизбрание.

— Именно так. Возможно, вы единственный человек, который может довести проект до завершения. — Шлохтер поднял руку, призывая Дилуотера не перебивать его. — Пожалуйста, не отвечайте сейчас. Подумайте. Мы еще успеем поговорить об этом позже. А сейчас... Кстати, это не у вас телефон звонит?

Дилуотер быстро подошел и взял трубку.

— Саймон Дилуотер слушает.

— Говорит Флэкс. Информация о ситуации на текущий момент. До запуска «челнока» осталось около часа. Подготовка идет хорошо. Солнечная активность... э... усиливается.

— Сколько у них осталось времени?

— Никто не знает в точности. Верхние слои атмосферы, безусловно, поднимутся, но насколько и как быстро, приходится только догадываться. Это может произойти и до стыковки, и сразу после нее.

— Не очень-то обнадеживающая информация. — Дилуотер заметил, что так крепко сжал трубку, что пальцам стало больно: он заставил себя расслабиться. — Полагаю, вы держите экипаж «Прометея» в курсе?

— Да, сэр. Они продолжают работать по программе «Змеиное кольцо».

— Что? Но я думал...

— Что ее отменили? Нет, сэр. Они считают, что угроза падения корабля на Землю вполне реальна. И шансы, что их снимут до вхождения «Прометея» в атмосферу, не так уж велики. И они по собственной инициативе решили приступить к реализации программы «Змеиное кольцо».

— Но нам не следовало просить их об этом! — прошептал Дилуотер, припечатывая каждое слово ударом кулака по столу.

— Я не расслышал, что вы сказали?

— Ничего особенного. Пожалуйста, держите меня постоянно в курсе всех событий.

На высоте восьмидесяти пяти миль «Прометей» мчался по своему неизменному курсу. Под ним медленно вращался огромный голубой шар Земли. Они находились сейчас над Панамским заливом, но плотные грозовые облака не позволяли рассмотреть его. Вокруг сверкала бездна звезд, светился ясный диск Луны, во всем своем величии ослепительно пылало Солнце. Григорий старался не смотреть на него, предпочитая любоваться волшебной картиной космоса, будучи сам зрителем как бы вне времени и пространства, Божьим оком, взором существа, оторванного от мира, в котором был рожден. Там, за космической пустотой, было тепло, вода, живительный воздух планеты, частица которого сейчас спасала его от смертоносного вакуума космоса. Глядя отсюда на Землю, он видел, как она далеко, но все же чувствовал себя таким земным, как никогда прежде, пока находился над ней.

— Ну как, отдохнул, Григорий? — Голос Патрика вернул его к действительности.

— Да, мне уже немного лучше, просто устал немного, да и жарко стало.

— Ты очень много уже сделал.

— Не все. — Григорий повернулся и посмотрел на искореженные сопла. — Так, крепеж перерезан. Мне удалось с помощью домкрата отогнуть его и попасть в камеру сгорания. Теперь остается разбить лампу.

— Как ты намерен сделать это?

— У меня есть стальной прут — от крепежа. Его и использую.

— Удачи тебе.

Коретта и Надя тоже сказали ему несколько слов, он согласно покивал, слушая вполуха, но ничего не сказал. Это было последнее испытание. Металлический прут он держал в левой руке — привязать его надежно он был не в состоянии, и прут несколько мешал ему двигаться. Страховочный трос тоже сковывал движения, так что он решил открепиться, а потом с помощью одной руки прикрепиться снова. Страховочный трос свободно повис в вакууме. Здесь, у основания «Прометея», Коретта не могла его видеть, да она и не узнает ни о чем. Тем более что она держит другой конец страховочного троса и, если что, сможет подтянуть его к кораблю. Он думал, что этого не произойдет. Среди множества распорок есть за что ухватиться.

Цепляясь руками, он медленно продвигался к камере сгорания, конечной своей цели. Его со всех сторон окружали двухметровые концы труб других камер. Когда его голова показалась над открытым концом камеры, он притормозил и чуть отодвинулся назад. Отверстие зияло перед ним, как черная пасть. Слева от себя в астроскафе он нащупал фонарь, взял стальной прут в правую руку и включил свет. Светлое пятно проползло по темному брюху корабля, Григорий направил луч в отверстие камеры и буквально разинул рот от удивления.

Такого он не ожидал. То было не обгорелое, закопченное сопло, а трехметровое помещение, похожее на пещеру Аладдина. По стенкам ее тянулись гладкие блестящие полосы, вся камера сверкала отраженным светом, играющим в хрупкой кристаллической структуре кварца. И это диво все так пренебрежительно называли лампой. Камера скорее походила на ларец с самоцветами — вся искрилась, мерцала и переливалась, когда яркий свет фонаря пробегал по ее поверхности.

— Ты сумеешь разбить камеру? — спросил Патрик, голос его донесся откуда-то издалека.

Григорий вздохнул и заставил себя вернуться к реальности. Здесь был не алтарь в храме богов науки, а взрывная площадка.

— Да, смогу, — сказал он.

Держа фонарик в левой руке, он медленно просунул прут на максимальную глубину, пока не уперся в кварцевую стенку. От этого все цвета и световые брызги как бы заплясали вокруг него.

Мгновение он любовался этим зрелищем — затем ударил.

В вакууме это было похоже на странный медленный танец разрушения. Когда сталь ударила по кварцу, тот раскололся, во все стороны полетели обломки и осколки. Отверстие было с полметра шириной. Григорий засунул руку насколько мог глубоко и снова стал бить. Когда наконец заглянул в камеру еще раз, разгром был полный — он видел одни только сверкающие осколки. Григорий вытянул оттуда металлический прут, отбросил его от себя, и тот поплыл в космос, делаясь все меньше, потом совсем исчез, оставаясь, впрочем, на орбите «Прометея» и следуя у него в хвосте, хотя и невидимый в темноте.

— Готово, — сказал Григорий скорее самому себе, но это слышали и остальные.

— Тогда возвращайся, — сказал Патрик. — И немедленно.

В голосе Патрика звучало напряжение, и Григорий это заметил. Он пожал плечами. Ну и что? У всех достаточно напряжены нервы. А вдруг что-то случилось? Он уже плохо контролировал свои действия, когда отстегнул короткую страховку, оттолкнулся от борта и потянулся к скобе.

И промахнулся.

В ужасе он смотрел, как корабль проплывает мимо него, становясь недосягаемым, потом в его поле зрения вдруг возник люк, откуда высовывался блестящий шар шлема Коретты.

— Тебе не следовало так удаляться от корабля, — заметила она.

— Я не нарочно. Просто не успел ухватиться за скобу.

— Я втяну тебя...

— Стоп! — закричал Патрик. — Ничего пока не предпринимайте. Опасности нет, пока страховочный трос держит тебя. Он держит, Коретта?

— Оба конца закреплены.

— Хорошо. Опиши-ка мне точно, где именно сейчас Григорий.

— Ладно. Сейчас я вижу его хорошо. Похоже, его относит от корабля.

— С какой скоростью?

— Не знаю. Пока он весь стал виден мне, прошла одна, может быть, две секунды.

— Хорошо, очень хорошо. — Патрик мысленно произвел нужные подсчеты. — Потяни трос медленно на себя, пока он полностью не распрямился, натяжение должно быть самое малое. Когда трос натянется, тогда выбери еще ярд — очень медленно, это должно занять секунды три. Запомни: дело не в том, чтобы затащить его внутрь, а в том, чтобы придать ему нужное направление. Он не может улететь, пока трос присоединен. Худшее, что ты можешь сделать, — это подтянуть его слишком быстро, отчего он может удариться о корабль.

— Хорошо, я поняла, — сказала Коретта.

— Прекрасно. Теперь больше не тяни, просто вбирай трос, по мере того как Григорий будет приближаться к тебе.

Это страшно, но совершенно безопасно, уговаривал себя Григорий. Он все еще двигался в сторону от корабля, но в то же время — и вдоль его корпуса. Вполне логично с точки зрения физики. Первоначально он начал движение в сторону от корабля. Коретта тянула вдоль его оси. Теперь он двигался как бы по вектору этих двух сил, прочь от люка, но вдоль корабля, все время приближаясь к нему. Интересная проблема, если брать ее абстрактно. Однако когда сам висишь в открытом космосе на конце веревки...

Патрик с трудом представлял себе, что там происходит, — для принятия окончательного решения он располагал только сведениями Коретты.

— Теперь он значительно ближе, — произнесла она.

— Подожди, пока он не поравняется с люком, и сразу прекрати выбирать трос. Тогда он двинется по дуге в сторону корабля. Но осторожнее, иначе он получит слишком большое ускорение и ударится о корпус.

— Так, приступаю.

Григорий почувствовал, как его несильно потянули за страховочный трос, и увидел, что снова двигается к кораблю. Он выставил руки вперед и согнул их в локтях, тем самым самортизировав удар и тут же успев ухватиться за торчавший рядом анкер.

— Все, порядок, — с облегчением выдохнул он.

— Забирайся внутрь, — приказал Патрик, от напряжения чувствовавший страшную усталость. Он подождал, пока Григорий закрепил астроскаф и перешел в отсек, и только тогда велел ему: — Еще раз закрепи астроскаф и закрой люк.

— Зачем, к чему это? — спросил Григорий.

Ответила ему Надя, тихо произнося слова по-русски:

— Мы тут поговорили с Центром управления полетом. Есть прогноз относительно атмосферы — восьмидесятипроцентная уверенность в том, что на следующем витке, минут через десять, мы войдем в более плотные слои.

— Но это же на полтора часа раньше! На следующем витке прибудет «челнок» и нас снимут! — Он изумленно глянул на остальных, их лица были еле видны, скрытые шлемами.

— Мы знаем, — просто сказала Надя. — Наверное, нашему везению пришел конец. Через несколько минут все станет ясно.

Григорий направился к люку.

— В таком случае мне нужно вернуться назад и закончить программу «Змеиное кольцо».

— Нет, — промолвил Патрик. — На это уйдет слишком много времени. Если нам удастся пережить этот виток, тогда и будем решать. Каково полетное время?

— 33:23, — сказала Коретта.

— Еще шесть минут. И потом еще шестьдесят пять, если птичку запустят в расчетное время.

Теперь они могли только ждать. Патрику и Наде ждать в темноте было труднее.