Глава 11
Утром я встала рано и, оказав необходимые почести домашним богам, поспешила на рынок — не только чтобы купить нужные продукты, но и желая узнать, что происходит в городе. Я думала, там все будет иным, чем вчера, и люди будут с нетерпением ждать неких великих событий, которые вот-вот должны произойти, ибо сама я пребывала как раз в таком нетерпеливом ожидании. Но, похоже, никто никакого нетерпения не испытывал и ни к чему особенному не готовился. И в городе тоже ничего не изменилось. И люди по-прежнему куда-то спешили, стараясь не глядеть по сторонам, чтобы не наживать лишних неприятностей. И альды в голубых плащах с важностью прохаживались на перекрестках и у выходов на рыночную площадь. Все было как всегда: продавцы торчали за прилавками, расхваливая товар; дети и старухи торговались с ними, что-то покупали и быстренько переулками расходились по домам. Ни напряжения, ни возбуждения в городе не чувствовалось; и разговоров я никаких особых не услышала. Только раз мне показалось, что кто-то, проходя по мосту к Таможенной улице, негромко насвистывал мелодию «Свободы».
Днем Оррек и Грай пешком отправились в Дом Совета, взяв с собой только Шетар. Меня они оставили дома: зачем брать с собой конюха, если не берешь лошадь? Кроме того, они опасались, что во дворце может быть опасно. Я, в общем, вздохнула с облегчением. Мне совсем не хотелось видеть Симме, потому что каждый раз, стоило мне вспомнить, как я вела себя с ним, сердце мое холодело от стыда.
Однако стоило им уйти, как мне стало ясно, что оставаться дома я никак не могу. Это было просто невыносимо — сидеть и ждать, когда они наконец вернутся! Нет, мне, конечно, следовало пойти к Дому Совета и быть рядом с ними!
Я быстренько надела женское платье, подобрала волосы наверх и уложила их узлом — дети и мужчины, как я уже говорила, носят у нас длинные волосы; они у них либо распущены по плечам, либо стянуты на затылке в «хвост». Мне хотелось быть девушкой Мемер, а не конюхом Мемом или просто мальчиком по имени Никто. Мне хотелось надеть обычное женское платье. Мне хотелось — нет, мне было просто необходимо быть самой собой. Возможно, мне даже требовалось немного рискнуть, подвергнуть себя какой-то опасности, чтобы почувствовать: я с ними.
Я быстро миновала улицу Галва и добралась до моста Ювелиров над Центральным каналом. Шла я, не поднимая головы, как ходят у нас все женщины.
Большая часть лавок на мосту была давным-давно закрыта: золото Ансула теперь находилось в основном в сокровищницах Асудара. Впрочем, кое-где еще продавались дешевые побрякушки, свечи для богослужений и тому подобные мелочи. Можно было бы зайти в одну из таких лавчонок, чтобы не торчать у всех на виду, и оттуда следить за воротами дворца, поджидая, когда выйдут мои друзья.
Хотя на рынках ничего особенного не происходило, да и здесь, на мосту, совсем близко от Дома Совета, все тоже было чрезвычайно спокойно (два стражника-альда даже пристроились на ступенях играть в кости), меня не покидало ощущение, что скоро случится нечто ужасное. Мне казалось, что над головой у меня какая-то огромная крыша все прогибается, прогибается, готовая вот-вот рухнуть…
Устроившись в тени на крыльце одной из лавок, я немного поболтала с ее старым хозяином, сказав ему, что жду здесь встречи с одним другом; старик кивнул — понимающе и неодобрительно, — но остаться мне все же позволил. Теперь он дремал за прилавком среди подносов с деревянными бусами, стеклянными браслетами и курительными палочками. В лавку никто не заходил, да и снаружи по мосту за это время прошло совсем мало народу. Возле двери был маленький алтарь, и я время от времени касалась его краешка, шепча благословения богам.
И вдруг, словно во сне, увидела, как мимо меня идет лев, помахивая хвостом.
Я сбежала с крыльца и бросилась навстречу своим друзьям, которые, надо сказать, не слишком удивились моему внезапному появлению.
— Мне нравится, как ты причесалась, — заметила Грай. Она все еще была в обличье укротителя львов Кая, но роль его играть уже перестала.
— Расскажите скорей, что там случилось!
— Расскажем, когда придем домой.
— Нет, пожалуйста, сейчас!
— Хорошо, — сказал Оррек. Мы как раз спускались с северного конца моста, и Оррек свернул с нижней ступени в сторону, на небольшую площадку, выложенную мраморными плитами и обнесенную перилами; оттуда узкая лесенка вела прямо к причалу, где были привязаны рыбацкие лодки. Мы спустились по этой лесенке и устроились прямо под мостом, чтобы нас не было видно с улицы. Сперва, правда, мы спустились к воде и, коснувшись ее ладонями, произнесли слова благодарности Сундис, реке, воды которой текут в наших четырех каналах. Сидя на корточках, мы смотрели, как бежит зеленовато-коричневая, полупрозрачная вода, казалось уносившая прочь все безотлагательные дела и заботы. Впрочем, довольно скоро я не выдержала и спросила:
— Ну, так что?
— В общем, ничего особенного, — сказала Грай. — Просто ганду захотелось послушать ту историю, которую Оррек рассказывал вчера на рынке.
— Про Адиру и Марру? Они дружно кивнули.
— И что, ему понравилось?
— Да, — сказал Оррек. — Он сказал, что не знал, что и у нас были такие славные воины. Но больше всех ему понравился старый правитель государства Сул. Он сказал: «Есть храбрость меча и храбрость слова, но храбрость слова встречается куда реже». Знаешь, мне бы очень хотелось как-нибудь познакомить его с Султером. Они оба — такие люди, которые непременно поймут друг друга.
Еще несколько дней назад подобная мысль показалась бы мне оскорбительной. Но сейчас слова Оррека я воспринимала как абсолютно справедливые.
— Значит, ничего необычного не произошло? И он не просил тебя спеть «Свободу»? Или просил?
Оррек рассмеялся.
— Нет. Не просил. Но один неприятный момент все же был.
— Жрецы в шатре опять начали свои религиозные песнопения именно в тот момент, когда Оррек начал декламировать, — сказала Грай. — Они громко пели, страшно шумели, стучали в барабаны, звенели цимбалами, и в итоге Иораттх, почернев, как грозовая туча, попросил Оррека остановиться. А в шатер послал своего офицера, и оттуда почти сразу появился верховный жрец в красном одеянии, расшитом кусочками зеркала. Он чуть не лопался от важности, однако был весьма мрачен и бледен как смерть. Он встал перед гандом в гордую позу и заявил, что священное служение Испепеляющему Богу недопустимо прерывать ради каких-то мерзких языческих кривляний. Иораттх на это ответил, что эта церемония обычно бывает на закате, но жрец не сдавался. Он сказал, что раз богослужение уже началось, то и будет продолжаться. И тогда Иораттх сказал: «Нечестивый жрец — это скорпион в туфле своего правителя!» И велел рабам устроить навес, приладив ковер на шестах у аркады над Восточным каналом, и все мы переместились туда, в тень, и Оррек продолжил свое выступление.
— Но этот бой Иораттх все же проиграл, — вмешался Оррек. — Потому что жрецы и не подумали прекратить свои молебствия. Так что в конце концов Иораттх был вынужден отпустить меня и поспешить в шатер, чтобы не пропустить все богослужение.
— Священнослужители всегда слыли отличными кукловодами, — заметила Грай. — В Бендрамане, например, их очень много, и они прекрасно умеют управлять людьми.
— Ну, — сказал Оррек, — в Бендрамане их уважают. Там они отправляют важные для всех обряды, которые тесно связаны с общественной моралью и политикой государства. А вот Иораттху, похоже, скоро понадобится помощь верховного ганда, чтобы справиться со своей шайкой жрецов.
— А по-моему, он еще и на твою поддержку рассчитывает, — сказала Грай. — Он полагает, что именно ты мог бы помочь ему наладить отношения с местным населением. Интересно, не потому ли он и послал за тобой?
Оррека, похоже, ее слова заставили задуматься. Он умолк. И вид у него был озадаченный. Какая-то лошадь галопом пронеслась по мосту прямо над нами; ее подкованные копыта громко цокали по булыжной мостовой. Серая слюдяная поверхность воды в канале покрылась рябью. Ветер с моря, дувший весь день, к вечеру утих, и эту рябь вызвало первое дыхание вечернего ветерка, дувшего с суши. Шетар, до сих пор мешком валявшаяся на земле, села и утробно рыкнула. Шерсть у нее на спине вздыбилась, отчего вся она как бы увеличилась в размерах.
На нижнюю ступеньку мраморной лестницы плеснула вода, лизнув причальные столбики. Над лесистыми холмами за городом таяла легкая золотисто-красная закатная дымка. Все здесь, у воды, выглядело удивительно мирным, но мне казалось, что природа затаила дыхание и застыла в раздумье, словно чего-то ожидая. И львица вдруг встала, напряженно к чему-то прислушиваясь.
По мосту над нами опять галопом проскакала лошадь — и следом за ней застучали еще копыта, послышался топот бегущих по мосту людей, крики. Такой же шум доносился и откуда-то издалека. Теперь уже и мы вскочили, настороженно глядя вверх, на мраморные перила моста и зады ювелирных лавок.
— Что происходит? — спросил Оррек.
И я во весь голос крикнула, сама не понимая, что говорю:
— Началось! В городе началось!
Крики и пронзительные вопли теперь слышались прямо над нами; ржали лошади; снова послышался топот множества ног; наверху явно шла потасовка. Оррек бросился к лестнице и тут же остановился, увидев за мраморными перилами целую толпу людей; они то ли дрались друг с другом, то ли все вместе сражались с кем-то еще. В воздухе слышались приказы военных и чьи-то пронзительные вопли. Оррек вдруг испуганно присел — через перила, вращаясь в воздухе, перелетел какой-то большой темный предмет и с тяжелым хлюпаньем шлепнулся прямо в жидкую грязь совсем рядом с нами, стоявшими на нижней ступеньке лестницы. Над перилами показались людские головы; люди смотрели вниз, отчаянно жестикулировали, что-то кричали.
Оррек перемахнул через перила, спрыгнул вниз, быстро сказал: «Под мост!», и мы бросились в самое укромное место под нижней арочной опорой моста, где он соединялся с берегом и где нас не могли увидеть сверху.
И тут я разглядела, что сбросили в грязь с моста. Предмет оказался не таким уж и большим. Это был всего-навсего человек. Он лежал, точно груда грязного тряпья, у нижней ступеньки лестницы. И я никак не могла понять, где у него голова.
По лестнице так никто и не спустился. Стычка на мосту внезапно прекратилась, хотя со стороны Дома Совета все еще доносился сильный глухой шум. Грай подошла к лежавшему в грязи человеку и опустилась возле него на колени, опасливо поглядывая на мост, откуда ее могли увидеть. Вскоре она вернулась. Руки у нее потемнели — то ли от грязи, то ли от крови.
— У него шея сломана, — тихо сказала она.
— Это альд? — шепотом спросила я. Она покачала головой.
— Ну что, — спросил Оррек, — побудем еще немного здесь или попробуем пробраться в Галваманд?
— Только не по этой улице, — сказала Грай. Они оба вопросительно посмотрели на меня, и я предложила:
— А давайте по Дамбам. — Они меня явно не понимали, но я объяснять не стала и сказала лишь: — Я не хочу здесь оставаться.
— Ну, так веди нас, — велел Оррек.
— А может, стоит подождать, пока стемнеет? — Грай неуверенно посмотрела на меня.
— Ничего, мы пройдем в тени, под деревьями. — И я указала им на росшие вдоль канала огромные ивы, которые склонялись к самой воде. Мне ужасно хотелось поскорее попасть домой. Я боялась за Лорда-Хранителя, за Галваманд. Я должна была быть там!
Я быстро пошла вперед, стараясь держаться подальше от воды и прижимаясь к стене, и вскоре мы уже были под ивами. Пару раз мы останавливались и оглядывались, но отсюда, снизу, ничего увидеть было нельзя, кроме задних стен лавок на мосту да противоположный берег канала — высокую каменную стену набережной и над ней вершины деревьев и коньки крыш. С улиц до нас не доносилось ни звука. Вечер был душный, и в плотном воздухе, как мне показалось, пахло дымом.
Мы подошли к Дамбам, мощным каменным стенам, похожим на крепостные, которые удерживают и разделяют реку Сундис в том месте, где она спускается с гор на равнину. Как и все дети Ансула, я когда-то любила играть на Дамбах; мы взбирались по крутым ступеням, вырубленным в стенах, прыгали через отводные канавы, бегали по узким дощатым мосткам, перекинутым с одного берега на другой для строителей мостов и копателей каналов. Наша основная забава заключалась в том, что кто-то один, набравшись смелости, шел по мосткам на ту сторону, а остальные в это время прыгали на пружинящих досках, как сумасшедшие, и мостки начинали сильно раскачиваться, едва не касаясь воды. Сейчас же труднее всего оказалось убедить Шетар перейти по этим мосткам через канал. Львица только глянула на скользкие доски, между которыми хлюпала вода, и тут же села, сгорбилась и поджала хвост, всем своим видом говоря: нет, ни за что!
Грай опустилась с ней рядом на колени и положила руку ей на затылок. Казалось, они с Шетар безмолвно о чем-то договариваются. Я это заметила, но не успела остановиться и с разгону ступила на мостки, если уж ты на них ступил, то останавливаться ни в коем случае нельзя, нужно непременно идти дальше. Я перебежала на тот берег и теперь стояла там, расстроенная, чувствуя себя полной дурой, но тут Грай и Шетар вдруг встали и тоже двинулись по мосткам ко мне. Грай ступала размеренно, осторожно, с дощечки на дощечку, а львица прямо-таки плыла с нею рядом, гордо задрав свою свирепую морду, и на воду старалась даже не смотреть. За ними следовал Оррек. Прыгнув на берег, Шетар прежде всего старательно отряхнулась. К сожалению, кошки, в отличие от собак, не умеют отряхиваться досуха. Мокрая шкура львицы в сумерках казалась черной, и сама она стала какой-то тощей и будто съежившейся. И все время с негодованием морщила нос и скалилась, показывая великолепные белые зубы.
— Вон там еще один мост и потом паромная переправа, — сказала я.
— Веди, — кратко велел Оррек.
И я повела их вдоль опор моста к Восточному каналу. Мы перебрались через него точно так же, как и через предыдущий, и поднялись наверх по крутым узеньким ступенькам, высеченным в мощных клиновидных опорах дамбы, отделяющей Восточный канал от самой реки. Быстро миновав дамбу, мы снова спустились к реке. К этому времени стало уже совсем темно. Через реку здесь перебирались посредством ручного парома. К счастью, лодка оказалась на нашей стороне, мы забрались в нее и, ухватившись за веревку, стали переправляться на тот берег. Течение в этом месте довольно сильное, и нам с Орреком приходилось тянуть в четыре руки, чтобы с ним справиться. Загнать в лодку Шетар тоже оказалось непросто: она не желала там находиться и во время переправы непрерывно рычала и ворчала, вся дрожа — то ли от холода, то ли от страха, то ли от гнева. Грай то и дело принималась тихонько ее уговаривать и не снимала руки с ее головы.
Причал для ручного парома находится как раз под старым парком, и, как только мы подплыли к берегу, Грай спустила львицу с поводка. Шетар прыжками унеслась куда-то под деревья и исчезла в густой тени. Мы двинулись за нею следом наверх, отыскивая в темноте те тропинки, по которым гуляли втроем — Шетар и мы с Грай, — а потом спустились с холма прямо к северо-восточной стене Галваманда. Львица неслась впереди, точно тень среди теней. А дом высился перед нами, огромный, темный и молчаливый, как гора.
И я в ужасе подумала: дом мертв, и все они тоже мертвы!
И с громким криком бросилась через двор к дверям. Никто мне не ответил. Я пробежала по комнатам — всюду было темно — и вылетела в заднюю часть дома. Когда у двери, ведущей в тайную комнату, я пыталась начертать нужные слова, руки у меня так тряслись, что я с трудом сумела войти. Но и там света не было, лишь слабо мерцали звезды в потолочных окошках. Нет, Лорд-Хранитель туда не приходил. Там были только книги, которые умели говорить, и более чем всегда чувствовалось живое присутствие пещеры.
Закрыв дверь, я бросилась по темным коридорам и галереям назад, в ту часть дома, где жили люди. На плитах большого двора я заметила падавший из окон свет. Оказывается, все собрались в буфетной, где мы обычно ели, — Лорд-Хранитель, Гудит, Иста, Соста, Боми, К ним уже успели присоединиться и Грай с Орреком. Я так и застыла в дверях. Лорд-Хранитель подошел ко мне, обнял и ненадолго прижал к себе.
— Все хорошо, детка, не волнуйся, — сказал он, и я изо всех сил обхватила его руками.
Мы сели за стол; Иста подала хлеб и мясо и настояла, чтобы мы непременно поели. Честно говоря, я вдруг почувствовала, что страшно голодна. А потом все принялись рассказывать друг другу, кто что узнал.
Гудит сидел в пивной возле Центрального канала — там он обычно встречался со своими старыми друзьями, конюхами и кучерами, — они, как всегда, неторопливо беседовали о лошадях и вдруг услышали сильный шум.
— Шум, — рассказывал Гудит, — доносился с холма Совета. Потом мы увидели огромный столб черного дыма. — Тревожно запели трубы, и мимо пивной к Дому Совета с топотом промчалось множество альдов, пеших и конных. Гудиту и его приятелям удалось пройти по улице Галва, но на площадь Совета выйти было уже невозможно: там собралась чудовищная толпа.
— Местные жители и альды громко кричали, толкались, напирали, а потом альды все-таки выхватили свои мечи… — Гудит помолчал и прибавил: — Не люблю я толпу! К тому же было ясно как день, что оттуда надо поскорей сматываться. Вот я и пошел домой.
Однако вернуться по улице Галва он не сумел: путь ему преградили толпы местных жителей, а дальше, похоже, уже началась какая-то потасовка. Так что Гудит свернул на улицу Гелб, потом на Западную улицу, которая и привела его в нашу часть города. Здесь было, пожалуй, поспокойнее, однако множество людей направлялись к Дому Совета, а уже на подходе к Галваманду он видел, как в ту же сторону галопом промчался большой отряд конных альдов, которые размахивали в воздухе мечами и кричали: «Немедленно разойтись по домам! Очистить улицы!»
Мы подтвердили, что потасовка на улице Галва действительно имела место, как и на мосту Ювелиров, где человека убили и сбросили с моста в канал.
Вскоре после того, как Гудит вернулся домой, прибежала одна из подружек Боми и выпалила: «Все говорят, что горит Дом Совета!» Ее услышал спешивший домой сосед и сказал, что горит вовсе не Дом Совета, а тот большой шатер, что стоял рядом. По слухам, во время этого пожара погиб и сам ганд Ансула, и многие из его «красных шапок».
С тех пор больше новостей не поступало, потому что никто, похоже, не решался выходить на темные улицы, где было полно вооруженных патрулей.
Иста была очень напугана: по-моему, все это напомнило ей страшные события семнадцатилетней давности, когда пал наш город. Это настолько ее подкосило, что она, подав нам ужин и сердито приказав немедленно поесть, сама за стол даже не присела и не съела ни кусочка; руки у нее так тряслись, что она даже под фартук их спрятала.
Лорд-Хранитель велел ей и девушкам спокойно ложиться спать и сказал, пусть они не тревожатся понапрасну, потому что парадный вход будут охранять Оррек и Грай со своей львицей.
— Не бойтесь. Уж лев-то никого сюда не пропустит, — прибавил он. Иста покорно кивнула. А он продолжал бодро отдавать распоряжения: — Гудит, как всегда, будет при лошадях, а мы с Мемер будем сторожить старую часть дома. Возможно, ночью придет кто-то из моих друзей, и тогда нам удастся получше узнать, что творится в городе. Во всяком случае, я очень на это надеюсь. — Лорд-Хранитель говорил так спокойно, почти весело, что даже Иста приободрилась; впрочем, может, она и притворялась, но держаться стала гораздо спокойнее. Мы убрали со стола, вымыли посуду, а потом Иста, Соста и Боми ушли, вполне бодро пожелав всем спокойной ночи. Грай сразу же устроилась на парадном крыльце у самых дверей; оттуда им с Шетар отлично были видны и улица, и передний двор, так что никто не прошел бы в дом незамеченным. Оррек взял на себя обязанности связного — время от времени он смотрел, как там Гудит, потом заходил к Лорду-Хранителю, а затем проверял заброшенную южную часть дома.
Ибо все мы боялись одного и того же, хотя страх этот и был довольно невнятным: того, что именно на Галваманд опять может обрушиться мстительный гнев альдов.
Ночь проходила довольно спокойно. Я несколько раз поднималась в Хозяйские Покои, откуда был виден почти весь город, но ничего необычного не заметила. Впрочем, Дом Совета скрыт от нас склоном горы. Я упорно вглядывалась в темноту, но ни столбов дыма, ни проблесков пожара так и не разглядела. Спустившись вниз, я шла в заднюю часть дома и присоединялась к Лорду-Хранителю, сидевшему на большой галерее. Немного поговорив, мы умолкали. Стояла теплая ласковая ночь, какие часто бывают у нас в начале весны. В очередной раз вернувшись сверху, я уселась в кресло, намереваясь через некоторое время еще раз подняться и осмотреть город, но нечаянно крепко уснула. Разбудили меня чьи-то негромкие голоса.
Я в ужасе вскочила и увидела в дальнем конце галереи какого-то человека. Он, видимо, прошел через внутренний дворик.
— Могу я остаться? Можете вы меня спрятать? — все спрашивал он.
— Да, да, конечно, — сказал Лорд-Хранитель. — Входи. Или с тобой еще кто-нибудь пришел? Да входи же! Здесь ты будешь в полной безопасности. За тобой не следили? — Он говорил ласково, дружелюбно, не требуя никаких ответов на свои вопросы. Он усадил незнакомца, а я сбегала посмотреть, нет ли еще кого-нибудь во дворе, и увидела там чей-то темный силуэт на фоне звездного неба. Я чуть не крикнула, желая предупредить всех об опасности, но человек шевельнулся и голосом Оррека тихо сказал:
— Он сбежал от альдов.
— А за ним никто не шел? — шепотом спросила я.
— Вроде бы нет. Во всяком случае, я не видел. Но, пожалуй, лучше еще разок обойти вокруг дома и проверить. А ты пока покарауль здесь, хорошо, Мемер?
Оррек мгновенно исчез под аркой ворот, а я осталась стоять у боковой стены под галереей, внимательно поглядывая по сторонам и слушая, о чем говорят Лорд-Хранитель и беглец.
— Они все погибли, — донесся до меня негромкий хриплый голос незнакомца. Он то и дело откашливался. — Все до одного.
— А Дезак?
— И он тоже. Погибли все, кто там был.
— Неужели они решились атаковать Дом Совета?
— Нет, они подожгли шатер… — Незнакомец покачал головой и разразился удушливым кашлем. Лорд-Хранитель налил ему воды из кувшина, стоявшего на столе, заставил ее выпить и посидеть спокойно. Свет лампы падал прямо на него, и мне хорошо было видно его лицо. Этого человека я никогда раньше не видела. Он был не из тех, что приходили к нам в дом. На вид я бы ему дала лет тридцать; волосы всклокочены, лицо и одежда черны от грязи или сажи. А может, от засохшей крови. Одет он был в длинную полосатую рубаху, какие носили рабы, прислуживавшие альдам во дворце. Он сидел, устало опустив плечи, и все пытался отдышаться после приступа кашля.
— Значит, они подожгли шатер? — Лорд-Хранитель явно решил помочь ему, задавая вопросы.
Незнакомец кивнул.
— И ганд находился внутри? Ганд Иораттх? Незнакомец снова кивнул и сказал:
— Ганд погиб. И все они погибли. Шатер вспыхнул, как охапка соломы…
— Но ведь Дезака в этот момент в шатре не было, верно? Нет, не отвечай. Успокойся, выпей еще воды. Потом расскажешь. Кстати, как мне тебя называть?
— Кадер Антро.
— Так ты из Гелбманда, — кивнул Лорд-Хранитель. — Я хорошо знал твоего отца, Антро-кузнеца. Я не раз одалживал в Гелбманде лошадей, будучи Хранителем Дорог. А твой отец всегда очень внимательно следил за тем, хорошо ли они подкованы. Скажи, Кадер, он еще жив?
— Умер в прошлом году. — Кадер Антро допил воду и устало откинулся на спинку кресла. Вид у него был совершенно измученный; казалось даже, что он немного не в себе, так странно, не мигая, он глядел прямо перед собой.
— Мы подожгли шатер и выбрались оттуда, — помолчав, вновь заговорил он, — но они подоспели раньше, чем мы рассчитывали. Они окружили нас и стали заталкивать обратно, прямо в огонь… Люди кричали, толкались… Мне, правда, удалось как-то выбраться и выползти на площадь… — Он растерянно осмотрел себя.
— Ты ведь, наверное, тоже получил ожоги? А может, ты ранен? — Лорд-Хранитель подошел к нему и осторожно коснулся его предплечья. — Да, здесь у тебя ожог или резаная рана. Сейчас посмотрим. Нет, сперва скажи, как тебе удалось добраться до Галваманда. Ты был один?
— Я выполз на площадь, — повторил Кадер бесцветным тоном. Еще бы, он же не сидел, как мы, в тихой уютной комнате, он выбирался из горящего шатра, из огня! — Я выполз… потом перебрался через Восточный канал. Собственно, я просто спрыгнул туда. А сзади уже вовсю шла схватка, на площади было полно альдов, которые сражались с горожанами и убивали, убивали… Я… пошел по воде… и добрался до берега моря. На всех улицах я слышал топот конных патрулей, пока прятался за домами, не зная, куда идти. Я понимал, что они могут вскоре явиться сюда. В Дом Оракула. Но не знал, куда пойти еще…
— Ты поступил совершенно правильно, — сказал Лорд-Хранитель по-прежнему спокойно и дружелюбно. — А теперь я прибавлю света и все-таки осмотрю твою руку. Мемер! — окликнул он меня. — Принеси, пожалуйста, еще воды и каких-нибудь чистых лоскутов.
Мне не хотелось покидать свой пост, но, похоже, этот Кадер и впрямь пришел один и не привел за собой никакого «хвоста». Я прихватила тазик, воду, чистые тряпки и травяной настой, который мы всегда держим в кухне на случай ожогов и порезов. Я сама обмыла и перевязала обожженную руку Кадера, поскольку мне-то этим было заниматься куда сподручнее, чем Лорду-Хранителю. А после перевязки беглецу дали выпить несколько глотков старого бренди, который Лорд-Хранитель берег для празднования дня Энну и всяких непредвиденных случаев, и он вроде бы понемногу стал приходить в себя и принялся, запинаясь, благодарить нас и хранителей нашего дома.
Лорд-Хранитель задал Кадеру еще несколько вопросов, но тот ничего нового не мог прибавить к своему рассказу. В общем, стало ясно, что небольшая группа, возглавляемая Дезаком и состоявшая как из рабов, так и из тех, кто, подобно Кадеру, просто переоделись в такие же полосатые рубахи, проникла в шатер ганда, где как раз шло богослужение, и подожгла его сразу в нескольких местах. Однако план их провалился: помощь со стороны горожан не смогла подоспеть вовремя. «Они не пришли!» — то и дело горестно восклицал Кадер. Альды почти сразу поймали кое-кого из заговорщиков, в том числе Дезака и Кадера, когда те выбирались из горящего шатра. А те горожане, которые должны были ждать на площади и сразу нанести удар, как только альды начнут выбегать из горящего шатра, то ли растерялись и позволили альдам первыми нанести удар, то ли просто не сумели даже близко подойти к шатру. Кадер так толком и не узнал, что именно там произошло. Рассказывая об этом, он не смог сдержать слез и снова мучительно закашлялся.
— Ну-ну, довольно, хватит, — пытался успокоить его Лорд-Хранитель. — Пойдем, тебе нужно поспать. — Он отвел его к себе и вскоре вернулся.
— Неужели они действительно все погибли? — спросила я. — И Дезак, и ганд Иораттх? Интересно, жив ли сын ганда? Он ведь тоже был там, в шатре.
Лорд-Хранитель лишь печально покачал головой:
— Увы, это нам не известно.
— Но если Иораттх мертв, а Иддор жив, то именно он возьмет власть в свои руки и станет теперь нами править, — сказала я.
— Да, так и есть.
— Значит, он вскоре явится сюда.
— Почему именно сюда?
— По той же причине, что и Кадер. Потому что здесь — сердце Ансула!
Лорд-Хранитель промолчал. Он стоял в дверном проеме и смотрел на залитый лунным светом двор.
— Тебе надо пойти туда, — сказала я. — Сейчас ты должен быть там.
— К оракулу?
— Да. Там ты будешь в безопасности.
— Ах вон оно что… — он слегка усмехнулся. — Да, конечно, в целости и сохранности… Что ж, может, и пойду. Но прежде давай дождемся рассвета и посмотрим, что принесет нам новый день.
До рассвета было еще далеко, но я, выглянув из верхнего окна, увидела на юго-западе какое-то сияние. Скорее всего, пожар. Зарево виднелось довольно далеко от нас, где-то возле разрушенного ныне университета. Похоже, огонь то разгорался, то затухал, то вспыхивал с новой силой. Оттуда же доносились и весьма тревожные звуки — стук лошадиных копыт, пение боевых труб, громкий взволнованный гул огромной толпы. Видимо, даже страшные события на площади Совета не сумели ни усмирить, ни запугать жителей Ансула.
В предрассветных сумерках, когда небо над окрестными горами стало светлеть, пришел Оррек и привел Сулсема Кама из Камманда, ученого и старинного друга Лорда-Хранителя; он много раз приносил в Галваманд спасенные им книги, а теперь принес новости.
— Мы, правда, располагаем всего лишь слухами, Султер, — осторожно начал он. Сулсем был уже далеко не молод, лет шестидесяти; он всегда отличался особой вежливостью и обходительностью, всегда очень заботился не только о своем, но и о чужом достоинстве — «настоящий Кам, Кам до мозга костей», как говорил про него Лорд-Хранитель. Он и сейчас весьма тщательно подбирал слова. — Но слухи эти получены нами из разных источников. Ганд Иораттх действительно погиб, и теперь Ансулом правит его сын Иддор. Погибло также очень много наших людей. Этот южанин Дезак и мой сородич Армо сгорели, когда вспыхнул шатер ганда. Альды по-прежнему удерживают город, железной хваткой взяв его за горло. Уличные бои, пожары и стычки происходили и происходят повсеместно, люди забрасывают альдов камнями с крыш и из окон, но у этого мятежа нет настоящего руководителя, способного объединить бунтовщиков. Во всяком случае, нам о таком человеке ничего не известно. Вспышки гнева возникают спонтанно, группы мятежников разбросаны по всему городу и, похоже, не имеют даже связи друг с другом. Тогда как им противостоит прекрасно организованная и хорошо вооруженная армия альдов.
Я вспомнила, что кто-то уже говорил здесь примерно то же самое — казалось, это было давным-давно, много месяцев назад… Кто же это был?
— Ну что ж, пусть в таком случае Иддор полагается на свою армию, — сказал Лорд-Хранитель. — За нами весь город, а у них такой поддержки нет.
— Смелые слова, Султер. Но я боюсь за тебя. За твой дом.
— Я это знаю, друг мой. Знаю, что ты потому и пришел сюда, рискуя жизнью. Поверь, я очень тебе благодарен. Да хранят тебя все боги и духи моего и твоего дома! Но теперь тебе, по-моему, все же лучше уйти, пока еще не совсем рассвело. Ступай домой, Сулсем.
Они обменялись крепким рукопожатием, и Сулсем Кам пошел назад тем же потайным путем, каким пришел сюда.
А Лорд-Хранитель отправился к себе, чтобы посмотреть, как там Кадер Антро. Беглец крепко спал. Лорд-Хранитель умылся у маленького фонтанчика во внутреннем дворике, а потом обошел все алтари наших богов, перед каждым останавливаясь и произнося слова благословения и благодарности, как делал это каждое утро. Мне сперва казалось, что сегодня у меня самой просто нет на это сил. Но что-то все же заставило меня встать, выйти из дома, собрать цветы и листья для богини Иене, положить их ей на алтарь, а потом по очереди подойти к каждой нише, благодарственно коснуться ее края, вытереть пыль и произнести слова благословения.
Иста уже встала и возилась на кухне. Она сказала, что девочки еще спят, поскольку полночи не могли уснуть. Выйдя в переднюю часть дома, я вдруг услышала голоса в большом внутреннем дворе.
У его противоположной стороны я увидела Грай, которая разговаривала с какой-то женщиной. Первые лучи солнца едва успели коснуться крыш, и воздух, сохранивший еще ночную прохладу, был напоен летними ароматами. Обе женщины стояли под заросшей цветущим плющом стеной — одна в белом, другая в сером — и казались совершенно неподвижными, как на картине. Однако «картина» эта была исполнена глубокого смысла, напряжения, жизни…
Тряхнув головой, я решительно пересекла двор и подошла к ним.
— Это Иалба Актамо, — сказала мне Грай и представила женщине меня: — А это Мемер Галва.
Иалба, маленькая, хрупкая, очень изящная женщина лет двадцати, внимательно на меня посмотрела. Она была в таком же блеклом полосатом одеянии, какие носят во дворце все рабы. Мы с ней сдержанно поздоровались, а Грай сообщила:
— Иалба принесла нам вести из дворца.
— Меня послала к вам Тирио Актамо, — сказала Иалба. — Чтобы рассказать о ганде Иораттхе.
— Он умер? — вырвалось у меня. Она покачала головой.
— Нет, он жив. Он был ранен во время нападения на дворец, да к тому же получил серьезные ожоги. Это Иддор велел тайком отнести ганда во дворец, а сам сообщил воинам, что Иораттх умирает. Мы считаем, что он вот-вот объявит о его смерти. Но только ганд Иораттх не умер! Жрецы заключили его в темницу и держат там. Вместе с моей госпожой. Она сама пошла вместе с ним, и она его не покинет. И если Иддор убьет Иораттха, моя госпожа тоже умрет. Если бы офицеры узнали, что ганд жив, они, возможно, попытались бы его спасти. Но я не нашла никого, с кем можно было бы поговорить об этом… Я всю ночь пряталась, а потом по горным тропкам поспешила сюда… Это моя госпожа велела мне сходить к Лорду-Хранителю и сказать, что Иораттх жив. — Голос Иалбы звучал ровно, легко и был достаточно звучен, однако я догадалась, как сильно она напряжена: ее прямо-таки всю трясло.
— Ты, должно быть, замерзла, — сказала я ей. — Еще бы, ведь ты всю ночь провела под открытым небом. Идем на кухню, хорошо?
И она покорно пошла со мной на кухню. Когда я сказала Исте, как зовут нашу раннюю гостью, та оглядела Иалбу с ног до головы и заявила:
— Ты же дочка Бенем! А я у твоей матери на свадьбе гуляла. Мы с ней подружками были. Я помню, ты всегда была любимицей госпожи Тирио, с самого раннего детства. Уж это-то я хорошо помню! Да ты садись, садись скорей. Я мигом тебе что-нибудь горяченькое приготовлю. Ох, да у тебя же вся одежда мокрая! Мемер! Отведи поскорей эту девушку ко мне в комнату да какую-нибудь сухую одежду ей там подыщи!
Пока мы с Иалбой переодевались, Грай сбегала и передала полученные из дворца новости Лорду-Хранителю и Орреку. И я, оставив Иалбу на попечение доброй хлебосольной Исты, вскоре тоже присоединилась к ним, прихватив с собой корзинку с хлебом и сыром — мне ужасно хотелось есть, и я подумала, что и другие тоже, наверное, проголодались. И действительно, все принялись за еду, одновременно обсуждая новости, принесенные Иалбой, и пытаясь понять, что все это значит и что можно было бы сделать.
— Прежде всего нам необходимо узнать, что же все-таки происходит в городе! — почти с отчаянием сказал Лорд-Хранитель, и Оррек вызвался:
— Давайте я схожу и все выясню.
— Даже и не думай! Тебе сейчас и нос на улицу лучше не высовывать! — сердито возразила Грай. — Тебя же все знают! Пойду я.
— Тебя тоже все знают, — сказал он.
— Зато меня никто не знает, — спокойно заявила я, дожевывая кусок хлеба с сыром, и встала.
— В этом городе все всех знают, — покачал головой Оррек, и это на самом деле было более-менее правдой. Однако в том, что кто-то узнает какого-то мальчика-конюха или ту девочку-полукровку из Галваманда, что обычно ходит на рынок за покупками, не было, в общем, ничего страшного. А уж для альдов я, как мне казалось, и вовсе никакого интереса не представляла.
— Нет, Мемер, тебе бы лучше остаться здесь, — сказал Лорд-Хранитель.
Если бы он приказал мне остаться, если бы сказал, что я должна, я бы, конечно, подчинилась, но я почувствовала, что ему просто не хочется меня отпускать, что это скорее нежелание подвергать меня опасности, а не приказ, и я сказала:
— Ничего, я буду очень осторожна. И через час вернусь.
Я быстро переоделась в мужское платье, распустила волосы, стянув их на затылке в хвост, и вышла из дома через северный дворик. Грай проводила меня и, обняв на прощанье, шепнула:
— Будь осторожна, львенок мой дорогой!
