— Ну и что теперь? — Ван Саравак тяжело опустился на койку и уставился в пол.

— Будем им подыгрывать. — Эверард помрачнел. — Любым способом нужно добраться до роллера и бежать отсюда. Когда освободимся, тогда и разберемся, что к чему.

— Но что здесь произошло?

— Я же сказал, не знаю! На первый взгляд, что-то случилось с греко-римским миром, и победили кельты, но я не могу понять, что именно.

Эверард прошелся по камере. У него созревала печальная догадка.

— Вспомни основные теоретические положения, — начал он. — Каждое событие — результат взаимодействия множества факторов, а не следствие единственной причины. Поэтому-то изменить историю так трудно. Если я отправлюсь, скажем, в Средние века и застрелю одного из голландских предков ФДР, он все равно родится в конце девятнадцатого века, потому что его гены и он сам сформированы целым миром предков, — произойдет компенсация. Но время от времени случаются ключевые события. В какой-то точке переплетается такое множество мировых линий, что этот узел определяет все будущее в целом… И вот где-то в прошлом кто-то зачем-то разрубил такой узел.

— Не будет голубых вечеров возле канала, — бормотал ван Саравак, — нет больше Города Вечерней Звезды, нет виноградников Афродиты, нет… Ты знаешь, что на Венере у меня была сестра?

— Заткнись! — Эверард едва не сорвался на крик. — Знаю. К черту все это. Нужно думать о другом…

Слушай, — помолчав, продолжал он, — и Патруль, и данеллиане пока вычеркнуты из истории. (Не спрашивай, почему они не вычеркнуты навсегда, почему мы, вернувшись из прошлого, впервые попадаем в измененное будущее. Мы здесь, вот и все.) Но как бы то ни было, управления и курорты Патруля, находившиеся до ключевой точки, должны уцелеть. А это — несколько сот агентов, которых можно собрать.

— Если нам удастся туда вернуться…

— Тогда мы сможем найти это ключевое событие и предотвратить вмешательство в историю, в чем бы оно ни состояло. Мы сделаем это!

— Прекрасная мысль. Но…

Снаружи послышались шаги. В замке щелкнул ключ. Пленники отступили к стене. Затем ван Саравак внезапно просиял и, шаркнув ногой, галантно поклонился. Эверард изумленно разинул рот.

Девушка, которую сопровождали трое солдат, была сногсшибательна: высокая, с гривой медно-красных волос, ниспадавших до тонкой талии, зелеными глазами, сиявшими на прекрасном лице, вобравшем в себя красоту не одного поколения ирландок… Длинное белое платье облегало фигуру, словно сошедшую сюда со стен Трои. Эверард уже заметил, что здесь пользуются косметикой, но девушка в ней не нуждалась. Он не обратил внимания ни на золотые и янтарные украшения, ни на пистолеты охранников.

Смущенно улыбнувшись, девушка спросила:

— Вы меня понимаете? Здесь решили, что вам, возможно, знаком греческий.

Она говорила скорее на классическом, чем на современном языке. Эверард, которому довелось как-то поработать в Александрии, не без некоторого напряжения разобрал то, что она сказала.

— Конечно, понимаю, — торопливо ответил он, глотая окончания слов.

— Что ты там бормочешь? — требовательно спросил ван Саравак.

— Это древнегреческий, — ответил Эверард.

— Что и следовало ожидать! — Глаза венерианина блестели, недавнего отчаяния как не бывало.

Эверард назвался и представил своего товарища. Девушка сказала, что ее зовут Дейрдре Мак-Морн.

— Нет! — простонал ван Саравак. — Это уж слишком.

Мэнс, немедленно научи меня греческому!

— Помолчи, — попросил Эверард. — Мне не до шуток.

— Но я ведь тоже хочу с ней пообщаться!

Эверард перестал обращать на него внимание и предложил девушке сесть. Сам он устроился рядом, а его напарник в отчаянии метался вокруг них. Охранники держали оружие наготове.

— Неужели на греческом еще говорят? — спросил Эверард.

— Только в Парфии, да и там он сильно искажен, — ответила Дейрдре. — А я занимаюсь классической филологией. Саоранн Синит ап Сеорн — мой дядя, и он попросил меня, если удастся, поговорить с вами. В Афаллоне мало кто знает язык Аттики.

— Что ж… — Эверард невольно улыбнулся, — я очень признателен вашему дяде.

Она посерьезнела.

— Откуда вы? И как вышло, что из всех существующих языков вы знаете только греческий?

— Я знаю и латынь.

— Латынь? — Она нахмурилась. — Это ведь язык римлян? Боюсь, здесь о нем почти никто не знает.

— Греческого достаточно, — твердо сказал Эверард.

— Но вы так и не ответили, откуда вы? — настойчиво повторила девушка.

Эверард пожал плечами.

— С нами тут обошлись не очень любезно…

— Мне очень жаль. — Она казалась искренней. — Но люди сейчас так взвинченны… Особенно при нынешней международной обстановке. И когда вы появились прямо из воздуха…

Эверард кивнул. Международная обстановка? Знакомые слова, хотя и не очень приятные.

— Что вы имеете в виду? — спросил он.

— Разве вы не знаете? Вот-вот начнется война между Хай Бразил и Хиндураджем, мы беспокоимся о последствиях. Когда воюют великие державы…

— Великие? Но, если судить по карте, Афаллон тоже не очень мал.

— Силы нашей конфедерации подорваны еще двести лет назад в изнурительной войне с Литторном. Из-за бесконечных разногласий штатов невозможно выработать единую политику… — Дейрдре посмотрела ему в глаза. — Почему вы этого не знаете?

Эверард проглотил комок.

— Мы из другого мира.

— Что?

— Из другого мира. Наша планета (нет, по-гречески это «странник»)… Наше небесное тело вращается вокруг Сириуса. Так мы называем одну звезду…

— Но… что вы имеете в виду? Мир, связанный со звездой?

— Неужели вы не знаете? Звезды — это такие же солнца.

Дейрдре отшатнулась, сделав пальцем какой-то знак.

— Великий Ваал, охрани нас, — прошептала она. — Или вы безумцы, или… Звезды прикреплены к хрустальной сфере.

«Нет!»

— Какие блуждающие звезды вам известны? — медленно спросил Эверард. — Марс, Венера и…

— Этих названий я не знаю. Если вы говорите о Молохе, Ашторет и других, это, конечно, миры вроде нашего, и они также связаны с Солнцем… На одном обитают души мертвых, другой населен ведьмами, третий…

«Все это наряду с паровыми автомобилями!» Потрясенный, Эверард выдавил из себя улыбку.

— Раз вы мне не верите, то кто же мы по-вашему?

Дейрдре взглянула на него широко открытыми глазами.

— Должно быть, вы — колдуны.

Ответить на это было нечем. Эверард задал еще несколько вопросов, но узнал не слишком много. Этот город назывался Катувеллаунан и был промышленным и торговым центром. Дейрдре полагала, что в нем живет около двух миллионов человек, а во всем Афаллоне — миллионов пятьдесят. Сказать точнее она не могла — переписей здесь не проводили.

Неясна была и дальнейшая участь патрульных — сейчас по этому поводу шли горячие дебаты. Военные конфисковали роллер и другие их вещи, но так и не посмели к ним притронуться. У Эверарда сложилось впечатление, что все правительство, включая руководство вооруженных сил, занято здесь бесконечным выяснением отношений. Сам Афаллон представлял собой конфедерацию бывших колоний Бриттиса и индейских племенных государств (индейцы быстро переняли европейскую культуру), и каждый субъект ревниво относился к своим правам. Древняя империя майя, потерпевшая поражение в войне с Техасом (Теханной), была аннексирована, но еще не забыла своего былого величия и направляла в Совет конфедерации самых упрямых делегатов.

Майя хотели заключить союз с Хай Бразил — возможно, потому, что те тоже были индейцами. Штаты Западного побережья, опасаясь Хиндураджа, старались задобрить эту империю, подчинившую всю Юго-Восточную Азию. На Среднем Западе (и в этой истории) царил изоляционизм, а восточные штаты, несмотря на мелкие различия политического курса, находились в целом под влиянием Бриттиса.

Здесь существовало рабство — правда, не на расовой основе. Когда Эверард узнал об этом, он было подумал, что историю могли изменить рабовладельцы Юга, но тут же оставил эту мысль.

Ему хватало собственных забот.

— Мы с Сириуса, — надменно повторил он. — Ваши представления о звездах неправильны. Мы пришли сюда как мирные исследователи, и если с нами что-нибудь случится, то наши соплеменники отомстят вам.

Дейрдре так испугалась, что ему стало стыдно.

— А детей они пощадят? — взмолилась она. — Ведь дети не виноваты…

Эверард сразу догадался, какая картина стоит перед ее мысленным взором: маленькие плачущие пленники, которых ведут на рынки рабов в мире ведьм.

— Вам ни о чем не придется беспокоиться, если нас освободят и вернут наше имущество, — сказал он.

— Я поговорю с дядей, — пообещала девушка, — но даже если и смогу его убедить, он один ничего в Совете не решит. Когда люди узнали о вашем оружии, то прямо посходили с ума.

Она поднялась. Эверард взял ее за руки (они были теплыми и мягкими) и широко улыбнулся.

— Не дрейфь, крошка, — сказал он по-английски. Она вздрогнула, выдернула руки и снова сделала тот же охранительный жест.

Когда патрульные остались одни, ван Саравак насел на Эверарда:

— Ну, давай выкладывай, что ты выяснил?

После рассказа он погладил подбородок и промурлыкал:

— Редкостное сочетание синусоид. Есть миры и похуже.

— И получше, — оборвал его Эверард. — Здесь нет атомных бомб, но, готов поспорить, нет и пенициллина. А наша работа состоит не в том, чтобы корчить из себя богов.

— Конечно, конечно. — Венерианин вздохнул.