Книга: Переменная звезда
Назад: Глава 19
Дальше: Глава 21

Глава 20

Бабочка считает не месяцы, а мгновения. И времени у нее достаточно.
Рабиндранат Тагор
К тому моменту, когда я окончательно отхохотался, потоком воздуха меня отнесло к люку, через который я вошел. Я оттолкнулся от него и направился к остальным.
Надо было что-то сказать. Вот в этом я не такой большой мастак. Поравнявшись со вновь прибывшими, я притормозил, ухватившись за спинку привинченного к палубе стула и в упор посмотрел на Ричарда Конрада. Полсекунды.
– Привет, Конни, – сказал я. И отвернулся.
– Дороти, рад видеть вас снова. Алекс, мы снова встретились. Прошу прощения, мэм, не имел чести быть вам представленным, меня зовут Джоэль Джонстон.
Я поклонился настолько изящно, насколько позволяла невесомость.
– Элис Даль, – отчеканила она. Да, на страшноватой виолончели она играла. На мой поклон она не ответила даже кивком и не протянула руку – даже ту, в которой не собираясь держать оружие. Но, может быть, у нее и не было никакого оружия. С виду она была настоящим големом.
Джинни сказала:
– Джоэль, я хотела бы познакомить тебя с моим мужем, Эндрю Дж. Конрадом. Эндрю, это Джоэль.
Мы с Эндрю обменялись, наверное, сотней тысяч слов за три секунды и одновременно протянули друг другу руки. Мне он понравился. Усики, правда, выглядели глупо, но я понимал, что это не его идея.
– Для меня большая честь познакомиться с вами, капитан Конрад, – сказал я. – Примите мои поздравления с вашими историческими достижениями. В данный момент я имею в виду лишь самые последние из них. Первый человек, превысивший скорость света. Первый капитан сверхсветового пассажирского корабля. Первый и единственный человек, которому удалось поравняться с релятивистским кораблем во время полета. И один из всего семи известных нам существ, которым когда-либо довелось побывать в непосредственной близости от взорвавшейся звезды, остаться в живых и рассказать нам об этом. Добро пожаловать в наш фургон. Надеюсь, вас приятно порадует наша устаревшая техника.
Он не фыркнул, не задрал нос, не стал дерзко усмехаться, не попытался сделать вид, что недоволен похвалой в свой адрес. Он кивнул и сказал:
– Пожалуйста, называйте меня Эндрю. Спасибо, Джоэль. Я рад, что я здесь.
– Добро пожаловать, Эндрю.
– Джинни говорила мне, что вы сообразительны. Теперь я вижу, что она была права. Вы действительно необыкновенно догадливы. Нам всем повезло, что мы оказались тут. – Он помрачнел. – И я не могу вам передать, как сильно я жалею о том, что не построил "Меркурий" на несколько лет раньше. На несколько веков раньше. Хотя бы в прошлом году…
– Мы все об этом жалеем, сынок, – негромко проговорил капитан Бин. – Теперь тебе, как говорится, карты в руки.
Эндрю кивнул:
– Да, сэр, это хороший совет.
Ван Кортландт произнес голосом, похожим на приятный звук тенор-сакса:
– Но как вы вообще догадались о том, что происходит, чтобы успеть вовремя сбежать?
– Нам очень повезло, что мы находились в тени Земли, когда она загорелась.
– И вы уверены, что разрушение было полным?
– Мы долетели до Ганимеда за тридцать пять минут до взрывной волны и пять минут проговорили с тамошними телепатами. Они как раз в это время получали информацию, свидетельствующую о полной аннигиляции Земли. Мы совершили еще один скачок, и тридцать минут спустя телепаты с Сатурна подтвердили разрушение Ганимеда. Все говорило о взрыве Солнца. В этот момент я дал, так сказать, по газам.
– Быстрая реакция Эндрю спасла всех нас, – гордо проговорила Джинни, и Эндрю расправил плечи.
– Что вы можете рассказать нам о двигателе "Меркурия"? – спросил я.
Тут в разговор вступил Соломон:
– Этот вопрос здесь уже затрагивался, как ты можешь догадаться. Некоторое время капитан Конрад честно и откровенно излагал нам суть новой системы движения "Меркурия". Он употреблял короткие простые слова и продолжал в таком духе, пока последний из нас прекратил стараться делать вид, будто мы хоть что-то понимаем в том, о чем он говорит. Я лично уловил только одно – то, что основной принцип порой именуется… радикальной иррелевантностью. Я правильно сказал, капитан?
– Синергизмом радикальной иррелевантности, да, – подтвердил Эндрю. – Понимаете, это… Нет, не понимаете. Простите.
– Существует хотя бы какая-нибудь версия для "чайников" – что-то вроде воскресного приложения, которую вы могли бы нам предложить? – осведомился лейтенант ван Кортландт.
Эндрю поджал губы и на миг задумался.
– Извините, – сказал он. – Через неделю я, вероятно, смог бы предоставить релятивисту Шорту достаточный объем материала для того, чтобы вы могли задуматься о первой части ответа, который желаете получить. А… частей много. И вы, и еще некоторые другие из здесь присутствующих через месяц, пожалуй, сможете немного вникнуть в суть проблемы. Непременно вникнете, – пообещал он, заметив кислое выражение физиономии Кортландта.
Ричард Конрад довольно долго мирился с нетипичным для него положением, когда его не замечают. Процентов на десять громче, чем все остальные до него, он произнес:
– Нам уже не удалось ответить на этот вопрос. Не могли бы мы ради уважения к частной жизни пока согласиться с тем, что "Меркурий" тащит на буксире флотилия гиперфотонных волшебных лебедей, и перейти к другим темам?
Теперь он был просто человеком – как все остальные. За ним больше не стояла межпланетная империя, и, наверное, все это понимали. Но, кроме того, он был Конрадом из клана Конрадов, он им был всю жизнь. Мы все вздрогнули от его фразы, похожей на щелчок хлыста, и замолчали, и первый из нас, кто почувствовал, что сможет ему повиноваться, сделал это.
Капитан Бин сказал Эндрю:
– Капитан, я должен сделать признание. Хотя я и не математик, я всегда считал себя способным к простым, кухонным, так сказать, арифметическим расчетам. – Его помощники негромко хрюкнули. – И когда я получил ваш сигнал… вернее, не так: когда я сумел убедить себя в том, что ваш сигнал – не галлюцинация, я употребил часть своего серого вещества на то, чтобы попытаться подсчитать, с какой скоростью вы летите. Но тут имеет место чуть больше переменных, чем то число, с которым я в силах совладать, и у меня стало плоховато со знаками после запятой. Любопытство пересиливает гордыню: не назовете ли вы нам вашу предельную скорость?
Конрад (здесь собралось сразу столько Конрадов, что я про себя невольно стал называть его Ричардом) подал голос в то же самое мгновение, что и Эндрю. Видимо, пожелал его заткнуть. Я удивился, когда Эндрю не смутился, и еще сильнее удивился тому, что смутился патриарх.
– …невозможно ответить на ваш вопрос в строгом смысле этого слова, – закончил Эндрю фразу, начало которой скомкал Конрад. – Но я, по возможности, постараюсь. Вы преодолели десять целых и четыре десятых световых года за чуть более чем шесть целых и одну сотую лет – я имею в виду время, истекшее на борту вашего корабля. За это время на Земле миновало тринадцать лет. Мы нагоняли вас чуть больше шести с половиной недель по вашим часам. – Он почувствовал, что говорит слишком долго. – Но в рамках привычных для вас наш эквивалент максимальной скорости для реального мира составляет что-то порядка девятнадцати целых и шести десятых от скорости света.
Одни из нас ахнули, другие, напротив, шумно выдохнули. Казалось – прислушайся хорошенько и услышишь, как гудят несколько мыслительных калькуляторов, работающих на полной мощности.
Сколько лететь до Новой Бразилии со скоростью в двадцать раз выше скорости света? Я мог бы приблизительно определить время полета в объективных годах, которые Эндрю назвал временем для "реального мира", но, когда дошло до того, сколько времени пройдет по часам пассажира, мне не хватило данных даже для самой округленной догадки.
Ну и фиг с ней, с догадкой. Все равно получится чертовски быстрее, чем надеялись долететь мы, как ни суди – субъективно или объективно.
А годы реального мира здесь, в субсветовой вселенной, имели не просто теоретическое значение. Этими годами измерялась наша возможность предупредить остальные колонии, пока небо над ними не превратилось в пламя вселенского пожарища.
– И мы были бы здесь еще почти день назад, если бы вы не поступили так глупо и не отключили свой двигатель. Нам еще сильно повезло, что мы вас вообще разыскали.
Голос Ренника и его плохо сдерживаемое раздражение подействовали так, словно нас всех из ведра окатили ледяной водой. Капитан Бин, ван Кортландт и Соломон дружно открыли рты и приготовились возразить.
Но всех опередила Дороти Робб.
– Алекс, если вы действительно полагаете, что кто-то способен по доброй воле отключить квантовый реактивный двигатель, то вы намного глупее, чем я о вас думала. Никто из этих людей не оскорблял вас – пока что.
Перед последними двумя словами Дороти сделала крошечную паузу.
Ван Кортланд и Соломон внимательно наблюдали за выражением лица Ренника, поэтому следующим слово взял наш шкипер:
– Ренник, "Шеффилду" жутко не повезло. Мы потеряли троих релятивистов. Последнего – чуть больше трех недель назад. Героические усилия, предпринятые оставшимися тремя, оказались недостаточными для того, чтобы противостоять законам физики больше не скольких дней. Наш двигатель отключился сам, сэр.
– Мистер Ренник не хотел вас оскорбить, капитан Бин, – негромко вставил Ричард Конрад, а Ренник, успевший покраснеть, после слов своего босса дико побледнел.
Возникла короткая пауза, в течение которой каждый пытался придумать, что бы такого сказать или о чем спросить, чтобы это потом не показалось глупым. Первым кашлянул Пол Хаттори и сказал:
– Прошу прощения, если этот вопрос покажется неучтивым, но любопытство берет верх над моими хорошими манерами. Могу я поинтересоваться, сколько пассажиров способен взять на борт "Меркурий"?
И снова этот ультразвуковой шум, будто десяток сознаний радикально сменили направление и набрали скорость.
Ричард Конрад произнес с максимальной громкостью:
– Капитан, я вынужден настаивать на том, чтобы мы перенесли эти переговоры в вашу каюту или в место с равноценной приватностью сейчас же. Я вполне понимаю любопытство всех присутствующих, я терпел его на протяжении разумного отрезка времени и готов удовлетворять его столько, сколько позволит время. Однако существуют вопросы, которые следует обсудить сначала только приватно и между особами, наделенными самыми высокими полномочиями. Вопросы чрезвычайной важности. Нельзя терять времени.
Капитан не дал немедленного утвердительного ответа, и Конрад подчеркнул свои намерения тем, что крутанулся на месте и направился к люку.
– Не окажете ли мне такую любезность и не проводите ли меня, – бросил он через плечо, уплывая вдаль. Я не ставлю в конце его фразы вопросительного знака, потому что он сам его не поставил.
Большинство из его свиты тронулось за ним чисто инстинктивно, как рыбки-пилоты, повсюду следующие за здоровенной акулой. Капитан Бин явно вспылил, но он был не из тех людей, которые станут закатывать скандал только ради того, чтобы показать, кто на корабле хозяин. Собравшиеся здесь должны были последовать за Конрадом, а счесть меня человеком, наделенным высокими полномочиями, могли только любители музыки. Мне стало здорово не по себе.
По пути к выходу Конрад развернулся.
– Алекс, дамы, – возгласил он, – вероятно, вы пожелаете ответить на любые вопросы, имеющиеся у хозяев этого корабля, если сумеете.
Джинни, Ренник и Робб уже поплыли к выходу, но все трое мгновенно развернулись, чтобы возвратиться к нам. Эвелин с места не трогалась. Она держалась за большой невключенный монитор.
– Соломон, ван Кортландт, мистер Котт, прошу вас следовать со мной. Мистер Хаттори, ваше участие также может оказаться полезным.
Брюс открыл рот, но капитан Бин продолжил:
– Вы остаетесь за старшего, мистер.
Брюс закрыл рот.
– Остальные могут оставаться здесь, если пожелают, под командованием лейтенанта Брюса, пока я не вернусь.
Хаттори улыбался, как музыкант, которому только что предложили сыграть джем-сейшн с Луи Армстронгом.
Диафрагмальная крышка люка открылась. Телохранительница Элис пропустила вперед Соломона и Эндрю, последовала за ними, за ней выплыл Конрад. Хаттори замкнул процессию. То ли Элис сочла банкира персоной, не представляющей никакой угрозы, то ли понадеялась на то, что выпущенные вслед пули угодят в него.
Лейтенант Брюс начал произносить речь. Я не могу вспомнить ни слова из того, что он наговорил. Речь была цветистая, торжественная, помпезная, елейная, льстивая и самовосхвалительная одновременно. Джинни выдержала пару фраз, а потом проговорила, не имея в виду ничего конкретного:
– Большое вам спасибо, командор, вы необыкновенно любезны.
Он так обрадовался, что тут же заткнулся. Если Джинни разбиралась в рангах, то она хорошо поняла, насколько высок ранг этого малого – а он, собственно говоря, именно свой высокий ранг и хотел подчеркнуть.
– Вы очень добры, мэм.
– Да. Меньше всего я бы желала, командор, отвлекать от исполнения возложенной на вас высокой ответственности. Я сама замужем за пилотом. – Я не заметил, чтобы она хоть пальцем пошевелила, но Джинни вдруг медленно поплыла прочь от Брюса и от нас. – Другие дамы и я сможем побеседовать с Джоэлем в этом уголке отсека, и я думаю, мы вам не помешаем, если не будем говорить слишком громко. А мистер Ренник составит вам замечательную компанию, спасибо, Алекс.
Эвелин и Дороти тронулись с места, когда Джинни произнесла третье слово. Я чуть помедлил, поэтому заметил выражение физиономии Брюса. Ренник сохранил бесстрастность, и это я тоже заметил.
– Надеюсь, вы извините меня, джентльмены, – солгал я, нашел, от чего оттолкнуться и устремился вслед за дамами.
Расстояние было невелико, но я преодолел его медленно, поэтому у меня было несколько секунд, чтобы немного подумать. Поравнявшись с женщинами, я обратился ко всем троим, глядя при этом на Дороти Робб.
– Время было необыкновенно милосердно ко всем вам.
Уголок губ Дороти чуть приподнялся.
– Обожаю лжецов, – сказала она, изучила взглядом мое лицо и вздернула брови. – Вы не так сильно изменились, молодой человек, но вижу, вы времени зря не теряли.
Я кивнул.
– Я старался, – согласился я. – Джинни, я так рад видеть тебя вновь. Ты выглядишь чудесно.
Ее глаза радостно блеснули из-за того, что я обратился к ней после Дороти. Сначала возраст, потом красота. Но в следующее мгновение она поняла, что второе место – не самое лучшее в группе из троих дам, и огонек в ее глазах погас.
Я это заметил, но в этот момент уже думал о другом – и возможно, это было более чем откровение для меня: я только что сказал ей чистую правду. Я действительно был рад ее видеть.
Рад – но не более того. Да, эта женщина прогнала меня из Солнечной системы с разбитым сердцем. Да, ее образ преследовал меня много дней и являлся мне во сне. Но уже лет пять, как я излечился от этого.
– Эвелин, я просто не могу передать, как это здорово – снова видеть тебя. Твои письма очень много значили для меня. Я знал, что ты станешь красавицей, но, видимо, у меня все-таки не слишком хорошее воображение. Надеюсь, ты как-нибудь позволишь мне сыграть для тебя на саксофоне.
Немного неловко было так говорить в присутствии Джинни, но у меня не оставалось иного выбора.
– Если ты позволишь мне сесть за клавиши, – ответила Эвелин.
Я изумленно уставился на нее.
– У меня есть новая аранжировка твоей пьесы "Солнце продолжает светить", и я хотела бы тебе ее показать. И еще парочка треков с твоего альбома.
Может ли ego испытывать оргазм? Из-за чего-то мое сердце забилось чаще.
– Возможно, мы могли бы отложить работу над саундтреком, пока не отснят фильм, – холодно проговорила Джинни. – Нам нужно поговорить о важных вещах, а времени у нас мало. У дедушки теперь далеко не то терпение, какое было раньше.
– Верно, стоит поговорить, – согласился я. – Так сколько пассажиров умещается в корабле твоего супруга?
– Десять, – ответила Джинни.
– Черт. – Я ощутил глубокое разочарование. Я так надеялся, что число это окажется намного больше. Скорость, в двадцать раз превышающая скорость света, – определенно, впечатляющая величина, но даже при такой невероятной скорости до Волынки нужно добираться почти четыре года. Я сомневался, что мы сможем довезти четыре с лишним сотни человек до Новой Бразилии вовремя даже с помощью ковра-самолета.
Я истратил несколько секунд на попытку определить, скольких из нас можно спасти, а сколько умрут от старости на борту космического скитальца под названием "Шеффилд" до того, как для них освободится местечко на сверхсветовом челноке, и по каким критериям таких счастливцев станут отбирать. Математика оказалась бы выше моих сил, даже если бы я точно знал, сколько на данный момент осталось в живых людей на "Шеффилде". Выше моих сил была и этика в данном вопросе.
Это было не просто жуткое разочарование – это было, помимо всего прочего, удивительно.
– В чем дело, Джоэль? – спросила Эвелин.
– Как бы сказать… Я немного озадачен.
– Мы все озадачены, – заметила Дороти. – Озадаченность какого рода беспокоит вас сейчас?
Если и был способ сказать об этом вежливо, я такого способа не нашел.
– Вы мало чем сможете нам помочь, имея десятиместный корабль, даже если он летит в двадцать раз быстрее разгоняющегося фотона. Верно?
Дороти собралась что-то ответить, но ее опередила Джинни:
– Есть план. Пока мы тут разговариваем, дедушка и Эндрю обсуждают с вашим капитаном Бином и его консультантами возможность…
– Ты кое о чем забываешь, – прервал ее я.
– О чем?
– Джинни Гамильтон, – произнес я осторожно, – ты – одна из самых лучших. Но я-то точно знаю, как ты выглядишь и как себя ведешь, когда лжешь.
Она держала себя в руках превосходно, но не могла помешать своей коже покраснеть. Она начала блефовать, но позволила себе только два холодных слова, а потом сдалась и развернулась на сто восемьдесят градусов, чтобы сказанная ею фраза получилась более или менее связной.
– Как ты… хорошо, черт побери, я пыталась сосредоточиться на положительных аспектах.
– Говорить почти не о чем, – сказал я. – Я пытаюсь понять вот что: если, похоже, практического способа спасти нас нет… то какого черта вы тут делаете?
– Джоэль!
– Вы чертовски мало можете сделать для нас – и прости меня, но я никак не могу взять в голову, что мы то для вас можем сделать?
– Вся Солнечная система только что погибла! – воскликнула Джинни. – Естественно, мы направились к первому же…
– Если твоему деду просто нужна была компания, в которой он мог найти утешение, почему, во имя Солнца, ему понадобилось выбрать несколько сотен обреченных душ, которым он не в состоянии помочь? На что ему сдался этот корабль с временной экологической системой? Для него гораздо резоннее было бы прямиком рвануть куда-то вроде Аркадии или Ипполиты. Эти колонии уже несколько десятков лет процветают. Или в любую из колоний, которая в состоянии сама себя прокормить. Любую технику, которую мы способны вам предоставить, все удобства, какие есть у нас на борту, вы найдете в других местах и при этом избежите социальной неловкости из-за необходимости общаться с живыми трупами.
Я замолчал. Я ждал ответа, но Джинни не произнесла ни слова.
– Это простой вопрос. Почему ты не…
Дороти Робб сказала:
– Джоэль, не притворяйтесь дурачком.
Я уставился на нее.
Все молчали и смотрели на меня. Будто у меня вырос второй нос…
– Господи! Мы здесь из-за тебя, дурак несчастный!
Мои пальцы, сжимавшие скобу, сами собой разжались, и я повис в воздухе. Несколько секунд я бесцельно месил руками воздух, как бы желая подтвердить, что я действительно дурак, а потом смирился, отдался на волю невесомости и попытался отдышаться.
Никто меня не торопил. Мне дали время подумать, что я и предпринял, крепко зажмурившись. Наверное, прошло добрых тридцать секунд, пока мне удалось заставить мои мысли, завертевшиеся со скоростью динамо-машины, закрутиться с более терпимой быстротой молитвенного барабана.
Я открыл глаза как раз вовремя, чтобы заметить неподалеку толстый кабель, проложенный вдоль переборки. Я ухватился за него.
– Не верю, – медленно выдавил я, глядя на Джинни. – Ты серьезно хочешь мне сказать, что ты проделала весь этот путь, решила поиграть с надеждами всех этих людей, моих друзей… только для того, чтобы протянуть мне соломинку в последний раз?
– Это я заставила их догнать вас! – вскричала Эвелин.
Назад: Глава 19
Дальше: Глава 21