Это был один из тех странных снов, когда ты понимаешь, что видишь сон, и ничего не можешь поделать. В нем смешалось все, что произошло со мной за последние несколько недель,- вместе с воспоминаниями о более ранних событиях. Иногда все переворачивалось с ног на голову. Я был на Земле, но невесомо, над долинами и холмами. Или я был на Ближней станции – но при каждом движении мне приходилось сражаться с силой тяжести. Сон закончился кошмаром. Я двигался напрямик через Ближнюю станцию, используя незаконный, но широко практиковавшийся способ которому научил меня Норман Пауэлл. Центральную часть станции с ее отдаленными герметичными помещениями связывали вентиляционные каналы, достаточно ширины чтобы через них мог пролезть человек. Воздух движется по ним с большой скоростью, и есть места, куда можно забраться и свободно лететь в воздушном потоке. Ощущения весьма захватывающие, но нужно знать, что делаешь, иначе можно пропустить нужный выход, и тогда придется преодолевать сопротивление воздуха, чтобы вернуться назад, Так вот, в своем сне я летел в воздушном потоке и заблудился. Прямо впереди я видел огромные лопасти вентилятора, к которым меня тащило. А предохранительная решетка куда-то исчезла – через несколько секунд меня должно было нарезать на ломти, словно кусок ветчины…

– С ним все в порядке,- услышал я чей-то голос. – Он был без сознания всего минуту. Дай ему еще понюхать.

Мое лицо окатило холодным газом, и я попытался отвернуться. Потом открыл глаза и понял, где нахожусь.

– Что случилось? – спросил я, все еще ощущая легкое головокружение.

Рядом со мной сидел Тим Бентон с кислородным баллоном в руке. Не похоже было, что он хоть сколько-нибудь расстроен.

– Мы не до конца уверены,- сказал он.- Но, похоже, клапан переключателя перекрыл подачу кислорода, когда опустел один из резервуаров. Ты единственный потерял сознание, и нам удалось решить проблему, стукнув по распределителю кислорода молотком. Грубо, но обычно срабатывает. Конечно, его придется снять, когда мы вернемся, нужно будет выяснить, почему не сработала тревога.

У меня все еще кружилась голова, и мне было немного стыдно, что я лишился чувств. Зато я сыграл роль морской свинки, предупредив остальных. Или, вероятно, лучшей аналогией была бы канарейка, которую в прежние времена брали с собой шахтеры, чтобы проверить качество воздуха под землей.

– И часто такое случается? – спросил я.

– Почти никогда,- ответил Норман Пауэлл. Вид у него был очень серьезный.- Но в космическом корабле столько всяких штучек, что приходится все время быть начеку. За сто лет космические полеты так и не стали абсолютно безопасными – не одно, так другое.

– Не будь таким мрачным, Норман,- сказал Тим.- Свою долю проблем мы уже получили, а дальше все пойдет как по маслу.

Как выяснилось, это замечание оказалось самым неудачным из всех, что когда-либо позволял себе Тим. Уверен, что остальные не раз ему об этом напоминали.

От госпиталя нас теперь отделяло несколько километров – слишком большое расстояние для того, чтобы наши двигатели могли причинить ему какой-либо вред. Пилот настроил приборы и ждал расчетного момента для старта. Все остальные лежали в своих креслах – несмотря на довольно слабое ускорение, мы не должны были мешать пилоту во время запуска двигателей, а больше деваться было просто некуда.

Двигатели ревели минуты две, а потом госпиталь превратился в крошечную яркую звездочку в тридцати или сорока километрах от нас. Если пилот сделал все правильно, мы теперь падали по длинной кривой, которая должна была доставить нас обратно на Ближнюю станцию. Нам ничего не оставалось, кроме как сидеть и ждать три с половиной часа, пока Земля становилась все больше и больше, в конце концов снова заполнив почти полнеба.

На пути в госпиталь у нас не было возможности поговорить друг с другом, но теперь ничто не могло нам помешать. Вся наша маленькая компания пребывала в приподнятом настроении, даже эйфории.

Даже командор расслабился, чего с ним прежде не бывало. Нет, он никогда не выглядел чудовищем, следовало лишь привыкнуть к его характеру. Но он всегда был замкнутым и неразговорчивым, никто на Ближней станции даже не мечтал о том, чтобы попросить его рассказать, как он участвовал в первой экспедиции на Меркурий. И даже если бы попросили, он наверняка не стал бы ничего рассказывать. Но сейчас он лишь немного поворчал, а потом начал говорить.

– С чего мне начать? – задумчиво проговорил Что ж, о самом полете рассказывать особенно нечего ничем не отличался от любого другого. Тогда никто не летал так близко от Солнца, но зеркальная обшивка нашего корабля отлично справилась со своей задачей, отражая восемьдесят процентов падающих на нее солнечных лучей. Так что жарко нам не было.

В соответствии с инструкциями мы не должны были пытаться совершить посадку, пока не убедимся, что это безопасно. Мы вышли на орбиту высотой в тысячу шестьсот километров и начали разведку.

Вам, конечно, известно, что Меркурий всегда обращен одной стороной к Солнцу, и потому там нет дней и ночей как на Земле. На одной стороне царит вечная тьма, другая залита сверкающим светом. Однако существует узкая сумеречная зона между двумя полушариями, где температура не столь экстремальна. Мы намеревались сесть где-то в этом районе, если сумеем найти подходящее место.

Мы очень удивились, увидев дневную сторону планеты. Почему-то все всегда представляли Меркурий похожим Луну, то есть покрытым кратерами и горными хребтами. Но оказалось, что на стороне, обращенной к Солнцу, вообще нет гор – лишь несколько низких холмов и огромные изборожденные трещинами равнины. Если подумать, то причина вполне очевидна. Температура под вечными лучами Солнца составляет свыше семисот градусов по Фаренгейту. Этого слишком мало, чтобы расплавить камень, но она может его размягчить, а сила тяжести делает все остальное. За миллионы лет горы, которые могли существовать на дневной стороне Меркурия, постепенно осели подобно куску смолы в жаркий день. Лишь вдоль края ночной стороны где температура намного ниже, есть настоящие горы.

Второй раз мы удивились, обнаружив, что в этом сверкающем аду есть озера. Естественно, не из воды, а из расплавленного металла. Поскольку никому до сих пор не удалось до них добраться, мы не знаем, что это за металлы вероятно, свинец и олово с различными примесями. Фактически – озера припоя! Когда-нибудь эти озера могут оказаться весьма ценными – если мы найдем способ добывать их содержимое.

Как вы можете догадаться, мы вовсе не стремились садиться на дневной стороне. Составив фотографическую карту, мы решили бросить взгляд на ночную сторону.

Единственным способом это сделать было осветить ее специальными ракетами. Мы опустились настолько низко, насколько могли себе позволить,- на высоту полтораста километров – и выстрелили один за другим световые маркеры мощностью в миллиард свечей, одновременно ведя

фотосъемку. Маркеры, естественно, летели рядом с нами с той же скоростью, пока не сгорели.

Это было так странно: сознавать, что освещаешь землю которая никогда не видела Солнца,- землю, которая в течение, возможно, миллионов лет знала лишь свет звезд. Если там существовала какая-то жизнь – что казалось крайне маловероятным,- для нее это наверняка стало настоящим сюрпризом! По крайней мере, это было первое, что

пришло мне в голову, когда я смотрел на пламя, ярко освещающее эту скрытую от всех землю. Потом я подумал, что существа, живущие на ночной стороне, вероятно, должны совершенно слепы, подобно рыбам в глубинах наших океанов. И тем не менее все это были лишь фантазии: ничто не могло выжить в этой вечной тьме, при температуре почти в четыреста градусов ниже точки замерзания. Теперь, конечно, мы знаем намного больше…

Прошла почти неделя, прежде чем мы рискнули совершить посадку. К этому времени была уже составлена подробная карта поверхности планеты. Ночная сторона и большая часть сумеречной зоны закартированы, но есть и множество выглядящих достаточно многообещающе равнин. Наконец мы выбрали большую мелкую чашу на краю дневной стороны.

На Меркурии есть следы атмосферы, но ее недостаточно чтобы воспользоваться крыльями или парашютами. Так что нам пришлось садиться, тормозя двигателями, также как на Луне. Приземление на двигателях всегда вызывает некоторое беспокойство – особенно приземление на новую планету, где невозможно быть уверенным, что то, что выглядит как камень, действительно им является.

Но в нашем случае это действительно оказался камень, а не один из тех предательских пылевых наносов, что встречаются на Луне. Приземление было столь мягким, что мы едва почувствовали его в кабине. Затем двигатели автоматически отключились. Мы были первыми людьми на Меркурии. Вероятно, вообще первыми живыми существами, когда-либо коснувшимися поверхности этой планеты.

Как я уже сказал, мы приземлились на границе дневной стороны. Над горизонтом висел ослепительный диск Солнца. Странно было видеть его почти неподвижным, никогда не всходившим и не заходившим – хотя из-за того, что эксцентриситет орбиты Меркурия очень велик, Солнце все же колеблется туда-сюда, описывая дугу в небе. Тем не менее оно никогда не опускалось за горизонт, и у меня постоянно создавалось впечатление, будто сейчас поздний вечер и скоро наступит ночь. Трудно было осознать, что «ночь» и «день» здесь ничего не значат…

Полагаю, сама возможность исследовать новый мир выглядит весьма увлекательно. Но это еще и чертовски тяжелая работа – и опасная, особенно на планете, подобной Меркурию. Первой нашей задачей было предусмотреть, чтобы корабль не перегрелся,- для этой цели у нас имелись специальные защитные навесы. «Зонтики от солнца», как мы их называли. Они выглядели довольно своеобразно, но вполне справлялись со своим назначением. У нас даже были переносные палатки из тонкого материала, которые защищали нас на открытом пространстве. Они были сделаны из белого нейлона и отражали большую часть солнечных лучей, хотя пропускали достаточно, чтобы обеспечить нам необходимое тепло и свет.

В течение нескольких недель мы занимались разведкой на солнечной стороне, порой удаляясь от корабля на тридцать километров. Может показаться, что это не слишком далеко,- но только не когда ты в скафандре и несешь с собой все свои припасы. Мы собрали сотни образцов минералов и сняли тысячи показаний приборов, отправив результаты по радио на Землю. Добраться до озер, которые мы видели на дневной стороне, нам не удалось – до ближайшего из них было тысяча триста километров, а мы не могли позволить себе тратить ракетное топливо на прыжки по планете. В любом случае отправляться в эту адскую топку с нашим непроверенным снаряжением было слишком опасно.

Командор помолчал, задумчиво глядя в пространство, словно видел за стенами нашей тесной кабины пылающие пустыни далекого мира.

– Да, – наконец продолжил он,- Меркурий бросил нам серьезный вызов. С холодом мы можем справляться достаточно легко, но жара – совсем другое дело. Впрочем, не мне об этом говорить, поскольку попался я именно в лапы холода, а не жары…

И вот уж чего мы никак не ожидали найти на Меркурии, это жизнь, хотя Луна должна была преподать нам урок. Там тоже никто не ожидал найти жизнь. И если бы кто-то спросил меня: «Если допустить, что на Меркурии возможна жизнь, то где ты надеешься ее найти?» – я бы ответил: «В сумеречной зоне, конечно». И в очередной раз бы ошибся.

Хотя подобная идея никого особо не вдохновляла, мы решили, что все же должны хотя бы раз взглянуть на ночную сторону. Для этого нам пришлось переместить корабль примерно на сто пятьдесят километров, и мы сели на невысокой

плоской возвышенности в нескольких километрах от горной гряды. Мы провели тревожные сутки, прежде чем убедились, что находиться там безопасно. Скалистый грунт, на котором стоял корабль, имел температуру минус триста пятьдесят градусов по Фаренгейту, но с ней вполне могли справиться наши обогреватели. Даже без них температура внутри корабля понижалась очень медленно, поскольку вокруг был почти вакуум и наши посеребренные стены отражали большую часть тепла, которое мы теряли за счет излучения. Фактически мы жили внутри большого термоса – к тому же часть тепла вырабатывали наши собственные тела.

Тем не менее мы не могли ничего узнать, просто сидя внутри корабля; нужно было надеть скафандры и выйти наружу. Скафандры, которыми мы пользовались, прошли испытания на Луне во время лунной ночи, которая почти так же холодна, как и на Меркурии. Но ни одно испытание никогда не сравнится с реальными условиями. Вот почему мы вышли втроем – если бы с одним что-то случилось, остальные двое могли доставить его обратно на корабль. По крайней мере, мы на это надеялись.

Я был в первой группе; мы медленно шли в течение примерно получаса, докладывая на корабль по радио обо всем что мы видели. Благодаря Венере вокруг было не столь темно, как можно было бы ожидать. Она сияла среди звезд невероятно ярко, на нее нельзя было смотреть больше нескольких секунд; и только воспользовавшись фильтром можно было разглядеть крошечный диск планеты.

Видны были также Земля и Луна, образовывавшие прекрасную двойную звезду над самым горизонтом. Они тоже давали какое-то количество света, так что мы никогда не оказывались в полной темноте. Но, естественно, ни Венера, ни Земля не давали тепла, которое могло бы согреть этот морозный край.

Мы не могли потерять из виду корабль, поскольку он был самым заметным объектом на километры вокруг, к тому же на его носу был установлен мощный маяк. С некоторым трудом мы откололи несколько образцов камня и забрали их с собой. Как только мы внесли их в шлюз, произошло нечто необычное. Они тут же покрылись инеем, и на них начали образовываться капли жидкости, которые стекали на пол и испарялись. Воздух внутри корабля конденсировался на этих невероятно холодных осколках камня. Нам пришлось ждать полчаса, прежде чем они достаточно нагрелись для того, чтобы их можно было взять в руки.

Убедившись, что наши скафандры выдерживают условия ночной стороны, мы начали предпринимать более дальние вылазки, хотя никогда не удалялись от корабля более чем на несколько часов. До гор мы так и не добрались – они были слишком далеко. Я проводил немало времени разглядывая их в электронный телескоп с корабля – для этого вполне хватало света.

И однажды я заметил какое-то движение. Я настолько изумился, что какое-то время сидел неподвижно возле телескопа, тупо глядя в окуляр. Потом самообладание вернулось ко мне, и я включил камеру.

Вы наверняка видели этот фильм. Конечно, из-за слабого освещения качество получилось не очень хорошее. Но все равно можно увидеть горную стену на фоне оползня или чего-то подобного – а среди камней карабкается что-то большое и белое. Оно показалось мне похожим на призрак и, должен сказать, основательно меня напугало. Потом волнение от сделанного открытия заглушило все остальные чувства, и я полностью сосредоточился на наблюдении за странным существом.

Я не слишком многое успел увидеть, но у меня сложилось общее впечатление, что это было шарообразное тело как минимум с четырьмя ногами. Потом оно исчезло и, хотя я прождал еще полчаса, так больше и не появилось.

Конечно, мы бросили все дела и устроили военный совет. Мне повезло, что я успел снять фильм, иначе все решили бы, что я брежу. Мы пришли к общему мнению, что нужно подобраться к этому существу поближе; единственный вопрос заключался в том, насколько оно опасно.

У нас не было никакого оружия, на корабле имелся только сигнальный пистолет, стрелявший ракетами. По крайней мере, с его помощью можно было напугать любую напавшую на нас тварь. Я взял пистолет, а двое моих товарищей – Боррел, навигатор, и Глинн, радист – вооружились прочными палками. Также у нас были камеры и осветительное оборудование, и мы надеялись сделать хорошие фотографии. Нам показалось, что трое – наиболее оптимальная численность для экспедиции; в меньшем составе идти бессмысленно, а отправляться всей командой – тем более рискованно, учитывая, что тварь могла оказаться по-настоящему опасной.

Расстояние до гор составляло восемь километров, и нам потребовалось около часа, чтобы до них добраться. С корабля наш курс корректировали по радио, а у телескопа сидел наблюдатель, который постоянно осматривал окрестности, чтобы предупредить нас, если существо вдруг появится. Не думаю, что мы ощущали хоть какую-то тревогу, настолько мы были возбуждены. К тому же трудно было понять, какой вред может причинить любое животное тем, кто находится в броне скафандров – по крайней мере, пока цел шлем. Низкая сила тяжести и дополнительная сила, которую она нам придавала, лишь добавляли нам уверенности.

Наконец мы добрались до каменной осыпи – и сделали удивительное открытие. Кто-то здесь собирал камни и разбивал их – вокруг валялись кучи обломков. Трудно было понять, что это означает,- если только существо не искало среди камней себе пищу.

Я собрал несколько образцов для анализа, а Глинн сфотографировал наши находки и доложил о них на корабль. Затем мы начали поиски, держась поближе друг к другу на случай опасности. Каменная осыпь тянулась более чем на полтора километра – казалось, что весь склон горы раскрошился и осыпался вниз. Непонятно было, что могло стать тому причиной в отсутствие атмосферы. Поскольку эрозии быть не могло, мы не могли определить, как давно произошел оползень. Возможно, миллион лет назад – или даже миллиард.

Итак, представьте: мы карабкаемся среди завалов каменных обломков, Земля и Венера – над головой, словно яркие маяки, а на горизонте – внушающие уверенность огни нашего корабля. К тому времени я уже практически не сомневался, что цель наших поисков – некоего рода поедатель камней, хотя бы потому, что на этой пустынной планете, судя по всему, не было никакой другой пищи. Я жалел, что мне не хватает знаний о минералах, чтобы определить, что это за вещество.

Неожиданно в моих наушниках раздался взволнованный возглас Глинна.

«Вон оно! – крикнул он.- У того обрыва!»

Мы остановились, глядя в ту сторону, и я впервые смог как следует разглядеть обитателя Меркурия. Больше всего он напоминал гигантского паука или краба с длинными членистыми ногами. Тело его имело форму шара диаметром около метра, серебристо-белого цвета. Сперва нам показалось, что у него четыре ноги, но позже мы обнаружили что их на самом деле восемь – запасной комплект ног был плотно прижат к телу. Они вступали в дело, когда невероятный холод от камней начинал проникать слишком глубоко сквозь толстый роговой слой, образовывавший его ступни или копыта. Когда у меркурианина замерзали ноги, он переключался на другую пару!

У него имелись также две хватательные конечности, которые в данный момент были заняты поисками чего-то среди камней. Они заканчивались замысловатой формы роговыми клешнями, которые по виду казались довольно опасными. Голова отсутствовала, вместо нее была небольшая шишка наверху шарообразного тела. Позже мы узнали, что у существа были два больших глаза, использовавшихся в тусклом звездном свете ночной стороны, и два маленьких – для путешествий в более ярко освещенную сумеречную зону, когда чувствительные большие глаза были плотно закрыты.

Мы, как зачарованные, наблюдали за существом, которое неуклюже бегало среди скал, то и дело останавливаясь, чтобы схватить камень и раздавить его в порошок мощными клешнями. Потом мелькало нечто похожее на язык, слишком быстро для того, чтобы за ним мог уследить взгляд, и порошок тут же поглощался.

«Что, по-вашему, оно ищет? – спросил Боррел.- Камень, похоже, довольно мягкий. Может, это какая-то разновидность мела?»

«Вряд ли,- ответил я.- Он не того цвета – к тому же мел формируется только на морском дне. На Меркурии же никогда не было свободной воды».

«Попробуем подобраться поближе? – предложил Глинн.- Отсюда мне не сделать хорошего снимка. Тварь, конечно, уродливая, но вряд ли она может причинить нам вред. Вероятно она пробежит еще целый километр, прежде чем нас увидит».

Я покрепче сжал сигнальный пистолет и сказал:

«Ладно, пошли. Но двигайтесь медленно и остановитесь, как только оно нас заметит».

Нас отделяло от существа около тридцати метров, когда оно начало проявлять к нам признаки интереса. Оно развернулось на суставчатых ногах, и я увидел его большие глаза смотревшие на нас в тусклом свете Венеры.

«Может, воспользуемся вспышкой? – спросил Глинн- При таком освещении хорошей фотографии не получится».

Я поколебался, затем кивнул. Существо вздрогнуло когда короткая вспышка осветила окрестности, и я услышал облегченный вздох Глинна.

«В любом случае, один снимок есть. Интересно, удастся ли сфотографировать его вблизи?»

«Нет,- решительно сказал я – Это наверняка его напугает – или разозлит, что еще хуже. Мне не нравится вид его клешней. Попробуем показать, что мы друзья. Оставайся здесь, а я пойду вперед – чтобы оно не подумало, будто мы его окружаем».

Что ж, я до сих пор думаю, что идея была неплоха, Я тогда я ничего не знал о повадках меркуриан. Когда я медленно двинулся навстречу существу, оно замерло, словно, собака над костью,- думаю, по той же самой причине. Оно поднялось во весь свой рост, который составлял почти два с половиной метра, а затем начало раскачиваться вперен и назад, словно воздушный шар на легком ветру.

«Я бы на твоем месте вернулся! – посоветовал Боррел, – Оно явно раздражено. Лучше не рисковать».

«Я и не собираюсь,- ответил я – В скафандре не так-то легко пятиться, но я все же попытаюсь».

Я отступил на несколько метров, когда существо, не двигаясь с места, внезапно взмахнуло одной из своих конечностей и схватило камень. Движение было настолько человеческим, что я тут же понял, что сейчас произойдет, и инстинктивно заслонил стекло шлема рукой. Мгновение спустя что-то со страшной силой ударило в нижнюю часть моего скафандра. Я не почувствовал боли, но весь скафандр завибрировал, словно гонг. На несколько тревожных секунд я затаил дыхание, ожидая смертоносного шипения воздуха Но скафандр выдержал, хотя и появилась глубокая вмятина на левом бедре. В следующий раз мне могло повезти меньше, так что я решил воспользоваться своим «оружием» в качестве отвлекающего маневра.

Яркая белая вспышка медленно поплыла к звездам, заливая окрестности резким светом, затмившим далекую Венеру. А потом произошло нечто, ставшее нам понятным лишь намного позже. Я еще раньше заметил пару утолщений по обеим сторонам тела меркурианина, и вот на наших глазах они раскрылись, словно надкрылья жука. Развернулись два больших черных крыла – крылья в этом безвоздушном мире! Я был настолько ошеломлен, что на мгновение перестал пятиться. Затем ракета в небе погасла, и бархатные крылья снова свернулись и убрались под надкрылья.

Существо не пыталось следовать за мной, и других мы больше не встретили. Как вы можете догадаться, мы были крайне озадачены увиденным, а наши товарищи на корабле не поверили нам, когда мы рассказали им о случившемся. Теперь, когда мы знаем ответ, все, конечно, кажется совсем простым. Как всегда…

То, что мы видели, на самом деле не было настоящими крыльями, хотя они были такими много веков назад, когда на Меркурии существовала атмосфера. Существо, которое я открыл, являлось одним из самых удивительных примеров адаптации, известных в Солнечной системе. Обычное место его обитания – сумеречная зона, но, поскольку минералы, которыми оно питается, там иссякли, ему приходится забираться в поисках пищи далеко на ночную сторону. Все его тело эволюционировало таким образом, чтобы сопротивляться невероятному холоду,- именно потому оно серебристо-белое, так как этот цвет излучает меньше всего тепла. Даже при этом оно не может оставаться на ночной стороне долгое время – время от времени ему приходится возвращаться в сумеречную зону, также как на нашей планете киту приходится подниматься на поверхность, чтобы вдохнуть воздуха. Вновь увидев Солнце, оно разворачивает черные крылья, которые на самом деле являются поглотителями тепла. Видимо, моя ракета вызвала у него именно такую реакцию – или, возможно, даже малое количество выделенного ею тепла стоило того, чтобы его уловить.

Должно быть, пищи здесь на всех не хватало, если природа пошла на столь радикальные шаги. Меркуриане не были злобными тварями, но им приходилось драться друг с другом за выживание. Поскольку жесткий панцирь был практически неуязвим, они целились в ноги. Покалеченный обитатель ночной стороны обречен, поскольку он не сможет снова добраться до сумеречной зоны, прежде чем иссякнут его запасы тепла. И потому они научились с большой точностью швырять камнями друг другу по ногам. Мой скафандр, вероятно, озадачил существо, которое я встретил, – но оно явно старалось меня покалечить. Как я вскоре обнаружил, это ему более чем удалось.

Мы до сих пор многого не знаем об этих существах несмотря на все усилия, которые прилагаются для их изучения. И у меня на этот счет своя гипотеза. Мне кажется, что точно так же, как некоторые меркуриане приспособились к добыванию пищи в холоде ночной стороны, может существовать и другая разновидность, которая отправляется за добычей на пылающую дневную сторону. Интересно, как они выглядят?

Командор замолчал, и мне показалось, что ему не очень хочется продолжать. Но мы ждали, и он снова заговорил.

– Мы медленно возвращались на корабль, обсуждая увиденное нами существо, когда я вдруг почувствовал, что со мной что-то не так. Мои ноги начали мерзнуть – очень сильно мерзнуть. Тепло уходило из моего скафандра, поглощаемое замерзшими камнями подо мной.

Я сразу же сообразил, что случилось. Удар камня о мой скафандр повредил систему обогрева ног – и ничего нельзя было сделать, пока я снова не окажусь на корабле. А впереди было еще шесть с половиной километров…

Я сообщил остальным о том, что произошло, и мы зашагали так быстро, как только могли. Каждый раз, когда мни ноги касались почвы, я ощущал ужасающий холод, проникавший все глубже. Вскоре все ощущения исчезли, и хотя бы за это я мог быть благодарен холоду. Мои ноги превратились в деревянные обрубки, ничего не чувствовавшие. До корабля оставалось еще три километра, когда я больше не смог их передвигать. Сочленения скафандра замерзли намертво.

Моим товарищам пришлось меня нести, и я на какое-то то время потерял сознание. Я пришел в себя, когда мы еще не добрались до цели, и мне показалось, будто я брежу. Все вокруг меня было залито светом, в небе сверкали яркие разноцветные полосы, над головой плыли огненные волны. Аврора, сияние которой намного ярче на Меркурии, чем на Земле, внезапно решила устроить одно из своих представлений. По иронии судьбы я не мог его достойным образом оценить ибо, хотя все вокруг как будто пылало, сам я замерзал насмерть.

Я не помню, как оказался на корабле; когда снова очнулся, мы уже летели назад на Землю. Но мои ноги так и остались на Меркурии.

Воцарилось долгое молчание. Затем пилот бросил взгляд на хронометр и воскликнул:

– Ах, черт! Я еще десять минут назад должен был проверить курс!

Напряжение разрядилось, командор, судя по всему, закончил свое повествование, и мы начали мысленно возвращаться с Меркурия к реальности. В течение последующих нескольких минут пилот был занят своими приборами. Первые космические навигаторы могли полагаться лишь на звезды, но теперь для определения положения корабля в пространстве существуют всевозможные радиолокационные устройства. Утомительными

астрономическими расчетами приходится заниматься, лишь находясь далеко от дома, вне зоны радиосвязи с земными станциями.

Я наблюдал, как пальцы пилота непринужденно бегают по клавиатуре калькулятора, когда он неожиданно застыл над панелью, затем очень осторожно тронул несколько клавиш и снова повторил расчеты. На табло появился ответ -

и я понял, что случилось нечто непредвиденное. Несколько мгновений пилот смотрел на цифры, словно не в силах поверить. Потом он отстегнул ремни, удерживавшие его в кресле, и быстро переместился к ближайшему иллюминатору.

Я был единственным, кто это заметил; остальные спокойно читали в своих креслах или пытались вздремнуть. Иллюминатор находился всего в двух метрах от меня, и я направился к нему. В космосе виднелся диск Земли – планеты, в сторону которой мы медленно падали.

И тут словно ледяная лапа сжала мою грудь – на мгновение я даже перестал дышать. Я знал, что к этому времени Земля должна уже быть значительно больше, чем когда мы сошли с орбиты госпиталя. Однако, если мои глаза меня не обманывали, она была меньше, чем когда я видел ее в последний раз. Я снова посмотрел на пилота, и выражение его лица подтвердило мои опасения.

Мы улетали в космос.