Двора выпрямилась и подняла коробку над головой.

Ян сидел, словно на мине. Наконец и он почувствовал, как напряжение уходит.

— Опасность была невелика, — улыбнулся Бен-Хаим. — Иначе я бы не послал, а вы бы не отпустили.

Двора с улыбкой взбежала по лестнице, запыхавшись, и положила открытую коробку на стол. Бен-Хаим протянул руку и достал плоский квадрат черной пластмассы.

— Твердый диск памяти, марка четырнадцать, — сказал Ян. — Где у вас терминал?

— В доме. Пойдемте.

Бен-Хаим пошел вперед, показывая дорогу. Двора посторонилась, чтобы пропустить Яна, но он неожиданно для себя самого схватил ее за руки.

— Слушай, это такая глупость была!..

— Нет. И ты сам это знаешь. А кроме того — как она украсит мой послужной список, подумай!

Конечно, она шутила — и Ян тоже рассмеялся. И только тут заметил, что до сих пор держит ее за руки. Попытался убрать руки, но Двора не отпустила. Ее охватил тот же порыв; она потянулась к нему и поцеловала. Глаза ее были открыты — темные, глубокие, — теплые мягкие губы… Он ответил на поцелуй, и она отпустила руки. Потом шагнула назад, посмотрела на него долгим призывным взглядом… Повернулась и пошла в дом.

Бен-Хаим стоял перед терминалом компьютера, трогая клавиши.

— Ничего не понимаю, — сказал он. — Без конца одно и то же: требует какой-то шифр, иначе не запускается. Понятия не имею, что это может значить.

Ян наклонился к экрану и прочитал:

— «ВВЕДИТЕ ШИФР ДОСТУПА К ИНФОРМАЦИИ ПРИ ВВОДЕ НЕПРАВИЛЬНОГО ШИФРА ПАМЯТЬ СОТРЕТСЯ».

— И вы не знаете, что это за шифр? — Ян обращался не столько к Бен-Хаиму, сколько к себе. — Раз у вас его нет, он должен быть у меня. А у меня есть только вот это. — Он достал свое новое удостоверение и посмотрел на номер. — Тергуд-Смит сказал, что этот номер — пароль, опознавательный код Кассия, если разделить его на дату. Но ведь вы не спрашивали у меня никакого пароля, верно?

— Не было никаких оснований спрашивать. И инструкций таких никто не давал.

— Значит, это он и есть.

Ян ввел номер удостоверения в калькулятор, разделил его на двадцать семь и прочел двенадцать цифр слева от запятой. Потом ввел эти цифры в терминал и нажал клавишу «Воспроизведение». Экран ожил: Тергуд-Смит улыбнулся и кивнул.

— Рад видеть, что ты добрался благополучно, Ян, и находишься у моего старого знакомого, Амри Бен-Хаима. Как вы понимаете, настоящая запись слишком важна, чтобы можно было рисковать. Нельзя было допустить возможности ее случайного воспроизведения. Поэтому у Бен-Хаима была одна половина ключа, а у тебя, Ян, вторая. Как вы только что выяснили. Теперь, пожалуйста, устройтесь поудобнее, а я расскажу вам, что у меня на уме.

Ян нажал клавишу «Стоп» — изображение Тергуд-Смита застыло на экране.

— Вы не думаете, что это стоит записать? Насколько мне известно, диски саморазрушаются, так что копия не помешала бы.

— Конечно, — согласился Бен-Хаим. — Будьте так добры, сделайте.

Ян вставил чистый диск на параллельную запись и снова включил воспроизведение.

— …Я хочу, чтобы нынешняя революционная война закончилась как можно скорее. Бен-Хаим, Ян расскажет вам о моих личных мотивах, стоящих за таким решением. Вероятно, вы поверите мне не больше, чем он. А жаль: тут я совершенно искренен. Но это к делу не относится. Меры, которые я предлагаю для прекращения войны, должны вас заинтересовать из сугубо прагматических соображений. Я рассчитываю на вашу помощь не потому, что жду сочувствия к моему делу, в чем бы оно ни состояло, а потому, что такая помощь — в ваших же интересах.

Прежде всего я изложу свой план в самых общих чертах. Вы его себе представите — и поймете, что обстоятельства вынуждают вас к нему присоединиться. Я уверен, что у нас с вами общая цель. Нам одинаково нужно, чтобы грядущее столкновение закончилось победой человечества.

Теперь подробности. По моим сведениям, к Земле движется сильный космический флот. Он собран наспех и включает в себя все космолеты, хоть сколько-нибудь пригодные к эксплуатации. Планеты поставили свое будущее — само свое существование — на эту единственную карту. Конечно, другого выхода у них просто нет. Политика Земли всегда состояла в том, что все промышленное производство, связанное с космической навигацией, было сосредоточено только здесь, на Земле. Без помощи Земли при отказе важнейшего оборудования его заменить просто нечем. Это относится и к электронике, и к двигателям Фосколо. К слову, горючего тоже нигде не делают, только здесь. Теперь, когда все наши силы стянуты к Земле, повстанцам остается только одно. Атаковать. Рано или поздно они должны решиться — и чем раньше, тем лучше для них; поскольку время изнашивает все, что у них еще есть. Подробности плана повстанцев мне неизвестны. Но я знаю, что они обязаны сделать, если хотят победить. Они должны захватить Мохавский космоцентр. Любое другое решение будет самоубийством. Все поставки, необходимые для жизнеобеспечения космических сил, идут через этот центр. Если он будет захвачен или разрушен — Земля окажется беззащитной.

Теперь — как это можно сделать. Прежде всего необходимо атаковать в космосе, чтобы разделить силы Земного флота. Затем нужно захватить Мохавский комплекс. Это необходимо сделать с Земли, потому что ракетная противокосмическая оборона слишком сильна; снаружи через нее не пробиться.

После захвата базы победу закрепит высадка с космолетов. А затем последует капитуляция всех земных сил и окончательная победа.

Еще подробности. Ян, я организую для тебя контакт с повстанческим флотом, чтобы скоординировать операцию. Когда это будет сделано, израильские силы нападут на космоцентр и захватят его. И будут удерживать, пока их не сменят. Прежде чем принимать решение — согласиться или отказаться, — пусть вспомнят налет на Энтеббу и восстание в Варшавском гетто. Пришло время снова выйти из гетто…

Ян остановил воспроизведение и повернулся к Бен-Хаиму:

— Он что, с ума сошел? О чем он?

— Нет, с ума он не сошел. Он не просто — он преступно в здравом уме! Соблазняет нас спасением, прекрасно зная, что дело может кончиться катастрофой. А чтобы помочь нам решиться — ссылается на нашу историю. У него мышление изощренное, как у талмудиста.

— Варшавское восстание было во время Второй мировой войны, — объяснила Двора. — Тогда нацисты уничтожали евреев поголовно, а кроме того, те гибли от голода и болезней. И вот они восстали — и дрались голыми руками против пушек, пока их не перебили всех, до последнего. Они знали, что погибнут, но не сдавались.

— И еще важно, — добавил Бен-Хаим, — что они дрались, чтобы вырваться из гетто. А сегодня нам снова приходится жить в гетто, которым может быть и целая страна: как бы ни было у нас хорошо, мы заперты. И Тергуд-Смит знает, что мы мечтаем вырваться.

— А Энтебба? — спросил Ян. — Это что такое?

— Рейд коммандос. Они летели через полмира, не имея ни малейшего шанса на успех. И победили. Тергуд-Смит такой искуситель, что рядом с ним самому сатане делать нечего.

— Я не совсем понимаю, чем он вас искушает. Ведь вам никто не угрожает, вы ни с кем не воюете. Вы можете спокойно переждать всю эту заваруху и просто посмотреть, чем она кончится.

— В принципе, верно. Но если по-настоящему, наша свобода — только иллюзия свободы. Мы свободны, оставаясь в тюрьме, хотя она и размером в целую страну. И кроме того — нами движет чувство справедливости… Мы в своей маленькой свободной тюрьме окружены целым миром экономически и физически порабощенных гоев. Разве мы не должны им помочь? Ведь мы сами тысячелетиями носили оковы и знаем, что это такое… Разве не должны мы поспособствовать другим добиться того же, о чем молились для себя? Я же говорил, что это проблема для талмудистов. Я уже стар, быть может, потому так много сомневаюсь. Мне нужен покой… Но послушаем голос молодого Израиля. Двора, что думаешь ты?

— Я не думаю, я знаю! Драться! Другого пути просто нет.

— Я отвечу так же просто, — сказал Ян. — Если есть хоть какой-то шанс на успех — я обязан принять участие. Тергуд-Смит говорит, что введет меня в контакт с атакующим флотом. Это хорошо. Потому что я скажу им не только о его планах, но и о наших сомнениях — и о том, что за скользкий угорь этот Тергуд-Смит. И тогда ответственность за окончательное решение ляжет не только на меня. Так что мой ответ предельно ясен: я стану делать то, что он скажет.

— Да, на вашем месте я бы вел себя точно так же, — согласился Бен-Хаим. — Терять вам нечего, а приобрести вы можете весь мир. Но все это слишком красиво звучит. У меня такое чувство, что этот человек ведет нечестную игру.

— Не имеет значения, — возразила Двора. — Его личная судьба нас занимать не должна. Если все это — ловушка, то повстанцев надо предупредить, чтобы они смогли принять меры. Если не ловушка — Израиль должен принять участие в решающей битве. В этой войне, которая покончит со всеми войнами.

Бен-Хаим глубоко вздохнул и качнулся вперед-назад в кресле.

— Уже сколько раз произносились эти слова!.. «Война, которая покончит с войнами». Когда-нибудь исполнились они?

— Нет. Но на сей раз могут исполниться. Ян, включи, пожалуйста, дальше. Давай послушаем, что он еще скажет.

Да. Во всем, что он сказал до сих пор, было много смысла — или бессмыслицы. Ян чувствовал себя в такой же западне, как и израильтяне. С Тергуд-Смитом его связывало только одно: желание убить его. И вместо этого он должен теперь работать на него?.. Он с изумлением помотал головой — потом потянулся к терминалу и нажал клавишу.

— …Время снова выйти из гетто. Обдумайте все, что я сказал. Обдумайте тщательно. Взвесьте свое решение. Доверьтесь кнессету, пусть решают они. Мое предложение нельзя принять частично. Вы должны согласиться со мной целиком — или целиком отвергнуть. Все или ничего. Я обращаюсь к вам в первый и последний раз, больше вы от меня ничего не услышите. Время у вас еще есть, но не слишком много. Атакующий флот будет здесь дней через десять. Космоцентр вы должны захватить перед рассветом, дату вам сообщат. На размышление остается четыре дня. В ближайшую пятницу, вечером, ваша радиостанция будет транслировать обычное еженедельное богослужение, посвященное памяти усопших. Если решитесь — просто назовите Яна Кулозика в числе именитых покойников. Он не суеверен, так что возражать не станет, я не сомневаюсь. А если решите не принимать участие в спасении человечества — не делайте ничего. Больше я вас не потревожу.

Экран потемнел.

— Смотрите, какой грех он взваливает на нас! — сказал Бен-Хаим. — Вы уверены, что он никогда не занимался богословием?

— Ни в чем, что касается моего зятя, я не уверен. Хотя нет. Сейчас я уверен, что всю свою прежнюю биографию он выдумал. Быть может, он на самом деле Сатана, как вы сказали. Что вы намерены делать?

— То, что он и сказал. Передам его предложение в кнессет. Пусть хоть немного ответственности и вины ляжет и на их плечи.

Бен-Хаим повернулся к телефону. Ян с Дворой вышли из комнаты. Слушая Тергуд-Смита, они не заметили, как стемнело. Они вышли на террасу молча, погруженные каждый в свои мысли. Ян прислонился к колонне и посмотрел на огни городка, взбегавшие по склону холма на той стороне долины. Ночь была безлунной, пронзительно-яркие звезды заполнили все небо, от горизонта до горизонта. Какая тишина, как мирно здесь!.. А Тергуд-Смит хочет, чтобы они все это бросили и шли воевать за идеалы. Да, трудное решение, им не позавидуешь. Яну решать было проще… Обернувшись, он увидел, что Двора сидит на диване, сложа руки на коленях.

— Ты, наверное, голодный, — сказала она. — Давай я что-нибудь соображу.

— Подожди. Как ты думаешь, что будет делать кнессет?

— Болтать. Это у них здорово получается. Это же просто компания стариканов, которые предпочитают болтовню любому настоящему делу. Тергуд-Смит должен был дать им не четыре дня, а четыре месяца, чтобы собраться с мыслями.

— Так ты думаешь, они ничего не решат?

— Решат, еще как решат! Против. Игра без риска. Они всегда хотят играть без риска.

— Быть может, потому они и дожили до старости?

— Ты смеешься надо мной? Дай-ка я на тебя посмотрю…

Она потянула его вниз и усадила рядом с собой. Увидела, что он на самом деле улыбается, — и тоже улыбнулась, не смогла удержаться.

— Ну ладно. Я на самом деле начинаю злиться раньше времени. Ведь еще ничего не произошло. Но произойдет, вот увидишь, точь-в-точь как я сказала. Вот тогда я разозлюсь по-настоящему. Но если они скажут «нет» — что ты станешь делать?

— Я еще не думал о таком варианте. Наверное, вернусь и буду искать Тергуд-Смита. Я просто не могу сидеть, спрятавшись здесь, когда решается судьба всего человечества. Быть может, все-таки смогу войти в контакт с флотом повстанцев и рассказать все, что знаю… Но нет смысла гадать, пока ничего не известно.

Говоря, Ян заметил, что она до сих пор держит его за руки. Ни один из них не торопился отодвинуться.

«О чем это я думаю?» — ужаснулся Ян. И понял, что не думает вовсе. Просто чувствует, отвечает физическим рефлексом. И он знал, что Двора чувствует то же самое. Хотел спросить, но испугался. Он повернулся к ней — она смотрела ему в лицо. И без всякого сознательного усилия оказалась в его объятиях.

Она долго-долго не отнимала губ, потом чуть отодвинулась, по-прежнему не отпуская его, и тихо прошептала:

— Пойдем ко мне. Здесь слишком часто ходят.

Он встал вслед за нею, но попытался высказать сомнение, шевелившееся где-то в глубине души.

— Я женат, Двора… Моя жена за много световых лет…

Она прижала палец к его губам:

— Тс-с. Я за тебя замуж не собираюсь. Просто иди за мной.

Так он и сделал.