Глава 11
У Яна и в мыслях не было двигаться, но если бы и захотел — все равно не смог бы. Он был в шоке: сначала машина исчезла, потом этот фонарь и эта комната… Игра проиграна, его взяли, все пропало — и он оцепенел, пораженный этой ужасной мыслью.
— Пекарь, вернись в раздевалку, — снова раздался тот же голос. — Здесь есть человек, которого ты не знаешь.
Пекарь послушно вышел, мужчина с фонарем последовал за ним. Ян сумел разглядеть только его силуэт, когда он проходил мимо. Что происходит?
— Ян, мне нужно поговорить с вами, — раздался знакомый голос, едва закрылась дверь. Маленький фонарик по-прежнему был у него в руке, он поднял его, и луч выхватил из темноты лицо Сары. — Мы не хотели вас пугать, но возник непредвиденный случай.
— Пугать? Ничего подобного. У меня просто сердце остановилось, только и всего.
— Простите. — Она улыбнулась, но улыбка тотчас погасла. — Стряслась большая беда, нам может понадобиться ваша помощь. Захвачен один из наших людей, а мы не можем допустить, чтобы его опознали. Вы слышали о Слэтхиллском лагере?
— Нет.
— Это трудовой лагерь в Сандерленде. Самый север Шотландии, Нагорье. Мы почти уверены, что сможем вытащить его из зоны — это не так трудно, — но как ему выбраться из того района? Вот я и подумала о вас, о ваших лыжных походах в те края. Он мог бы выйти оттуда на лыжах?
— Мог бы, если знает местность и умеет на лыжах ходить. Умеет?
— Вряд ли. Но он молод, здоров и может научиться. Это трудно?
— Асом стать очень трудно, но азы освоить совсем легко. Если у вас есть кто-нибудь, кто мог бы показать ему, как это делается…
И тут он все понял. Снова посветил фонариком — Сара стояла опустив глаза, очень бледная.
— Да. Я хочу просить о помощи вас, — сказала она. — Хотя это мне очень не нравится. И не только потому, что вы рискуете. Мы даже упоминать не должны при вас о таких вещах. Но если вы решите быть с нами, то должны выполнять в Сопротивлении самую важную работу. Если его не освободить, то все дело может быть погублено. Всему конец.
— На самом деле так серьезно?
— Да, Ян.
— Тогда я, конечно, помогу. Но мне надо заехать домой за снаряжением…
— Невозможно. Все думают, что вы в Шотландии. Мы даже машину туда угнали, чтобы скрыть ваши следы здесь.
— Так вот куда она делась.
— Мы можем доставить ее в любое место в Шотландии, куда скажете. Это поможет?
— В высшей степени. Но как я туда попаду?
— Поездом. Через два часа поезд на Эдинбург, и мы можем вас на него посадить. Поедете как есть. Так на вас никто не обратит внимания. А одежду свою повезете в сумке. Пекарь поедет с вами.
Ян быстро думал, хмурясь в темноту.
— Хорошо. Давайте так и сделаем. И еще постарайтесь встретить меня утром в Эдинбурге в качестве Синтии Картон и привезти денег. Хотя бы пятьсот фунтов наличными, в старых банкнотах. Это возможно?
— Конечно. Я сейчас же этим займусь. Пекарь обо всем уже знает. Позовите его. Скажите — тот, кто сейчас с ним, должен уйти вместе со мной.
Казалось глупостью, что люди, вместе рискующие жизнью, не могут даже увидеть друг друга. Но это была мудрая предосторожность: если одного из них схватят — он не сможет выдать остальных. В гараж вернулись Пекарь с незнакомцем.
Быстро пошептавшись с Пекарем в темноте, незнакомец вышел вместе с Сарой. Пекарь подождал, пока они уйдут, и только тогда включил свет.
— Значит, отправляемся в тайную экспедицию, шеф? В это время года только и путешествовать. — Он порылся в каких-то ящиках в углу гаража и достал древний армейский вещмешок. — О! То, что надо. Давай кидай сюда свои шмотки и пошли. Чуток поднажмем — как раз вовремя успеем.
Пекарь еще раз продемонстрировал превосходное знание лондонских улочек. Ярко освещенные магистрали путешественникам пришлось пересечь только два раза. И каждый раз Пекарь сначала уходил вперед на разведку и лишь потом — убедившись, что никто за ними не следит, — переводил Яна в безопасную темень на другую сторону улицы. Они добрались до Кинг-Кросс даже раньше времени, оставалось еще сорок пять минут. Забавно, что Ян, бывавший здесь бессчетное число раз по дороге в Шотландию, не узнал вокзала.
С улицы они свернули в длинный подземный переход. Несмотря на яркое освещение, он постоянно использовался в качестве туалета, и в воздухе висел резкий запах мочи. Шаги отдавались громким эхом. Они прошли туннель, поднялись по ступенькам и попали в большой зал ожидания, уставленный обшарпанными скамьями. Большая часть обитателей зала сладко спала, растянувшись на этих скамьях, кое-кто сидел в ожидании поезда. Пекарь подошел к помятому сигаретному автомату, вытащил из кармана металлическую коробку и сунул ее под раздаточное устройство. Удовлетворившись мелочью, которую в нее закинули, машина заурчала и изрыгнула в коробку несколько сигарет. Пекарь протянул Яну коробку и зажигалку:
— На-ка, закури. Постарайся выглядеть обыкновенно. Ни с кем не заговаривай, кто бы что ни сказал. Я пошел за билетами.
О таком сорте сигарет Ян никогда раньше не слышал. Вдоль каждой синими буквами было напечатано: «Сучок»; они трещали, словно тлеющая солома, и обжигали рот.
В зале беспрерывно происходило неспешное движение. Одни люди входили, другие выходили, но никто из них, даже от нечего делать, не удосужился хотя бы взглянуть в сторону Яна. Каждые несколько минут громкоговорители оживали и начинали бормотать что-то невразумительное. Ян достал уже третью сигарету и начал злиться — но тут появился Пекарь.
— Ну, порядок, шеф. Двигаем в страну скоттов, только сперва давай заглянем в сортир. У тебя платок есть?
— В кармане.
— Давай доставай. Он тебе понадобится. В поездах очень тесно, а народ любопытный — делать нечего, болтают, как старые бабы… А если тебе придется разговаривать — это нам ни к чему.
В умывалке Ян с ужасом отшатнулся: Пекарь раскрыл громадный складной нож.
— Небольшая операция, шеф, для твоей же пользы. Не бойсь, не умрешь. Давай-ка, оттяни губу книзу, а я тебе десну чуток покарябаю. Ты ничего и не почуешь.
— Болит чертовски! — пробормотал Ян, прижимая платок к губам. Потом отнял платок ото рта — на нем была кровь.
— Отлично получилось. Красное издали видать. Если начнет подживать, ты языком пошевели чуток, и кровь опять пойдет. А ты ее сплевывай иногда. Очень убедительно. Теперь пошли. Я сумку потащу, а ты платком рот закрывай.
На платформу «Летучего Шотландца» оказался отдельный вход, о существовании которого Ян и не подозревал. Они вышли к хвосту состава. Далеко впереди были видны фонари и суетня носильщиков возле вагонов первого класса, в которых он всегда ездил прежде. Отдельное купе; если захочешь, есть что выпить — в нише свой бар, — а потом спи себе до самого Глазго… Он знал, что в поезде есть и секция второго класса. Доводилось видеть, как пассажиры толпами штурмуют свои многоэтажные вагоны, как терпеливо ждут на шотландском вокзале, пока пассажиры первого класса выйдут из поезда. Но он даже не подозревал, что существует еще и секция третьего класса.
В вагонах было тепло, но и только. Не было там ни бара, ни буфета — вообще никакого сервиса. Сиденья сделаны из деревянных реек, в расчете исключительно на прочность, а не на красоту или удобство. Яну удалось найти место возле окна, где он мог упереться спиной в угол, сунув под голову сверток с одеждой. Пекарь уселся рядом, закурил сигарету и благодушно выпустил струю дыма прямо в знак «Курение запрещено». Народ еще набивался в вагон и рассаживался, когда поезд мягко тронулся с места.
Поездка оказалась очень неприятной. Носовой платок был сплошь в красных пятнах; следуя указаниям своего спутника, Ян ухитрился даже отхаркаться с кровью. Потом он попытался заснуть, но это оказалось трудно под яркими лампами, горевшими всю ночь. Вопреки опасениям Пекаря никто с ним не заговаривал. Никто и внимания на них не обращал; только поначалу все смотрели на окровавленный рот Яна. В конце концов он все-таки уснул под стук колес и проснулся от того, что его сильно тряхнули за плечо.
— Взойди и воссияй, сынок, — сказал Пекарь. — Полшестого, и утро чудесное — нельзя же спать весь день! Давай-ка поищем чего на завтрак.
Во рту Ян ощущал омерзительный привкус, а все тело одеревенело и болело после ночи, проведенной в сидячем положении на жесткой скамье. Но, пройдя по платформе, он окончательно проснулся, морозный воздух бодрил; а вид запотевших окон буфета напомнил ему, что он голоден, очень голоден. Зав-, трак был простой, но вкусный и сытный — полная миска каши. Ян проглотил свою порцию, едва Пекарь успел заплатить. А тем временем за их стол присел человек с чашкой чаю, одетый так же, как они.
— Доедайте по-быстрому, ребята, и пошли со мной. Времени у нас не много.
Они поднялись, выбрались из здания вокзала и молча последовали за ним. А он быстро шел сквозь холодный утренний туман в многоэтажное здание неподалеку от вокзала, потом вверх по нескончаемым маршам лестницы — у них всегда лифты поломаны? — и наконец привел их в грязную, запущенную квартиру, точную копию той, что они видели в Лондоне, только комнат больше. Ян устроился возле раковины и побрился допотопной бритвой, стараясь порезаться не слишком сильно, потом переоделся в свою одежду. Переоделся с чувством облегчения, признался он себе. Он старался не думать о том, как же должны чувствовать себя люди, живущие так всю жизнь, если эта одежда и вся окружающая обстановка настолько его измучили меньше чем за день. Он устал, и сейчас не стоило ни о чем размышлять. Те двое ждали его. Пекарь начистил ботинки черной ваксой и протянул их Яну.
— Не так уж плохо, шеф. На танцы ты в них все равно не пойдешь, а для улицы нормально. Мне передали, что тебя кто-то будет ждать в гостинице «Каледония», в коридоре. Если пойдешь вот за этим другом, он тебя приведет прямо туда.
— А вы?
— Никогда не задавай вопросов, шеф. Я вернусь, как только смогу. Здесь, на севере, слишком холодно. — Он улыбнулся, обнажив почерневшие зубы, и взял Яна за руку. — Удачи тебе!
Ян вышел вслед за своим проводником на улицу, держась метрах в двадцати позади. Проходя мимо «Каледонии», незнакомец пожал плечом и прибавил шагу. Ян прошел через вращающиеся двери и увидел Сару. Она сидела в кресле под пальмой и читала газету. Скорее, делала вид, что читает, потому что не успел он подойти к ней, как она поднялась и, словно не замечая его, прошла через холл к боковому выходу. Ян последовал за ней — она ждала его за углом.
— Все готово. Все, кроме лыж. Ваш поезд в одиннадцать утра.
— Значит, мы успеем все купить. Деньги привезли? — Она кивнула. — Тогда мы вот что сделаем. Я об этом думал почти всю ночь; в нашем вагоне для этого были прекрасные условия. А вы тоже приехали этим поездом?
— Да, во втором классе. Ничего, сносно.
— Хорошо. Теперь надо зайти в магазин и купить лыжное снаряжение. В Эдинбурге таких магазинов всего три. Покупки будем делать вместе. Расплатимся наличными — и никаких кредитных карточек. Меня здесь знают. Я скажу, что оставил карточку в поезде и новую могу получить не раньше чем через час, а мне надо купить кое-что срочно. Это получится, я знаю — несколько лет назад со мной был подобный случай. Они возьмут наличные.
— Но нас же двое. У меня тоже есть карточка. Денег на счету много, фамилия хозяина карточки вымышленная.
— Прекрасно. Тогда вы купите дорогие вещи: малогабаритные аккумуляторы и два компаса, это будет нужно. Хотите, запишу, что нужно приобрести?
— Нет. Меня учили все запоминать.
— Отлично. Про поезд вы мне сказали. Что дальше?
— Мы с вами переночуем в Инвернессе. Ведь вас хорошо знают в гостинице «Кингсмиллс»?
— Господи, да вы обо мне знаете больше, чем я сам! Ну, знают меня там…
— Так мы и думали. Для вас заказан номер. А к утру будет устроено и все остальное.
— Вы мне не можете рассказать о ваших планах?
— Я пока сама не знаю. Все делается в дикой спешке, экспромтом, и стыкуется в последнюю минуту. Но у нас на Нагорье есть сильная поддержка. В основном бывшие зеки, которые всегда рады помочь любому беглецу. Они на своей шкуре испытали, каково там, в зоне.
Здесь же, у дверей, Сара передала Яну деньги. Он перечислил, что нужно купить, — она кивнула и повторила все слово в слово.
Когда они снова встретились, рюкзак Яна был набит покупками, а лыжи и все остальное, что купила Сара, было отослано на вокзал.
Они приехали на вокзал за полчаса до отхода поезда, и Ян детально обследовал купе на предмет спрятанных «клопов» — насколько это было возможно без специальных приборов.
— Ничего не нашел, — сообщил он наконец.
— По нашим данным, эти вагоны прослушивают редко, в исключительных случаях. В отличие от второго класса, где «клопы» на каждом шагу.
Поезд тронулся. Сара сняла пальто и села у окна, глядя, как городские здания уступают место сельскому пейзажу. Ее зеленый костюм был оторочен тем же мехом, из которого была сделана шапочка. Она обернулась и встретила взгляд своего попутчика.
— Любуюсь вами, — сказал Ян. — Вы очень привлекательны в этом наряде.
— Это же маскировка. Богатая и красивая женщина… Но все равно, спасибо за комплимент. Хоть я и сторонница полного равенства полов, меня не оскорбляет, как некоторых, когда восхищаются не только моим умом.
— Да что в этом может быть оскорбительного? — Некоторые ее слова до сих пор озадачивали Яна. — Впрочем, не надо. Сейчас ничего не говорите. Лучше открою-ка я бар и налью вам чего-нибудь крепенького, и себе тоже, и велю принести сандвичей с мясом. — Его укололо чувство вины, но Ян решил не обращать на него внимания. — Вэнисон, их отлично готовят в этом поезде. И, конечно, копченой семги. И к ней — точно, вот он, — «Глен Моранжи», самый лучший сорт солодового виски. Вы его знаете?
— Даже не слышала никогда.
— Счастливая девушка! Путешествовать в тепле и роскоши по морозной, суровой Шотландии, да еще впервые в жизни потягивать солодовое!.. Я вам составлю компанию.
Не наслаждаться путешествием было попросту невозможно, несмотря на все опасности, которые оно в себе таило. Опасности позади, впереди… Но сейчас, пока они ехали в поезде, мир словно отошел от них куда-то вдаль. За окном ярко сиял под солнцем белый пейзаж: горы, леса, редкие прогалины замерзших озер. Из труб фермерских коттеджей не поднималось ни единого дымка — даже самые удаленные из них обогревались электричеством, — но в остальном картина была неизменной уже тысячи лет. На огороженных полях бродили овцы, вприпрыжку уносилось стадо оленей, испуганных электропоездом…
— Не представляла себе, что это может быть так красиво, — сказала Сара. — Я никогда не забиралась так далеко на север. Но эта прекрасная земля кажется совершенно безжизненной и бесплодной.
— Совсем наоборот. Приезжайте летом — увидите, сколько здесь жизни.
— Наверно. А можно мне еще немного этого чудесного виски? У меня от него голова кружится!..
— Пусть покружится. В Интернессе вы сразу отрезвеете.
— Не сомневаюсь. А вы пойдете прямо в гостиницу и будете ждать дальнейших инструкций. Что будем делать с лыжами и со всем прочим?
— Кое-что я возьму с собой, а остальное оставим в камере хранения.
— Наверно, вы правы. — Сара отпила глоточек виски и сморщила нос. — До чего же крепко! Я до сих пор не уверена, что оно мне нравится. Интернесс расположен в зоне Безопасности, вы знаете? Все данные из гостиниц автоматически передаются в полицейские файлы.
— Я не знал. Но я довольно часто останавливался в «Кингсмиллс», так что в этом не будет ничего необычного.
— Верно. Вы у нас просто замечательное прикрытие, лучше не придумаешь. Но мне не хочется фигурировать в книге регистрации приезжих. А на обратный поезд вечером мне, наверно, не успеть. Придется ночевать в вашем номере — не возражаете?
— Я просто в восторге!
И в самом деле, когда она это сказала, Ян ощутил где-то внутри восхитительное, волнующее тепло. Вспомнилась ее грудь, мимолетно мелькнувшая перед ним в лондонском кафе. Он невольно улыбнулся — и увидел, что она улыбается тоже.
— Ты просто ужасный человек! Такой же, как все мужчины. — В ее голосе было больше юмора, чем гнева. — Вместо того чтобы думать об опасном деле, которое нам предстоит, твои набитые гормонами мозги заняты, наверно, только тем, как бы меня соблазнить?
— Ну, не только…
Они рассмеялись, Сара взяла его за руку.
— Чего вы, мужики, пожалуй, никогда не поймете — так это то, что женщины могут наслаждаться любовью и сексом точно так же, как и вы. Очень неприлично сознаться, что я все время думала о тебе, с той самой злополучной ночи на подлодке?
— Неприлично или нет — но замечательно.
— Ладно, — сказала она, снова посерьезнев. — Когда устроишься в гостинице, пойди погуляй, подыши свежим воздухом или зайди в кафе. Встретишь меня на улице и скажешь свой номер, не останавливаясь. А сразу после обеда возвращайся к себе. Я не хочу слишком долго болтаться по городу в темноте, так что приду сразу, как только узнаю, каковы планы на завтра. Договорились?
— Договорились.
Сара вышла из поезда первой и сразу затерялась в толпе. Ян подозвал носильщика и сдал в камеру хранения лыжи и остальную кладь. Дойти до гостиницы с почти пустым рюкзаком не составило никакого труда. В это время года на Нагорье рюкзаки попадаются чаще, чем чемоданы, поэтому Ян не возбудил ни малейшего любопытства в гостинице.
— Добро пожаловать, инженер Кулозик, всегда рады вас видеть! Но у нас свободных номеров мало, и ваш обычный мы вам предоставить не можем. Вас устроит четвертый этаж? Комнаты там прекрасные. Не возражаете?
— Конечно, не возражаю! — Ян взял ключ. — Вы не забросите мой мешок наверх? Хочу побродить, пока магазины открыты.
— С удовольствием.
Все шло, как было задумано. Сара кивнула, услышав номер, и прошла мимо, не останавливаясь. Он пообедал рано в гриль-баре и к семи был у себя в номере. Нашел в книжном шкафу роман Джона Бьюкена — как раз такое здесь и читать — и поудобнее устроился с книгой и со стаканом разбавленного виски. Но почти бессонная прошедшая ночь сказалась: он и не заметил, как его сморило.
Проснулся Ян от света, включенного у входной двери. В номер быстро проскользнула Сара.
— Все устроено. Завтра ты сядешь на местный поезд до станции Форсинар. — Она посмотрела на листок бумаги. — Это в Агентулском лесу. Знаешь?
— Слышал. Все карты у меня есть.
— Отлично. Выйдешь из поезда с другими лыжниками и увидишь местного человека, очень высокого, с черной повязкой на глазу. Это твой связной. Пойдешь за ним, а дальше он знает.
— А ты что будешь делать?
— А я вернусь назад. Поезд в семь утра. Здесь я больше не нужна.
— Да ты что!
Она улыбнулась, тепло, как никогда прежде.
— Выключи свет и раздвинь шторы. Сегодня полнолуние, красотища невообразимая.
Он послушался. В бледном свете луны белый ландшафт казался еще белее. Тени, темнота, снег… Ян обернулся, услышав шорох, и увидел Сару — лунный свет заливал ее всю. Упругие круглые груди, которые он видел тогда лишь мельком, тугой живот, пышные бедра, длинные ноги… Сара протянула руки, и он привлек ее к себе.