Книга: Стихотворения. Проза. Театр (сборник)
Назад: Действие второе
Дальше: Йерма Трагическая поэма в трех действиях и шести картинах Перевод Н. Малиновской (проза), А. Гелескула (стихи)
Действие третье
Картина первая
Лес. Ночь. Огромные влажные стволы. Темные кроны. Две скрипки тихо ведут мелодию. Появляются Три Дровосека.
Первый Дровосек. Их нашли?
Второй Дровосек. Нет. Ищут.
Третий Дровосек. И найдут.
Второй Дровосек. Тише!
Третий Дровосек. А что?
Второй Дровосек. Чудится, будто скачут по всем дорогам.
Первый Дровосек. Взойдет луна – их сразу увидят.
Второй Дровосек. Отпустили б на все четыре стороны!
Первый Дровосек. Мир велик. Всем достало бы места.
Третий Дровосек. Но их убьют.
Второй Дровосек. Когда сердце велит, надо идти. Хорошо сделали, что сбежали.
Первый Дровосек. Как ни обманывали себя, кровь пересилила.
Третий Дровосек. Голос крови!
Первый Дровосек. Надо идти, когда кровь зовет.
Второй Дровосек. Но если кровь вырвется на волю, ее выпьет земля.
Первый Дровосек. И что? Лучше истечь кровью, чем сгноить ее.
Третий Дровосек. Тише!
Первый Дровосек. Что-то слышишь?
Третий Дровосек. Сверчки, лягушки, ночной дозор.
Первый Дровосек. Коня не слышно?
Третий Дровосек. Нет.
Первый Дровосек. Наверно, сейчас они любят друг друга.
Второй Дровосек. Он ласкает ее, она – его.
Третий Дровосек. А их найдут и убьют.
Первый Дровосек. Но прежде они смешают свою кровь и станут пересохшими ручьями, двумя пустыми сосудами.
Второй Дровосек. Небо хмурится. Луне не выбраться из-за туч.
Третий Дровосек. Жених найдет и во тьме. Я видел его. Летел как падучая звезда. Лицо серое, как зола. А на нем, как печать, судьба его рода.
Первый Дровосек. Судьба умереть на мостовой.
Второй Дровосек. Она самая.
Третий Дровосек. Думаешь, ускользнут они от облавы?
Второй Дровосек. Вряд ли. Вся округа ощетинилась ружьями и ножами.
Третий Дровосек. У него хороший конь.
Второй Дровосек. Но с ним женщина.
Первый Дровосек. Пришли.
Второй Дровосек. Могучее дерево – сорок ветвей! Но мы его быстро срубим.
Третий Дровосек. Нельзя медлить. Скоро луна взойдет.
Левую половину сцены заливает мягкий лунный свет.
Первый Дровосек.
Месяц на восходе,
над долиной!
Второй Дровосек.
Остуди ты кровь
росой жасминной!
Первый Дровосек.
Месяц одинокий,
свет небесный!
Второй Дровосек.
На серебряном
лице невесты.
Третий Дровосек.
Ай, незваный месяц, напоследок
приюти любовь под тенью веток!
Первый Дровосек.
Ай, недобрый месяц, в утешенье
не лишай любовь последней тени!
Появляется Месяц в облике молодого дровосека с бескровным лицом. Сцену вновь озаряет голубое сияние.
Месяц.
Я зрачок колокольни,
зоркий лебедь в затоне,
призрак утра в деревьях.
Не уйти от погони!
Кто укрылся? Кто плачет
в остролистах колючих?
Лунный свет, я бросаю
нож, отточенный лучик,
и тоскует по крови
мой свинцовый лазутчик.
Отогрейте! Я дрогну
среди стекол и камня!
Дверь и душу откройте,
дайте каплю тепла мне!
Замерзаю! Мой пепел,
прах усопшего тленья,
у костра не согреют
ни леса, ни селенья.
Только яшмою снега
леденит бездорожье,
да стоячие воды —
мое смертное ложе.
Но сегодня от крови
оживут мои щеки
и подмятые ветром
камыши у протоки.
Ни укрытья, ни тени.
Не уйти от погони!
Я войду прямо в сердце
и согрею ладони.
Сердца, жаркого сердца!
В его смертном ожоге
мои недра оттают.
Я заждался! С дороги!
(К деревьям.)
Я проникну! Ни тени
не останется где-то.
Зашумят перелески
отголосками света.
Этой ночью от крови
оживут мои щеки
и подмятые ветром
камыши у протоки.
Кто укрылся? Напрасно!
Не уйти от погони!
Лунной дрожью алмазной
обозначатся кони.
Скрывается за деревьями, и в лесу снова темнеет. Появляется Нищенка в темно-зеленых лохмотьях. Она идет босая, и закутанное лицо еле различимо. В списке действующих лиц ее нет.
Нищенка.
Затмился месяц, а они все ближе.
Не торопитесь. Дальше не пройдете.
В кипеньи вод и ропоте деревьев
заглохнет крик, растерзанный на взлете.
Сейчас и здесь. И быстро. Я устала.
Уж сундуки раскрыты в ожиданьи,
и снеговая пряжа не дождется
тяжелых тел с раскроенной гортанью.
Не шелохнутся птицы, и лишь ветер
подхватит стон широкою полою
и понесет во тьму ночного леса
или в песке схоронит под ветлою.
Да где же месяц!
(Раздраженно.)
Месяц!
(Снова светлеет.)
Месяц.
Подъезжают.
Кто берегом, кто логом… Каждый камень
высвечиваю. Чем еще помочь?
Нищенка.
Ничем.
Месяц.
Сегодня ветер, как наваха,
безжалостен.
Нищенка.
На куртке освети
медь пуговиц, а нож найдет дорогу.
Месяц.
Но только бы подольше умирали
и шепот крови нежил мои пальцы!
Взгляни, как раскаляется мой пепел,
почуяв эту жгучую струю!
Нищенка.
Не дай им выйти к броду!
Месяц.
Вот они.
(Скрывается. Снова темнеет.)
Нищенка.
Быстрей же! Больше света! Ты оглох?
Нельзя их упустить!
Входит Жених, за ним Первый Юноша. Нищенка усаживается и закрывает лицо плащом.
Жених. Сюда!
Первый Юноша. Их не найти!
Жених. Найду!
Первый Юноша. Думаю, они поехали другой дорогой.
Жених. Нет. Я слышал стук копыт.
Первый Юноша. Это не его конь.
Жених. Есть только один конь на свете – его конь! Понял? И если ты со мной, помогай молча.
Первый Юноша. Я хотел…
Жених. Молчи. Я знаю, мы встретимся здесь. Гляди, это уже не моя рука. Это рука моего брата, и отца моего, и всех, кого прежде них убили в нашем роду. Оттого столько в ней силы, что дерево вырвет с корнем. Скорее! Зубы моих мертвых уже впились в меня так, что трудно дышать.
Нищенка (жалобно). Ай!
Первый Юноша. Слышал?
Жених. Туда! И зайди сбоку.
Первый Юноша. Как на охоте!
Жених. Это охота. И такой охоты никому не пожелаю.
Первый Юноша уходит. Жених быстро идет к левой кулисе и сталкивается с Нищенкой. Это Смерть.
Нищенка. Ай!
Жених. Что тебе?
Нищенка. Холодно!
Жених. Куда идешь?
Нищенка (жалобно, словно выпрашивая). Туда… куда-то…
Жених. Откуда ты?
Нищенка. Оттуда…
Жених. Не видела двоих, мужчину и женщину, на коне?
Нищенка (словно очнувшись). Постой… (Подходит ближе, всматривается.) Красавец! А заснешь – станешь еще краше.
Жених. Отвечай! Ты их видела?
Нищенка. Погоди!.. Какие широкие плечи! Лег бы, расправил их и не двигался! Куда лучше, чем ходить, ведь подошвы такие маленькие, узкие!
Жених (хватает ее и трясет). Я спрашиваю: ты их видела? Они были здесь?
Нищенка (громко). Нет. Не были, но спускаются сюда с холма. Слышишь?
Жених. Нет.
Нищенка. Дорогу знаешь?
Жених. Найду.
Нищенка. Хочешь, покажу? Мне здесь каждая тропинка знакома.
Жених (нетерпеливо). Показывай! Скорее!
Нищенка (торжествуя). Туда!
Быстро уходят. Две скрипки ведут свою лесную мелодию. На сцену возвращаются Дровосеки. Теперь у них в руках топоры. Дровосеки медленно идут, оглядывая деревья.
Первый Дровосек.
Смерть,
ты здесь,
ты вечно наготове!
Второй Дровосек.
Не пои песок ручьями крови!
Первый Дровосек.
Смерть,
сухие листья, злые вести!
Третий Дровосек.
Не сплетай венок из них невесте!
Второй Дровосек.
Смерть, я знаю – ты несправедлива,
но оставь зеленой ветку ивы!
Первый Дровосек.
Злая смерть, любви неутоленной
ветку ивы ты оставь зеленой!
Дровосеки, продолжая переговариваться, уходят. Появляются Леонардо и Невеста.
Леонардо.
Молчи!
Невеста.
Я пойду одна.
Оставь меня. Возвращайся.
Леонардо.
Молчи.
Невеста.
Зубами, ногтями,
чем хочешь, но поскорее
чугунную эту цепь
сорви с моей гордой шеи!
Забьюсь я в мою нору
и выглянуть не посмею.
И если ты сам не можешь
убить меня, как гадюку,
заряженное ружье
вложи в невестину руку.
Как голова пылает!
Нет сил! И рана на ране!
Не слезы душат, не слезы —
осколки стекла в гортани!
Леонардо.
Нас ищут, каяться поздно.
Молчи. Что было, то было.
Я увезти тебя должен
и увезу.
Невеста.
Только силой.
Леонардо.
Ах, вот как? А кто из дому
сбежал по ступенькам первой?
Невеста.
Мой грех.
Леонардо.
А кто вороному
заправил ремень подпруги?
Невеста.
Моих дело рук.
Леонардо.
А шпоры
надели не те же руки?
Невеста.
Они твои, эти руки,
закованные в оковы,
твои – и тебя, желанный,
они задушить готовы.
Желанный! Уйди, желанный!
Могла бы убить – убила
и в саван из незабудок
тебя обрядила, милый!
Как голова пылает!
Нет сил! И рана на ране!
Не слезы душат, не слезы…
Леонардо.
Осколки стекла в гортани.
Я наши дома и судьбы
стеной крепостного
вала хотел разделить. И напрочь
тебя позабыть. Ты знала.
В глаза я втирал песок
при виде былой утраты.
Но стоило сесть в седло —
и конь у твоей ограды.
Серебряные занозы,
вся кровь от них стала черной!
Отравлен мой сон и горек,
и сохну травою сорной.
Моя ли это вина?
И ты ее не хотела.
Виновна сама земля
и запах волос и тела.
Невеста.
Бредовый сон! Не хочу
с тобой ни ложа, ни крова
и каждый миг моей жизни
к тебе рвануться готова.
Окликнул – и я иду,
и гонишь меня напрасно —
былинкой лечу я следом,
как искра, лечу и гасну.
Я бросила в день венчанья
мужчину с родней суровой,
забыла стыд, растоптала
и честь, и данное слово.
Но ты за меня не должен
платить дорогой ценою.
Пощады тебе не будет.
Беги же! Простись со мною!
Леонардо.
Уже умирает ночь,
на лезвии горном тая.
Сейчас разобьется утро
на вольные птичьи стаи.
Приют на земле найдется,
где вечно мы будем рядом.
И нипочем мне люди
с их застарелым ядом.
(Обнимает ее.)
Невеста.
Стеречь твои сны я стану,
у ног прикорну нагою,
(с горечью)
как верная собачонка.
Я большего и не стою!
Взгляну на тебя и слепну,
спаленная красотою.
Леонардо.
Два колоска соседних,
сросшиеся стеблями,
сгорают от малой искры.
И пламя рождает пламя.
(Тянет ее за руку.)
Невеста.
Куда?
Леонардо.
Где нас не разыщут
и не ворвутся гурьбою.
Туда, где смогу я вволю
налюбоваться тобою!
Невеста (едко).
Вези меня по торгам —
пускай глумятся над нами,
и свадебную простыню
я понесу как знамя.
Леонардо.
И рад бы тебя оставить,
да ноги стали чужими.
Попробуй сама. Не выйдет.
Забудь про честное имя!
Одной скобой твои бедра
луна сковала с моими.
Невеста.
Ты слышишь?
Леонардо.
Они.
Невеста.
Беги!
Мой грех – и одна я сгину,
терновый венок заслужен,
и тело нашло стремнину.
А листья оплачут гибель
пропащей и неповинной.
Леонардо.
Молчи. Услышат.
Невеста.
Беги!
Леонардо.
Иди вперед! Я отстану.
Невеста.
Нет, вместе!
Леонардо (обнимая).
Воля твоя!
И если нас разлучили,
значит, я мертв.
Невеста.
И я.
Обнявшись, уходят. Из-за кулис медленно выходит Месяц. Сцена озаряется голубым сиянием. Снова слышна скрипичная мелодия. Вдруг ее обрывает протяжный отчаянный крик, за ним другой. В тот же миг появляется Нищенка. На середине сцены она поворачивается спиной к залу и застывает, раскинув руки, – черный плащ, как крылья огромной птицы. Месяц тоже неподвижен. При полной тишине медленно опускается занавес.
Занавес.
Картина последняя
Ослепительно белая комната, торжественная, как церковь. Ни отсвета, никаких теней и цветовых пятен – даже ради перспективы. Беленые толстые стены, три полукруглых проема – в глубине сцены и по обе стороны. Справа и слева белые лестницы. Пол тоже блестящий и белый. Две Девушки в синем разматывают красный клубок.
Первая Девушка.
Мой клубок, клубок,
что сулит нам Бог?
Вторая Девушка.
Белизну наряда,
мишуру тесьмы.
К четырем родиться,
умереть к восьми.
И сплести тенета
для девичьих ног,
а для горьких лавров —
гибельный вьюнок.
Девочка (не нарушая мелодии).
Ты была на свадьбе?
Первая Девушка.
Нет, не довелось.
Девочка.
Вот и мне. Но что же,
что же там стряслось,
в виноградных лозах,
у прохладных вод?
Почему с гулянья
не идет народ?
Были вы на свадьбе?
Вторая Девушка.
Сказано же, нет.
Первая Девушка.
Мой клубок, клубочек,
что шепнешь в ответ?
Вторая Девушка.
Восковые раны
и печаль ракит.
Не разбудит утро.
Ночь не усыпит.
Девочка (уже стоя в дверях).
Зацепилась нитка
и бежит опять,
голубые горы
помогли бежать,
догнала, настигла,
слишком невтерпеж.
И лишила хлеба.
И вложила нож.
Вторая Девушка.
Мой клубок, клубочек,
что же ты притих?
Первая Девушка.
На косе песчаной,
где свело двоих,
неподвижный всадник,
восковой жених.
(Застывает, глядя на клубок.)
Девочка (в дверях).
Ближе, ближе, ближе
юркая игла.
Грязь береговая
раны залила.
Первая Девушка.
Мраморные складки.
Мертвые тела.
Поникшие, входят Жена и Теща Леонардо.
Первая Девушка.
Народ уже расходится?
Теща (сухо).
Не знаю.
Вторая Девушка.
А что про свадьбу скажешь?
Теща (резко).
Ничего.
Жена.
Я ворочусь, я не могу не знать.
Теща (с силой).
Домой! Ступай домой. Стареть и плакать.
Крепись. Твой сын останется твоим.
Дверь наглухо. Порога твоего
не переступит ни живой, ни мертвый.
Забьем окно. И пусть дожди и ночи
оплакивают горькую траву.
Жена.
Но что произошло?
Теща.
Не наше дело.
С тобой твой сын, и этого довольно.
Лицо задерни крепом. И сложи
на мужниной подушке крест из пепла.
Нищенка (в дверях).
Красавицы, подайте корку хлеба.
Девочка.
Ступай себе.
Нищенка.
Что так?
Девочка.
Пришла и стонешь.
Уйди.
Нищенка.
Не попросить ли твои глазки?
Гляди, какая туча воронья
летит за мной. Не хочешь вороненка?
Девочка.
Хочу уйти и век тебя не видеть.
Первая Девушка.
Уймись. Не обижайся на нее.
Вторая Девушка.
Вы шли ручьем?
Нищенка.
Береговой дорогой.
Вторая Девушка.
Боюсь спросить…
Нищенка.
Я видела обоих.
Два водопада, замерших в теснине,
два тела под ногами вороного,
два мертвеца в полуночной красе.
Они мертвы. (Сладострастно.) Мертвы.
Первая Девушка.
Молчи, старуха.
Нищенка.
Глаза их отцвели и смерзлись зубы
двумя горстями ледяного снега.
Их нет, и возвращается невеста
с измаранными кровью волосами.
А их несут, накрытых простыней,
плечо к плечу, четыре крепких парня.
Вот так. И по-другому не бывает.
На золотых цветах – сырой песок.
Нищенка исчезает. Девушки опускают головы и ритмично, как в танце, идут к дверям.
Первая Девушка.
Сырой песок.
Вторая Девушка.
На золотых цветах.
Девочка.
На золотых цветах
несут убитых.
Двоих мужчин,
один другого краше.
И соловьиный сумрак льнет и плачет
о золотых цветах.
Девочка уходит. Сцена пуста. Затем появляется Мать, за ней – рыдающая Соседка.
Мать. Перестань.
Соседка. Не могу.
Мать. Перестань, я сказала. (Останавливается в дверях.) Никого в доме… (Проводит рукой по лицу.) Сын бы ответил. Но сын мой теперь – горстка сухих цветов. Сын мой теперь – отголосок за холмами. (Соседке, с яростью.) Ты замолчишь? Я не хочу слез в моем доме. Твои слезы льются из глаз, а мои, когда останусь одна, хлынут из земли, из моих корней, поднимутся от самых ступней и обожгут, как кровь.
Соседка. Пойдем ко мне, нельзя тебе здесь оставаться.
Мать. Я останусь. Я так хочу. И наконец успокоюсь. Все умерли. Ночью я буду спать, спать, не боясь ни ружья, ни ножа. Другие матери кинутся к окнам, и дождь будет хлестать по лицу, а они – все высматривать в дожде своих сыновей. Я не проснусь. Сон мой смерзнется мраморной голубкой и снежными цветами окропит могилы. Нет, не могилы, не могилы! Земля, колыбель земная приняла их и колышет в небе.
Входит Женщина в трауре. Сделав несколько шагов, останавливается и преклоняет колени.
Мать (соседке). Довольно! Вытри слезы. Страшные дни впереди. И я никого не хочу видеть. Никого. Земля и я. Мои слезы и я. И эти четыре стены. Ай! Ай! (Садится и смолкает, оцепенев.)
Соседка. Себя пожалей!
Мать (вскинув голову). Я должна держаться достойно. Придут люди. Я не хочу, чтоб они видели мою нищету. Я нищенка! Женщина, у которой нет даже сына, чтобы прижаться губами!
Входит Невеста в черном плаще. Она без венка.
Соседка (увидев Невесту, в негодовании). Ты?
Невеста. Я.
Мать (соседке). Кто это?
Соседка. Не узнаешь?
Мать. Узнала. Потому и спрашиваю. Но лучше бы не узнавать: не впилась бы зубами в горло! (В ярости кидается к Невесте, но вдруг останавливается.) Погляди! Она пришла сюда, она плачет, а я спокойна, я не вырвала ей глаза! Что со мной? Или я не любила сына? А честь? Где твоя честь? (Бьет Невесту. Та падает.)
Соседка. Ради бога! (Пытается оттащить ее.)
Невеста (соседке). Оставь ее! Пусть убьет меня – пусть меня похоронят рядом с ним. Я за этим пришла. (Матери.) Но не рукой бей, а железным крюком, серпом бей, пока не сломается, да посильнее, чтоб кости захрустели! (Соседке.) Оставь ее! И пусть она знает: я чиста, пускай безумна, но чиста. Такой и сойду в могилу. Знай, никто, ни один мужчина не видел белизну моей груди.
Мать. Молчи! Что мне до того?
Невеста. Да, я бежала с другим. (С тоской.) И ты бы тоже – ты бы тоже бежала! Огонь жег меня, язвы разъедали мне тело и душу, и от сына твоего – водяной струйки – я ждала детей, силы, земли, а тот, другой – темный поток, уносящий ветви, настигал меня шелестом тростников, рокотом вод. Я шла к твоему сыну – холодному ручью, – но тот, другой, насылал стаи птиц, и они не пускали меня, и осыпали инеем мои раны, раны бедной отцветшей девушки, иссушенной огнем. Я не хотела! Ты слышишь? Я не хотела! Я выбрала твоего сына, я не обманывала его, но руки другого подхватили меня, как штормовые волны, и я покорилась. Не могло быть иначе. Не могло! Я покорилась бы, даже если б успела состариться, даже если бы все дети твоего сына вцепились мне в волосы.
Входит Соседка.
Мать. Не ее вина! И не моя. (С горечью.) Так чья же? Никчемна та женщина, что бросает свадебный венок и цепляется за край постели, которую согрела другая.
Невеста. Молчи. Я пришла к тебе – так отомсти. Погляди, у меня тонкая шея – лилию в саду, и ту сломать труднее. Отомсти, но не говори таких слов. Я чиста, чиста, как новорожденная. И я сумею доказать. Зажги свечи. Поднесем руки к огню, ты – за сына, я – за свою честь… Ты отдернешь первой.
Входит другая Соседка.
Мать. Что мне твоя честь? Что мне твоя смерть? Что мне вся суета земная? Благословенна рожь – под ней мои сыновья. Благословен дождь – он омывает мертвых. Благословен Бог, ибо с ними нас упокоит.
Входит третья Соседка.
Невеста. Позволь мне плакать с тобой.
Мать. Плачь. Но у двери.
Входит Девочка. Невеста стоит у двери, Мать – на середине сцены.
Жена (войдя, останавливается слева)
Был ты статный наездник,
стал ты скошенным лугом.
Кочевал ты горами
по торгам и подругам.
Лунный мох теперь чахнет
на лице твоем смуглом.
Мать.
Материнский подсолнух,
мое солнце земное!
Принесут тебе шелку,
чтобы лег пеленою,
горький цвет олеандра
для креста в изголовьи,
и плакучую воду
вложат в руки сыновьи.
Жена.
Этот груз не по силам
четверым, молодым и красивым.
Невеста.
Это смерть издалече
несут их усталые плечи.
Мать.
Ах, подруги…
Девочка (в дверях).
Заносят обоих.
Мать.
Все едино.
Все кончено. Крест.
Женщины.
Слаще терний
и креста
имя сладкое
Христа.
Невеста.
Помоги Он мертвым и живым.
Мать.
Нож, родные,
неприметный ножик
в день и час, загаданный судьбою,
двух мужчин, загубленных любовью,
свел между собою.
В ширину ладони
этот ножик,
но в живое тело,
ледяной пронизывая дрожью,
входит до предела,
до того последнего предела,
где, как повилика,
сплетены слепые наши корни
сердцевиной крика.
Невеста.
Этот ножик
соскользнет с ладони
змейкой в поле,
рыбкою в затоне,
но в ночи, загаданной судьбою,
во втором часу, на дне лощины
в мох зарылись восковыми ртами
гордые мужчины.
Мать.
И всего-то в ширину ладони,
но в живое тело
острие, пронизывая дрожью,
входит до предела,
до того последнего предела,
где темно и дико,
сплетены слепые наши корни
сердцевиной крика.
Женщины, стоя на коленях, рыдают.
Занавес.
Конец трагедии.
Назад: Действие второе
Дальше: Йерма Трагическая поэма в трех действиях и шести картинах Перевод Н. Малиновской (проза), А. Гелескула (стихи)
