Дни становились длиннее, мокрый снег сменился дождем, но вскоре прекратился и он. Аппсалу осветило солнце. Раскрылись почки на деревьях, распустились цветы, и воздух наполнился весенним ароматом. Правда, от нагревшейся воды каналов поднимались совсем иные запахи, без которых вполне можно было обойтись. Но Язону некогда было обращать на все это внимание: дни и ночи он корпел над своими чудесными изобретениями, дни и ночи он только и делал, что ломал голову над решением тех или иных проблем. Сырье и производство стоили недешево, и Хертуг, раскошеливаясь на очередную задумку Язона, почесывал бороду и вспоминал старые добрые времена. Язону приходилось срочно изготовлять одно-два свежих чуда, чтобы вдохновить Хертуга на дальнейшие великие дела.

Сначала это была электрическая дуга, потом электрическая печь, которая сильно продвинула работу с металлами и сделала Хертуга вполне счастливым. А когда он обнаружил, что ее можно использовать и для пыток, испытав на пленном Трозеллинге, радости его не было границ.

Но прошло время, и эта новинка поблекла. Поразмыслив, Язон путем гальванопластики пополнил сокровищницу Хертуга как настоящими, так и фальшивыми драгоценностями.

Пригодился и шар Мастрегулов. Желтая жидкость в нем оказалась действительно серной кислотой, и Язон смастерил громоздкую, но довольно мощную аккумуляторную батарею. Этим он не ограничился — организовал захват грузовой баржи Мастрегулов, добыл еще кислоты и обзавелся другими химикатами.

Правда, никак не удавалось получить порох. Помощники, проклиная все на свете, облазили все окрестные помойные ямы в поисках селитры, но безрезультатно. Поэтому от многих проектов Язону все же пришлось отказаться. Больше всего он преуспел в изготовлении кароджа и паровой машины, во многом благодаря предшествующему опыту. Кроме того, Язон построил пароход, на который ушло много драгоценных сил и времени, но зато судно получилось что надо — легкое и мощное. Самым же главным его детищем должна была стать паровая катапульта, работа над которой уже близилась к концу.

В свободные минуты развлечения ради Язон разработал шрифт, телефон, громкоговоритель, станок для книгопечатания, а также фонографические записи, которые верующие аппсальцы приняли за голоса духов. Не забыл он и про себя, соорудив прямо в комнате самогонный аппарат, производивший низкосортный, но достаточно крепкий бренди.

— Все не так уж плохо, — довольный собой, сказал Язон, откинувшись в кресле и посасывая бренди.

Перед ним на тарелке лежал отличный бифштекс, приготовленный в печи собственной конструкции, румяные креноджи и хлеб, настоящий хлеб, появившийся тоже стараниями Язона.

Айджейл прибиралась на кухне, а Майк прочищал трубы самогонного аппарата.

— Не желаете присоединиться? — спросил его Язон, переполненный добротой ко всему роду человеческому.

— «Крепкие напитки гневят» — Книга притчей Соломоновых, — ответил Майк в своей излюбленной манере.

— «Вино приносит радость в сердце человека». Псалмы. Я тоже читал кое-что. Если вы не хотите разделить со мной дружескую чашу, то испейте хотя бы воды и передохните.

— Я раб, — мрачно изрек Майк, указывая на свой ошейник и возвращаясь к работе.

— За это вы должны благодарить только себя. Не были бы вы столь безрассудны, я бы с превеликой радостью вернул вам свободу. Дайте слово, что не будете совать нос в мои дела и заботиться о моих моральных устоях, и я сниму с вас ошейник. Что скажете?

Майк на мгновение задумался.

— Нет! Изыди, сатана! Не ждите от меня никаких обетов. Я не отдам вам свою честь на поругание. Я буду носить свои цепи до самого дня освобождения, когда увижу вас представшим перед Великим Судом!

— Ну что ж. Хоть я и не разделяю ваших чувств, но они мне понятны. — Язон осушил стакан и наполнил его вновь. — Я надеюсь, что до того самого дня ваше мнение изменится. Ответьте мне, Майк, не задумывались ли вы случайно над тем, сколько нам ждать нашего освобождения? Может быть, вы что-нибудь предприняли, чтобы приблизить этот день?

— Я ничего не могу сделать. Я раб.

— Да, вы правы. И мы оба знаем почему. Но все-таки, может быть, хоть что-нибудь?.. Ну, вспоминайте! Нет? Очень, очень прискорбно… А я в отличие от вас делал все возможное и невозможное. Во-первых, — Язон икнул и загнул палец, — я выяснил, что на этой заброшенной планете нет ни одного пришельца из космоса, кроме нас с вами. Во-вторых, я нашел несколько хорошо резонирующих кристаллов и собрал радиоприемник. Однако, кроме атмосферных помех и собственного SOS, ничего не услышал.

— Что за чушь вы несете?

— Как? Разве я вам не рассказывал? Я построил простейший радиопередатчик и сказал Хертугу, что этот божественный сундук будет служить ему верой и правдой, посылая в небеса славу могучему Перссону. С того дня он не умолкает стараниями верующих…

— Для вас нет ничего святого. Богохульник!

— Вы требуете от меня уважения к религии Великого Бога Электро? По-моему, это не в ваших правилах. Я вас не понимаю. Вы должны быть довольны, что я посмеялся над глупым идолопоклонничеством. — Захмелевшему Язону с явным трудом удалось произнести последнее слово. — К тому же если в атмосферу планеты войдет космический корабль, он немедленно поймает мои позывные и мы будем спасены.

— Когда же? — спросил Майк, явно заинтересовавшись.

— Может быть, через пять минут, а может, через пятьсот лет. В этой Галактике множество планет. Даже если нас кто-нибудь и ищет, то найдет не скоро. Я сомневаюсь, чтобы рациональные пирряне все бросили и пустились искать меня. Да и потом, корабль у них единственный, и он постоянно занят. А как насчет ваших людей, Майк?

— Они молятся за меня. А о поисках не может быть и речи. Все наши деньги ушли на покупку и оснащение корабля, который вы так своенравно уничтожили. Ну а торговые или исследовательские корабли?

— Все зависит от игры случая. Через пять минут, через пять веков или вообще никогда — слепая игра случая. — Майк помрачнел, да и Язон, хоть он никогда не питал особых иллюзий, ощутил приступ тоски и одиночества. — Полно грустить. Дела идут не так уж плохо. Сравните наше теперешнее положение со сбором креноджей в веселой компании рабов Чаки. Теперь у нас удобная теплая квартира, достаточно пищи. Со временем мы обзаведемся другими полезными вещами. Неужели вы думаете, что я все это затеял во имя Хертуга? Я вытащу этот мир из рутины невежества и направлю его в новое, технологическое будущее.

— Я раньше не понимал…

— К сожалению, это для вас типично. На этой планете статичная, мертвая культура. Она никогда не смогла бы развиваться без сильного толчка извне. И я уже сделал этот толчок. Пока все технические знания заморожены, засекречены, никакого прогресса быть не может. Возможны лишь незначительные изменения и усовершенствования внутри кланов. Но ничего глобального. Я разрушу все это. Я передам Хертугу все местные секреты плюс к тому множество сведений, которые здесь никому не известны. Это нарушит моральный баланс в обществе. Раньше кланы были примерно равны по силе, теперь Хертуг станет сильнее всех, он развяжет войну и победит их всех — одного за другим.

— Войну? — переспросил Майк. Ноздри его раздулись, а в глазах появился лихорадочный блеск. — Вы сказали: войну?

— Да, — благодушно ответил Язон, отпивая из стакана. Он так погрузился в собственные мысли, что не заметил возбуждения Майка. — Как кто-то справедливо заметил: нельзя приготовить яичницу, не разбив яйца… Предоставленный самому себе, этот мир до скончания дней так и ковылял бы по своей орбите, если б не я. Девяносто пять процентов населения по-прежнему были бы обречены на болезни, голод, нищету, рабство. Но я начну небольшую научную войну и уничтожу конкурентов Хертуга. Когда все будет кончено, станет лучше для всех. Хертуг ликвидирует границы между племенами и станет диктатором. Работа, которой я занят, не по плечу престарелым сцилоджам, поэтому я возьму в обучение способных рабов и юношей из хороших семей. Начнется бурный расцвет промышленности. Я обещаю! Научная революция захлестнет планету. Машины, свободное предпринимательство, капитализм, досуг, искусство…

— Чудовище! — процедил Майк сквозь зубы. — Чтобы удовлетворить свое честолюбие, вы готовы развязать войну и обречь на смерть тысячи невинных. Я остановлю вас, даже если мне придется заплатить за это собственной жизнью.

— Вы что-то сказали? — спросил Язон, поднимая голову. Он задремал, погруженный в видения золотого будущего.

Но Майк не ответил. Склонившись над самогонным аппаратом и продолжая чистить его, он до крови закусил губу. Только теперь он понял преимущество молчания.

Во дворе крепости Перссонов стоял большой каменный резервуар с питьевой водой. Здесь встречались рабы, приходившие наполнить свои сосуды, здесь был центр всех сплетен и интриг.

Майк, дожидаясь своей очереди за водой, внимательно всматривался в лица людей. Он искал раба, заговорившего с ним несколько недель назад. Тогда Майк ничего не ответил ему, но сейчас…

Наконец он высмотрел его в толпе и поманил жестом. Они отошли в сторону.

— Я согласен, — прошептал Майк.

Раб криво усмехнулся:

— Наконец-то ты поумнел.

Лето было в самом разгаре. Жара спадала только после захода солнца.

Работа над катапультой уже близилась к концу, когда Язон был вынужден нарушить свое основное правило — работать только днем: стоять в самом пекле, у раскаленного котла было просто невыносимо, поэтому предстоящее испытание катапульты он в последний момент перенес на вечер.

Майк вышел за водой, а Язон, отужинав, направился в мастерскую.

Свист пара и грохот механизмов заглушали все другие звуки. О том, что на улице происходит что-то неладное, Язон догадался только тогда, когда в мастерскую вбежал истекающий кровью солдат. Из плеча у него торчала стрела.

— Трозеллинги! — выкрикнул он и упал без сознания.

Поднялась паника. Все бросились к выходу. На попытки Язона остановить людей никто не реагировал. Чертыхаясь, он задержался в мастерской, погасил огонь и открыл предохранительные клапаны, иначе котел мог взорваться, и лишь затем поспешил за остальными.

Пробегая мимо стеллажа с инструментами, Язон схватил бронзовую «утреннюю звезду» и помчался через темные залы туда, откуда доносились возбужденные крики.

Поравнявшись с лестницей, ведущей на верхние этажи, он услышал приглушенные голоса и звон оружия, но, не придав этому значения, понесся дальше, к морским воротам. Однако, добежав до центрального входа, Язон обнаружил, что сражение уже подходит к концу.

Угольные дуги заливали поле боя ярким светом. Морские ворота были полуразрушены, поперек них стояла искореженная баржа, не давая створкам закрыться. Внезапно напавшие Трозеллинги успели уничтожить большую часть охраны, но подоспевшее подкрепление остановило их, и теперь они медленно отступали, ведя арьергардные бои. В воде плавали утыканные стрелами трупы, раненых относило в сторону, и Язону, по сути, делать здесь было нечего. Он задумался, чем же могло быть вызвано это полуночное нападение, и вдруг ощутил какое-то странное беспокойство.

Нападение отбито, но все же непонятное чувство нарастало в нем, наполняя тревогой.

И тут он вспомнил звуки, доносившиеся откуда-то сверху, — тяжелые шаги, звон оружия и крик, внезапно прерванный крик, будто кому-то зажали рот. Тогда, разгоряченный, он не обратил на это никакого внимания.

— Но я же покинул мастерскую последним! И никто не попался мне… — Оборвав себя на полуслове, Язон бросился наверх, перепрыгивая через три ступеньки.

Он влетел в коридор и чуть не упал, споткнувшись о чье-то распростертое тело. Теперь Язон отчетливо слышал, что шум битвы доносится из его комнаты.

В комнате царил полный разгром. Среди обломков мебели в неровном свете уцелевшей лампы происходило то, что и сражением назвать трудно, — бойня.

Перепрыгивая через трупы, Язон присоединился к Перссонам.

— Айджейл! — прокричал он. — Где ты? — И обрушил «утреннюю звезду» на шлем противника.

— Держи его! Вот он! — раздался громкий крик в хаосе сражения, и все внимание Трозеллингов обратилось на Язона.

Их было много, очень много, они, перекрыв все входы и выходы, атаковали с отчаянной решимостью. Рука болела от усилий, необходимых, чтобы «утренней звездой» плести вокруг себя паутину смерти. Внезапно острое лезвие меча полоснуло Язона по ноге.

Но тут подошло подкрепление, и нападавшие были в одно мгновение сметены свежими силами Перссонов. В свете многочисленных факелов Язон увидел, как Трозеллинги поспешно выбираются через широкие окна. Оконное стекло, с таким трудом изготовленное Язоном, было разбито вдребезги и хрустело у них под ногами. Из рам и стены торчали металлические крючья толстых веревочных лестниц.

Язон, прихрамывая, поспешил к окну. В темноте колыхались еле различимые тени спускающихся людей. Перссоны хотели было перерубить веревки, но Язон остановил их.

— За ними! — крикнул он, перекидывая ногу через подоконник.

Зажав в зубах рукоять «утренней звезды», Язон спускался все ниже и ниже по качающимся ступеням, пока не обнаружил, что лестница кончилась и у него под ногами вода. Где-то вдалеке слышался удаляющийся плеск весел.

Неожиданно ощутив боль в раненой ноге, Язон понял, что смертельно устал и взобраться обратно у него не хватит сил.

— Пусть пригонят лодку, — сказал он солдату, спустившемуся вслед за ним.

Вскоре из темноты показалась лодка, на носу которой стоял сам Хертуг Перссон с обнаженным мечом в руке.

— Что это было? — спросил он, когда Язон опустился рядом с ним на сиденье.

— Совершенно очевидно, что нападение организовано из-за меня.

— Не может быть!..

— Это однозначно. Атака морских ворот — отвлекающий маневр. Другой главный отряд должен был захватить меня. Просто я случайно оказался в мастерской. Обычно в это время я уже сплю.

— Но кому ты мог понадобиться?

— Ты что, до сих пор не понял, что я самая большая ценность в Аппсале? Первыми это поняли Мастрегулы, как ты помнишь. Следовало ожидать нападения Трозеллингов. В конце концов они должны были когда-нибудь узнать, что я строю паровые машины, а ведь это покушение на их родовую монополию.

Лодка прошла разбитые морские ворота и пришвартовалась к пристани. Язон с трудом выбрался на берег.

— Но как они нашли твою комнату?

— Предатель… Как обычно на этой планете, кто-то знал мой распорядок дня. Он же помог врагу закрепить веревочные лестницы. Но это не Айджейл.

— Я найду предателя! — воскликнул Хертуг. — Я посажу его в электрическую печь.

— Я знаю, кто это. Я узнал его голос. Это мой раб Майк.