Глава 3. Мма Рамотсве посещает свою родственницу в Мочуди и размышляет
Мма Рамотсве не виделась с мистером Матекони в эту субботу, потому что отправилась в Мочуди в своем крошечном белом фургоне. Она собиралась пробыть там до воскресенья, оставив детей на попечение мистера Матекони. Это были усыновленные дети из сиротского приюта, которых мистер Матекони согласился взять, не посоветовавшись с мма Рамотсве. Но она не сердилась на него, хотя на ее месте многие женщины сочли бы, что с ними должны были бы посоветоваться, прежде чем ввести в их жизнь детей, – такой великодушный поступок был вполне в его характере. Через несколько дней дети переехали к ней. Жить у нее было лучше, чем в его доме, где пол был завален деталями от двигателя, а в буфете ничего не было (мистер Матекони не имел обыкновения запасаться едой в больших количествах). Таким образом, они переехали в дом на Зебра-драйв, девочка и ее брат, девочка в кресле на колесах, потому что болезнь не позволяла ей ходить, и ее брат, который был намного моложе и все еще нуждался в особом внимании после всего, что с ним случилось.
У мма Рамотсве не было особых причин ехать в Мочуди, но это была деревня, в которой она выросла, а ведь никому не нужно особого повода, чтобы посетить места, где прошло его детство. Чудесно возвратиться к своим корням, этого можно не объяснять. В Мочуди все знали, кто она: дочь Обэда Рамотсве, которая уехала в Габороне, где заключила неудачный брак с трубачом, с которым познакомилась в автобусе. Это было всеобщее знание, часть паутины памяти, присущей сельской жизни Ботсваны. В том мире никто не был чужим, каждый каким-то образом связан с другими, даже приезжие, ведь и у них была причина появиться здесь, правда? Значит, они были связаны с людьми, к которым приехали. Здесь хватало места всем.
Мма Рамотсве в последнее время много раздумывала над тем, как люди приживаются в чужих местах. Мир большой, и, казалось бы, в нем должно найтись место каждому. Но на деле это не так. Многие недовольны своей жизнью и хотят уехать в другое место. Часто им хочется попасть в более благополучные страны – такие, как Ботсвана, – чтобы жизнь их стала лучше. Это понятно, но находятся те, кто против их приезда. Это наше место, говорят они, вы нам не нужны.
Так легко отмахнуться от чужаков. Люди хотят защититься от тех, кого не знают. Приезжие не похожи на них, они говорят на других языках и носят другие одежды. Именно из-за этих различий многие не хотят, чтобы приезжие селились рядом. Но ведь это такие же люди, разве нет? Они думают так же, и у них такие же надежды, как у всех других. Это наши братья и сестры, как бы они ни выглядели, и нельзя прогнать брата или сестру.
В Мочуди кипела жизнь. Во второй половине дня в Голландской реформатской церкви должна была состояться свадьба, и родственники невесты прибывали из Серове и Махалапье. Что-то происходило и в одной из школ – кажется, спортивные соревнования. Когда мма Рамотсве миновала поле (кусок пыльной земли, с сожалением подумала она), учительница в зеленой шляпе с обвисшими полями что-то кричала группе ребятишек в спортивной форме. Перед мма Рамотсве на дороге бесцельно и неторопливо двигалась парочка ослов, отмахиваясь от мух изъеденными молью хвостами. Короче говоря, была типичная суббота в Мочуди.
Мма Рамотсве подошла к дому своей родственницы и села на табуретку в лелапа, маленьком, чисто выметенном дворике, огороженном заборчиком, как полагается в традиционном ботсванском хозяйстве. Мма Рамотсве всегда с удовольствием виделась со своей родственницей, ведь эти визиты давали ей возможность узнать все деревенские новости. Этих сведений никогда не увидишь в газете, но они так же интересны – во многих отношениях даже интереснее, – чем большие события мирового значения, о которых сообщают газеты. И она села на табуретку с традиционным сиденьем из тонких кожаных ремешков и стала слушать, как ее родственница рассказывает о том, что произошло в деревне. Многое случилось со времени последнего визита мма Рамотсве. Младший вождь, известный склонностью к чрезмерному употреблению пива, упал в колодец, но был спасен, потому что паренек, проходивший мимо, заметил, что кто-то прыгнул в колодец.
– Ему не хотели верить, – сказала родственница. – Этот парень всегда врет. Но, по счастью, кому-то пришло в голову проверить.
– Тогда этот парень, когда вырастет, станет политиком, – заметила мма Рамотсве. – Это будет для него подходящим занятием.
Родственница рассмеялась:
– Да, они все отлично лгут. Обещают нам каждый раз, что проведут воду в каждый дом, но не проводят. Объясняют, что не хватает труб. Возможно, на следующий год.
Мма Рамотсве покачала головой. Вода – причина многих проблем в засушливой стране, а политики не уменьшают их числа, обещая воду, которую не могут провести.
– Если бы оппозиция перестала спорить между собой, – продолжала родственница, – она могла бы победить на выборах и избавиться от этого правительства. Было бы здорово, как ты считаешь?
– Не думаю, – ответила мма Рамотсве.
Родственница уставилась на нее:
– Но все стало бы совсем другим, будь у нас новое правительство.
– Разве? – задала вопрос мма Рамотсве.
Она не была циничной, но сомневалась, сможет ли группа людей, удивительно похожая на другую группу, повести дела по-другому. Но ей не хотелось затевать политических споров с родственницей, и она переменила тему, задав вопрос о женщине, которая убила соседского козла, решив, что соседка заигрывает с ее мужем. Это было длинное повествование, доставлявшее всем массу развлечения.
– Она прокралась в ночи и перерезала козлу горло, – сказала родственница. – Наверное, козел подумал, что это токолош или что-то в этом роде. Она очень дурная женщина.
– Таких много, – заметила мма Рамотсве. – Мужчины думают, что женщины не могут быть дурными, но мы вполне способны на это.
– И даже больше, чем мужчины, – поддакнула родственница. – Женщины гораздо хуже, ты не находишь?
– Нет, – ответила мма Рамотсве. Она полагала, что уровень дурного в мужчинах и женщинах примерно одинаков, только проявления его несколько иные.
Родственница с досадой посмотрела на мма Рамотсве.
– У женщин не так много возможностей быть дурными в широком масштабе, – проворчала она. – Мужчины забрали себе лучшие занятия, где можно действительно быть дурным. Если бы женщинам было разрешено становиться генералами, президентами и тому подобное, они могли бы оказаться очень дурными, не хуже дурных мужчин. Только дай им возможность. Посмотри, как ведут себя женщины из начальства.
Мма Рамотсве внимательно изучала подобранную соломинку.
– Назови кого-нибудь, – сказала она.
Родственница подумала, но ей не приходило в голову никакое имя, во всяком случае начальственное.
– В Индии была женщина, миссис Ганди.
– И она стреляла в людей? – спросила мма Рамотсве.
– Нет, – ответила родственница. – Это ее застрелили. Но…
– Ну вот, – сказала мма Рамотсве. – Я полагаю, ее застрелил мужчина, или это была женщина, как ты думаешь?
Родственница не ответила. Маленький мальчик смотрел через заборчик, лелапы, на двух женщин. Глаза у него были большие и круглые, а ручки, торчавшие из рукавов обтрепанной красной рубашки, тоненькие. Родственница показала на него.
– Он не может говорить, этот малыш, – ска зала она. – У него язык не двигается правильно. Поэтому он только смотрит, как играют другие дети.
Мма Рамотсве улыбнулась мальчику и тихонько обратилась к нему на сетсвана. Но мальчик, наверное, не услышал, потому что повернулся, не отвечая, и медленно побрел прочь на тонких ножках. Мма Рамотсве немного помолчала, представляя, каково быть таким вот маленьким мальчиком, тощим и немым. Мне повезло, подумала она и, повернувшись к родственнице, сказала:
– Мы счастливчики, правда? Вот мы, женщины с традиционной фигурой, а вот бедный малыш с тонкими ручками и ножками. И мы можем говорить, а он не произносит ни звука.
Родственница кивнула.
– Мы счастливы, что мы такие, как есть, – сказала она. – Мы, везучие женщины, вот так сидим здесь на солнце, и нам есть о чем поговорить.
Есть о чем поговорить – и почти нечего делать. Здесь, в Мочуди, вдали от сутолоки Габороне, мма Рамотсве чувствовала, как ее вновь захватывает ритм сельской жизни, гораздо более медленной и более задумчивой, чем городская. В Габороне еще хватало времени и места, чтобы подумать, но здесь это было гораздо легче. Можно было смотреть на холмы и наблюдать за прозрачными облаками, медленно плывущими по небу, или слушать бубенчики стада или хор цикад. Вот это и значило жить в Ботсване. Пока остальной мир работал с бешеной скоростью, здесь еще можно было сидеть на клочке земли перед домом с крашенными охрой стенами, с кружкой ройбуша в руке, и разговаривать о самых неважных вещах: вождях в колодцах, козлах и ревности.
