Глава 15. Задиры оказываются по сути всего лишь маленькими мальчиками

На следующее утро в «Быстрых моторах» на Тлоквенг-роуд, когда утреннее напряжение схлынуло, мма Рамотсве сидела за письменным столом и диктовала письмо клиенту, а карандаш мма Макутси двигался по странице блокнота с приятным поскрипыванием. Стенография – предмет, в котором она была одной из сильнейших, и ей нравилось писать под диктовку.

– В наше время и секретари часто не знают стенографии, – заметила мма Макутси, обращаясь к мма Рамотсве. – Можете в это поверить, мма? Они называют себя секретарями и не умеют стенографировать. Что подумал бы мистер Питман?

– Кто это мистер Питман? – спросила мма Рамотсве. – О чем он должен думать?

– Это очень известный человек, – сказала мма Макутси. – Он придумал стенографию и написал о ней несколько книг. Он один из великих героев секретарского дела.

– Я поняла, – отозвалась мма Рамотсве. – Возможно, следует поставить ему памятник у Ботсванского колледжа делопроизводства. Так его никогда не забудут.

– Это очень хорошая мысль, – согласилась мма Макутси. – Но не думаю, что это кто-нибудь сделает. Им пришлось бы собирать деньги с окончивших колледж, а я не думаю, что некоторые девушки – те, которые ничего не знают о стенографии и которые не сумели получить больше пятидесяти баллов на экзаменах, – станут платить.

Мма Рамотсве рассеянно кивнула. Она не особенно интересовалась делами Ботсванского колледжа делопроизводства, хотя всегда вежливо слушала, когда мма Макутси распространялась на эти темы. У большинства людей в жизни есть что-то особенно важное, и она полагала, что Ботсванский колледж делопроизводства был ничуть не хуже чего-либо другого. Интересно, что же это в ее случае? Чай? Наверняка есть что-то поважнее чая, но что? Она посмотрела на мма Макутси, словно искала вдохновляющую мысль, но в голову ничего не приходило, и она решила обдумать это позже, в свободное время, когда можно позволить себе подобные философские размышления.

Теперь, когда утренняя диктовка была окончена, а письма должным образом подписаны, мма Рамотсве поднялась из-за стола, оставив мма Макутси надписывать адреса и подбирать марки нужного достоинства в ящике с почтовыми принадлежностями. Мма Рамотсве выглянула в окно, утро было как раз такое, какие она любила: не очень жаркое, но с ясным небом, залитое солнечным светом. Такое утро нравится птицам, подумала она, они могут расправить крылья и петь свои песни. В такое утро легкие наполняются воздухом, к которому не примешивается ничего, кроме аромата акации, травы и чудесного запаха скота.

Она вышла из офиса через заднюю дверь и постояла там с закрытыми глазами, ощущая на лице солнце. Как хорошо было бы оказаться снова в Мочуди, подумала она, сидеть перед каким-нибудь домом, чистить овощи или, скажем, заниматься вязанием. Девочкой она умела это делать, сидела рядом со своей родственницей, любившей вязать крючком и делавшей салфетку за салфеткой из тонкой белой нити – столько салфеток, что каждый стол в Ботсване можно было покрыть дважды, и эти салфетки кто-то где-то продавал и покупал. Сейчас у мма Рамотсве не было времени вязать, и ей было интересно, вспомнит ли она, как это делается. Говорят, что нельзя разучиться вязать крючком, так же как кататься на велосипеде. Но так ли это? Конечно, многие вещи забываются, если в них давно не практикуешься. Мма Рамотсве однажды пришлось встретить человека, который забыл свой родной язык сетсвана, и она была удивлена и шокирована. Этот человек уехал в Мозамбик юношей, говорил там на тсонга и выучил португальский. Когда он через тридцать лет вернулся в Ботсвану, то казался иностранцем, и она видела, насколько он сбит с толку тем, как люди употребляют простые повседневные слова на сетсвана. Потерять собственный язык все равно что забыть родную мать, и, можно сказать, не менее печально. Мы не должны терять свой язык, подумала она, даже если мы довольно много говорим по-английски, потому что это будет утратой части души.

Мма Макутси, естественно, в детстве говорила на другом языке. Ее мать владела языком икаланга, потому что была родом из Марапонга, где разговаривают на одном из диалектов икаланга, который зовется лилима. Это очень усложняет жизнь, подумала мма Рамотсве, ведь они говорили на второстепенной версии второстепенного языка. Мма Макутси выросла, разговаривая и на сетсвана, языке своего отца, и на этой странной версии икаланга, а затем учила в школе английский, потому что именно так продвигаются в жизни. Ты никогда не попадешь в Ботсванский колледж делопроизводства, если не говоришь по-английски, и уж конечно никогда не получишь девяносто семь баллов, если твой язык не будет безупречным, почти таким, на каком обычно говорят учителя.

Мма Рамотсве совсем забыла, что мма Макутси говорит на икаланга, пока однажды та не вставила в одну из фраз слово на этом языке.

– Я поранила гамбо, – сказала мма Макутси.

Мма Рамотсве посмотрела на нее с удивлением:

– Гамбо?

– Да, – подтвердила мма Макутси. – Когда я шла сегодня на работу, то шагнула в выбоину и поранила гамбо. – Она замолчала, увидев на лице мма Рамотсве удивление. Потом поняла. – Простите, – сказала она, – гамбо – это нога на икаланга. Если говоришь на икаланга, то твоя нога – это гамбо.

– Понятно, – отозвалась мма Рамотсве. – Странное слово. Гамбо.

– Оно не странное, – возразила мма Макутси, готовая встать на защиту икаланга. – У ноги много разных названий. По-английски она называется foot. На сетсвана – лоано, а на икаланга – гамбо, это и есть настоящее название.

Мма Рамотсве рассмеялась:

– Нет настоящего названия для ноги. Нельзя сказать, что нога на самом деле гамбо. Это верно только для ноги говорящих на икаланга. У каждой ноги свое название в зависимости от языка, на котором говорит тот, кому нога принадлежит. Вот что происходит на самом деле, мма Макутси.

На этом разговор закончился, и про гамбо больше не было сказано ни слова.

Все это и многое другое проносилось у мма Рамотсве в голове, пока она стояла около офиса в это утро, потягиваясь и позволяя мыслям блуждать, как им заблагорассудится. Спустя несколько минут она решила, что пора вернуться в офис. Мма Макутси должна была к этому времени закончить надписывать адреса, и мма Рамотсве хотелось рассказать ей о вчерашнем посещении Дома Надежды. Она подумала, что неплохо было бы обсудить этот случай со своей помощницей. Мма Макутси часто делала весьма проницательные замечания, хотя в случае мистера Боболого и его мотивов никакой особой проницательности не требовалось. И все же… Нельзя сказать, что он неискренний человек. Он, несомненно, был искренен, когда речь шла о девушках из бара, но с браком, возможно, все обстоит иначе. Мма Макутси может высказать сто́ящие догадки по этому поводу, и это поможет мма Рамотсве прояснить ситуацию Мма Рамотсве открыла глаза и пошла обратно к офису. В дверях она столкнулась с мма Макутси, которая казалась встревоженной.

– Что-то случилось, – прошептала ей мма Макутси. – Что-то не так с мистером Матекони. – Она показала на мастерскую. – С ним что-то не в порядке.

– Он ранен? – Мма Рамотсве всегда боялась несчастного случая, особенно с этими беспечными учениками, которым было позволено поднимать автомобили на пандус и делать другие опасные вещи. Механики ранят себя, это хорошо известно, как и мясники, которые часто ходят без кончиков пальцев – от этого мма Рамотсве всегда бросало в дрожь, – при этом страсть мясников к ножам с огромными лезвиями, которые и были виноваты, казалось, не уменьшалась.

Мма Макутси успокоила ее:

– Нет, никакого несчастного случая. Но я видела, что он сидит в мастерской, обхватив голову руками. Он выглядел совсем несчастным и едва поздоровался со мной, когда я проходила мимо. Я думаю, что-то произошло.

Плохие новости, даже если речь не идет о несчастном случае. Ведь мистер Матекони излечился от депрессии совсем недавно, и любое изменение в его настроении требует внимания. Доктор Моффат, лечивший мистера Матекони от этой болезни – с помощью мма Потокване, которая заставляла его принимать лекарства, – предупреждал, что болезнь может вернуться. Мма Рамотсве помнила его слова. «Вы должны быть внимательны, мма Рамотсве, – говорил доктор добрым голосом, каким всегда разговаривал со всеми, даже со своим взбалмошным коричневым спаниелем. – Вы должны быть внимательны, потому что эта болезнь, словно темное облако в небе. Часто оно далеко на горизонте, но ветер может пригнать его сюда очень быстро. Наблюдайте и говорите мне, если что-нибудь слу чится».

Но до сих пор выздоровление казалось полным, и мистер Матекони был таким же уравновешенным и спокойным, как обычно. Не было и признаков апатии, сопровождающей эту болезнь, никаких тяжелых воспоминаний, лишавших его сил. Но, возможно, все это возвращается. Возможно, темное облако приблизилось и закрыло все небо.

Мма Рамотсве, поблагодарив мма Макутси, направилась в мастерскую. Ученики с гаечными ключами в руках склонились над двигателем машины, а мистер Матекони сидел на своем старом парусиновом стуле около компрессора, обхватив голову руками, в той самой позе, в какой его видела мма Макутси.

– Ну, мистер Матекони, – бодро сказала мма Рамотсве, – кажется, вы о чем-то глубоко задумались. Могу я сделать вам чашку чая, чтобы вам было легче думать?

Мистер Матекони поднял голову, и мма Рамотсве поняла с облегчением, что болезнь не вернулась. Он, конечно, выглядел обеспокоенным, но это было не похоже на ту затравленность, какая читалась на его лице во время болезни. Это беспокойство по какому-то конкретному поводу, подумала она, а не тревога по поводу теней, воображаемых обид и смерти, мучившая его, когда он был болен.

– Да, я думаю, – подтвердил он. – Я думаю, что попал в историю. Я словно картофелина в… – Он замолчал, не в силах закончить метафору.

– Картофелина? – переспросила мма Рамотсве.

– Словно картофелина в… – Он снова замолчал. – Не знаю. Но я сделал глупость, впутавшись в это дело.

Мма Рамотсве в полном недоумении спросила, о каком деле он говорит.

– О деле с машиной мясника, – ответил он. – Я ездил в «Первоклассные моторы» вчера вечером.

– А! – отозвалась мма Рамотсве и подумала: это моя вина, это я настаивала, чтобы он поехал туда, и вот что получилось. Поэтому она не повторила «А!», а только вздохнула.

– Да, – горестно продолжал мистер Матекони. – Я поехал туда вчера вечером. Владелец был на похоронах в Молепололе, поэтому я поговорил с одним из его помощников. И он сказал, что видел машину мясника около моей мастерской и сообщил об этом боссу, который очень рассердился. Он сказал, что я переманиваю их клиентов и что он заедет потолковать со мной сегодня утром, когда будет возвращаться из Молепололе. Помощник сказал, что его босс хотел «разобраться» со мной. Вот что он сказал, мма Рамотсве. Это его слова. И я даже не могу жаловаться, потому что сам напросился. И у меня даже нет шанса.

Мма Рамотсве сжала руки.

– Кто этот человек? – гневно спросила она. – Как его зовут и что он о себе воображает? Из каких он мест?

Мистер Матекони вздохнул:

– Его зовут Молефи. Это ужасный человек из Тлоквенга. Люди его боятся. Из-за таких, как он, люди плохо думают о механиках.

Мма Рамотсве некоторое время молчала. Ей было жаль мистера Матекони, человека мирного, не склонного к конфликтам. Не он затеял этот спор, хотя ей даже хотелось, чтобы он сумел как-то противостоять этому Молефи. Тот задира, и единственное, что можно сделать, это смело встретить его. Если бы мистер Матекони был чуточку храбрее… Неужели ей действительно хочется, чтобы он дрался? Это совсем не в его характере. Мма Рамотсве терпеть не могла людей, которые давили на других, и одной из причин, по которым она восхищалась мистером Матекони, было то, что при большой физической силе от поднимания всех этих двигателей он был человеком мягким. И она, как и многие другие, любила его за это.

Она разжала руки и подошла к мистеру Матекони.

– Когда этот человек придет? – спросила она.

– В любой момент. Они сказали, сегодня утром. Больше они ничего не сказали.

– Понятно.

Мма Рамотсве повернулась, собираясь пойти к ученикам и поговорить с ними. Они должны будут собраться вместе, чтобы сопротивляться этому Молефи. Они молоды… Она остановилась. Тлоквенг. Мистер Матекони сказал, что Молефи родом из Тлоквенга, а Тлоквенг – это там, где сиротский приют, а сиротский приют навел ее на мысль о мма Потокване.

Она снова повернулась, так и не обратившись к ученикам, и быстро вернулась в офис. Мма Макутси выжидательно посмотрела на нее:

– С ним все в порядке? Я волнуюсь.

– Все хорошо, – ответила мма Рамотсве. – Он просто встревожен. Этот человек из «Первоклассных моторов» угрожает ему. Вот в чем дело.

Мма Макутси тихонько присвистнула, как она иногда делала в трудные минуты:

– Это очень плохо, мма. Очень плохо.

Мма Рамотсве кивнула.

– Мма Макутси, – сказала она. – Я собираюсь сейчас же поехать в Тлоквенг. Сию минуту. Пожалуйста, позвоните мма Потокване и скажите, что я собираюсь заехать за ней на своем белом фургончике и что нам нужна ее помощь. Пожалуйста, позвоните сразу же. Я еду.

Когда мма Рамотсве подъехала к сиротскому приюту, мма Потокване не было в офисе. Дверь была открыта, но большой, довольно потертый стул, на котором часто можно было застать мма Потокване – если она не суетилась на кухне или в одном из домиков, – был пуст. Мма Рамотсве вышла и с беспокойством огляделась. Не было случая, чтобы мма Потокване нельзя было найти; казалось, она всегда находится при исполнении обязанностей. И все же она бывала в городе, ходила по магазинам или уезжала далеко, возможно в Лобаце, за какими-нибудь новыми питомцами.

– Мма Рамотсве?

Она вздрогнула и огляделась вокруг. Это голос мма Потокване, но где же она сама?

– Я здесь! – прозвучал голос. – Под этим деревом! Вот я где, мма Рамотсве.

Директриса сиротского приюта стояла под большим манговым деревом, скрываясь в его тени. Мма Рамотсве искала ее взглядом дальше, но теперь мма Потокване выступила из-под спускавшихся ветвей дерева.

– Я слежу за одним манго, – сказала она. – Оно почти готово, и я сказала детям, чтобы они его не рвали. Я берегу его для мужа, который любит съесть хорошее манго. – По пути к мма Рамотсве она вытерла руки об юбку. – Хотите взглянуть на это манго, мма Рамотсве? – спросила она. – Очень хорошее. Совсем желтое.

– Вы очень добры, мма, – отозвалась мма Рамотсве. – Думаю, что посмотрю на него в другой раз. Мне нужно срочно с вами поговорить. О чем-то очень важном.

Мма Потокване подошла к мма Рамотсве, стоявшей у офиса, и та торопливо объяснила ей, что нужно поехать в мастерскую помочь мистеру Матекони. Мма Потокване серьезно выслушала ее и кивнула в знак согласия. Они могут поехать сразу же, сказала она. Нет, ей не надо ничего брать из офиса.

– Все, что мне нужно, это мой голос. А он здесь, – сказала она, показывая на свою грудь. – Готов к употреблению.

Они пустились в обратный путь к гаражу в маленьком белом фургончике, на этот раз как следует загруженном и низко проседавшем на поношенных амортизаторах. Мма Рамотсве вела машину быстрее, чем обычно, нетерпеливо нажимая на клаксон, чтобы очистить дорогу от ленивых осликов и от детей на вихляющих велосипедах. Заминка случилась лишь однажды – небольшое стадо рахитичных коров, которые, с любой точки зрения, выглядели неважно, перекрывало дорогу до тех пор, пока мма Потокване не открыла окошко и не прикрикнула на них зычным голосом. Коровы, казалось, удивились и возмутились, но сошли с дороги, и белый фургончик продолжил путь.

Они приехали к «Быстрым моторам» на Тлоквенг-роуд через несколько минут после Молефи. Большой красный грузовик был припаркован около гаража, перекрывая вход, на нем красовалась фасонистая надпись: «ПЕРВОКЛАССНЫЕ МОТОРЫ». Мма Потокване, которой мма Рамотсве на обратном пути объяснила ситуацию, увидев надпись, хмыкнула.

– Большие буквы, – пробормотала она. – Большое ничтожество.

Мма Рамотсве улыбнулась. Она была уверена, что позвать мма Потокване было правильным решением, и эта ремарка подтвердила ее уверенность. Теперь, когда женщины обошли этот вызывающий грузовик и она увидела Молефи, стоявшего перед мистером Матекони, который уставился в землю, в то время как визитер высказывал ему свои претензии, она поняла, что они прибыли вовремя.

Мма Потокване поспешила вперед.

– Ну, – сказала она. – Кого это мы видим тут в гараже мистера Матекони? Молефи? Это ведь вы, правда? Вы пришли обсудить сложные проблемы ремонта машин с мистером Матекони, верно? Пришли к нему за советом?

Молефи оглянулся и сердито посмотрел на нее:

– Я здесь по делам, мма. Это дела мои и мистера Матекони. – Он говорил грубо и еще усугубил обиду, повернувшись к мма Потокване спиной и глядя на мистера Матекони.

Мма Потокване переглянулась с мма Рамотсве, неодобрительно покачавшей го ловой.

– Извините меня, рра, – сказала мма Потокване, резко повысив голос. – Я знаю вас, Херберт Молефи. Я знаю вашу мать. Она моя подруга. И мне часто бывало жаль ее из-за такого сына, как вы.

Молефи открыл рот, но не издал ни звука.

– Да, да, – продолжала мма Потокване, показывая на него пальцем. – Вы были плохим маленьким мальчиком, а сейчас вы плохой взрослый человек. Вы хулиган, вот вы кто. Я слышала эту историю про машину мясника. Да, да, слышала. И мне интересно, знает ли об этом ваша мать? А ваши дядья? Знают ли они?

Крах Молефи был внезапным и полным. Мма Рамотсве наблюдала эффект от произнесенных слов. Она увидела, как грузная фигура явно оседает после резких слов мма Потокване.

– Нет? Они об этом не слышали? – нажимала на Молефи директриса приюта. – Ну что ж, думаю, что смогу сообщить им об этом. А вы, вы, Херберт Молефи, который думает, что может грубить таким людям, как мистер Матекони, лучше подумайте еще. Ваша мать еще может сказать вам несколько слов, не так ли? И ваши дядья. Им это может не понравиться, и они могут оставить в наследство свой скот кому-нибудь еще, разве нет? Я думаю, да, рра. Я так думаю.

– Но мма, – сказал Молефи. – Я ведь просто разговариваю с мистером Матекони, вот и все.

– Фу! – воскликнула мма Потокване. – Уж не хотите ли вы угостить меня своей ложью? Закройте ненадолго свой рот и дайте мистеру Матекони сказать вам, что надо сделать для того бедного человека, которого вы обманули. А я на всякий случай постою рядом и послушаю. А потом мы подумаем, нужно ли рассказывать об этом вашей родне в Тлоквенге.

Молефи не произнес ни слова и так же молча слушал, пока мистер Матекони спокойно и рассудительно объяснял ему, что нужно вернуть деньги мяснику и быть добросовестным в будущем, поскольку другие механики в городе будут следить за тем, как он работает.

– Вы унижаете нас всех, понимаете? – сказал мистер Матекони. – Если один механик обманывает, виноватыми оказываются все механики. Так получается, и поэтому вам нужно изменить свои методы.

– Да, – подтвердила мма Рамотсве, и это было ее первое вмешательство в разговор. – Вам следует быть внимательнее в будущем, или мма Потокване станет об этом известно. Вы поняли?

Молефи молча кивнул.

– Язык проглотили? – спросила мма Рамотсве.

– Нет, – тихо ответил Молефи. – Я понял, что вы сказали, мма.

– Хорошо, – сказала мма Потокване. – Теперь лучшее, что вы можете сделать, это сесть в свой грузовик и вернуться к себе в мастерскую. Я думаю, у вас в офисе найдется конверт. Он понадобится для письма, которое вы напишете тому человеку из Лобаце. – Помолчав, она добавила: – И пошлите мне копию, если вам не трудно.

После этого говорить было не о чем. Молефи развер нул свой грузовик и в ярости уехал. Мистер Матекони поблагодарил мма Потокване – довольно робко, подумала мма Рамотсве, – и обе женщины направились в офис Женского детективного агентства № 1, где мма Макутси уже вскипятила воду для чая. Мма Макутси слышала весь разговор из открытой двери. Она испытывала некий трепет перед мма Потокване, но решилась задать ей вопрос:

– Его мать действительно такая свирепая?

– Понятия не имею, – отозвалась мма Потокване. – Я видела ее один раз, мы никогда не были дружны, и тут я немного рисковала. Но, как правило, у таких задир суровые матери и плохие отцы, и они обычно боятся родителей. Поэтому они и становятся задирами, я думаю. Потому что дома что-то не в порядке. Я наблюдаю это у детей, но к мужчинам это тоже приложимо. Я собираюсь написать об этом, если когда-нибудь сяду за книгу о том, как руководить сиротским приютом.

– Вам следует написать такую книгу, мма, – обратилась к ней мма Рамотсве. – Я бы прочитала ее, даже не собираясь руководить сиротским приютом.

– Спасибо, – сказала мма Потокване. – Может быть, я так и сделаю когда-нибудь. Но сейчас я занята тем, что присматриваю за всеми этими сиротами, и завариваю чай, и пеку фруктовые пироги, и делаю всякие другие вещи. Почти не остается времени для книг.

– Какая жалость, – сказала мма Макутси.

Ей только что пришло в голову, что в таком случае она и сама могла бы написать книгу. Скажем, «Основы машинописи», хотя вряд ли это самое потрясающее название, какое можно придумать. «Как получить девяносто семь баллов». Это гораздо, гораздо лучше, и это станут покупать все люди, множество людей, которым хотелось бы достичь результата в девяносто семь баллов в том, чем они занимаются, и которые подозревают, что, быть может, никогда не сумеют этого сделать. Во всяком случае, они могли бы надеяться, а это важно. Нам нужно уметь надеяться. Мы просто обязаны это делать.