Идея БРИК появилась в 2003 г., когда банк Goldman Sachs отметил рост Бразилии, России, Индии и Китая (БРИК) как зарождающихся экономических сил. Спустя 10 лет «Большая двадцатка» лучше всего воплощает вызов, который был брошен западному доминированию, и показывает количество развивающихся стран. В их число все еще входят такие гиганты, как Китай и Индия, и они вместе влияют на политический и экономический ландшафт. Я вижу в этом часть всеобщей тенденции рассеивания власти (см. ). Большинство работ, посвященных общемировым тенденциям, начинаются с обсуждения государства. И тут возникает эффект тотализатора (какие государства пойдут вверх, а какие вниз), что привлекает большое внимание СМИ.

В основе возвышения новых государств, судя по всему, лежит еще более крупное структурное изменение, а именно изменение природы власти: рассеивание. И главным действующим лицом изменений становится не государство, а человек, личность, получившая большие возможности. Государства ощущают на себе последствия перемен, но дело не только в изменениях. Причина – вертикальная динамика миллионов людей, присоединяющихся к средним классам и обретающих большую значимость и новые возможности благодаря новым технологиям. Все правительства – даже те, что переживают подъем, – постоянно находятся в осадном положении. И эта тенденция усиливается: народы требуют все большего количества и лучшего качества услуг, все большей экономической, экологической и физической безопасности. А правительствам вряд ли под силу выполнить эти требования. Рассмотрим, что же происходит с государствами в свете общей тенденции «рассеивания власти».

Государство никуда не исчезнет. Возможно, мы даже увидим усиление государства в некоторых развивающихся странах. Существует общественный запрос на более высокий уровень государственных услуг, а кого-то ждет рост налоговых поступлений по мере того, как увеличивается благосостояние населения. Главным полем экспериментов станет Китай, где наблюдается усиление общественного запроса на сеть социальной защиты. А в самых развитых государствах с наиболее высоким доходом на душу населения роль государства может уменьшиться: ему будет не под силу соответствовать актуальным требованиям к расходам на социальное обеспечение.

На международном уровне разнообразие государств, не говоря о растущей роли НГО, международных корпораций и влиятельных частных лиц, усложняет задачу создания связного миропорядка. Государство останется основой международной системы – по крайней мере в рамках международных организаций. Мне трудно представить себе, как можно организовать работу Совета Безопасности ООН при участии столь разношерстных действующих лиц, как НГО, международные корпорации и частные лица. Разумеется, все они играют все большую роль в системе Объединенных Наций. Но уже сегодня нам непросто собрать за одним столом все самые важные страны мира. Как же привести к общему знаменателю всех важных негосударственных действующих лиц и при этом заставить Совбез ООН работать?

Общества как в развитых, так и в развивающихся странах разобщены. Это связано с этническими, религиозными различиями или политическими убеждениями. Многие государства сталкиваются с новыми экологическими проблемами из-за климатических изменений (подробнее см. ) или усиливающимися угрозами безопасности (терроризм, военная агрессия). Поэтому особенно важно бороться с международными угрозами сообща. А добиться такого сотрудничества часто непросто. Большая взаимозависимость как результат глобализации подстегнула развитие во всем мире, но стала испытанием для правительств. Граждане ждут от государств помощи в преодолении негативных последствий глобализации, и чаще всего те не в силах предложить решение. Правительства стран с высокими зарплатами ничего не могут сделать с более низкой стоимостью рабочей силы в Китае или Юго-Восточной Азии, хотя многие рабочие места из развитых стран в результате переместились за границу.

Развитие в одном месте все чаще обусловливает эффект бумеранга. Тихоокеанские землетрясение и цунами 2011 г. имели существенные политические и экономические последствия не только для Японии, но и для США, где встали автомобильные заводы из-за нехватки японских комплектующих. В Германии был подписан смертный приговор атомной энергетике из страха перед возможной ядерной катастрофой. Одним из самых страшных кошмаров для правительств становятся пандемии: вспышки заболеваний редки, но если вирусы мутируют и начинают передаваться от человека к человеку, они могут очень быстро распространяться из-за того, что теперь людям легко путешествовать по всему миру.

В условиях роста неопределенности и непредвиденных обстоятельств большинство правительств чувствует, что теряет контроль. Многоопытные политики считают, что мы стали свидетелями полного изменения характера проблем, с которыми приходится сталкиваться правительствам. Это первое, о чем они говорят, когда речь заходит о будущем. Правительствам стало гораздо труднее выполнять свою работу. И в тенденции к дальнейшей диффузии власти они видят основной вызов.

Как же так вышло? На международном уровне появилось больше действующих лиц, больше стран, имеющих вес. В своих лекциях я говорю, что мы живем в мире «Большой двадцатки». Несколько десятилетий назад, после распада СССР, это был мир «Большой семерки». Страны «Большой семерки» – США, Великобритания, Франция, Германия, Италия, Канада и Япония – были политическими и экономическими силами. В том мире была сосредоточена власть, отчасти потому, что страны «Большой семерки» разделяли общие взгляды и ценности.

Сегодня все изменилось, причем существенно. К 2030 г. Азия обгонит Северную Америку и Европу, вместе взятые, по глобальной мощи, выражающейся в ВВП, количестве населения, расходах на вооружение и инвестициях в новые технологии. Похоже, что Китай к середине 2020‑х станет крупнейшей мировой экономикой. Такой взлет Азии восстановит вес региона в мировой экономике и политике, переломит тенденцию европейского и западного доминирования, сложившуюся в XVIII в.

И все же не менее важным, чем подъем таких развивающихся гигантов, как Китай и Индия, будет скачок в развитии других незападных стран: Колумбии, Индонезии, Мексики, Турции, Бразилии, ЮАР, Нигерии и даже Ирана, Египта и других государств. В ближайшие пару десятилетий мы, возможно, будем наблюдать их расцвет. Сами по себе они в большинстве своем будут оставаться на вторых ролях просто потому, что их размерам далеко до Китая или Индии. И все же как единая группа эти быстро развивающиеся страны – многие из них мы еще недавно пренебрежительно называли «третьим миром» – в 2030 г. превзойдут Европу, Японию и Россию в том, что называется общей производительностью в мировом масштабе. Эта группа стран-середняков как единое целое к 2030 г. сможет превзойти 28 членов Евросоюза по объединенным четырем показателям мировой силы. А если этих середняков объединить с восточными гигантами, такими как Китай и Индия, то переход господства от Запада к Востоку будет еще резче.

Невероятные масштабы изменений в глобальном раскладе сил можно оценить при взгляде на количество подобных процессов на региональном уровне, которые будут происходить на протяжении пары последующих десятилетий. Китай уже сейчас укрепляет свою позицию в регионе. К 2030 г. ВВП страны, например, будет превосходить японский на 140 %. Как будущая крупнейшая экономика мира Китай по-прежнему будет опережать Индию, но расстояние между ними начнет сокращаться в ближайшие пару десятилетий по мере того, как станет падать уровень рождаемости в Китае. К 2030 г. Индия может стать той экономической силой, которой был Китай в последние десятилетия. Вполне ожидаемо, что сегодняшние темпы экономического роста Китая – 7–8 % – к 2030 г. останутся только в воспоминаниях.

Общее количество китайского трудоспособного населения достигнет своего пика в 2016 г. и начнет снижаться с 994 млн до примерно 961 млн в 2030 г. В Индии, напротив, демографическая картина выглядит более жизнеутверждающе: там количество трудоспособного населения вряд ли достигнет пика до 2050 г. Это дает потенциал для долгосрочного экономического роста при условии необходимых структурных реформ, включая либерализацию экономики, существенное улучшение инфраструктуры, а также расширение и углубление образования высокого уровня для активно развивающегося молодого населения страны. Также важно отметить, что Индия, скорее всего, продолжит стремиться влиять на Пакистан. Уже сегодня экономика Индии превосходит пакистанскую в восемь раз, а к 2030 г. их соотношение легко может составить 16: 1.

Несмотря на растущий разрыв с Китаем, Япония может сохранить свою принадлежность к странам выше среднего уровня, но только если проведет существенные структурные реформы. Японская политическая, социальная и экономическая системы должны быть перестроены на национальном уровне, чтобы соответствовать демографическому спаду в стране, устаревающей производственной базе и более волатильной политической ситуации. Уменьшение численности населения могло бы заставить власти рассмотреть новую иммиграционную политику, в том числе долгосрочные рабочие визы. Но тогда японцам придется преодолеть нежелание принимать иностранцев. Старение населения подстегнет развитие здравоохранения и учреждений для проживания пожилых людей, неспособных обеспечивать свой быт самостоятельно. Сокращение трудоспособного населения негативно скажется на социальных услугах и налоговых сборах, что приведет к повышению налогов и усилению призывов к снижению цен на потребительские товары в бытовом секторе. Я ожидаю постоянного реструктурирования японской промышленности, ориентированной на экспорт, со все большим уклоном в сторону высокотехнологичных продуктов и информационных технологий.

Трудоспособное население Японии, количество которого в абсолютном выражении снижается, включает в себя много безработных и неквалифицированных работников в возрасте до 20 и слегка за 20. Это может привести к нехватке «белых воротничков». Но усилия правительства, направленные на то, чтобы стимулировать женский труд – в том числе и на руководящих должностях, – должны помочь компенсировать эту нехватку, если, конечно, это не приведет к еще большему снижению рождаемости. В Японии трудно сочетать работу с семьей. Традиционные браки, в которых мать посвящает себя дому, остаются культурным идеалом в этой стране. При этом показатели задействованности женщин в экономике страны совсем не так низки, как принято считать. Работают 61 % женщин, тут Япония не сильно отстает от США (62 %), Великобритании (66 %) и Германии (68 %). Журналист газеты Financial Times Мартин Вольф убежден: «Можно поднять процент женщин, задействованных в экономике, до американского уровня и уровня других западных стран, но это никак не скажется на перспективах экономического роста».

В ближайшие 15 лет, скорее всего, Бразилия укрепит свои позиции, несмотря на недавнее замедление темпов развития. В 2011 г. она обогнала Великобританию и стала шестой по величине экономикой в мире (по показателю рыночных цен), но с тех пор спустилась на седьмое место. Центр экономических и деловых исследований (The Centre for Economics and Business Research, CEBR), лондонское экономическое консалтинговое агентство, считает, что Бразилия снова отвоюет свои позиции в ближайшие 10 лет, к 2023 г. обгонит Великобританию, а затем и Германию. CEBR связывает такой прогноз с характерной для Бразилии мощной торговлей сельскохозяйственными продуктами. Мексика, Колумбия и Перу также могут в ближайшие пару десятилетий стать центрами экономической силы.

Модель International Futures, которую я использовал в работе над «Глобальными тенденциями», показывает, что в Европе наблюдается некоторый спад, по мере того как регионы с более интенсивно развивающимися государствами сокращают отставание. Многие европейские страны столкнутся со старением, а иногда и с сокращением населения. Перед ними встает перспектива снижения роста совокупного ВВП. Германия останется пока лидером среди стран ЕС благодаря перспективам экономического роста, однако с ее низкой рождаемостью и старением населения она сидит на тикающей демографической часовой бомбе. К 2050 г. и Франция, и Великобритания, чье население сегодня меньше населения Германии, могут обогнать ее по числу жителей благодаря большей иммиграции. Согласно последнему прогнозу CEBR, Великобритания к 2030 г. обгонит Германию и станет крупнейшей экономикой Западной Европы. Такой прогноз отчасти основан на более благоприятной демографической ситуации в стране.

«Зрелым» странам со средним возрастом населения более 45 лет – многие из них находятся в Европе – придется изыскивать средства на поддержку нуждающихся пенсионеров, сохраняя уровень жизни заботящихся о них семей и налогоплательщиков. Переход от систем выплаты пенсий и финансирования здравоохранения из текущих доходов к более надежным системам приведет к резкой политической негативной реакции в момент, когда правительство будет пытаться снизить число выплат и лиц, на них претендующих, увеличить взносы работников, а также число необходимых лет трудового стажа.

К 2030 г. Россия столкнется с резким снижением численности населения, прмерно на 10 млн человек (самое резкое падение среди всех стран за этот промежуток времени). Проблема не только в низкой рождаемости, но и в ранней смертности среди мужчин в возрасте 50 лет от курения, употребления наркотиков и алкоголя, а также от высокого уровня заболеваемости ВИЧ, туберкулезом и другими опасными для жизни недугами. Тем не менее модель International Futures, которую я использовал в работе над «Глобальными тенденциями», показывает, что у России есть потенциал, чтобы противостоять своей печальной демографической судьбе и сохранить свою мощь. Даже несмотря на быстрое уменьшение численности населения, по европейским меркам она останется масштабной – в полтора раза больше населения Германии.

И все же, чтобы оставаться великой державой, а не страной, стремительно теряющей вес, России придется использовать свой потенциал. Но последние новости звучат не слишком обнадеживающе. Несмотря на 7 %-ный годовой рост в начале XXI в., экономика страны так и не смогла оправиться после крушения коммунистического строя и остается в глубокой зависимости от экспорта энергоносителей. Великая рецессия 2008 г. нанесла России серьезный удар за счет обрушения цен на нефть, что вынудило правительство израсходовать резервы на поддержание социальных программ. В зависимости от масштабов производства в будущем еще одним ударом могла бы стать сланцевая революция, особенно если экспорт из США уменьшит зависимость Европы от традиционного российского газа и вынудит «Газпром», крупнейшую российскую компанию и крупнейшую газодобывающую компанию в мире, снизить цены.

Команда экономистов из либерального Института экономической политики имени Е. Т. Гайдара считает, что Россия уже сейчас сталкивается с существенными финансовыми трудностями, которые будут ухудшаться по мере роста расходов на пенсии и социальные выплаты и замедления экономического роста. Правительственные прогнозы предсказывают средний годовой уровень экономического роста в 2,5 % до 2030 г. Это ниже среднего мирового показателя на 3,4–3,5 %. Либеральные экономисты придерживаются мнения, что Россия столкнется с дефицитом в 28 трлн долларов, если не удастся повысить показатель экономического роста.

Российское руководство стремится реинвестировать в технологические инновации, но эксперты видят существенные трудности, связанные с восстановлением того, что во времена СССР было внушительным научным и технологическим сектором. Не последнюю роль здесь играют вездесущая коррупция и недостаток свобод. Однако если ей удастся стимулировать диверсифицированный экономический рост, обусловленный не одними энергоносителями, ее размеры и географическое положение между Западом и Востоком вместе с военным потенциалом дадут стране шанс восстановить свой статус мировой державы.

Другая сверхдержава, о которой пока ничего не было сказано, – США. В главе 8 мы более обстоятельно поговорим о ней и ее будущей роли на мировой арене. Многие проблемы, с которыми сталкиваются ее партнеры по «Большой семерке», актуальны и для США, например нехватка бюджетных средств из-за возрастающей стоимости программ социальной защиты и здравоохранения. Отчасти благодаря возвращению в качестве крупного поставщика энергоносителей США окажутся в лучшем экономическом положении, чем их партнеры по «Большой семерке». И все же, как и они, США столкнутся с относительным экономическим спадом по мере того, как будут наращивать свою мощь Китай, Индия и группа небольших динамично развивающихся стран-середняков.

Я использовал в «Глобальных тенденциях 2030» два комплекса показателей, чтобы как можно точнее установить, когда новые страны обгонят США и «семерку». В первом были четыре фактора, которые здесь уже упоминались: ВВП, численность населения, военные расходы и технологии, вычисленные и смоделированные на 2030 г. Этот четырехкомпонентный индекс мощи показывает, что Китай превзойдет США к началу 2030‑х. Европейский союз начнет отставать от Китая в 2015–2020 гг., а от Индии – тоже около 2030‑го.

Второй индекс включает более широкий спектр факторов и больше подходит для оценки государств XXI в., так как показывает, насколько здорова и образованна страна и хорошо ли она управляется. Согласно ему, вес Китая и Индии как мировых держав будет расти, однако медленнее, чем следует из оценки по прошлому индексу. Это связано с тем, что до сих пор здравоохранение, образование и управление не были для этих стран в приоритете. Китай все равно обгонит США, но на 10 лет позже, примерно в 2040–2045 гг., а не в 2030‑е, как гласил прогноз на основании первого индекса. Используя новый, более широкий, «мягкий» индекс мощи, мы видим, что Европа оказывается в рейтинге куда ближе к США, чем по предыдущим оценкам.

Закончится ли снижение темпов роста в развивающихся странах? На мой взгляд, нет, если мы рассматриваем долгосрочную перспективу. Долгосрочные структурные тенденции ведут развитые и развивающиеся страны к сближению. Мы всегда знали, что для выравнивания уровня дохода на душу населения потребуется не одно десятилетие. По ВВП Китай, Индия, Бразилия и другие страны обгонят все или почти все богатые государства в течение ближайших 10 или 20 лет, но разрыв в доходе на душу населения будет сохраняться еще несколько десятилетий после этого. Здесь работает другая схема, отличная от той, благодаря которой начался подъем Германии или США в конце XIX в. В те времена отдельные граждане тоже были вполне обеспечены. Преимущество новых государств, переживающих сегодня подъем, заключается в большой численности населения, чей уровень жизни повышается достаточно, чтобы страна вошла в число сильнейших.

В 2000–2012 гг. наблюдался невероятный рост развивающихся рынков, страны БРИК в год росли в среднем на 6,2 %. Есть множество причин, почему этого больше не повторится. Например, головокружительный успех убедил страны БРИК, что им не нужно продолжать структурные реформы. Рост богатых экономик существенно снизился из-за Великой рецессии, и это сказалось на развивающихся странах, которые продолжают зависеть от Запада как от торгового и инвестиционного партнера. Важно помнить, что БРИК – еще не весь развивающийся мир. Другие государства – страны Центральной и Восточной Европы, Чили, Мексика, Перу и Колумбия, страны, которые недавно провели структурные реформы, – сейчас подают большие надежды. Более того, рост Китая, несмотря на снижение его темпов, все еще впечатляет: 7 % в год, особенно учитывая его размеры (вторая по величине экономика в мире). Снижение роста китайской экономики сегодня может означать повышение доходов и более сбалансированный и устойчивый рост в дальнейшем, если стране удастся создать экономику, более ориентированную на внутреннее потребление. Выводы по поводу других стран БРИК тоже делать рано, даже если в краткосрочной перспективе показатели роста будут разочаровывать. Демонстрации среднего класса, которые мы наблюдали в таких странах, как Бразилия, могут послужить толчком для проведения необходимых структурных реформ.

Иногда можно увлечься цифрами и не разглядеть за деревьями леса. Я знаком с людьми, которых не слишком впечатляют экстраполяции экономического роста и другие цифры и которым нужны конкретные признаки существования многополярного мира. И я прекрасно их понимаю: все это кажется очень абстрактным. Но трудно не поверить в то, что действительно происходят какие-то масштабные процессы, что рассеивание власти – явление реальное, если посмотреть на космос. Еще буквально пару десятилетий назад было только две космические державы – США и СССР. Запуск спутника в 1957 г. стал поворотным моментом для американской психологии: казалось, СССР вырвался вперед в военной и технологической гонке. А «Аполлон– 11» и первые шаги на Луне в 1969 г. показали, что Америка готова принять вызов и тоже стала лидером в космосе. Китай планирует запуск постоянной космической станции на 2020 г. и экспедиции на Луну в середине 2020-х.

На конец 2013 г. по меньшей мере 60 стран со всех населенных континентов приобрели, собираются приобрести или уже управляют собственными сложными и мощными космическими системами (в основном это спутники для передачи изображения и информации) для решения более широких дипломатических, экономических задач и обеспечения безопасности. Отчасти это связано с тем, что технологии стали существенно дешевле. Часть технологий, необходимых для создания спутника, подпадают под действие закона Мура: их производительность увеличивается вдвое по крайней мере каждые два года. Микропроцессоры, датчики и другие комплектующие постоянно уменьшаются в размерах, и их производство становится все дешевле. В результате и сами спутники меньше, производительнее и дешевле в производстве и на рынке. Также существенно подешевел запуск спутника на орбиту Земли. Более того, у все большего числа коммерческих структур появились масштабные спутниковые системы, которыми правительства и другие компании могут пользоваться по умеренным ценам.

Новый поворот, иллюстрирующий тенденцию роста значимости отдельной личности: сегодня мы наблюдаем, как простые люди отправляют в космос мини-спутники, так называемые кубсаты, используя имеющиеся в открытой продаже комплектующие. В конце 2013 г. в СМИ прошла информация «о запуске первого спутника, разработанного и сконструированного старшеклассниками американской средней школы». Наноспутники вроде тех, что были разработаны школьниками, создаются на основе деталей из обычных смартфонов, которые сегодня уже снабжены быстрыми процессорами, датчиками, GPS– приемниками и камерами с высоким разрешением. Результат – недорогой и миниатюрный, но в то же время мощный космический аппарат. Размеры спутника, созданного школьниками, всего 10 × 10 × 12 см, весит он чуть меньше килограмма, согласно данным представителей корпорации Orbital Sciences, курировавшей проект. У таких спутников ограниченный срок службы, поскольку они используют орбиту на меньших высотах, чем космические корабли. Маленький космический аппарат оснащен фонетическим синтезатором речи, который может переводить текст в речь и передавать эти звуки назад на Землю по радио на любительских частотах.

И это не просто милый эксперимент. У кубсатов есть много сфер использования, по словам представителя НАСА: «Проводя одни и те же замеры в разных местах и собирая эту информацию, мы можем узнать то, что невозможно выяснить даже при помощи очень сложного большого космического аппарата… Это не означает, что большие спутники теперь не нужны. Такие аппараты все равно необходимы. А кубсаты заполняют другую нишу: делают то, что нам до сих пор не удавалось». Еще есть спутник Vermont Lunar CubeSat, созданный исследователями из Технического колледжа Вермонта и предназначенный для отработки технологии управляемого смартфоном спутника, который когда-нибудь сможет быть отправлен на Луну. НАСА запустило сконструированный школьниками кубсат со своего космодрома на острове Уоллопс, но сегодня есть компании, предлагающие запуски спутников с коммерческого самолета над нейтральными водами.

И пусть кто-нибудь скажет, что речь не идет о мощном рассеивании власти!

Число развивающихся стран, которые, согласно результатам моделирования, в будущем поднимутся до верхних позиций, велико, что подтверждает мою точку зрения по поводу рассеивания и вертикальной мобильности. Моделирование выявляет четыре страны БРИК плюс 18 других: Индонезия, Турция, Мексика, Нигерия и др. Это развивающиеся экономики регионального и мирового масштаба. Очевидно, что роли их будут существенно разниться, но, как показывает включение многих из них в «Большую двадцатку», их значимость признана уже сейчас. Это количественно и качественно отличается от исторической ситуации, когда международная система состояла из относительно небольшого числа стран и большинство из них находилось в Европе.

Почему не всплыли остальные? В наше время беспрецедентной вертикальной мобильности стран я ничуть не меньше беспокоюсь за экономики, которые остаются слабыми и уязвимыми. Можем ли мы надеяться на улучшение их положения?

Возможно, мы услышим хорошие новости. Есть тесная взаимосвязь между демографическим приоритетом молодежи и вооруженными гражданскими или этническими конфликтами. Хронический конфликт – один из факторов, ставящих под вопрос существование государства. С 1970‑х около 80 % всех вооруженных гражданских или этнических конфликтов (с 25 и более смертями в боевых столкновениях в год) происходили в странах со слишком молодым населением. На сегодняшний день в мире более 80 стран, где средний возраст населения 25 лет и меньше. «Демографическая дуга нестабильности», которая коррелирует с молодым населением, протянулась от регионов в центре Центральной Америки и Центральных Анд, охватывает всю Центральную Африку и достигает Ближнего Востока и Южной и Восточной Азии.

К 2030 г. эта дуга сожмется. Уровень рождаемости уже начал снижаться, число стран с молодым населением к 2030 г. сократится примерно до 50. Самый крупный кластер таких стран, по прогнозам, будет находиться в экваториальном поясе Центральной Африки. Вторая, менее сконцентрированная группа стран с молодым населением сохранится на Ближнем Востоке, включая палестинские территории (Западный берег Иордана и сектор Газа), а также Иорданию и Йемен на юге. На Американском континенте молодое население сохранят только Боливия, Гватемала и Гаити.

По прогнозам Бюро переписей США, в Южной Азии только Афганистан до 2030 г. сохранит статус страны с молодым населением, хотя и тут уровень рождаемости начнет снижаться. И все же старение населения в соседних Пакистане и Индии будет скрывать по-прежнему возникающие молодежные «бугры» среди отдельных этнических и региональных групп, которые могли бы стать угрозой безопасности. Они будут сохраняться на протяжении следующих двух десятилетий среди племен в западных провинциях Пакистана. Там и в Афганистане уровень рождаемости среди пуштунского населения превышает пять детей на одну женщину. В Индии, где для южных штатов и крупных городов характерна более низкая рождаемость, ее показатели будут выше в менее благополучных центральных и северных штатах Уттар-Прадеш и Бихар.

Рождаемость среди курдов Юго-Восточной Турции, судя по всему, остановилась на отметке четыре ребенка на одну женщину. В Израиле рождаемость в ультраортодоксальных еврейских религиозных меньшинствах остается выше шести детей на женщину. Продолжающийся рост рождаемости и числа населения среди меньшинств, не всегда мирно сосуществующих с большинством, часто приводит к нарушению политического порядка, особенно когда эти меньшинства увеличиваются в размерах.

Помимо молодежных «бугров», есть и другие условия, которые повышают вероятность нестабильности в ближайшей перспективе. Во-первых, исследования показали, что страны, балансирующие между авторитарным и демократическим режимом, очень часто нестабильны. В докладе «Глобальные тенденции» я методично изучил их. Есть известная социологическая шкала измерения – 20-балльная шкала государственного устройства, – которая помогает оценить ситуацию в государстве. Те, кто не слишком далеко продвинулся и не смог достичь таких атрибутов демократии, как открытость и соревновательность при подборе кадров или участие всех слоев населения в политическом процессе, считаются подверженными высокому риску. Другие страны, более приблизившиеся к демократии, менее подвержены риску существенной нестабильности.

Удивительно, но на том этапе, который мы переживаем сегодня и будем переживать еще несколько десятилетий, около 50 стран все еще входят в эту группу риска. Отчасти это хорошо. В 60‑е и 70‑е перед окончанием холодной войны диктатур было гораздо больше, и не только в Центральной и Восточной Европе, где доминировал СССР, но и в Африке и Латинской Америке. Многие из них были стабильны. И все же людям удалось добиться свободы, пусть и дорого заплатив за нее. Авторитарные государства по природе своей обычно более стабильны, по крайней мере внешне и как политическая единица, пока им не приходит конец. Теперь, когда многих из них уже нет, нам придется сталкиваться с большей нестабильностью до тех пор, пока не будет достигнута полная демократия.

Наибольшее число стран, балансирующих между авторитарным режимом и демократией, в 2030 г. будет в Центральной Африке – 23 из 45. На втором месте будет Азия – 17 из 59, в том числе 5 из 11 южноазиатских стран и 4 из 9 центральноазиатских. Затем следуют Ближний Восток и Северная Африка (11 из 16). Недавние события на Ближнем Востоке продемонстрировали склонность к смене государственного режима, и, скорее всего, это свойство сохранится до 2030 г.

Большой вопрос на будущее заключается в том, каким будет общий результат всей этой нелегкой борьбы и еще большего рассеивания власти в верхах. Какими будут последствия увеличения количества игроков для международной системы? Можно ли управлять международной системой с таким количеством разных участников на разных уровнях развития, с разными ценностями и установками? Четкого ответа пока нет, но мы можем сделать несколько предположений на основании имеющихся фактов.

Во-первых, ландшафт форм правления к 2030 г. станет куда более разнообразным: я предполагаю, что больший вес получат средние уровни, такие как мегаполисы и региональные образования, а национальные правительства и глобальные международные организации будут изо всех сил стараться идти в ногу со стремительным рассеиванием власти. Посмотрим на города. Их роль будет все более важной особенностью будущего, по мере того как они растут, богатеют и приобретают все больший экономический вес. По оценкам McKinsey Global Institute, к 2025 г. в городах развивающихся стран будет больше богатых домохозяйств среднего класса – со средним годовым доходом более 70 тыс. долларов, – чем в западных. Города к 2025 г. могли бы вливать в мировую экономику до 30 трлн долларов в год. Скорость и масштабы роста городов беспрецедентны.

Скорее всего, города будут все чаще самостоятельно управлять ресурсами, экологическими стандартами, миграцией и даже безопасностью ввиду ее особого значения для благополучия городских жителей. Партнерство C40 – организация мировых мегаполисов, которая стремится к сокращению углеродсодержащих выбросов и росту эффективности использования энергии в больших городах по всему миру, – входит в число наиболее известных образцов новых наднациональных объединений, которые начинают появляться и буйно расти. На начало 2014 г. C40 работало с более чем 1500 инициатив, стремясь уменьшить выбросы парниковых газов и снизить климатические риски. Концепция «умный город» (сегодня ее используют многие города) основана на идее применения интернет-технологий для улучшения устройства городов, максимизации их экономической эффективности и качества жизни при минимизации используемых ресурсов и экологического ущерба. Архитекторы и инженеры, например, создают «зеленые» здания. В этих проектах идеи в области экологии, архитектуры и ландшафтного дизайна используются для того, чтобы снизить потребление зданием энергии до нуля. Некоторые такие строения даже производят больше энергии, чем потребляют.

Снижать потребности зданий в энергии важно: на сегодняшний день на них приходится до 41 % всего мирового потребления энергии и 71 % потребления электричества.

Социальные проблемы ничуть не менее актуальны. Города дают невероятные возможности для технологических инноваций, но могут становиться и «инкубаторами преступности». К 2030 г. в городах многих развивающихся стран больше 60 % жителей будут составлять люди в возрасте до 18 лет. Если там не будет достаточных экономических, образовательных и социальных возможностей, безработная молодежь станет мишенью для вербовщиков криминальных банд. В Рио мне рассказывали, как городские власти стараются интегрировать фавелы (трущобы) в городскую жизнь, включая создание транспортной системы по принципу фуникулера, пользование которым для жителей фавел бесплатно, потому что они обычно расположены на склонах гор вдалеке от центра города. Теперь дорога на работу занимает у жителей фавел намного меньше двух часов, и они не чувствуют себя изолированными. Есть, конечно, много примеров городов, которые не были открыты инновациям и сами посеяли зерна будущих проблем. Многие китайские города последовали примеру американских и западноевропейских, окруженных разрастающимися пригородами, и теперь вынуждены бороться с теми же проблемами: транспортными затруднениями и загрязнением окружающей среды.

Кроме того, рост межрегиональной торговли приводит к большей региональной интеграции, что подразумевает возможность построения мирового порядка в большей степени вокруг региональных образований. Почти две трети европейской торговли приходится на Евросоюз; Североамериканская зона свободной торговли (НАФТА) представляет более 40 % от общей торговли США; торговля внутри Юго-Восточной Азии составляет 53 %; а в Латинской Америке, включая Мексику, внутрирегиональная торговля составляет 35 % и стремительно растет, стимулируя развитие Союза южноамериканских наций (УНАСУР).

Азия дальше всех шагнула вперед в создании региональных организаций с разнообразным спектром региональных образований. Думаю, масштаб подобных процессов будет возрастать, особенно в части функциональных образований, призванных решать конкретные проблемы (угроза экологической безопасности, поднимающийся уровень океана или необходимость создания торговых и финансовых правил) по мере того, как растет уровень региональной интеграции. Менее очевидно, может ли региональная система безопасности быть применена в Азии. Географически некоторые азиатские страны больше притягиваются к китаецентричной системе, а многие другие все более решительно выступают против экспансии китайского влияния.

Такое разнообразие свидетельствует о том, что азиатским странам трудно сойтись во мнении по базовому вопросу: что такое Азия? США остается ключевым фактором, определяющим, будет ли она двигаться в сторону большей интеграции. США действовали и в других регионах, поддерживая развитие местных международных организаций. Сейчас резко укрепляющий свои позиции Китай кажется многим соседям угрозой, что усложняет задачу создания коллективной системы безопасности, даже если региональная экономическая интеграция будет набирать обороты. Ситуация могла бы стать иной, если бы Китай изменил свой пугающий имидж или азиаты всерьез засомневались в способности США сохранить свои позиции. Тогда для многих не останется другого варианта, кроме как встать на сторону Китая и постараться создать чисто азиатскую систему безопасности. Региональная интеграция в других местах по всему земному шару будет развиваться, хотя и с разной скоростью и скорее для решения конкретных задач. Я думаю, что таким регионам, как Южная Азия, Центральная Азия, Ближний Восток, будет непросто в ближайшие 20 лет развивать сотрудничество и решать сложные вопросы обеспечения мира и безопасности в регионе, хотя они уже сегодня добились успехов в торговле и совместном пользовании ресурсами, например водой. Слишком много геополитического соперничества и недоверия, потребуется не меньше поколения, чтобы преодолеть их. Европейская интеграция – в том смысле, что Европе удалось объединить независимые государства, – останется исключением.

Даже при наличии лучшего управления на среднем уровне пока нет никакой альтернативы государству, в частности если мы считаем, что международные организации играют существенную роль в решении многих глобальных проблем. Как уже упоминалось, государства остаются основой для глобальных организаций, таких как ООН, Мировой банк, МВФ и «Большая двадцатка». Удается найти способы включить в их работу как можно больше негосударственных образований: разнообразие огромно, от НГО до города или корпорации. Однако в качестве основной, образующей структуры пока нет альтернативы государству.

Поэтому стоит вспомнить о тех важных организациях, большинство которых нужно существенно модернизировать, если мы хотим, чтобы они приобрели легитимность в глазах людей по всему миру. Помимо огромных развивающихся экономик, таких как Бразилия, Индия (непостоянные члены Совбеза ООН) и Китай (имеет право вето в Совбезе ООН, но не обладает сопоставимым с его экономической мощью правом голоса в МВФ), многие второстепенные развивающиеся страны будут бороться за свое место под солнцем, но не представлены в этих организациях должным образом как региональные лидеры. Масштабная «Большая двадцатка» – а не старая «Большая семерка» – получила импульс и вышла на первый план на волне финансового кризиса 2008 г. Думаю, только кризис сможет дать толчок реформам во многих из этих организаций. Иначе они будут медленно умирать, а мы окажемся в нелегком положении.

Важны ли для будущего всемирные организации? Многие задавали мне этот вопрос, и мой ответ – да. Какой бы медленной, бюрократизированной и подчас коррумпированной ни была ООН, благодаря ей удалось снизить число жертв в конфликтах. Кампании ООН, направленные на ликвидацию крайней бедности, продвижение всеобщего начального образования, борьбу с ВИЧ/СПИДом и другие задачи, зафиксированные среди Целей развития тысячелетия ООН, привлекли внимание мировой общественности. Ни одно отдельное государство – член ООН (и США не исключение) не будет обладать правом встать во главе такой кампании. На мой взгляд, международные организации необходимы для того, чтобы мировой порядок гарантированно основывался на законах и нормах и не возвращался к борьбе сил, когда страны хитрят друг с другом, а в результате в проигрыше оказываются все. Это было бы возвращение «назад в будущее» к мировому порядку в духе конца XIX или начала XX вв., когда все великие державы соперничали друг с другом и это привело к ужасающим последствиям.

Но будем реалистами. Международным организациям предстоят нелегкие времена, пока мы не переживем эпоху быстрых перемен. Нелегко найти баланс между легитимностью и эффективностью: стремиться к тому, чтобы в организации были представлены все необходимые страны (согласно принятому решению), и в то же время снизить число задействованных стран, чтобы упростить процесс принятия решений. Растущая многополярность и рассеивание власти существенно усложнят процесс обновления международных организаций. И все же отказ от реформ означал бы постепенную потерю легитимности в глазах многих народов в развивающихся странах.

В переходный период несовпадение ценностей у ключевых игроков и постоянные подозрения по отношению друг к другу будут нормой. Давнишние опасения, что могущественные западные страны покусятся на их суверенитет, засели глубоко в сознания общества и элиты многих развивающихся стран. Они будут развеиваться постепенно, когда развивающимся странам придется столкнуться с международными проблемами. Я прекрасно помню, в какую ярость приходили китайские официальные лица во время наших встреч «с глазу на глаз», когда речь заходила о выдвигаемых Западом требованиях, чтобы Китай брал на себя больше международных обязательств. С точки зрения Запада это все еще бедная страна с множеством внутренних проблем. С китайской точки зрения мы пытались свалить на них часть обязанностей, чтобы облегчить для себя экономические последствия финансового кризиса 2008 г. Китай считает себя не готовым и обремененным слишком большим грузом внутренних проблем, чтобы сосредоточиться на масштабных глобальных задачах. Это никуда не денется. Большинство китайцев до сих пор считают, что они наверстывают упущенное после резкого спада, который страна пережила в XIX и XX вв. Отчасти это и фон для дискуссии об изменении климата: многие страны считают промышленно развитый Запад виновным в высоком уровне углекислого газа, который уже содержится в атмосфере. С их точки зрения, более богатые страны должны нести основной груз ответственности за выбросы CO2 и последствия природных катаклизмов.

Китай и многие другие развивающиеся страны будут и дальше относиться с подозрением, а то и враждебно, к прямому вмешательству, включая санкции, направленные на то, чтобы заставить их изменить свое поведение. Китай вслед за Россией поддержал мандат ООН на химическое разоружение Сирии, но высказался против любого более масштабного вмешательства с целью смены режима. Демократический Китай, скорее всего более националистичный, будет не меньше беспокоиться о своей независимости. В то же время он явно готов отойти от принципа строгого невмешательства и начать принимать более активное участие в миротворческой деятельности, а также задействовать флот в международных военных антипиратских операциях у берегов Сомали. И то и другое сильно удивило наблюдателей в первое десятилетие XXI в. Спектр глобальных интересов Китая все увеличивается, в частности зависимость от зарубежных поставок энергоносителей. Так что вечно пренебрегать своими обязанностями ему не удастся.

В будущем организация управления международными структурами не будет черной или белой: у нее неизбежно будут свои плюсы, несмотря на все большие различия между членами и недостаток общих ценностей. Перспективы достичь успеха в решении мировых проблем будут разнообразными. Вот мой прогноз по поводу того, удастся ли нам решить основные стоящие перед нами задачи: перспективы не печальны, но и не безоблачны.

Что касается климатических изменений, то технологии и рынки будут иметь большее значение для снижения выбросов, чем попытки прийти к единому масштабному соглашению, как это было с Киотским протоколом 1997 г. Активное использование дешевого и чистого природного газа может достичь больших масштабов, чем угля, что приведет к существенному снижению выбросов в США и других странах с острой проблемой выбросов, например в Китае. Технологический прогресс в сфере возобновляемых источников энергии также повлияет на дискуссию о климатических изменениях: усилия по устранению последствий не будут столь пагубно сказываться на производительности. Все эти шаги облегчили бы принятие решения о снижении выбросов, сделав его более приемлемым для развивающихся стран, а также США, опасающихся, что введение ограничений может поставить под угрозу перспективы экономического роста страны.

Распространение ядерного оружия – тема, которую мы еще затронем в дальнейшем. Здесь главное – убедить Северную Корею и Иран отказаться от дальнейшей работы в этой области. Так, успех Ирана мог бы стать началом гонки вооружений на Ближнем Востоке, что поставило бы крест на международных усилиях, направленных на нераспространение ядерного оружия. Если международному сообществу удастся остановить обе страны, один этот пример укрепит Договор о нераспространении ядерного оружия. А использование ядерного оружия кем бы то ни было – государством, негосударственной организацией или отдельными лицами – будет иметь разрушительный эффект. Я предполагаю, что Иран дойдет до так называемого ядерного порога, но испытывать его, как Индия или Пакистан, не будет. Этого достаточно, чтобы вызвать беспокойство у соседей и разрушить мечту о мире без ядерного оружия, к которой идет администрация президента Обамы (подробнее см. ).

Активное взаимодействие великих держав в борьбе с проблемами слабых и не справляющихся с ними стран – явление вполне объяснимое, особенно когда на карту поставлены общие интересы. Благодаря огромным человеческим ресурсам развивающиеся страны, включая Бразилию, Индию, Пакистан и ЮАР, уже сейчас играют важную роль в поддержке миротворческих операций.

Иногда работу могут выполнить коалиции желающих с молчаливого согласия всех остальных стран. Несмотря на наличие широкой международной поддержки защиты народов от геноцида, военных преступлений, этнических чисток и преступлений против человечества, развивающиеся страны избегают брать на себя инициативу, боясь, что это будет выглядеть как вмешательство. Само собой, это дало бы остальным возможность действовать, в том числе применять силу. При условии постоянных коммуникаций и активного участия мировой общественности ведущим странам будет все сложнее уклоняться от действий, направленных на улучшение гуманитарной ситуации или прекращение геноцида. Полученный в 2011 г. мандат ООН на действия против бывшего ливийского лидера Муаммара Каддафи служит примером того, как Россия, Китай, ЮАР и другие развивающиеся страны вместе с НАТО участвовали в военной операции. Впрочем, позже они об этом пожалели. И наоборот, за исключением разрешения на химическое разоружение, Россия, Китай и другие развивающиеся страны были резко против вмешательства или серьезных санкций против сирийского режима, несмотря на гуманитарную катастрофу невероятных масштабов.

Управление интернетом – захватывающая новая сфера, где все чаще задействуются не только государства, но и широкие слои гражданского общества. Многие группы выступают против привилегированной роли государства в этой сфере, но правительства видят, что их интересы затрагиваются все чаще. Многие страны – не только Россия и Китай, которые наиболее активно выступают в защиту этой точки зрения, – считают, что необходимо расширить роль государства в управлении интернетом. Такой позиции придерживаются арабские страны, беспокоящиеся об использовании сети в политических целях, и ключевые развивающиеся экономики, такие как Южная Корея, Индонезия, Турция, Бразилия, Аргентина и Мексика, которые предпочли бы иметь больше государственного контроля. По сути, за статус-кво ратует меньшая группа, в которую входят США, Великобритания, Канада, Швеция, Индия, Кения и Новая Зеландия, но даже они видят важность роли государства и хотят использовать интернет в государственных целях. И самая маленькая группа, в которую входят глобальные сообщества пользователей интернета, – единственные, кто выступает за децентрализацию управления глобальной сетью.

Эксперты видят несколько вариантов развития событий, от минимальных изменений до раскола на несколько функциональных блоков: интернет, состоящий в основном из пользователей, проживающих в странах – членах ОЭСР, и другой, с пользователями из России, Китая и арабского мира. Коммуникации между блоками будут ограничены и подвержены основательному политическому контролю. Третий тип сценариев развития ситуации подразумевает, что интернет начнет переполняться «хактивистами», мошенниками, террористами и другими дестабилизирующими силами, что приведет к его краху. Такой сценарий может качнуть весы в сторону большего государственного контроля, даже в странах, исповедующих сейчас полный отказ от контроля.

Здесь многое поставлено на кон и ставки растут. У всех стран есть общие интересы, в частности экономические, но другие факторы, например страх перед активизацией подрывной деятельности за счет возможностей интернета, могут для многих стран пересилить экономические доводы, и в результате весь интернет пойдет по иному пути, где будет гораздо меньше взаимодействия.

Во всех сферах политики наличие у разных стран общих интересов говорит о том, что, даже если оптимальный вариант развития событий окажется нереализуем, международное и региональное сотрудничество вряд ли сойдет на нет. Пример стран «Большой двадцатки», избегающих протекционизма в стиле 1930‑х – несмотря на самый серьезный экономический спад со времен Второй мировой войны, случившийся в 2008 г., и длительный период с отрицательной динамикой, включая высокий уровень безработицы в некоторых западных экономиках, – все же положительный. Однако уже не осталось ни одной страны или даже блока стран, такого как «Большая семерка», у которых был бы достаточный политический или экономический рычаг, чтобы заставить международное сообщество действовать сообща. Добиться сотрудничества в глобальном масштабе крайне непросто и в лучшие времена, поэтому вероятность распада становится все выше.

Прежде чем закончить эту главу о раздробленном мире, хочу озвучить еще один вопрос и попробовать найти ответ на него: есть ли какой-то альтернативный мировой порядок, который лишь ждет момента, чтобы выйти на мировую арену? В 1919 г. Четырнадцать пунктов президента Вудро Вильсона провозгласили новый постимпериалистический миропорядок, основанный на демократии и самоопределении. Советский коммунизм на протяжении всей холодной войны представлял собой как идеологическую, так и военную угрозу для западного либерального порядка. Эксперты бесконечно спорят, не проснемся ли мы однажды в мире с новым порядком, который нам предъявят страны БРИК или еще кто-нибудь. Одни считают, что государственный капитализм кардинально расходится с либеральной экономикой и может рассматриваться как альтернативная и противоборствующая система. Думаю, такая трактовка оказывается под вопросом в свете недавних заявлений китайского председателя Си Цзиньпина, направленных на ограничение власти государственных предприятий – основы государственного капитализма. Страны БРИК очень разные – одни авторитарные, другие глубоко демократические, – и у них много конкурирующих интересов. Поэтому вероятность того, что сейчас или когда-нибудь у них будет единое видение ситуации, крайне мала.

Скорее всего, никакой реальной альтернативы нет. С конца холодной войны мы мечтаем о «черно-белой» идее глобальной системы, к которой мы стремились: слово многополярный – только прилагательное, но есть множество примеров многополярности, и плохих, и хороших. Мы знаем, что конца истории не произошло, многие политические, экономические и социальные различия сохранились, а может, даже усилились. Сейчас расхождений больше, чем когда бы то ни было. С таким многообразием нелегко иметь дело, особенно когда не видно четко очерченного финала. Так что этот мир в первую очередь раздробленный, и он может с большой вероятностью стать разваливающимся или хаотичным, если мы будем недостаточно осторожны.