Здесь встает вопрос о моральности предлагаемых технологий.

Мало было бы сказать: я не одобряю казни ребенка. И пойти дальше. Нет. Из песни слова не выкинешь.

Как же быть с ребенком, если благополучие армии, а значит, безопасность страны, а значит, и безопасность многих других детей – связаны с его казнью?

– Что скажет человек высокоморальный?

– Казнить ребенка, конечно, недопустимо.

– А как же с армией?

– Не знаю, я не военный!

– А нужна ли стране армия?

– Наверно, нужна.

– А как должен поступить полководец?

– Не знаю, я не военный.

– А если он с вами посоветуется, что вы посоветуете?

– Мне трудно судить, я не военный!

– Ну, хорошо, не казним мы ребенка. Будь что будет! Но если армия развалится, страна и много детей погибнет, это будет на вашей совести!

– А я-то при чем?! Я не! во! – ен! – ный!

Поговорили.

Пока вы думаете, я буду вас осуждать.

От высокой морали до полной аморальности один шаг.

Мы хорошо помним известный вопрос: если на одну чашу весов положить все счастье мира, на другую – всего невинно пролитую слезинку одного ребенка, то что вы выберете? О, все счастье мира не стоит невинно пролитой слезинки!

Ну, а как расшифруем счастье мира?! Допустим, что при его отсутствии один из многих невинно убиенных тоже окажется ребенком. Тогда на одной чаше весов жизнь одного ребенка, на другой – слезинка другого? Скажем ли мы тогда с той же уверенностью, что жизнь одного ребенка не стоит слезинки другого?..

На этом умозрительном пути не найти успеха.

Мы сказали, что тот, кто имеет путь, всегда прав. Это так. И пути не пересекаются. Это тоже так. И то, и другое возможно, поскольку путь – путь добра.

Мы начинали говорить о пути как о пути к дому. Пути к себе, и ничего не изменилось с тех пор. Иного пути, чем путь добра, быть не может. Но мы не настаиваем на слове «добро». Оно смутно и многозначно отражает путь. Путь можно увидеть, а добро нет. Добро и состоит из поступков, которые подсказывают нам путь. И окажись мы в трудном положении (не умозрительном, а реальном) – путь укажет нам, что делать.