9

Босх вернулся в управление из архива с кипой папок под мышкой. Был шестой час, и помещение оперативного состава почти обезлюдело. Чу отправился домой, что вполне устраивало Босха, – он и сам собирался покинуть работу, а дома изучить документы и диск с видеозаписью из «Шато-Мармон». Он уже укладывал папки в портфель, когда в помещение вошла Киз Райдер и направилась прямо к нему. Босх быстро закрыл портфель. Райдер не должна заметить, что документы в нем не касаются дела Ирвинга.

– Гарри, я считала, что мы должны быть на связи, – сказала она вместо приветствия.

– Будем, когда у меня найдется, что сообщить, – отозвался Босх. – И я приветствую тебя, Киз.

– Гарри, у меня нет времени на любезности. Шеф давит, а на него давит Ирвинг и все члены муниципального совета, которых он втравил в это дело.

– В какое?

– В то самое: они хотят знать, что случилось с его сыном.

– Я рад, что ты подставила плечи и взяла на себя эту ношу. Теперь следователи спокойно займутся работой.

Киз разочарованно вздохнула, и Босх, заметив на ее шее под воротничком блузки неровный шрам, вспомнил, когда ее ранили. Это случилось в тот последний день, когда она была его напарником. Он поднялся и взял со стола портфель.

– Уже уходишь? – удивилась Киз.

Босх показал на часы на стене:

– Почти половина шестого. Я заступил на службу в половине восьмого, а на обед потратил десять минут – поел на капоте машины. Считай как хочешь, но у меня два часа переработки, за которую город больше не платит. Поэтому иду домой, где больная дочь ждет, чтобы я накормил ее супом. Вот так, или собирай городской совет и пусть они выносят решение.

– Гарри, это я, Киз, почему ты так себя ведешь?

– Как так? Будто я сыт по горло тем, что в расследование впутывается политика? Признаюсь, у меня на руках еще одно дело: девятнадцатилетняя девушка изнасилована и убита на пляже. Ее тело объели крабы, но вот что странно – никто из муниципального совета меня не дергает по этому поводу.

Киз Райдер кивнула:

– Понимаю, Гарри, это несправедливо. Твой девиз: ценится каждый, или не ценится никто. И это кредо с политикой никак не вяжется.

Босх пристально посмотрел на нее. Киз смутилась.

– Что такое?

– Так это ты?

– Что я?

– Ценится каждый, либо не ценится никто. Ты превратила мою фразу в девиз и передала Ирвингу. А тот повел себя так, будто знал ее давным-давно.

Райдер удрученно покачала головой:

– Что за важность, Гарри? От Ирвинга явился человек и спросил, кто лучший следователь в отделе особо тяжких преступлений? Я ответила – ты. Но он пришел опять и сказал, что Ирвинг тебя не хочет из-за вашего прошлого. На это я ответила, что для тебя прошлое побоку, поскольку ты считаешь, что ценится каждый, либо не ценится никто. Вот и все. Если для тебя в этом слишком много политики, требую отставки в качестве твоего друга.

Босх посмотрел на нее. Райдер почти улыбалась, не допуская мысли, что он по-настоящему расстроен.

– Я подумаю и позже сообщу тебе.

Он вышел из своего закутка и направился по проходу.

– Подожди.

Гарри обернулся.

– В чем дело?

– Если не хочешь говорить со мной как друг, поговори как детектив. Что нового по делу Ирвинга?

Веселость исчезла из ее голоса, и лицо помрачнело. Киз начинала злиться.

– Мы ждем вскрытия. На месте преступления не обнаружено ничего такого, что позволило бы сделать конкретные выводы. Многое из того, что мы знаем, исключает несчастный случай. Мы имеем дело либо с самоубийством, либо с убийством. На мой взгляд, это скорее самоубийство.

Киз встала, подбоченившись.

– На каком основании отброшена версия несчастного случая?

Портфель Босха был набит папками. У него заболело плечо, и он переложил его в другую руку. Почти двадцать лет назад его ранили во время перестрелки в тоннеле, после чего ему сделали три операции, чтобы восстановить подвижность сустава. Пятнадцать лет плечо не беспокоило, но в последнее время стало снова болеть.

– Сын Ирвинга приехал в гостиницу без багажа. Снял одежду и аккуратно повесил в шкаф. Банный халат был брошен на стул на балконе. Он летел головой вниз, но не кричал – ведь ни один человек в отеле ничего не слышал. Он не пытался смягчить удар и не вытянул перед собой руки. По этим и другим причинам его смерть не кажется мне несчастным случаем. Если тебе нужно, Киз, чтобы это считали несчастным случаем, так и скажи. Только потом ищи себе другого следователя.

Райдер обиженно поморщилась.

– Как ты смеешь говорить мне такое? Я же была твоим напарником. Однажды ты спас мне жизнь. Разве я способна вовлечь тебя во что-то компрометирующее?

– Не знаю, Киз. Я пытаюсь выполнять свою работу, но вижу, что в этом деле слишком много интриг и политиканства.

– Не без этого, но тебя никто не подставлял. Шеф сказал тебе, что не собирается наживать на этом деле капитал. Я тоже. Я только хотела узнать, что у тебя нового, а в ответ получила… одно раздражение.

Босх понял, что его гнев и чувство неудовлетворенности направлены не на того человека.

– Если так, Киз, я верю тебе. И прошу прощения, что сорвался. Мне следовало понять: все, что связано с Ирвингом, обернется именно так. Пожалуйста, держи его подальше от меня, пока не получим результаты вскрытия. Это позволит прийти к какому-то заключению, и вы с шефом первыми узнаете о нем.

– Хорошо, Гарри, ты меня тоже извини.

– Завтра поговорим.

Босх уже собирался уйти, но вдруг вернулся и обнял ее одной рукой.

– Мир? – спросила Райдер.

– Конечно.

– Как твое плечо? Я заметила, как ты перекладывал портфель из руки в руку.

– Нормально.

– А что с Мэдди?

– Подхватила вирус, только и всего.

– Передавай ей привет.

– Непременно. До скорого, Киз.

Оставив ее, Босх отправился домой. Но, медленно продвигаясь с потоком машин по шоссе, с недовольством думал об обоих расследованиях. И досадовал на себя за то, что, поддавшись чувству, так обошелся с Райдер. Большинство копов, имея источник информации в центральном аппарате управления, ценили бы это. И он временами ценил. Но сейчас поступил с Кизмин несправедливо, хотя на это не было никаких причин. Надо будет загладить перед ней вину.

Босха тревожило и то, как он повел себя с доктором Стоун – так высокомерно отнесся к тому, чем она занимается. А ведь во многих случаях ценность ее работы выше, чем его. Она пытается предотвратить преступления. Старается делать все, чтобы люди не стали жертвами. А он держал себя с ней так, словно она сочувствует насильникам, хотя знал, что это неправда. Не многие в Лос-Анджелесе бьются за то, чтобы жизнь в их городе стала лучше и безопаснее. Стоун – одна из них, а он счел ее труд напрасным. Стыдно, думал Босх.

Достав телефон, он позвонил на мобильный дочери.

– У тебя все в порядке?

– Да, чувствую себя лучше.

– Мама Эшлин заглядывала к тебе?

– Обе заходили после школы, принесли кекс.

Утром Босх послал по электронной почте письмо матери подруги Мэдди и попросил о любезности.

– Тебе доставили домашнюю работу?

– Да. Но вот от этого мне точно не легче. Ты получил дело? Целый день не звонил, так что, думаю, получил.

– Извини, что не позвонил. А получил целых два дела.

Босх отметил, как ловко дочь уходит от темы домашней работы.

– Вау!

– Вот именно. Поэтому я немного задержусь. Заскочу в одно место, а потом сразу домой. Хочешь суп из «Джерри Дели»? Я буду неподалеку в Долине.

– Лучше куриную лапшу.

– Получишь. А если проголодалась, сделай себе до моего возвращения сандвич. И проверь, заперта ли дверь.

– Я все знаю, папа.

– И знаешь, где лежит «глок»?

– Знаю и умею им пользоваться.

– Вот это по-моему, девочка.

Босх разъединился и закрыл телефон.