23

Они вошли в ресторан более чем за полчаса до назначенного времени, и им отвели тихий столик в заднем зале у камина. Заказали пасту и кьянти – выбор Анны. Наслаждались едой и мало разговаривали, пока Анна прямо не спросила:

– Гарри, почему вы не захотели утешить в машине Клейтона? Я видела: не смогли пересилить себя и коснуться его.

Босх сделал большой глоток вина.

– Мне показалось, он не хотел, чтобы до него дотрагивались. Был сильно расстроен.

Анна покачала головой:

– Нет, Гарри, я же заметила. И должна знать, почему такой человек, как вы, не испытывает сострадания к такому человеку, как он. Должна знать, прежде чем сумею… прежде чем наши отношения начнут развиваться дальше.

Босх опустил глаза. И, чувствуя, как все в нем напряглось, положил вилку на стол. Да, он познакомился с этой женщиной всего два дня назад, но не мог отрицать, что она понравилась ему. Между ними установилась своего рода связь. И теперь он не хотел потерять шанс на развитие отношений, но не знал, что сказать.

– Жизнь слишком коротка, Гарри, – продолжила Анна. – Я не могу тратить время и находиться рядом с человеком, не способным понять, чем я занимаюсь, и не питающим элементарного сочувствия к жертвам.

Босх наконец обрел дар речи.

– Я испытываю сочувствие. Моя работа в том и состоит, чтобы выступать от имени жертв – таких как Лили Прайс. А как быть с жертвами Пелла? Он причинил им не меньше страданий, чем причинили ему. И что же, теперь я должен похлопать его по плечу и сказать: «Ладно, старина, все будет отлично»? Но дела таковы, что ничего отличного нет и не будет. И он знает об этом.

Босх развел руками, словно хотел сказать: таков уж я и такова правда.

– Гарри, вы верите, что в мире существует зло?

– Разумеется, иначе я лишился бы работы.

– Откуда оно берется?

– Вы о чем?

– О вашей работе. Вы ежедневно сталкиваетесь со злом. Так откуда оно в человеке? Неужели витает в воздухе и его можно подхватить, как простуду?

– Не надо относиться ко мне свысока. Все гораздо сложнее, и вы сами это понимаете.

– Я не отношусь к вам свысока. Просто, прежде чем принять решение, пытаюсь разобраться в ваших убеждениях. Вы мне понравились. Сильно. Понравилось все, что я видела в вас, кроме вашего сегодняшнего поведения на заднем сиденье машины. Я не хотела бы что-то начать, а потом убедиться, что ошиблась в вас.

– Похоже на собеседование при приеме на работу.

– Нет, я просто пытаюсь с вами познакомиться.

– Вроде экспресс-знакомства на телешоу. Хотите заранее знать все, что произойдет. Вы чего-то недоговариваете.

Анна не ответила сразу, и Босх догадался, что попал в точку.

– Анна, в чем дело?

Пропустив его вопрос мимо ушей, она повторила свой:

– Так откуда берется зло?

Босх покачал головой и рассмеялся.

– Не на такие темы разговаривают люди, когда пытаются сойтись поближе. Почему вас заботит, что я думаю по поводу зла?

– Заботит, и все. Так каков ваш ответ?

Босх видел, как серьезны ее глаза. Анна придавала большое значение его ответу.

– Скажу одно: никто не знает, откуда берется зло. Откуда-то берется и творит ужасные вещи. Моя работа – находить зло и удалять его из мира. И чтобы выполнять ее, мне не нужно знать, откуда оно берется.

Анна, не спеша продолжить разговор, собиралась с мыслями.

– Хорошо сказано, Гарри, но недостаточно. Вы давно занимаетесь своим делом. Наверняка время от времени задавались вопросом, откуда появляется в людях чернота? Почему у людей чернеет сердце?

– У нас дискуссия о том, что важнее: внутренние качества или опыт?

– Да, и за что вы голосуете: за нативизм или эмпиризм?

Босх чуть не улыбнулся, но вовремя сообразил, что его неправильно поймут.

– Ни за что не голосую, потому что…

– Нет уж, вы должны. Я хочу знать.

Анна перегнулась через стол и говорила настойчивым шепотом. А когда подошел официант забрать тарелки, откинулась на спинку стула. Босх обрадовался заминке – появилось время обдумать ответ. Они заказали кофе, но без десерта. Официант исчез, и передышка кончилась.

– Что ж, – начал Гарри, – я считаю, что зло может быть вскормлено. Именно это и случилось с Клейтоном Пеллом. Но на каждого Пелла, который выплескивает чувство наружу и причиняет ближнему боль, есть другой: у него было такое же детство, но он держит себя в руках и не обижает ближних. Следовательно, существует нечто еще – другая часть уравнения. Может, люди рождаются с чем-то таким, что обычно в них спит и вырывается на поверхность только при определенных обстоятельствах. Не знаю, Анна, в самом деле не знаю. И не думаю, чтобы кто-то знал – точно знал. У нас одни теории, но они в конечном счете не важны, потому что не предотвращают последствий воздействия зла.

– Хотите сказать, что моя работа бесполезна?

– Нет. Но вы, как и я, вступаете в игру, когда ущерб уже причинен. Надеюсь, ваши усилия не дадут вашим подопечным сорваться и снова взяться за старое. Я в это верю и говорил вам об этом. Но как распознать и остановить того, кто никогда себя не проявлял, не нарушал закона и не делал ничего настораживающего? И почему мы об этом вообще рассуждаем? Чего вы недоговариваете, Анна?

Официант подал кофе, и Анна попросила принести счет. Босх счел это дурным знаком. Она хочет отделаться от него. Уйти.

– Значит, вот как: вы расплачиваетесь и убегаете, не ответив на вопрос?

– Ничего подобного. Я попросила счет, потому что хочу, чтобы вы пригласили меня к себе. Но прежде должна вам кое-что сказать.

– Говорите.

– Гарри, у меня есть сын.

– Вы мне говорили – живет в районе Залива Сан-Франциско.

– Я езжу туда навещать его. Он в тюрьме Сан-Квентин.

Босх не то чтобы не ожидал ничего подобного, но думал: если у Анны есть секрет, он касается не ее сына. Возможно, бывшего мужа или любовника.

– Сочувствую, Анна. – Это все, что он мог сказать. Она покачала головой, словно не принимая жалости.

– Он совершил нечто ужасное. Очень порочное. По сей день не понимаю, откуда в нем это взялось и почему.

Зажав под мышкой бутылку вина, Босх открыл замок и придержал перед ней дверь. Внешне он казался спокойным, хотя на самом деле это было не так. Они проговорили о сыне Анны еще почти час. Босх в основном слушал. А в конце лишь еще раз выразил сочувствие. Разве родители отвечают за детей? Иногда да, но не всегда. Она психиатр и понимает больше, чем он.

Войдя, нащупал выключатель рядом с дверью.

– Почему бы нам не выпить по бокалу вина на веранде?

– Прекрасная мысль, – ответила Анна.

Он провел ее через гостиную и раздвигающиеся двери на веранду.

– Отличный дом, Гарри. Давно здесь живете?

– Насколько помню, почти двадцать пять лет. Но кажется, что меньше. Я отстроил его заново после землетрясения девяносто четвертого года.

Их встретил шум колес с автострады в Долине. Здесь, на открытой террасе, ветер бодрил. Анна подошла к парапету и окинула взглядом окрестности.

– Ух! – Оглядев все от края до края, она подняла голову. – А где луна?

Босх показал на Маунт-Ли.

– Наверное, за горой.

– Надеюсь, выйдет.

Босх держал бутылку за горлышко. В ней было то, что осталось после ужина в ресторане. Он захватил ее, зная, что дома спиртного нет. С тех пор как с ним поселилась Мэдди, Гарри перестал пить дома и даже в городе редко прикладывался к рюмке.

– Включу музыку и принесу пару бокалов. Сейчас вернусь.

В доме он включил проигрыватель, но не помнил, какой диск лежал в лотке. Вскоре Босх услышал саксофон Фрэнка Моргана и обрадовался выбору. Прошел по коридору, быстро прибрался в спальне и ванной, достал из шкафа свежие простыни и перестелил кровать. Затем заскочил на кухню и, прежде чем вернуться на веранду, взял два бокала.

– А я гадала, куда вы подевались.

– Пришлось хоть немного навести порядок.

Босх разлил вино, они чокнулись и сделали по глотку. Анна придвинулась к нему, и они в первый раз поцеловались. Она отстранилась первой.

– Извини, что нагрузила тебя, Гарри. Своей «мыльной оперой».

Босх покачал головой:

– Это не «мыльная опера». Это твой сын. Наши дети – это наши сердца.

– Наши дети – это наши сердца. Красиво. Это кто сказал?

– Не знаю. Кажется, я.

Анна улыбнулась.

– Не похоже на слова крутого детектива.

Босх пожал плечами:

– Может, я не такой крутой. Живу с пятнадцатилетней дочерью, и она не дает мне зачерстветь.

– Я, наверное, неприятно поразила тебя своей прямотой?

Гарри покачал головой:

– Ничего подобного. Мне понравились твои слова о том, что нельзя терять даром времени. Вчера мы почувствовали, что нас тянет друг к другу. И вот мы здесь. Если все верно, я тоже не хочу терять времени.

Анна поставила бокал на парапет и прижалась к нему.

– Да, мы здесь.

Босх поставил свой бокал рядом, обнял ее за шею и, прижав другой рукой еще сильнее, поцеловал.

Анна оторвала губы, и они стояли теперь щека к щеке. Босх почувствовал под пиджаком ее ладонь.

– Бог с ними, с луной и вином, – сказала она. – Хочу в дом.

– Я тоже, – ответил он.