Глава 18

По дороге в Голливуд Босх настроил приемник на одну из местных станций. Новостные радиопередачи всегда казались ему менее информационными и более консервативными, чем телевизионные. Объяснялось это, наверное, тем, что в последних слова дополнялись образами.

Главной же темой и одних, и других стал пожар, охвативший несколько магазинов на Нормандии, всего в нескольких кварталах от пересечения с Флоренс, эпицентра беспорядков 1992 года. Пока речь шла всего лишь о пожаре в южном Лос-Анджелесе, и ничто не говорило о том, что пожар вызван поджогом и является реакцией на убийство Говарда Элайаса. Тем не менее все местные телеканалы сделали новость об этом в общем-то заурядном происшествии центральной и провели репортажи с места событий.

Тянувшийся по экранам дым как будто говорил то, о чем еще умалчивали репортеры: Лос-Анджелес снова в огне.

— Гребаное телевидение! — проворчал Босх. — Извините.

— Оно-то чем провинилось?

Ему пришлось взять инспектора с собой. Она все-таки убедила Босха в том, что ее присутствие при разговоре с Харрисом не будет лишним. Босх особенно не возражал, потому что понимал: Харрис воспримет появление копа спокойнее, если увидит, кто его сопровождает. От разговора зависело многое. Возможно, Харрис был тем единственным, кому адвокат успел назвать имя убийцы Стейси Кинкейд.

— Как обычно, чрезмерная реакция. Всего лишь еще один пожар, а они уже тут как тут, раздувают пламя, подливают бензина в огонь. Теперь пойдет. Люди посмотрят телевизор и выйдут на улицу узнать, что происходит. Кто-то что-то скажет, кто-то добавит, молодежь начнет собираться в группы. Поддаться злости легко, успокоиться трудно. Одно накладывается на другое, и вот уже нате вам — настоящий бунт, которого могло бы и не быть, если бы не радио и телевидение.

— Думаю, люди не столь легковерны, — возразила Энтренкин. — Они уже знают, что телевидению верить нельзя. Гражданские волнения начинаются тогда, когда ощущение бессилия превышает некую критическую массу. К телевидению это не имеет никакого отношения. Все дело в обществе, которое не обращает внимания на нужды граждан.

Босх отметил, что она предпочитает говорить о волнениях, а не о бунте. Может быть, называть бунт бунтом считается политически некорректным?

— Есть такая вещь, как надежда, — продолжала инспектор. — Большинство представителей национальных меньшинств в Лос-Анджелесе далеки от власти, не имеют денег и лишены права голоса. Все это им заменяет надежда. Для многих из них воплощением надежды, ее символом был Говард Элайас. Глядя на него, они верили, что придет день, когда все станут равны, когда их голос будет услышан, когда им не надо будет бояться полицейского. Если у людей отбирают надежду, вместо нее остается пустота. У некоторых ее заполняют злость и ненависть. И тогда возникает угроза насилия. Обвинять во всем средства массовой информации неправильно. Проблема гораздо глубже и серьезнее.

Босх кивнул:

— Я понимаю. По крайней мере мне кажется, что понимаю. Но все равно они не должны допускать таких опасных преувеличений.

— Кто-то назвал их торговцами хаосом, — согласилась Энтренкин.

— Верно подмечено.

— По-моему, это сказал Спиро Эгню. Перед своей отставкой.

Ответить Босху было нечего, и он, решив, что разговор пора заканчивать, протянул руку за подзаряжавшимся телефоном и набрал домашний номер. Услышав бесстрастный голос автоответчика, Босх оставил сообщение для Элеонор. Настроение моментально испортилось, и ему стоило немалых сил сохранить внешнее спокойствие. Подумав, он позвонил в справочную, спросил номер «Голливуд-парка» и, сделав еще один звонок, попросил соединить его с Жарденом из службы безопасности.

— Жарден слушает.

— Детектив Босх. Я звонил вам прошлой ночью.

— Понял, приятель. Ее не было. По крайней мере…

— Не надо, приятель. Она рассказала мне о «Фламинго», так что я все знаю. И я знаю, что она там. Передайте, чтобы позвонила мне на сотовый, как только освободится. Скажите, что это срочно. Вы меня поняли, мистер Жарден?

Босх подчеркнул слово «мистер», давая Жардену понять, что тот совершает ошибку, пытаясь играть с полицией.

— Да. Понял.

— Хорошо.

Босх закрыл телефон.

— Я помню, как все было в девяносто втором, — сказала Энтренкин, — но знаете, что мне запомнилось больше всего? Фотография в «Таймс». Под заголовком «Мародеры: отец и сын». Мужчина с мальчишкой лет четырех или пяти выходят с добычей через разбитые двери «Ки-март». И знаете, что они взяли?

— Что?

— У каждого в руках по поясу-тренажеру. Были такие совершенно никчемные штуки, которые рекламировала в восьмидесятые какая-то телезвезда.

Босх лишь покачал головой — ему запомнилось совсем другое.

— Они увидели рекламу по телевизору и подумали, что это что-то очень ценное, — сказал он. — Вроде Говарда Элайаса.

Она не ответила, и Босх с опозданием осознал, что снова ляпнул не в тему, хотя для него в сказанном заключался немалый смысл.

— Извините.

Несколько минут ехали молча, потом Босх сказал:

— А знаете, что запомнилось мне?

— Что?

— Я тогда патрулировал Голливудский бульвар. Нам было приказано держаться потише и не вмешиваться в происходящее, если нет угрозы физического насилия. То есть мародерам давали зеленый свет, и мы не должны были препятствовать им при условии, что они, делая свое дело, соблюдают порядок. Кто мог до такого додуматься? В общем, я был в патруле и видел много разного. Помню, как сайентологи выстроились вокруг своей церкви со швабрами в руках, готовые, если потребуется, оказать сопротивление любому вторжению. Парень, владелец оружейного магазина возле Хайленда, облачился в военную форму и прохаживался у входа со снайперской винтовкой. Вид у него был такой, как будто он охраняет Беннинг. Люди словно сошли с ума. Все, хорошие и плохие. В общем, день саранчи.

— А вы, оказывается, начитанный человек, детектив.

— Пожалуй, нет. Просто одно время жил с женщиной, преподававшей литературу в Грант-Хай в Долине. Она-то и рассказала мне об этой книге. А уж потом я ее прочитал. Но из девяносто второго у меня в памяти остался «Фредерикс».

— Если не ошибаюсь, магазин женского белья в Голливуде?

Босх кивнул.

— Когда я подъехал туда, там было настоящее столпотворение. Черные, белые, желтые. Старые и молодые. Магазин обчистили за пятнадцать минут. Вымели буквально все. Когда народ разбежался, я вошел и увидел только голые полки, валяющиеся на полу вешалки и пустые витрины. Не осталось ничего. Вынесли даже манекены. Вы только подумайте: четыре копа отдубасили Родни Кинга, кто-то снял это на видео, люди посмотрели телевизор и как будто взбесились. Разграбили магазин с женским бельем. Картина была совершенно сюрреалистическая. Каждый раз, когда начинают говорить о беспорядках, я вспоминаю, как шел тогда между пустыми рядами с болтающимися пластмассовыми «плечиками».

— Не важно, что они взяли. Ими управляло отчаяние. Как и теми двумя, о которых я вам рассказала. Важно было то, что они что-то взяли, заявили о себе, показали себя мужчинами. Вот какой урок преподал сыну отец.

— И все равно, для меня…

Босх не договорил — зазвонил телефон.

— Ты как? Выигрываешь? — спросил он, услышав голос Элеонор.

Вопрос прозвучал наигранно, неестественно весело, и Босх сразу же поймал себя на том, что принял этот тон ради спутницы, что для него важно, чтобы она не поняла, как в действительности складываются его отношения с женой. Смущенный тем, что для него важно мнение случайно оказавшейся рядом женщины, он попытался вернуться к более привычным интонациям.

— Пока еще нет. Я только пришла.

— Элеонор, я хочу, чтобы ты вернулась домой.

— Гарри, давай не будем сейчас об этом. Мне…

— Нет, я имею в виду другое. Город… Ты смотрела новости?

— Нет, я же была в машине.

— Ситуация не очень хорошая. Репортеры уже чиркнули спичкой. И если что-то случится, если город поднимется… Ты не в самом безопасном месте.

Босх украдкой взглянул на Энтренкин, понимая, что у нее есть все основания считать его параноиком. «Голливуд-парк» находился в Инглвуде, районе, населенном преимущественно черными. Ему было бы куда спокойнее, если бы Элеонор сидела дома, где ей ничто не угрожало.

— Гарри, по-моему, ты преувеличиваешь. Со мной ничего не случится.

— Послушай, почему бы…

— Гарри, мне нужно идти. Меня ждут. Позвоню позже.

Она положила трубку, так что его «пока» уже не услышал никто, кроме Карлы Энтренкин.

— По-моему, у вас больное воображение.

— Мне так и сказали.

— А я скажу вам вот что. Многие черные, как и многие белые, отнюдь не желают повторения девяносто второго года. Постарайтесь в это поверить, детектив.

— Похоже, у меня нет выбора.

К тому времени, когда Босх и Энтренкин подъехали к полицейскому участку, там было тихо и пустынно. На стоянке позади здания детектив не увидел ни одной патрульной машины. В холле, куда они вошли через боковую дверь, царила тишина. Сидевший за столом дежурный смотрел телевизор. За спиной у читавшего новости ведущего висела фотография Говарда Элайаса.

— Как дела? — спросил Босх.

— Пока более или менее тихо, — ответил сержант.

Босх постучал два раза в дверь и, миновав короткий коридорчик, вошел в комнату, где его уже ждали Райдер и Эдгар. Они вынесли телевизор из кабинета лейтенанта и смотрели новости. Появление главного инспектора стало для обоих сюрпризом.

Босх представил Энтренкин Эдгара, который не был с ним утром в офисе Элайаса, и поинтересовался, что нового.

— Пара пожаров и ничего особенного, — сказал Эдгар. — Зато телевизионщики стараются вовсю, изображают Элайаса чуть ли не святым. И никто не говорит, каким он был мерзавцем.

Босх взглянул на свою спутницу. Ее лицо ничего не выражало.

— Ладно, выключайте. Надо поговорить.

Он рассказал партнерам о трех анонимных письмах, отправленных в адрес убитого адвоката, объяснил причину присутствия главного инспектора и добавил, что постарается поговорить с Харрисом, чтобы уточнить кое-какие детали и, возможно, исключить его из числа подозреваемых.

— А нам известно, где он? — спросил Эдгар. — По телевизору его не показывали. Может, он еще и не знает, что его адвоката уже нет в живых.

— Выясним. Адрес и номер телефона есть в документах Элайаса. Похоже, адвокат припрятал его до суда в надежном месте. Это недалеко, если он, конечно, дома.

Босх достал записную книжку, перешел к своему столу и набрал номер. Ответил мужчина.

— Я могу поговорить с Майклом?

— Здесь нет никакого Майкла, приятель.

Трубку повесили.

— Что ж, дома кто-то есть, — заключил Босх. — Едем.

Все сели в одну машину. Харрис временно обосновался в квартире на Беверли-бульвар, рядом с комплексом Си-би-эс. Здание не выглядело уж очень роскошным, но все же производило впечатление, так что пребывание в нем Харриса обходилось недешево. К тому же и до центра было рукой подать.

В списке жильцов имя Харриса отсутствовало. Номер квартиры у Босха был, но и это еще ничего не значило, потому что коды телефонов не соответствовали номерам квартир. Делалось так по соображениям безопасности. Босх попытался вызвать управляющего, однако никто не ответил.

— Посмотри сюда, — сказала Райдер, показывая на список, в котором значился некий Э. Говард.

Босх дернул плечами, как бы говоря, что попытаться не вредно, и набрал код. Ему ответил уже знакомый мужской голос.

— Майкл Харрис?

— А ты кто?

— Полиция Лос-Анджелеса. Нам нужно задать вам несколько вопросов. Я…

— Хрен тебе! Никаких вопросов без моего адвоката.

Трубку положили. Босх позвонил еще раз.

— Какого рожна тебе нужно?

— Может быть, вы еще не знаете, но ваш адвокат мертв. Поэтому мы здесь. А теперь послушайте меня и не кладите трубку. Со мной главный инспектор Карла Энтренкин. Слышали о ней? Она проследит за тем, чтобы с вами хорошо обращались. Нам лишь нужно…

— Это та дамочка, которая приглядывает, чтобы копы не наезжали на мирных ребят?

— Она. Секунду. — Босх сделал шаг в сторону и протянул трубку Энтренкин: — Скажите, что ему ничто не угрожает.

Главный инспектор выразительно посмотрела на детектива, как будто лишь теперь поняла, почему он согласился взять ее с собой. Потом, все еще не спуская глаз с него, заговорила в трубку:

— Майкл, это Карла Энтренкин. Вам не из-за чего беспокоиться. Никто не сделает вам ничего плохого. Мы лишь хотим задать несколько вопросов о Говарде Элайасе, вот и все.

Если Харрис и ответил, Босх все равно ничего не услышал. Замок загудел, и Эдгар открыл дверь. Энтренкин повесила трубку, и все четверо вошли в дом.

— Паршивец, — проворчат Эдгар. — Уж и не знаю, чего это мы с ним так церемонимся.

Энтренкин холодно посмотрела на него и ледяным тоном произнесла:

— Знаете, детектив Эдгар.

Услышав ее голос, Эдгар предпочел воздержаться от дальнейших комментариев.

Когда Харрис открыл дверь расположенной на четвертом этаже квартиры, Босх увидел в его руке револьвер.

— Да, я у себя дома, — вызывающе заявил Харрис. — Я никому не угрожаю, но с этой штучкой чувствую себя спокойней. Понятно?

Босх посмотрел на остальных — все держались с завидным хладнокровием — и снова перевел взгляд на Харриса. Злость уже клокотала в нем, грозя прорваться наружу. Что бы там ни говорила Энтренкин, он почти не сомневался в том, что именно Харрис убил девочку. Но в данный момент думать нужно было о текущем расследовании и приходилось прятать злость и ненависть, чтобы попытаться выжать из этого человека всю информацию, которой он, возможно, располагал.

— Хорошо, только опустите оружие и держите руку внизу. Направите револьвер на одного из нас, и у вас будут большие неприятности. Надеюсь, мы поняли друг друга?

— Поняли.

Харрис отступил от двери и дулом револьвера указал в сторону гостиной.

— Не забывайте, что я сказал, — твердо предупредил Босх.

Харрис опустил руку, и все прошли дальше. Комната была обставлена взятой напрокат мебелью: пухлый диванчик, подобранные ему в пару стулья с голубой обивкой, дешевый деревянный стол, книжные полки. На стенах одинаково унылые пасторальные пейзажи. На тумбочке — телевизор. Шел очередной выпуск новостей.

— Садитесь, леди и джентльмены.

Харрис опустился, точнее, провалился в огромное, похожее на трон кресло с высокой спинкой и положил револьвер рядом с собой. Босх выключил телевизор, представил всех и показал свой жетон.

— Как всегда, главный — белый, — изрек Харрис.

Босх пропустил реплику мимо ушей.

— Насколько я понял, вы знаете, что Говарда Элайаса прошлой ночью убили?

— Конечно, знаю. Чем здесь еще заниматься, как не в «ящик» смотреть?

— Тогда почему вы сказали, что не станете разговаривать с нами без своего адвоката?

— А ты что, думаешь, у меня только один адвокат? У меня их целых два, так-то вот. И имей в виду, Говарда тоже есть кому заменить. Эти парни мне еще понадобятся. Сами видите, какая заварушка начинается. Похлеще, чем при Родни Кинге. Так что я буду на самом верху. Обо мне еще все услышат!

Уследить за ходом мысли Харриса было не просто, но Босх понял главное: парень явно вознамерился стать героем, а на все остальное ему наплевать.

— Ладно, давайте поговорим о вашем покойном адвокате, Говарде Элайасе. Когда вы видели его в последний раз?

— Вчера вечером, но ты же это и без меня знаешь, верно?

— До какого времени вы были с ним?

— До какого… Да пока не разошлись. Слушай, ты что, допрашивать меня сюда пришел?

— Я пытаюсь выяснить, кто убил Элайаса.

— Кто? Да вы же и убили. Ваши люди.

— Не исключено. Вот мы и хотим это установить.

Харрис рассмеялся, как будто Босх сморозил очевидную глупость.

— Ну конечно. Когда это свой своего ловил?

— Посмотрим. Когда вы расстались? Вы и Говард Элайас.

— Когда ушли из офиса. Он отправился к себе, а я домой.

— Точнее.

— Ну, я не знаю, приятель. Без четверти одиннадцать, в одиннадцать. Я часы не ношу. Когда мне нужно, люди говорят, который час. В новостях болтали, что его шлепнули в одиннадцать, значит, мы разошлись где-то без четверти.

— Он упоминал в вашем присутствии о каких-либо угрозах? Элайас боялся кого-то?

— Ни хрена он никого не боялся. Но знал, что долго ему не жить.

— Что вы имеете в виду?

— Вас я имею… в виду. Элайас знал, что рано или поздно вы до него доберетесь. Вот кто-то и добрался. Может, когда-нибудь и за мной придут. Вот почему я собираюсь свалить отсюда. Только денежки получу. А уж получу я их столько, сколько вам, копам, и не снилось. Вот так-то.

Харрис дерзко ухмыльнулся. Секунду или две Босх смотрел ему в глаза, потом повернулся к Энтренкин и кивнул. Пришла ее очередь.

— Майкл, вы знаете, кто я?

— Конечно, видел вас по телевизору. Вы вроде мистера Элайаса. Да, я вас знаю.

— Тогда вы знаете и то, что я не из полиции. Моя работа состоит в том, чтобы смотреть, как полицейские в городе исполняют свои обязанности, не нарушают ли они права горожан.

Харрис презрительно фыркнул.

— Я вам так скажу, леди, работы вам хватает, а будет еще больше.

— Знаю, Майкл. Но я пришла к вам для того, чтобы сказать, что эти три детектива делают нужное дело. Они хотят найти того, кто убил Говарда Элайаса, независимо от того, сделал это коп или кто-то еще. Я хочу, чтобы вы помогли им. Вы ведь тоже этого хотите, потому что многим обязаны Элайасу. Поэтому, пожалуйста, ответьте еще на несколько вопросов.

— Ладно, так и быть. Только с ним разговаривать не буду. Нет у меня желания толковать с белыми копами. И с этими… дядями Томами тоже. Вы и спрашивайте.

Энтренкин взглянула на Босха и снова повернулась к Харрису:

— Майкл, я хочу, чтобы вопросы задавали полицейские. Они лучше знают, как это делать. Ничего плохого не будет, если вы ответите.

Харрис покачал головой:

— Вы не поняли, леди. С какой стати мне помогать этим мудакам? Они ж пытали меня. Просто так, без всякой причины. По вине этой долбаной полиции я потерял сорок процентов слуха. Так от меня они помощи не дождутся. Все. Есть вопросы, спрашивайте. Но только вы.

— Хорошо, Майкл, пусть будет по-вашему. Расскажите о вчерашнем вечере. Над чем вы с Говардом работали?

— Мы работали над моими показаниями. Копы называли их брехней — ну, вы же знаете, как они обходятся с нашим братом. Но теперь полиции придется раскошелиться, им просто деваться некуда. Мы им надерем задницу за то, что они со мной сделали.

— Это Говард вам сказал?

Босх задал вопрос так, как будто и не слышал заявления Харриса о том, что тот не намерен помогать полиции.

— Конечно, мистер.

— Он пообещал доказать, что вас подставили?

— Да, потому что он знал, кто на самом деле убил ту белую девчонку, а потом подбросил ее на стоянку возле моего дома. Он сказал, что снимет с меня все обвинения и что я получу кучу денег. Говард, он такой.

Босх выдержал едва заметную паузу. Все зависело от ответа на следующий вопрос.

— Кто?

— Что — кто?

— Кто на самом деле убил девочку? Он вам сказал?

— Нет. Сказал только, что мне это знать не обязательно. Сказал, что это опасно. Но все должно быть в его бумагах. Говард сказал, что теперь тому парню не отвертеться.

Босх посмотрел на Энтренкин.

— Майкл, я изучала документы Говарда целый день. Да, там есть указания на то, что он знал, кто убил Стейси Кинкейд, но имя нигде не названо. Вы уверены, что он не говорил вам ничего такого, что указывало бы на убийцу?

На какое-то мгновение Харрис растерялся. Похоже, до него дошло, что если Элайас унес информацию об убийце в могилу, то и его шансы на конечный успех заметно понижаются и ему придется вечно носить клеймо убийцы, избежавшего наказания только благодаря хитрости и ловкости своего адвоката.

— Черт! — пробормотал он.

Подойдя поближе, Босх присел на край столика.

— Подумайте хорошенько. Вы провели с ним много времени. Кто это может быть?

— Не знаю, — раздраженно бросил Харрис. — И почему бы вам не спросить об этом Пелфри?

— Кто такой Пелфри?

— Сыщик. Работал на Говарда.

— Его полное имя?

— Вроде бы Дженкс или что-то в этом роде.

— Дженкс?

— Да, Дженкс. Так его называл Говард.

Кто-то дотронулся до его плеча. Босх обернулся — Энтренкин кивнула, давая понять, что все в порядке, что она знает Пелфри. Он поднялся и снова посмотрел на Харриса.

— Вчера вечером, расставшись с Элайасом, вы пошли сюда?

— Ну. А что?

— С вами был кто-нибудь? Вы заходили куда-то?

— Какого хрена! Ты что, хочешь повесить на меня…

— Успокойтесь. Это обычный вопрос. Мы задаем его всем. Итак, где вы были?

— Здесь, где же еще. Пришел и завалился спать. И никого со мной не было.

— Хорошо. Не возражаете, если я взгляну на ваш револьвер?

— Господи, я так и знал, что с вами надо держать ухо востро. Мать вашу.

Он протянул револьвер Босху. Детектив не спускал с него глаз, пока оружие не оказалось в его руке. Босх осмотрел револьвер и понюхал ствол, но не уловил запаха ни пороха, ни масла. Патроны в барабане стандартные. Популярная марка, никаких проблем с боеприпасами. Из оружия такого же калибра убили Говарда Элайаса.

— Вы были осуждены за вооруженное ограбление, мистер Харрис, и не имеете права владеть этим револьвером.

— Я у себя дома. И оружие мне нужно для защиты.

— Боюсь, это ничего не меняет. Вы можете снова оказаться в тюрьме.

Харрис усмехнулся, и Босх увидел, что один зуб у него золотой, с выгравированной звездочкой.

— Ну так возьми меня. — Он протянул руки, как бы предлагая полицейским надеть на него наручники. — Возьми меня, и посмотрим, как вспыхнет этот гребаный городишко.

— Нет. Вы оказали нам большую помощь, так что арестовывать вас я не стану. А вот оружие останется пока у меня. Если я оставлю его у вас, то тем самым нарушу закон.

— Бери, козел. Все, что хочешь. Для меня получить игрушку не проблема. Понимаешь, приятель?

Он произнес «приятель» так, как некоторые белые произносят слово «ниггер».

— Конечно. Я вас понимаю.

Лифт ждали молча, и только в кабине Энтренкин спросила:

— Что с оружием?

— Модель и патроны такие же. Проверим в лаборатории, но я сомневаюсь, что Харрис держал бы у себя револьвер, если бы убил из него Элайаса. Не настолько он глуп. Как насчет Пелфри? Вы его знаете?

— Дженкинс Пелфри. Частный детектив. У него офис в Юридическом центре. Работает на многих адвокатов, занимающихся гражданским правом. Говард не раз обращался к нему.

— Тогда нам надо поговорить с ним. Спасибо, что сказали, — с раздражением бросил Босх и посмотрел на часы — ехать для разговора к Пелфри было уже поздно.

— Послушайте, его имя есть в документах, которые я вам передала, — запротестовала Энтренкин. — К тому же вы меня и не спрашивали. Откуда мне было знать, что вы хотите с ним встретиться.

— Конечно. Вы ничего не знали.

— Я могу позвонить…

— Не нужно, все в порядке, дальше мы уж как-нибудь сами, инспектор. Спасибо за помощь с Харрисом. Без вас он бы нас и не впустил.

— Думаете, он имеет какое-то отношение к убийствам?

— Пока я ничего не думаю.

— Сомневаюсь, что он в чем-то замешан.

Босх посмотрел на нее, надеясь, что женщина поймет его молчаливое предостережение: она уже вступила на запретную территорию.

— Мы подбросим вас до машины. Где вы ее оставили, возле Брэдбери?

Она кивнула.

— Детектив, я хочу, чтобы вы сообщали мне о ходе расследования.

— Не возражаю. Поговорю утром с Ирвингом, может быть, информировать вас будет он сам.

— Мне не нужна отредактированная версия. Я хочу узнавать обо всем от вас.

— Отредактированная версия? Так вы всерьез полагаете, что будете получать от меня неотредактированную версию? Я польщен, инспектор.

— Я неточно выразилась. Но смысл вам ясен: мне необходимо слышать обо всем от вас, а не от кого-то еще.

Босх открыл дверь и пропустил женщин вперед.

— Я это запомню.