Глава 16
Встречи с секретаршей и помощником адвоката оказались настолько безрезультатными, что Босх пожалел о напрасно потраченном времени, которое с гораздо большей пользой можно было употребить на сон. Секретарша, Таила Куимби, жившая в районе Креншоу, простудилась и последнюю неделю провела дома, а потому ничего не знала о делах Говарда Элайаса в предшествующие смерти дни. Она объяснила, что Элайас держал в секрете все аспекты своей работы, а особенно то, что касалось подготовки к ближайшему процессу. Ее роль заключалась главным образом в том, чтобы вскрывать почту, отвечать на звонки, принимать клиентов и посетителей и оплачивать текущие расходы через операционный счет, на который Элайас каждый месяц отчислял определенную небольшую сумму.
Что касается телефонных звонков, то, по ее словам, адвокат имел прямую телефонную линию, номер которой за годы практики стал известен не только друзьям и клиентам, но и репортерам, и даже врагам. Относительно угроз, которые могли поступать ее шефу накануне убийства, секретарша тоже ничего не знала. В конце концов детективы поблагодарили женщину и ушли, надеясь, что ее болезнь не перекинулась на них.
В такой же степени разочаровал и визит к помощнику адвоката, Джону Бабино. Он подтвердил, что в пятницу вечером они втроем, включая Элайаса и Майкла Харриса, допоздна работали в офисе, но при этом бóльшую часть времени шеф и его клиент провели за закрытыми дверями в кабинете. Бабино, как выяснилось, три месяца назад окончил школу права университета Южной Калифорнии и теперь готовился к экзаменам на звание адвоката, совмещая вечерние занятия с дневной работой у Элайаса. Обстановка в офисе, где он мог пользоваться всей имеющейся там литературой, гораздо лучше располагала к учебе, чем те незавидные условия, которые могла предложить тесная квартирка неподалеку от университета, где жили еще двое студентов. Что касается пятницы, то около одиннадцати вечера они втроем вышли из офиса, после чего Бабино и Харрис сели в машины, а Элайас в одиночестве отправился пешком к Энджелс-Флайт.
Бабино подтвердил то, что детективы уже знали от Тайлы Куимби: готовясь к процессу, Элайас никого не допускал к своим материалам и никого не посвящал в избранную стратегию. Молодой человек рассказал, что в последнюю неделю занимался в основном тем, что снимал копии с многочисленных досудебных показаний, которые заносил затем в свой ноутбук. В ходе процесса Элайас всегда мог обратиться к помощнику и оперативно получить требующуюся информацию.
Ни о каких угрозах, поступавших в адрес Элайаса, Бабино не знал. Если они и были, то адвокат не воспринимал их серьезно. По его словам, в последние дни Элайас пребывал в отличном настроении и нисколько не сомневался, что выиграет дело «Черного Воина».
— Он говорил, что вколотит мяч в сетку, — сказал в заключение Бабино.
* * *
По пути домой Босх, вспоминая детали разговоров с Куимби и Бабино, снова и снова спрашивал себя, почему Элайас так секретничал, готовясь к последнему делу. Хотя секретарша и сказала, что таким он был всегда, раньше адвокат все же вел себя иначе, допуская утечки информации в прессу, а иногда даже проводя широкомасштабные пресс-конференции. В этот раз его стратегия изменилась, Элайас притих, но сохранил уверенность в успешном исходе дела и даже обещал «вколотить мяч в сетку».
Оставалось только надеяться, что объяснение отыщется где-то в материалах по делу «Черного Воина», получить которое Босх рассчитывал через несколько часов. Успокоив себя таким образом, он постарался перевести мысли на что-то другое.
И они, конечно, тут же перескочили на Элеонор. Босх снова подумал о платяном шкафе в спальне. Он намеренно не заглянул в него утром, не будучи уверенным в том, как отреагирует, если не обнаружит там ее одежды. Босх решил сделать это сейчас. Покончить со всем этим. Самое время. Он слишком устал, и сил — что бы ни обнаружилось — хватит только на то, чтобы дойти до кровати и упасть.
Однако, свернув с улицы Вудро Вильсона к дому и сделав последний поворот, Босх увидел стоящую под навесом машину Элеонор — видавший виды «таурус». Мышцы шеи и плеч расслабились. Дышать стало легче, как будто с груди убрали каменную плиту.
Она вернулась.
Дом встретил его тишиной. Босх поставил кейс на стул в столовой и, развязывая на ходу галстук, прошел в гостиную, пробрался на цыпочках через короткий коридор и заглянул в спальню. Шторы были сдвинуты, и свет проникал в комнату только через щели по периметру окна. Под простыней на кровати проступали контуры неподвижного тела. Темные пряди рассыпались по подушке.
Он вошел в спальню, осторожно разделся, повесил одежду на спинку стула. Вышел в коридор и свернул ко второй ванной, чтобы не разбудить ее, принимая душ. Минут через десять он лег на постель рядом с ней.
Какое-то время Босх лежал на спине, вглядываясь через тьму в потолок и напрягая слух. Привычного, медленного и размеренного дыхания не было.
— Не спишь? — прошептал он.
— М-м-м-м.
Молчание.
— Где ты была, Элеонор?
— В «Голливуд-парке».
Босх ничего не сказал. Не стал обвинять ее во лжи. Может быть, Жарден, парень из службы безопасности, просто не заметил ее или не узнал на мониторе. Он смотрел и смотрел в потолок, не зная, что еще сказать.
— Знаю, ты звонил туда, спрашивал обо мне. Я знаю Тома Жардена еще по Лас-Вегасу. Когда-то он работал во «Фламинго». Том соврал тебе, когда ты позвонил. Сначала он подошел ко мне.
Босх закрыл глаза, но промолчал.
— Извини, Гарри. Просто не хотелось разбираться еще и с тобой.
— Разбираться со мной?
— Ты понимаешь, что я имею в виду.
— Не совсем. Почему ты не ответила на мое сообщение, когда вернулась домой?
— Какое сообщение?
Босх лишь теперь вспомнил, что сам прослушал свое сообщение, когда звонил домой, а значит, Элеонор, придя, не увидела никакого светового сигнала. И не прослушала его сообщение.
— Не важно. Когда ты вернулась?
Она приподнялась, чтобы посмотреть на мерцающий в темноте циферблат часов.
— Пару часов назад.
— Как поиграла?
Вообще-то его это не интересовало — он просто хотел разговаривать с ней.
— Неплохо. Была даже немного в плюсе, но сама все испортила. Упустила верный шанс.
— Что случилось?
— Выпала хорошая карта, но я решила рискнуть и все потеряла. Упустила три тысячи.
Босх промолчал. Зачем она рассказывает ему об этом? Может быть, пытается намекнуть на что-то?
Молчание растянулось на несколько минут.
— Тебя вызывали? — спросила наконец Элеонор. — Я заметила, что ты не ложился.
— Да, мне позвонили.
— Но смена вроде бы не твоя.
— Это долгая история. Давай поговорим о нас. Скажи, что происходит. Так нельзя… мы не можем… Иногда я даже не знаю, где ты, все ли у тебя в порядке. Что-то не так, чего-то не хватает, и я не знаю, что и чего.
Элеонор пододвинулась поближе, положила голову Босху на грудь и стала поглаживать шрам на плече.
— Гарри…
Он ждал, но она не сказала больше ничего, зато забралась на него и медленно задвигала бедрами.
— Элеонор, нам надо поговорить.
Она прижала палец к его губам.
Они занимались любовью медленно, без спешки. Все смешалось у него в голове, переплелось и спуталось. Он любил ее так сильно, как не любил никого и никогда, и знал, что и она по-своему любит его. С ней его жизнь стала по-настоящему цельной, и сам он почувствовал себя нормальным, счастливым человеком. Но в какой-то момент Элеонор поняла, что не разделяет его чувств. Ей чего-то не хватало, и осознание того, что они существуют как бы в разных плоскостях, приводило Босха в отчаяние.
Именно тогда он понял, что их брак обречен. Летом ему пришлось провести несколько тяжелых, утомительных расследований и даже улететь на неделю в Нью-Йорк. В его отсутствие Элеонор в первый раз отправилась играть в карты в «Голливуд-парк». Почему? Наверное, чтобы отвлечься от скуки и одиночества, забыть о том, что ей так и не удалось найти приличную работу в Лос-Анджелесе. Она вернулась к картам, к тому, чем занималась, когда Босх встретил ее, и там, за столами, покрытыми синим фетром, нашла то, чего ей так не хватало.
— Элеонор, — сказал он, когда все закончилось и они затихли в объятиях друг друга. — Я люблю тебя. Я не хочу потерять тебя.
Она прильнула к его губам долгим поцелуем, а потом прошептала:
— Спи, дорогой. Засыпай.
— Останься со мной, — попросил он. — Не уходи, пока я не усну.
— Не уйду.
Она крепко обняла его, и он попытался забыть обо всем. Хотя бы ненадолго. Потом, позднее, он со всем разберется и все выдержит. Но не сейчас. Сейчас надо поспать.
Он уснул быстро, через несколько минут, и тут же оказался во сне, в вагончике на Энджелс-Флайт, неторопливо взбиравшемся на вершину холма. На середине подъема он посмотрел в окно и увидел Элеонор в окне другого вагона, катившегося под гору. Она была одна и не смотрела в его сторону.
* * *
Босх проснулся примерно через час. В комнате стало темнее — прямой свет в нее уже не попадал. Оглядевшись, он увидел, что Элеонор рядом нет. Он сел и произнес ее имя — оно прозвучало почти так же, как ночью, когда ему позвонили.
— Я здесь, — донеслось из гостиной.
Босх оделся и вышел из спальни. Элеонор сидела на диване в банном халате, который он купил ей в отеле на Гавайях, куда они улетели после свадьбы в Лас-Вегасе.
— Привет. Мне показалось… Нет, не знаю…
— Ты разговаривал во сне, и я вышла сюда.
— Что я говорил?
— Звал меня, бормотал что-то об ангелах. Я не все поняла.
Он улыбнулся и кивнул, опускаясь в кресло по другую сторону от кофейного столика.
— Ясно. Энджелс-Флайт. Ты знаешь, что это такое?
— Нет.
— Два вагона. Один идет вверх, другой вниз. Встречаются на середине. Мне снилось, что я поднимаюсь вверх, а ты спускаешься вниз в другом вагоне. Мы проехали мимо друг друга, но ты даже не посмотрела в мою сторону. Как по-твоему, что бы это значило? Почему мы оказались в разных вагонах?
Она грустно улыбнулась.
— Наверное, это означает, что я не ангел. Ты ведь поднимался вверх.
Босх не улыбнулся.
— Мне нужно идти. Похоже, это дело отнимет у меня кусочек жизни.
— Хочешь поговорить? Почему тебя вызвали?
Ему хватило десяти минут, чтобы подробно изложить суть дела. Он всегда рассказывал Элеонор о том, чем занимается. Это доставляло ему удовольствие и отвечало, наверное, какой-то внутренней потребности. Элеонор выслушивала и иногда делала замечание, позволявшее ему увидеть что-то, на что сам Босх не обратил внимания. Много лет назад она была агентом ФБР, но теперь та часть ее жизни превратилась в далекое воспоминание. И все же логика, инстинкт следователя остались при ней, и Босх всегда с вниманием относился к ее комментариям.
— Ох, Гарри. — Элеонор покачала головой. — Ну почему они всегда выбирают тебя?
— Не всегда.
— А мне кажется, что всегда. Что собираешься делать?
— То же, что и обычно. Работать. Иначе не получится. Дело нелегкое, быстро не провернешь.
— Ты не хуже меня знаешь, что спокойно работать тебе не дадут. Кому приятно оказаться на крючке? Но ты ведь все равно доведешь дело до конца, даже если заслужишь ненависть и презрение всего департамента.
— Я не могу иначе, Элеонор. Не бывает не важных дел. И каждый заслуживает правосудия. Даже мертвый. Мне неприятны люди вроде Элайаса. Он пиявка, жил за счет того, что высасывал из города, подлавливая на пустяках копов, которые всего лишь старались делать свое дело. Наверное, иногда он действительно защищал невиновных, но я по крайней мере об этом ничего не знаю. Не важно. Никто не должен оставаться безнаказанным, убив человека. Даже коп. Так не должно быть.
— Я знаю, Гарри.
Элеонор отвернулась, и взгляд ее ушел сквозь стеклянную дверь. Небо приобрело красноватый оттенок. В городе зажигались огни.
— Сколько выкурила сегодня? — спросил он, чтобы не молчать.
— Пару. А ты?
— Держусь на нуле.
От ее волос попахивало дымом. Босх был рад, что она не солгала.
— Что случилось в «Стокс энд Бонд»? — нерешительно спросил Босх. Спрашивать, может быть, и не стоило, ведь в «Голливуд-парк» Элеонор пошла именно после посещения «Стокс энд Бонд».
— Ничего, все прошло как обычно. Сказали, что позвонят, если что-то подвернется.
— Пожалуй, я как-нибудь зайду туда и поговорю с Чарли.
Бюро по надзору за отпущенными под залог «Стокс энд Бонд» находилось на первом этаже офисного здания, расположенного на Уилкоксе, напротив полицейского участка. Босх слышал, что им требовался агент по розыску, предпочтительно женщина, потому что основными подопечными бюро были проститутки и выследить их легче женщине. Он поговорил с хозяином бюро, Чарли Скоттом, и тот пообещал подумать. Босх не стал ничего скрывать, ни хорошего, ни плохого. В плюсе у Элеонор был опыт агента ФБР, в минусе — судимость. Скотт сказал, что судимость не проблема — работа не требовала обязательного наличия лицензии частного детектива, получить которую человек с судимостью не мог. Проблема заключалась в другом. Скотт хотел, чтобы его охотники — особенно женщины — имели при себе оружие, отправляясь на поиски беглецов. Босх придерживался на сей счет иного мнения. Он знал, что большинство охотников носят оружие, не имея на то соответствующего разрешения. Настоящий профессионал, владеющий секретами мастерства, никогда не станет приближаться к объекту и постарается не допустить ситуации, при которой приходится решать вопрос о применении или неприменении оружия. Лучшие охотники выслеживают объект издалека, держась на безопасном расстоянии, а потом вызывают копов, которые и производят задержание.
— Не надо, Гарри, не ходи. Думаю, Чарли и хотел бы оказать тебе услугу, но потом увидел меня и понял, что я ему не подойду.
— Но у тебя бы получилось.
— Давай не будем больше об этом, хорошо?
Босх поднялся.
— Мне пора собираться.
Он прошел в спальню, разделся, еще раз принял душ и переоделся в свежее. Вернувшись в гостиную, Босх обнаружил жену в той же позе на диване.
— Когда вернусь, не знаю, — сказал он, не глядя на нее. — У нас сегодня еще много дел. Завтра к расследованию подключается Бюро.
— ФБР?
— Да. Охрана гражданских прав — это их компетенция. Шеф позвонил и попросил о помощи.
— Думает, что это поможет сохранить порядок в южных пригородах.
— Надеется.
— Знаешь, кого пришлют?
— Нет. На пресс-конференции присутствовал какой-то специальный агент из местного отделения.
— Как его зовут?
— Гилберт Спенсер. Но я сомневаюсь, что он сам захочет пачкать руки.
Элеонор покачала головой:
— Нет, я такого не знаю. Наверное, пришел уже после меня. Полагаю, его просто пригласили поучаствовать в шоу.
— Наверное. Завтра утром пришлет свою группу.
— Удачи тебе.
Босх посмотрел на нее и кивнул.
— Номера пока нет. Если что, отправь сообщение на пейджер.
— Хорошо, Гарри.
Он постоял еще немного, потом задал главный вопрос:
— Ты вернешься?
Она снова отвела глаза.
— Не знаю. Может быть.
— Элеонор…
— Гарри, у тебя свое пристрастие, у меня свое.
— Что ты хочешь этим сказать?
— То чувство, которое испытываешь, когда начинаешь новое дело. Волнение, возбуждение… Ты снова на охоте… снова идешь по следу… Ты понимаешь меня, Гарри, знаешь, о чем я. Так вот, у меня ничего такого больше нет. А что-то похожее я испытываю, только когда вижу на столе перед собой пять карт, открываю их и… Трудно объяснить, еще труднее понять, но в такие моменты я чувствую, что живу. Вот так, Гарри. Мы все наркоманы. Только наркотики у нас разные. Я бы хотела подсесть на твои, да вот не получается.
Босх долго смотрел на нее, не решаясь заговорить, боясь, что голос снова выдаст его. Потом прошел к двери, открыл ее и лишь тогда оглянулся.
— Ты разбиваешь мне сердце, Элеонор. Я всегда надеялся, что живой ты почувствуешь себя со мной.
Она закрыла глаза, словно готова была заплакать.
— Мне очень жаль, Гарри, — прошептала Элеонор. — Зря я так сказала.
Босх молча переступил порог и закрыл за собой дверь.
