Глава 10

Здание, именуемое Брэдбери, можно было бы назвать запылившимся украшением центра города. Построенное более ста лет назад, оно сохранило свою красоту и по-прежнему выделялось на фоне башен из стекла и мрамора, окруживших его подобно грубым великанам, стерегущим прекрасного ребенка. Его тонкие, даже вычурные линии и кафельные плиты выдержали предательство людей и природы. Оно пережило землетрясения и беспорядки периоды забвения и запустения и выстояло вопреки самому городу, часто забывавшему охранять и беречь свою слабую культуру и непрочные корни. Босх считал, что во всем Лос-Анджелесе нет строения более прекрасного, несмотря на те причины, по которым провел в нем немало лет.

Помимо офисов нескольких адвокатов, среди которых был и Говард Элайас, на пяти этажах Брэдбери разместились и государственные учреждения. Три больших помещения занимал отдел внутренних расследований департамента полиции Лос-Анджелеса. Помещения использовались для проведения слушаний Комиссии по правам — дисциплинарного трибунала, перед которым представали обвиненные в должностных преступлениях офицеры полиции. Причиной такого решения стал поток жалоб, резко возросший в девяностые годы. Теперь слушания проводились каждый день, иногда по два и даже три в одно и то же время в разных залах. В Паркер-центре места для такого рода разбирательств просто не хватало.

На взгляд Босха, присутствие ОВР было единственным дефектом этого прекрасного здания. Сам он дважды являлся на слушания Комиссии по правам, давал показания, выслушивал свидетелей и следователя ОВР — однажды им оказался Частин, — а потом расхаживал под громадным стеклянным куполом атриума, пока три члена комиссии решали его судьбу. Оба раза его признавали невиновным, но посещения не прошли бесследно: детектив успел полюбить Брэдбери с его полами, выложенными мексиканской плиткой, искусно выполненными решетками и перильцами из кованого железа и пневматической почтой. Однажды, выкроив свободное время, он даже сходил в библиотеку, чтобы узнать историю этого здания, и открыл для себя одну из самых интригующих загадок Лос-Анджелеса. Оказалось, что спроектировал Брэдбери простой чертежник, получавший за свой труд пять долларов в неделю. Джордж Уаймен не имел ни диплома архитектора, ни каких-либо достижений в данной сфере, но в 1892 году именно его проект воплотился в реальность, в сооружение, не только простоявшее более сотни лет, но и вызвавшее восхищение всех последующих поколений архитекторов. Ореол загадочности и даже мистики усиливал тот факт, что впоследствии Уаймен так и не создал ничего более или менее значительного ни в Лос-Анджелесе, ни где-либо еще.

Такие загадки были во вкусе Босха. В идее о том, что человек способен оставить свой след, сделав, образно говоря, один-единственный выстрел, он находил некое пленительное очарование. Вглядываясь в прошлое, Босх идентифицировал себя с Джорджем Уайменом. Он верил в силу одной попытки, одного выстрела. Сам Босх не знал, сделал он этот выстрел или нет, — такого рода вещи становятся доступными пониманию только на закате жизни, когда, подводя итоги, человек оглядывается на весь пройденный путь. Но иногда его посещало чувство, что главное еще впереди, что тот самый шанс еще ждет, что он еще не сделал самый главный выстрел.

Пробки и светофоры задержали Райдер и Деллакроче, так что первыми до Брэдбери добрались Босх и Частин. Они уже подошли к тяжелым стеклянным дверям, когда из припаркованного в нарушение правил у тротуара красного спортивного автомобиля вышла Дженис Лэнгуайзер. На плече у нее висела кожаная сумочка на длинном ремешке, а в руке молодая женщина держала пластиковый стаканчик, через край которого свешивался ярлычок чайного пакетика.

— Кто это сказал, что встречаемся через час? — добродушно спросила она.

Босх посмотрел на часы — после их разговора прошло семьдесят минут.

— Вы же юрист — подайте на меня в суд, — с улыбкой ответил он.

Представив Частина, детектив более подробно рассказал Лэнгуайзер о ходе расследования. К тому времени, как он закончил, Райдер и Деллакроче поставили свои машины перед машиной Дженис.

Двери оказались закрыты, и Босх, воспользовавшись ключами Элайаса, со второй попытки открыл замок. Они вошли в атриум и невольно посмотрели вверх — такой силой обладала окружившая их красота. Через стеклянный купол уже проникал серо-фиолетовый свет раннего утра. Из невидимых динамиков доносились звуки классической музыки. В них было что-то неуловимо знакомое и печальное, но память не давала Босху подсказки.

— «Адажио» Барбера, — сказала Лэнгуайзер.

— Что? — все еще глядя вверх, спросил он.

— Я о музыке.

— А…

Над куполом, прочертив серый круг неба, промелькнул возвращающийся со смены полицейский вертолет. Словно очнувшись от чар, Босх опустил глаза. Навстречу им уже спешил одетый в форму охранник, молодой чернокожий мужчина с коротко подстриженными волосами и пронзительным взглядом.

— Чем могу помочь, ребята? У нас еще закрыто.

— Полиция. — Босх показал ему жетон. — У нас есть ордер на обыск кабинета номер 505.

Он кивнул Деллакроче, и тот снова достал из кармана пиджака постановление и предъявил документ охраннику.

— Это же кабинет мистера Элайаса, — удивленно произнес тот.

— Мы знаем, — сказал Деллакроче.

— Что происходит? С какой стати вы будете обыскивать его кабинет?

— Этого мы вам сейчас сказать не можем, — ответил Босх. — А вот задать пару вопросов должны. Когда начинается ваша смена? Были ли вы здесь, когда мистер Элайас уходил отсюда прошлым вечером?

— Да, я был здесь. Моя смена с шести до шести. Они уходили примерно в одиннадцать.

— Они?

— Да, он и еще пара парней. Я еще запер за ними дверь — они были последними. Так что на ночь здесь никого не осталось, кроме меня.

— Вы знаете тех двоих, которые ушли вместе с ним?

— Один из них — помощник мистера Элайаса, может быть, студент. Он помогает ему с делами.

— Его имя?

— Не спрашивал.

— Ладно, что можете сказать о другом? Кто он?

— Второго я тоже не знаю.

— Видели его раньше?

— Да, в последнее время они пару раз выходили вместе. И до этого я, кажется, видел, как он приходил сюда один.

— У него здесь офис?

— Не знаю.

— Может, он клиент мистера Элайаса?

— Откуда мне знать?

— Черный, белый?

— Черный.

— Как выглядит?

— Ну, я к нему не присматривался.

— Вы сказали, что видели его раньше. Какой он из себя?

— Да самый обычный парень…

Сам не зная почему, Босх почувствовал, как в нем нарастает раздражение. Охранник старался как мог, но в полицейской практике нередки случаи, когда свидетель не способен описать людей, которых видел достаточно хорошо. Босх взял у охранника ордер и вернул его Деллакроче, который, в свою очередь, откликнулся на просьбу Лэнгуайзер и протянул документ ей.

— Как вас зовут? — спросил Босх.

— Роберт Кортленд. Готовлюсь поступить в полицейскую академию. Я в списке кандидатов.

Босх кивнул. Большинство охранников в городе стояли в очереди на зачисление в полицию. Тот факт, что Кортленд, чернокожий, все еще не был допущен в академию, говорил о наличии у кандидата какой-то проблемы, потому что департамент всячески старался привлечь в свои ряды представителей меньшинств. Возможно, Кортленд признал на собеседовании, что покуривал марихуану. Возможно, недотягивал по образовательным параметрам. А может, за ним числилось кое-что посерьезнее.

— Закройте глаза, Роберт.

— Что?

— Просто закройте глаза и расслабьтесь. Думайте о человеке, которого вы видели. Расскажите мне, как он выглядит.

Кортленд сделал все, как ему приказали, и через пару секунд выдал улучшенную, но все еще недостаточно подробную версию.

— Он примерно одного роста с мистером Элайасом. Только голова бритая. Наголо. И у него бородка.

— Бородка?

— Ну, знаете, такая маленькая бородка под нижней губой. — Он открыл глаза. — Вот и все.

— Все? — иронично, но по-дружески переспросил Босх. — Роберт, вы же собираетесь стать копом. Нам нужно больше. Сколько ему лет?

— Не знаю. Тридцать, сорок.

— Это уже кое-что. Разница всего в десять лет. Толстый? Худой?

— Худой. Но мускулистый. Такой, знаете, накачанный.

— По-моему, он описывает Майкла Харриса, — сказала Райдер.

Босх посмотрел на нее. Харрис проходил истцом по так называемому делу «Черного Воина».

— Все сходится, — продолжала Райдер. — Слушания начинаются в понедельник. Они готовились к процессу, работали допоздна.

Босх кивнул и уже собрался отпустить Кортленда, когда Лэнгуайзер, читавшая последнюю страницу ордера, вдруг покачала головой и громко сказала:

— Думаю, у нас проблема с этим постановлением.

Все повернулись к ней.

— Хорошо, Роберт, — обратился к охраннику Босх. — Дальше мы сами. Спасибо за помощь.

— Точно? Если хотите, я поднимусь с вами, помогу открыть двери.

— Нет, не надо, у нас есть ключ. Все в порядке.

— Как хотите. Если что понадобится, я буду в комнате за лестницей.

— Спасибо.

Кортленд отошел на несколько шагов, но внезапно остановился и обернулся.

— Вот что еще. Лифт у нас старый, так что всех пятерых может не потянуть.

— Спасибо, Роберт.

Подождав, пока охранник исчезнет за лестницей, Босх повернулся к Лэнгуайзер:

— Мисс, вы, вероятно, еще мало бывали на месте преступления, поэтому вот вам мой совет: никогда не заявляйте, что с ордером что-то не так, в присутствии постороннего.

— Черт, извините. Я не…

— А что с ним не так? — забеспокоился Деллакроче, принявший реплику представителя прокуратуры на свой счет. — Судья ничего такого не сказал.

Лэнгуайзер помахала трехстраничным документом.

— Я думаю, в таком деле, как это, надо как следует все проверить, прежде чем браться за документы.

— Так или иначе, нам придется их открывать, — возразил Босх. — Большинство подозреваемых именно там.

— Понимаю. Но это конфиденциальные документы, имеющие отношение к судебным искам, в которых ответчиком является департамент полиции. В них содержится конфиденциальная информация, доступ к которой имеют только адвокат и его клиент. Разве не ясно? Вас могут обвинить в том, что, открыв даже одну-единственную папку, вы нарушили права клиентов Элайаса.

— Мы не собираемся нарушать чьи-то права, мы всего лишь ищем убийцу. Нас не интересуют его незаконченные дела. Я очень надеюсь, что в этих материалах нет имени убийцы и что он не коп. Но что, если это так? Что, если в них хранятся копии писем с угрозами в его адрес? Что, если, проведя собственное расследование, Элайас узнал о ком-то нечто такое, что могло послужить мотивом для убийства? Нам необходимо проверить все документы.

— Я прекрасно вас понимаю. Но если впоследствии судья сочтет ваши действия неправомерными, вы не сможете использовать ничего из того, что найдете там. Хотите рискнуть? — Она отвернулась от них и оглянулась на дверь. — Мне нужно найти телефон и все уточнить. А пока я не могу позволить вам открыть офис. У меня совесть будет не чиста.

Босх раздраженно вздохнул. Он уже ругал себя за то, что поспешил со звонком в прокуратуру и пригласил юриста. Надо было сделать все по-своему, а потом уже разбираться.

— Возьмите.

Он открыл кейс, достал свой сотовый и протянул ей. Дженис позвонила в офис окружного прокурора и попросила соединить ее с Дэвидом Шейманом, надзиравшим, как знал Босх, за большинством расследований крупных уголовных преступлений. Когда Шейман ответил, она коротко обрисовала ситуацию. Босх внимательно слушал ее, чтобы убедиться, что факты излагаются правильно.

— Гарри, мы понапрасну теряем время, — прошептала Райдер. — Если хочешь, я съезжу к Харрису и поговорю с ним насчет вчерашнего вечера, а?

Босх уже почти кивнул в знак согласия, однако в последний момент заколебался, представив возможные последствия.

Майкл Харрис выдвинул обвинения против пятнадцати детективов из отдела грабежей и убийств. Дело получило широкую огласку, и процесс должен был начаться в ближайший понедельник. Харрис, работник автомойки, имевший судимости за кражу и драку, добивался компенсации в сумме десяти миллионов долларов за причиненный ему вред. Согласно его утверждениям, полицейские из «убойного» отдела сфальсифицировали против него улики, на основании чего обвинили в похищении и последующем убийстве двенадцатилетней девочки из известной и богатой семьи. Харрис утверждал, что детективы незаконно задержали его и на протяжении трех дней подвергали пыткам, добиваясь признания в убийстве и сведений о местонахождении пропавшей девочки. В иске говорилось, что полицейские, раздраженные упорством Харриса и его нежеланием признавать свое соучастие в преступлении, надевали ему на голову пластиковый мешок и угрожали задушить. Потом один из детективов вставил в ухо Харриса острый предмет — карандаш марки «Черный воин № 2» — и проколол ему барабанную перепонку. Несмотря ни на что, Харрис не признал себя виновным, а на четвертый день допроса тело девочки обнаружили на пустой стоянке неподалеку от дома, где он жил. Девочка была изнасилована и задушена.

Убийство стало еще одним звеном в длинной цепи преступлений, привлекших общественное внимание всего Лос-Анджелеса. Жертвой стала красивая, белокурая, голубоглазая девочка по имени Стейси Кинкейд. Ее похитили ночью из спальни большого и вроде бы хорошо охраняемого дома в Брентвуде. Преступление было из разряда страшных и молчаливых посланий, как бы обращенных ко всему городу: Это может случиться с каждым.

Ужасное само по себе, убийство девочки стало одной из главных тем средств массовой информации. Первоначальной причиной стала личность жертвы. Стейси была приемной дочерью Сэма Кинкейда, отпрыска знаменитой семьи, владевшей по меньшей мере дюжиной агентств по продаже автомобилей в округе Лос-Анджелес. Отец Сэма, Джексон Кинкейд, получивший в свое время прозвище Автомобильный король, построил семейный бизнес на основе одного-единственного фирменного магазинчика «Форд», который достался ему от отца после Второй мировой войны.

Как и Говард Элайас, вышедший на сцену много позже, Джек Кинкейд своевременно оценил маркетинговые достоинства местного телевидения и в шестидесятые развернул широкую рекламную кампанию, появляясь на экранах едва ли не каждый вечер. Перед камерой он изображал из себя своего парня, милого добряка, искреннего и дружелюбного трудягу. Надежный и внушающий доверие, почти двойник Джонни Карсона, он появлялся в гостиных и спальнях жителей Лос-Анджелеса не реже этого популярного телеведущего. И если Город Ангелов считался «антиутопией», то Джек Кинкейд мог определенно считаться его неофициальным мэром.

В реальной жизни, где за ним не следил объектив телекамеры, Автомобильный король был расчетливым бизнесменом, подыгрывавшим обеим политическим силам и безжалостно выдавливавшим из бизнеса конкурентов. Сеть его агентств быстро разрасталась, принадлежащие Кинкейду автостоянки распространялись по всей Южной Калифорнии, становясь неотъемлемой частью местного ландшафта. К восьмидесятым царствование Джека Кинкейда закончилось, и титул перешел к его сыну. Однако старик сохранил немалое влияние, хотя и не демонстрировал силу открыто. Тем удивительнее было появление отошедшего от дел магната в телевизионном выпуске новостей после исчезновения Стейси. Старина Джек обратился к неизвестным похитителям с предложением выкупа в один миллион долларов. К богатой преступлениями истории Города Ангелов добавился еще один сюрреалистический эпизод: вернувшийся из тени, еще не забытый горожанами старик слезно умолял сохранить жизнь внучке.

И все напрасно. Не помогли ни деньги, ни слезы — через несколько дней двое бродяг нашли тело девочки на заброшенной автостоянке.

Обвинение Харриса основывалось на двух фактах: отпечатках его пальцев, обнаруженных в комнате, из которой похитили девочку, и близости той самой автостоянки к дому, где жил Майкл Харрис.

Процесс держал в напряжении весь город, его широко освещали все газеты и каналы местного телевидения. Адвокат Харриса, Джон Пенни, не менее опытный юрист, чем Говард Элайас, и знающий, как влиять на мнение жюри присяжных, избрал для защиты простую, но эффективную стратегию. Он утверждал, что обнаружение тела девочки вблизи дома подзащитного есть не что иное, как простое совпадение, а отпечатки пальцев — их нашли на одном из школьных учебников — подлог, совершенный полицейскими.

Ни влияние, ни деньги Кинкейдов не смогли противостоять мощной волне антиполицейских настроений и расовой подоплеке дела. Харрис был черным, Кинкейды, полицейские и обвинители — белыми. Исход суда практически предопределило выступление Пенни, процитировавшего воспринятое многими как расистское заявление Джека Кинкейда. Задав старику несколько вопросов о принадлежащей ему сети автомагазинов, адвокат спросил, почему их нет в южной части Лос-Анджелеса. Прежде чем сторона обвинения успела отвести вопрос, как не относящийся к делу, Кинкейд без обиняков ответил, что никогда не станет вести бизнес в районе, обитатели которого имеют склонность к бунтам и не соблюдают закон. Он добавил, что принял такое решение после беспорядков в Уоттсе в 1965 году и укрепился в этом мнении после волнений 1992 года.

И вопрос, и ответ не имели никакого отношения к убийству двенадцатилетней девочки, но в настроении присяжных произошел решающий поворот. В интервью, данных уже после завершения суда, члены жюри указывали на то, что ответ Кинкейда наглядно продемонстрировал глубину расовой пропасти, разделившей город. Симпатии, бывшие до того момента на стороне семьи Кинкейдов, качнулись в сторону Харриса. Защита победила.

Через четыре часа присяжные оправдали Майкла Харриса. Пенни передал дело своему коллеге, Говарду Элайасу, специалисту по гражданским искам, а Харрис занял место рядом с Родни Кингом в пантеоне жертв расизма и героев южного Лос-Анджелеса. Большинство из них действительно заслужили этот статус, но популярность некоторых была не более чем мыльным пузырем, раздутым стараниями адвокатов и прессы. Так или иначе, Майкл Харрис добивался теперь компенсации, оценив причиненный ему вред в кругленькую сумму.

Несмотря на вынесенный присяжными вердикт и всю сопутствующую риторику, Босх не верил ни в невиновность Харриса, ни в жестокость полиции. Одним из тех, кому предъявили обвинение, был его бывший напарник, Фрэнки Шихан, которого Босх знал как настоящего профессионала в обращении с подозреваемыми и заключенными. Харриса же Босх считал лжецом и убийцей, которому просто удалось избежать наказания. Детектив без малейших колебаний взял бы его за шиворот и доставил в участок для допроса в связи с убийством Говарда Элайаса. Но он прекрасно понимал и то, что если возьмется сейчас за Харриса, то рискует усложнить ситуацию и добавить ему сочувствия в глазах как общественности, так и средств массовой информации. Решение, которое предстояло принять, было в значительной степени политическим.

— Дай немного подумать, — сказал Босх.

Он прошелся по атриуму. Дело оказалось еще опаснее, чем представлялось вначале. Любой неверный шаг мог привести к катастрофе — для следствия, для департамента, для отдельных людей. Понимал ли это Ирвинг, когда остановил выбор на команде Босха? Возможно, расточаемые заместителем начальника полиции комплименты служили завесой, прикрывавшей истинный мотив: предоставить группе самой выпутываться из сложного положения. Босх понимал, что от таких мыслей отдает паранойей. Вряд ли Ирвинг успел бы так быстро учесть все обстоятельства и с ходу выработать сложный план. Да и какое ему дело до Босха и его группы, когда на кону такие ставки.

Он поднял голову — небо посветлело. День обещал быть жарким и солнечным.

— Гарри?

Босх повернулся — это была Райдер.

— Она закончила.

Лэнгуайзер отдала ему телефон.

— Вам это вряд ли понравится. Дэйв Шейман собирается прислать специального представителя, который просмотрит документы, а потом уже решит, какие из них сможете получить вы.

— Что еще за специальный представитель? — проворчал Деллакроче.

— Независимый адвокат, назначенный судьей, — объяснила Лэнгуайзер. — Его задача будет состоять в том, чтобы защищать права клиентов и определять, какие документы необходимы следствию.

— Вот черт! — уже не сдерживая раздражения, бросил Босх. — В таком случае, может быть, нам вообще отказаться от дела? Если окружному прокурору на все наплевать, то почему бы и нам не взять с него пример?

— Детектив, вы прекрасно понимаете, что это не так. Разумеется, мы заинтересованы в поимке убийцы. Но действовать надо осторожно. Данный ордер позволяет вам провести обыск в офисе.

Шейман сказал, что вы можете даже просмотреть документы по закрытым делам. Уверена, вы сделали бы это в любом случае. Что касается незакрытых дел, тех, по которым решение еще не принято, то вопрос о допуске к ним решит специальный представитель. Помните, он вам не враг. И все, что вам положено увидеть, вы увидите.

— Когда это случится? На следующей неделе? В следующем месяце?

— Нет. Шейман постарается решить вопрос уже сегодня. Он позвонит судье Хоутону, ознакомит его с ситуацией и, возможно, получит какие-то рекомендации. При удачном стечении обстоятельств назначение произойдет уже сегодня, и документы поступят в ваше распоряжение во второй половине дня. Самый поздний срок — завтра.

— Завтра — слишком поздно. Мы не можем ждать…

— Да, — вклинился в разговор Частин. — Вы разве не знаете, что расследование подобно акуле. Либо вы…

— Ладно, Частин, хватит! — остановил его Босх.

— Послушайте, — продолжала Лэнгуайзер. — Я постараюсь объяснить Дэйву всю остроту ситуации. А пока наберитесь терпения. Ну, так и будете стоять здесь, или поднимемся в офис и займемся делом?

Босх пристально посмотрел на нее, неприятно удивленный резким тоном молодой женщины, но сказать ничего не успел — в его руке зазвонил телефон. Он с трудом узнал шепот Эдгара.

— Плохо слышу. Что?

— Я в спальне. В тумбочке возле кровати нет никакой телефонной книги. Я их обе проверил. Ничего.

— Что?

— Телефонная книга, приятель. Ее нет.

Босх взглянул на Частина — тот смотрел на него. Он повернулся и отошел, чтобы его никто не слышал, и, понизив голос, прошептал:

— Ты уверен?

— Конечно, уверен. Я бы нашел ее, будь она здесь.

— Ты был в спальне первым?

— Да, я вошел первым. Ее здесь нет.

— Ты в той спальне, что справа, если идти по холлу?

— Да, Гарри. Я там, где надо. Но ее нет.

— Черт!

— Что еще мне надо сделать?

— Ничего. Продолжайте обыск.

Босх захлопнул крышку и сунул телефон в карман, после чего вернулся к остальным, старательно делая вид, что ничего особенного не случилось.

— О'кей. Давайте поднимемся и посмотрим, что к чему.

Они направились к лифту, кабина которого представляла собой открытую клетку, украшенную железными завитушками и отполированными до блеска латунными ручками и поручнями.

— Доставь наверх наших дам, — сказал Деллакроче Босх, — а мы поднимемся во вторую очередь. По-моему, я правильно распределил вес. — Он вытащил из кармана связку ключей Элайаса и передал Райдер. — От офиса должен быть здесь. Насчет Харриса пока забудь. Посмотрим сначала, что есть там.

— Хорошо, Гарри.

Они вошли в клеть, и Деллакроче закрыл дверцу. Кабина дернулась и неуверенно двинулась вверх. Едва ее днище исчезло из виду, как Босх повернулся к Частину. Злость, досада, раздражение от того, что все шло не так, взяли верх над здравым смыслом. Опустив кейс на пол, он шагнул к Частину, двумя руками схватил его за отвороты пиджака и прижал к стене.

— Чтоб тебя, Частин! — прорычал детектив. — Спрашиваю только один раз. Где эта долбаная телефонная книга?

— Что? — Зрачки Частина расширились от изумления, щеки вспыхнули. — О чем ты?

Он попытался освободиться, но Босх усилил давление.

— О телефонной книге в квартире. Я знаю, что ты ее взял, и хочу получить обратно. Прямо сейчас, мать твою!

Частину удалось-таки вырваться. Галстук сбился, нижний край рубашки выехал из-под ремня. Он отступил от Босха, привел себя в порядок и ткнул в обидчика пальцем:

— Держись от меня подальше! Понял, гребаный псих? У меня нет никакой телефонной книги. Она была у тебя. Я видел, как ты положил ее в тумбочку около кровати.

— Это ты ее взял. Когда я был на балконе…

Босх сделал шаг вперед.

— Я сказал, держись от меня подальше! Я ее не брал! Если книги там нет, значит, ее взял кто-то другой. Кто-то, кто пришел после нас.

Босх остановился. Очевидное и вполне логичное объяснение. Но почему оно не пришло ему в голову? Почему он сразу, не раздумывая, подумал о Частине? Босх опустил глаза, смущенный тем, как легко былая враждебность замутила рассудок. Сверху донесся глухой лязг — лифт остановился на пятом этаже. Босх пристально посмотрел на Частина и тоже ткнул в него указательным пальцем:

— Рано или поздно я все равно узнаю. И обещаю, тебе не поздоровится, если только…

— Пошел ты! Я не брал книгу. А вот жетона ты лишишься.

Босх улыбнулся, но от его улыбки несло холодом.

— Давай, Частин, катай бумагу. А что касается моего жетона — он твой. Возьми… если сможешь.