35
Джослин Джонс работала в филиале банка Лос-Анджелеса, который находился на улице Сан-Висенте в Санта-Монике. В округе, который на протяжении нескольких десятилетий занимал первое место в мире по количеству банковских грабежей, она могла чувствовать себя в полнейшей безопасности. Здание филиала стояло напротив западноголливудского участка шерифского управления.
Построено оно было в стиле «ар деко»: геометрические формы фасада, большие круглые окна по второму этажу. На первом этаже трудились кассиры, расчетчики, бухгалтеры, на втором помещалась администрация. Джонс занимала кабинет с окнами, выходящими на Тихоокеанский центр, местные жители называли его Голубым китом, потому что фасад сооружения – если смотреть под определенным углом – походил на торчащий из океанской пучины хвост голубого горбача.
Джонс, улыбаясь, пригласила меня присесть.
– Мистер Скейгс информировал меня о вашем приезде и попросил поговорить с вами. Он сказал, что вы по собственной инициативе вернулись к большому ограблению.
– Да.
– Мне приятно узнать, что это происшествие не забыто.
– А мне приятно слышать ваши слова.
– Итак, чем могу быть полезна?
– Трудно сформулировать. Я как бы снова прохожу по проложенным следам. Не сердитесь, если я стану повторяться, но мне хотелось бы, чтобы вы рассказали о своем участии в операциях с деньгами для съемок.
– Тут не о чем особенно рассказывать. В отличие от Лайнуса и бедного мистера Вона я не была на месте преступления. Я работала с деньгами до того, как их повезли на площадку. В то время я являлась помощницей мистера Скейгса. Он был не только моим начальником, но и наставником.
Медленно, но верно Джослин Джонс двигалась в нужном мне направлении.
– С деньгами работали? То есть считали, складывали в пачки и так далее? Где это происходило?
– В центральном отделении. Мы почти не выходили из хранилища. Дня три или четыре там просидели. Ждали, пока пришлют деньги из филиалов.
– Вы говорите «мы», имея в виду Лайнуса… – Словно забыв фамилию, я раскрыл лежащий у меня на коленях скоросшиватель.
– …Саймонсона, – закончила она.
– Да, Лайнус Саймонсон. Вы с ним работали?
– С ним.
– Мистер Скейгс был и его наставником?
Она покачала головой и, как мне показалось, немного покраснела, хотя с уверенностью сказать трудно: кожа у моей собеседницы очень темная.
– Нет. Программа наставничества не была главной в банке. Сейчас ее вообще отменили. Да и в наставнике Лайнус не нуждался. Он белый, из богатой семьи. Они жили в Беверли-Хиллз. Его отец владел несколькими ресторанами.
– Значит, вы три дня с деньгами работали. Вы также записывали номера и серии некоторых банкнот, правильно я понимаю?
– Да, записывали.
– Как это делалось?
Джонс помолчала, вспоминая, а я смотрел, как на крышу шерифского управления садится вертолет.
– Помню, мы наугад брали банкноты из разных пачек и записывали буквы и цифры. По-моему, мы пометили около тысячи сотенных бумажек. Много времени потратили.
Я перелистал «убойную книгу» и вынул копию списка, составленного ею и Лайнусом.
– В этом перечне значатся номера восьмисот банкнот.
– Ну, значит, восемьсот.
– Посмотрите, это ваш документ?
Она перелистала список.
– Похоже, это он. На сто процентов не уверена, ведь четыре года прошло.
– Вы подписали документ и больше его не видели?
– Нет, видела. После ограбления, когда меня допрашивали. Полицейские тоже спрашивали, тот ли это список.
– И вы ответили: да, тот.
– Естественно.
– Хорошо, давайте уточним, как вы составляли его.
Джонс пожала плечами.
– Очень просто. Мы с Лайнусом поочередно печатали буквы и цифры на его карманном компьютере.
– Разве не существуют ксероксы или сканеры? Тогда бы и дело пошло быстрее.
– Существуют, но для нашей работы они не годятся. Мы должны были взять из пачки банкноту, записать серию и номер, а потом обязательно положить в ту же пачку. Это делалось для того, чтобы иметь возможность напасть на след каждой пачки, если деньги пропадут.
– Кто рекомендовал вам данный способ?
– Точно не помню, мистер Скейгс или мистер Вон. Наверное, он получил инструкции от страховой компании.
– Итак, вы с Лайнусом в хранилище. Как конкретно вы фиксировали банкноты?
– Лайнус правильно решил, что мы провозимся целую вечность, если станем сначала записывать их, а затем переносить в компьютер. Он и принес свой карманный компьютер, один из нас брал из пачки сотенную и называл серию, потом номер, а другой заносил их в компьютер.
– Кто называл и кто заносил?
– По очереди. Можно подумать, что это жутко волнительно – перебирать пачки сотенных, а на самом деле скука смертная. Вот мы и менялись.
Я постарался представить, как это происходило. Может показаться, что, если работают двое, легче избежать ошибки. На практике же все обстоит иначе. Что бы ни делал Лайнус – считывал данные или заносил их в свой компьютер, он имел возможность назвать или напечатать любые буквы и любое восьмизначное число, и Джослин ни о чем бы не узнала, если бы не заглянула на крошечный экран или в банкноту.
– Закончив, вы сделали распечатку на нормальном компьютере и подписали ее?
– Вроде бы. Я не очень хорошо помню.
– Это ваша подпись? – спросил я, подавая ей копию списка.
Джонс внимательно посмотрела.
– Моя.
Я протянул руку, и она вернула мне документ.
– Кто относил этот материал мистеру Скейгсу?
– Видимо, Лайнус. Распечатку он делал. Почему вас интересуют такие подробности?
В ней заговорила подозрительность… Я ничего не ответил и стал разглядывать ее подпись. Она стояла под подписью Саймонсона и над размашистым росчерком Скейгса. То есть документ сначала подписывает старший по званию, затем его напарник, а уж потом его визирует начальник.
Повернув лист так, чтобы на него падал прямой свет, я увидел то, чего не заметил прежде. Передо мной была копия оригинала, может, даже копия с копии, но даже в ней были различимы оттенки чернил в подписи Джослин Джонс.
– Вы что? – спросила она.
Я положил бумагу обратно в скоросшиватель.
– Простите?
– У вас такое выражение лица, словно вы увидели что-то важное.
– Нет, просто соображаю, не забыл ли чего… Да, у меня еще несколько вопросов.
– Нам придется поторопиться. Мы скоро закрываемся.
– Я быстро. Скажите, мистер Вон участвовал непосредственно в подготовке денег к отправке?
– Непосредственно – нет, но заходил часто, особенно когда привозили деньги из филиалов. Наверное, это входило в его обязанности.
– Он не заходил в то время, когда вы фиксировали данные банкнот?
– Не помню, очевидно, заходил. Он еще потому наведывался, что ему нравился Лайнус.
– Что вы имеете в виду – «нравился Лайнус»?
– Ну, вы меня понимаете…
– Мистер Вон был голубым?
Она пожала плечами:
– Думаю, да, но он это не афишировал, держал в тайне.
– А Лайнус?
– Нет, Лайнус – мужчина без завихрений. Ему не нравилось, что мистер Вон часто заходит.
– Он вам это говорил, или вы только предполагаете?
– Лайнус как-то пошутил, что, если это будет продолжаться, он подаст иск о сексуальном домогательстве.
Я не знал, имеет ли данная информация касательство к моему делу.
– Вы не ответили на мой вопрос, – произнесла Джонс.
– Какой?
– О подробностях. Почему вас так интересует, как метились банкноты, и Лайнус, и мистер Вон.
– Вам это показалось. Но я действительно стараюсь посмотреть на происшествие со всех сторон. Скажите, вы позднее встречались с Лайнусом?
– Я? Нет, – удивилась она. – Я навестила его один раз в больнице. А потом он и вовсе ушел из банка. Хотя мы работали вместе, друзьями не были. Разные мы с Лайнусом люди. Я всегда полагала, что потому мистер Скейгс и поставил нас вместе.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, чтобы нам не взбрело в голову ничего такого. Я имею в виду насчет денег.
Я молчал.
– Однажды подумала, – продолжила Джонс, – не сходить ли в какой-нибудь из его клубов – вдруг встречу? – но не пошла. Ведь могли и не пустить. А если сказать, что знакома с ним, он попадет в неловкое положение. Не хватало, чтобы он заявил, будто впервые видит эту черную.
– У него разве не один клуб?
Джослин с подозрением прищурилась.
– Вы стараетесь всесторонне осмыслить происходящее и не знаете, кто он теперь?
Я пожал плечами.
– Он сейчас просто Лайнус. Никакой фамилии. Важной персоной стал. У него и его партнеров лучшие рестораны в Голливуде. Туда все знаменитости ходят.
– И сколько же у него клубов?
– Четыре или пять. Я не считала.
– А партнеров у него сколько?
– Тоже не знаю. О нем даже статья была… Погодите, У меня, кажется, сохранился тот номер.
Джонс порылась в ящиках стола и достала «Лос-Анджелес мэгэзин». В конце журнала помещались сведения о дорогих ресторанах города. И в каждом номере непременно две-три статьи о том, как живут и умирают в Лос-Анджелесе. Два раза журнал помещал репортажи с места преступлений, которыми занимался я. Их авторы ближе других журналистов подходили к истине и лучше других писали о влиянии происшествия на родных и соседей.
– Не знаю, почему я сохранила этот номер, – смущенно промолвила Джослин. – Наверное, потому, что была знакома с Лайнусом… Да, вот эта статья.
Она подала мне журнал. На развороте материал под заголовком «Короли ночи» и снимок четырех молодых людей за стойкой бара из черного дерева. Позади них полки, заставленные подсвеченными разноцветными бутылками.
– Возьмите журнал. Мне он не понадобится. Я вряд ли увижу Лайнуса. Не захочет тратить на меня время. Он сделал то, что хотел. Он сам мне говорил. Сделал и – пока, мадемуазель.
– И что же он хотел сделать?
– Когда я была у него в больнице, Лайнус сообщил, что банк должен выплатить ему крупную компенсацию за то, что его ранили в… ну, вы понимаете… Мол, получит денежки, бросит работу и откроет бар. И провалиться ему на месте, если наделает ошибок, как его папа.
– При чем тут папа?
– Не знаю, я не стала расспрашивать. Но он всю жизнь мечтал владеть баром.
В ее голосе слышались нотки сожаления и зависти. Если бы я мог сказать, что думаю об ее кумире! Но момент еще не наступил. Пожалуй, пора идти. Я встал.
– Простите, что отнял у вас время. Вам больше не нужен этот журнал?
– Нет-нет, берите… Однажды вечером я надену черные джинсы с черной футболкой и пойду поищу его. Хорошо бы нам с ним побеседовать о старых добрых временах, хотя не уверена, пожелает ли он вспоминать о них.
– Никто не захочет, Джослин, ведь старые времена редко бывают добрыми.
Мне хотелось подбодрить эту молодую женщину, чтобы она не завидовала Лайнусу, потому что она может гордиться тем, чего достигла сама. Но в ту минуту шерифский вертолет снялся с крыши управления и пронесся над банком. Здание затряслось, как при землетрясении, и шум винтов заглушил бы мои слова.
Когда я уходил, Джослин Джонс сидела за столом и думала о том, какими разными все-таки бывают люди.